В этом вызове Ани с самого начала не понравилось абсолютно все. И дело вовсе не в собственном душевном раздрае. Просто уж слишком тихим, даже притихшим выглядел домик, спрятавшийся за слишком разросшимися, чтобы выглядеть ухоженно, кустами акации. Чересчур зашуганной была собака, которой вроде бы полагалось этой домик охранять. Псина, между прочим, немалых размеров, лишь высунула нос из будки, гавкнула не слишком уверенно и тут же обратно убралась. И женщина, встречающая врачей на крыльце, сильно на эту собаку смахивала. Казалось, ей тоже нестерпимо хочется где-то спрятаться, да места подходящего нет, потому она только голову в плечи втягивала, горбилась, смотрела исподлобья настороженно и жалобно. А еще, как она очень уместную при стоящей жаре кофту не натягивала, Анет заметила багровый синяк на запястье. И это Сатор не понравилось тоже.
— Проходите, — залепетала хозяйка быстро, словно боясь куда-то опоздать. — Он там, в комнате. Вы уж простите, что побеспокоили, но мужу на самом деле очень плохо. Я думала еще ночью вас вызвать, но потом решила, обойдется как-нибудь, а оно…
— Не обошлось, — кивнул разом помрачневший Кайрен.
Видимо, ему тоже что-то не нравилось.
Ну а то, что бедолажному на самом деле плохо, Ани стало понятно, стоило войти в ту самую комнату, где недужный лежал. Густой, липкий запах перегара словно пластовался в воздухе, несмотря на открытые настежь окна. И удивительно не гармонировал с накрахмаленными занавесками, старенькой, но до блеска натертой мебелью, веселенькой геранью на подоконниках.
И обрюзгшая, заросшая многодневной щетиной туша, грудой громоздящаяся поверх белоснежного белья, не гармонировала тоже. В прочем, диссонанс с окружающим миром ее, тушу, несколько не смущал. Может потому, что мужик занят был: завывал, как пароходная сирена в тумане, протяжно и на одной ноте. Ани подумалось, что таким легким любой оперный певец бы позавидовал.
— Этот стон у нас песней зовется, — буркнул Нелдер под нос и добавил, повысив голос. — К сожалению, мы тут ничем помочь не можем. Из запоев не выводим, абстинентный синдром не снимаем.
— Чего? — неожиданно озадачилась туша, прекратив завывать.
— Говорю, похмелье не лечим, — любезно пояснил Кайрен. — Для этого существуют отдельные службы. Платные.
— Доктор, ну пожалуйста, — женщина по-мышиному сложила суховатые ладошки, переводя взгляд с Анет на Нелдера и обратно, видимо, пытаясь понять, кто тут более жалостливый. — Ну ведь так мучается, сил нет терпеть.
— Это точно, — мрачно согласился «корсар», все-таки присаживаясь на край кровати, — сил нет. Доктор Сатор, глянете-ка пока там.
Ани завертела головой, пытаясь понять, на что ей смотреть велено, не сразу разглядев мальчишку, выглядывающего из-за свешивающейся до самого пола плюшевой скатерти. Если паренек и прятался, то совсем не от страха. Под насупленными, сурово сведенными бровями глаза у него поблескивали, как у зверька, а под левым темнел шикарный и, видимо, совсем свежий бланш.
Сатор подошла к столу, поправив халат, присела на корточки.
— Дай посмотрю, — попросила тихо, боясь спугнуть мальчишку, уж больно он на настороженное животное походил — вот-вот в нору юркнет.
— Чего смотреть-то? — подумав, все-таки проворчал ребенок.
— У тебя синяк, — ровно пояснила Ани, — может быть сотрясение мозга. Голова не болит?
— А-а! — дурниной взыл мужик на кровати. — Потише ты, лечила! Больно же!
— Терпи, — не слишком приветливо посоветовал Кайрен, — когда своих лупишь, так же орешь?
— Да вы что, доктор, — снова быстро-быстро залепетала женщина, — он нас никогда, даже пальцем! Он хороший, очень хороший… Вот только если выпьет чуть-чуть… Ну и что? Все так. Надо же человеку расслабиться иногда, работа-то тяжелая. Но он хороший, и пальцем…
— В общем, парень не плохой, только ссытся и глухой, — подытожил Нелдер и мужик снова взвыл.
— Ну так дашь посмотреть? — опять спросила Сатор, улыбаясь невесть чему.
«Корсарская» шуточка ей не понравилась совершенно. Но уж больно она была… «корсарская». Несмотря на всю свою пошлость вкупе с бородатостью.
— Да чего там смотреть, — буркнул мальчишка, все же пододвигаясь поближе. — Не станет она болеть. В первый раз, что ль?
— Ну и не станет, — согласилась Анет, доставая из кармана тонкий, как карандаш, магический фонарик, который ей на днях дядюшка Лангер подарил. — А станет, так мы ее полечим. Смотри сюда.
Мальчишка смотрел, во все глаза смотрел, только вот не на палец, подсунутый ему под нос, а на фонарик.
— Да чтоб тебя в Хаосе пятеро отодрали! — больным слоном затрубил мужик. — А ну, девка, отзынь от сына. Отойди, кому говорю!
— Фердичка, — залопотала женщина, — Фердичка, она ничего плохого не сделает, только посмотрит. Ты успокойся, милый, опять ведь разболится…
— Не сделаю, — подтвердила Ани, не оборачиваясь и не столько зрачки ребенка разглядывая, сколько сжатые до побелевших костяшек кулачки в цыпках и царапинах.
— А мне по… — свое отношение к происходящему «отец семейства» выразил еще громче. — Я тут хозяин, в своем праве! Мой сын, чего хочу, то и делаю! Сказано, отойди, значит вали отсюдова!
Что там за ее спиной происходит, Ани не видела, только краем глаза заметила, как над головой темное и довольно большое пронеслось. Потом в спину толкнуло — не сильно, но она пошатнулась, пришлось за мальчишку хвататься, чтобы не упасть. А там, сзади, грохотало и рычало, будто невесть откуда взявшийся медведь решил комнату разгромить.
Мальчишка вдруг вырвался — и когда это Сатор, его защищая, обнять успела? — подпрыгнул на месте, яростно махнув кулачком.
— Здорово, дядька, вали его! — завопил радостно.
— Фе-ердичка! — истошно голосила женщина.
Локоть Нелдера не слишком пострадал, всего-то длинная царапина на нем и осталась, но начал подозрительно опухать.
— Да чего ты любуешься? — проворчал Кайрен на манер давешнего парнишки, пытаясь отпихнуть плечом Ани и опустить закатанный рукав. — Об челюсть этого… отшиб.
— Тем более надо обработать и забинтовать! Вряд ли он каждый день зубы чистит.
— Да ну, так отработаю, — Нелдер окончательно оттеснил Анет в угол кареты, расправил рукав алой куртки.
— Ты хоть челюсть ему не сломал? — поинтересовалась Ани. — Хотя жалобу и так напишут.
— Не сломал, — огрызнулся врач. — Хоть стоило бы, а еще руки повыдергивать. И ничего они не напишут. Я тоже писать умею. Это, на минуточку, нападение было. Может, он с бодуна решил у тебя наркотики отобрать?
— Так они у тебя, а не у меня, — негромко напомнила Сатор.
— Да какая разница? — невесть с чего вызверился Нелдер, махнул рукой куда-то в сторону, и, конечно, налетев локтем на край носилок, зашипел. — Вