Катерина Снежинская
Моя профессия спаситель
Глава 1
Бывает такое: жил-жил человек и вдруг помер, да еще ни с чего, буквально на ровном месте. Случиться эта неприятность может в любой момент, совсем необязательно лет в девяносто-сто. Например, можно умереть в двадцать шесть, еще не успевши даже толком расцвести, не взлетев, крылья не расправив… В общем, не успев очень и очень многого. И не факт, что смерть явится мрачным Жнецом на черном ящере. Она, подлая, способна любой облик принять. К примеру, недовольной и сердитой тетки-призрака, заведующей кадрами.
Да и переход за грань, в то страшное и непонятное, у каждого свой. Говорят, будто одни руку протянутую видят, другие зовущие голоса слышат. Вот и Анет Сатор тоже услышала: «Место ординатора занято!» — и все, конец. Можно идти вешаться, можно топиться, яд тоже неплохим выходом кажется. Просто надо сделать что-то, объяснить дурному телу: дальше функционировать незачем, для хозяйки уже все позади.
— Но мне твердо гарантировали… — промямлила Ани, остро, до едкой горечи на небе ненавидя себя и за это блеянье, и за жалко вспотевшие ладони, мнущие нищую картонную папочку с документами. И за неумение гордо уходить. — Мне обещали…
Гордость — это, конечно, хорошо и спасительно. Но почему-то не до нее становится, когда мечта, выстраданная, слезами и соплями заслуженная, уже почти сбывшаяся, вдруг машет ручкой. Головой понимаешь: ныть бесполезно. А все равно мерещится, если поканючить, то, может, и получиться. Ну, вдруг взрослым надоест и они — просто чтоб отстала — разрешат?
«Взрослые разрешат» — вот мысль, достойная серьезной женщины и дипломированного специалиста!
— Мне твердо гарантировали, что место останется за мной! — отчеканила Анет.
И для солидности папкой по краю стола прихлопнула.
— Девушка, — тоскуя и оттого становясь совсем уж прозрачной, протянула завкадрами, — поймите, от меня тут ничего не зависит. Идите к тому, кто вам обещал. Мое дело маленькое: есть приказ — зачисляю в штат. Нет приказа — не зачисляю.
— А, может, вы еще разок проверите?
Вот и не хотела умолять, твердо решила сохранить лохмотья достоинства, а само вырвалось.
— Что я, по-вашему, проверять должна? — раздраженно сверкнула глазами заведующая.
На самом деле сверкнула: в затянутых сероватым туманом глазницах огонек мелькнул — почти бесцветный, лишь чуть-чуть красным отливающий, но все равно вполне различимый. Видимо, несостоявшийся ординатор сумела-таки достать кадровичку до несуществующей печенки. Ведь считается же, будто призраки обладают нечеловеческим терпением. Но либо конкретно эта дама была исключением из правил, либо возня с бумажками способна испортить характер даже у давно мертвого.
Анет бы поставила на второе.
— Не знаете? — рявкнула тетка. — Ну так и не отвлекайте занятых людей от работы! Приходите, когда узнаете! Всего хорошего, выход за вашей спиной!
Тут уж хочешь не хочешь, а пришлось убираться. И Сатор даже дверью на прощание не шарахнула, прикрыла ее аккуратно. Слезинки не уронила, хотя очень хотелось порыдать, а, может, и ногами потопать. Но все-таки сумела, справилась, за что себя и похвалить стоило. Только вот собственное самообладание радости не приносило.
А больница Экстренной Магической и Традиционной Помощи жила своей жизнью, о безвременной кончине госпожи Сатор даже и не подозревая. К приемному покою, углом выглядывающему из-за старых лип, с ревом подскакал голенастый ящер. СЭПовская[1] карета раскрылась коробочкой, выпустив летящие носилки и мужчину в алой[2] куртке. Чуть дальше, у решетки, отгораживающей морг и лаборатории, обсуждали что-то свое две девушки в коротеньких халатиках. По дорожке, ведущей к урологическому корпусу, замученная жизнью и жарой тетка волокла баул, размером с хорошего барана. За неровно подстриженными кустами ритмично тюкал мячик — то ли больные решили партейкой в теннис перекинуться, то ли санитары обеденный перерыв коротали.
Все шло своим чередом. И, главное, не имело никакого отношения к госпоже Сатор.
Ани остановилась на крылечке, подцепила носком туфли открошившийся уголок кирпича, пнула. Запрокинула голову, дыша старательно, длинно и глубоко: ну что ж, жизнь кончена! Так не у нее первой, ни она и последней станет.
— Ну что, поговорила?
Хрипловатый с трещинкой дядюшкин голос заставил вздрогнуть, проглотить слезы, готовые вот-вот пролиться. Горький ком тяжело прокатился по горлу, оцарапав, и ухнул вниз. Немедленно заболел желудок.
— А ты что тут делаешь? — из-за слезного клубка, а еще больше от неожиданности, сходу нагрубила Анет.
И тут же устыдилась, дядю своего она все-таки любила. Но извиняться не стала: от злости, да еще и подозрения — неспроста здесь старый профессор очутился.
— По-моему, догадаться не сложно, — пожал плечами господин Лангер, поерзал, устраиваясь поудобнее на жесткой лавке, давным-давно лишившейся доброй половины досок, — тебя жду. Кстати, почему так долго?
— Ты что тут делаешь? — с нажимом повторила Сатор.
Профессор вздохнул, переложил из руки в руку трость, галстук поправил. Перекосившись набок, выудил из кармана клетчатый платок, отер лоб. Опять вздохнул по-стариковски.
В сердце племянницы шевельнулась жалость, почти против хозяйской воли шевельнулась, но все-таки. В последнее время дядя сильно сдал: морщин прибавилось, львиная грива поредела и руки у бывшего хирурга дрожать стали. Впрочем, это не мешало Лангеру каждое утро подтягиваться на турнике, для укрепления позвоночника делать стойку на голове и засматриваться на девушек.
— Может, присядешь? — дядюшка, для достоверности еще разок тяжко вздохнув, похлопал по лавке рядом с собой. — Нам бы поговорить.
— Так это ты! — ахнула Анет, наконец-то, прозрев. — Из-за тебя мне в ординатуре отказали! Ну естественно! Зав. нейрохирургией тоже твой ученик, верно?
— Не из-за меня, а по моей просьбе, — ворчливо поправил Лангер. На племянницу он не смотрел, опершись обеими ладонями о набалдашник, выписывал концом трости на сухой земле узоры. — И доктор Рейгер не только мой ученик, но и бывший подчиненный.
— Зачем? — Сатор на самом деле никак поверить не могла, что любимый родственник ей такую свинью подложил. — Зачем ты это сделал? Ведь знаешь же, я хочу быть нейрохирургом. Я училась! У меня диплом с отличием, магдопуск для операций открыт! Интернатура профильная! Даже опыт есть, я присутствовала! Как ты вообще… Зачем?!
— Про свою интернатуру-учебу мне можешь не рассказывать, — буркнул Лангер. Отставив трость в сторону, оценил собственное творчество и, подумав, еще завиток добавил. — Пока я жив, дорогая моя, хирургом тебе не бывать. Ни нейро[3], ни абдоминальным[4], ни торакальным[5] — никаким.
Сатор постояла молча, раздраженно растрепала челку и без того наверняка уже торчащую дыбом — со времени, как Анет шевелюру старательно пригладила, уже несколько часов прошло, наверняка половина заколок из проклятых Хаосом кудрей успела вылететь. И все-таки присела на скамейку — на самый краешек, от профессора подальше.
— Честно, я не понимаю почему, — сумела выдавить в конце концов хоть и не сразу — слова никак выговариваться не желали.
— Я уже много раз повторял, только кто-то не слушал, — негромко и размеренно, будто надоевшую лекцию читая, пояснил дядюшка. — Ани, ты хорошая девочка: умненькая, упорная, добрая. Но не врач, а тем более не хирург. Прости, но женщина со скальпелем — это обезьяна с факелом.
— А как же…
— Не надо мне тут сыпать исключениями! — нахмурившись, отмахнулся Лангер. — На то они и исключения, чтобы правило подтверждать. Но ты к ним не относишься. Для того чтобы оперировать, нужно иметь железный характер и — еще раз прости — стальные яйца. Тебе же только сопли у детей лечить. Ну и не надо выше головы прыгать. Выйди замуж, нарожай мне внучат, пусть они династию продолжат — вот это как раз то, что нужно.
Анет отвечать не спешила, упорно в землю смотрела, мяла и без того истерзанную папку. В кустах за лавкой робко тренькнула пичуга, пробуя голос. Вдалеке кто-то настойчиво требовал «дать мяч». От ворот больницы к приемному покою с ревом проскакал сэповский ящер.
— А если я тебе докажу? — глухо спросила Сатор.
— Докажешь что? — устало отозвался дядюшка.
— Что у меня есть характер и… И все остальное?
— И как же ты собираешься это сделать? — хмыкнул профессор.
— Мое дело! — решительно тряхнула головой Анет. — Просто поклянись, что если все получится, то ты поможешь выбить место ординатора.
Теперь уже Лангер молчал, глядел скептически, совсем недвусмысленно демонстрируя свою веру в таланты племянницы. Но Сатор не сплоховала, взгляда не отвела, смотрела прямо. И дождалась-таки: профессор очень неохотно, но кивнул.
Больше всего Ани боялась опоздать. И ведь опоздала-таки, да еще совершенно по-свински, минут на пятнадцать, не меньше. Конечно, ее вины в этом, вроде как, и не было. Ведь не всякий же с первого раза дорогу способен запомнить! Конечно, не каждый и заблудится в двух зданиях, с торца подпертых ящериными стойлами, рядом с которыми резко и совсем не по-медицински пахло навозом.
Но кто ж знал, что в двухэтажных, изрядно обшарпанных домишках центральной станции Экстренной и Неотложной Помощи окажется столько переходов, коридоров и тупиков?
Вроде бы сначала Анет по нужной лестнице поднялась — чугунные литые перила, смотревшиеся, как жемчуга на нищенке, она запомнила, еще когда документы оформляла. Но вместо раздевалки, как ожидалось, Сатор оказалась почему-то перед закрытыми дверьми, за которыми жестяно, очень по-столовскому грохотало. Спустившись все по той же роскошной лестнице, девушка очутилась не у входных дверей, а в подвале, в казематах почти. Потом была каморка и тетка, злобно посоветовавшая «не шляться тут!». Дальше откуда ни возьмись вынырнула крохотная, совершенно обжитая кухонька с пыхтящим на примусе чайником и толпой грязных чашек на столе. И какой-то закуток, где на продранной смотровой кушетке спал самый натуральный бродяга.
Вот как раз после бродяги Анет и выскочила к распахнутым настежь дверям.
— И вот, значит, читаем: «… по словам умершего, боли обострились тринадцатого числа», — гудел из-за стены солидный, плотный мужской голос. — Доктор Винсер, ваше творчество, признавайтесь! Так? Нет?
— Ну а я что сделаю? — заканючил кто-то другой, не такой солидный. — Не я же придумал, с его слов записано, как и положено: тринадцатого, к вечеру заболело. Реанимация проведена по стандартам…
— Значит, труп так и сказал: тринадцатого, мол, числа поплохело? — иронично поинтересовался бас.
— Нет, ну он впоследствии труп. В смысле, помер мужик. А я, что ли, виноват?! Этот идиот больше суток с инфарктом на ногах ходил, а я виноват? Как что, так сразу доктор Винсер! Нет, понимаю…
— Ясно все с вами, доктор Винсер, — пробасили грозно.
— Да с ним давно все ясно, — подал голос уже третий.
— Коллеги, вы просто не осознаете значимость случившегося! К мелочам придираетесь, не видя глобальности полотна, — встрял еще один, ехидный, — Мужик с инфарктом, впоследствии оказавшийся трупом, ходил на ногах. А ведь мог на руках!
— Ша, доктора! — прикрикнул бас. — Други мои, сколько раз вам говорить: отправляясь заполнять карточки, не забываем прихватить голову! Я вот этот этюд в страховую отсылать должен? Так? Нет? Что они мне скажут, если у нас тут трупы на боли жалуются? А вы не ухмыляйтесь, не ухмыляйтесь, доктор. Сейчас и до вас доберемся! «Перелом запястья ноги» — ваше? Что не нравится? Друг мой, какую ветеринарную академию вы заканчивали? А-а, дошло, наконец! Мне плевать, что вы карты в шесть утра заполняли…
Анет, тихо млея то ли от ужаса, то ли от восторга, на цыпочках подкралась к дверям, осторожно заглянула внутрь.
Зальчик оказался совсем небольшим — всего-то пять рядов кресел, смахивающих на театральные. А людей в нем было и того меньше, даже половина сидений не занята, но от обилия ярко-алого глаза все равно заломило. На длинном столе, стоящем перед креслами, восседал мужчина, статями на игрока «Владык Замка[6]» смахивающий — простой желтый халат на его могучей груди едва не лопался. Но в сборную его все же вряд ли бы взяли, уж больно физиономия страшная. Такому не в СЭПе работать, а у большой шишки телохранителем служить. Любой злоумышленник еще на подходе от ужаса обделается.
— А вот и наше новое приобретение явилось, — по-прежнему глядя в зал, а в сторону Анет даже бритой башки не поворачивая, прогудел бугай. — Извольте, так сказать, любить и жаловать: доктор Сатор собственной опоздавшей персоной. Скажу по большому секрету, это не просто так дама, а племянница самого профессора Лангера! О как!
Громила веско поднял похожий на сардельку палец.
— Я не… — начала Анет, даже не успев придумать, что сказать хочет.
И чувствуя, что мучительно, до бровей, краснеет, как умудрялась, кажется, она одна: заливаясь ровным густо-малиновым цветом без полутонов и оттенков. Вот только как не покраснеть, когда на тебя уставилось тридцать, а то и больше человек?
— Это не тот ли Лангер, который на повышении квалификации курс читал? — спросил кто-то — за пестрятиной алого Сатор не разобрала кто. — А потом на комиссии мозг чайной ложкой выедал?
— Тот самый, — кивнул бугай. — Так что вы, дети мои, поосторожнее, слушайтесь тетю. Она вас научит и первую помощь оказывать, и транспортировать правильно, и родину любить. Понятно, такого ценного сотрудника я кому попало не отдам. Доктор Нелдер, друг мой, яви свой прекрасный лик. С этой минуты именую тебя куратором госпожи Сатор. Стерпи же этот удар и не принимай боле ни одного.
— Понимаете, я… — опять начала Анет и снова замолчала.
Потому что ничего умного в голову так и не пришло, да еще и мужчина, которого громила ее куратором назначил, встал, обернулся. И… и… Все.
Ну есть такие люди, которым Дева Ночь по своей непознаваемой милости через край щедрот отсыпает. Вот и этому, вставшему, в иллюзион-спектаклях врачей бы играть, а не в обшарпанном зальчике сидеть. Хотя пират из него еще лучше бы вышел: смугл и изящен, но отнюдь не хлипок, смоляные волосы гладко зачесаны назад, профиль благородно горбонос, а глаза — Анет даже от дверей рассмотрела — темные, как грех. И брови вразлет.
«Корсар» улыбнулся вполне дружелюбно, а Сатор осознала, что погибла окончательно и безвозвратно. Женщина, сидящая неподалеку от входа, понимающе хмыкнула и, одарив Анет презрительным взглядом, отвернулась.
— Врач Нелдер, одиннадцатая бригада, на выезд — неупокоенным духом прохрипело под потолком, — а-адиннадцатая, на выезд.
— Вот хаосово семя! — бугай хлопнул ручищей по могучему бедру, — даже познакомиться не дали.
— Познакомишься еще, — пообещал «пират», — Напугал ребенка, а мне в чувство приводи.
— Я не ребенок! — пискнула Анет.
То есть, хотела-то она это сказать решительно и веско, а вышел мышиный писк.
— Не спорю, — вблизи красавец выглядел еще сногсшибательнее, чем издалека. — Почему до сих пор не в форме, не ребенок? Где чемодан, монитор, а?
Вопросы доктора Сатор деморализовали окончательно.
— Как-кой чемодан? — подумав, сумела-таки выдавить Анет.
— Желтый! — рявкнул пират и хлопнул в ладоши, будто моль поймал. — А ну, брысь отсюда! Чтоб через пять минут у кареты как штык была, ясно?
Понятно, что ни Хаоса не ясно. Но — и это самое противное — побежала ведь, ноги понесли неведомо куда.
— Стоять! — Корсар перехватил унизительно, за шиворот. — Далеко собралась?
Она, может, и хотела бы ответить, да не сумела. Тут бы не разреветься у всех на глазах, и без того уже позора по самое горлышко набралась.
— Шагай за мной, не отставай, отвечай четко и по делу. Как зовут?
— Анет. Анет Сатор.
— Я Кайрен Нелдер. Для тебя Кайрен, при посторонних доктор Нелдер. Лет сколько?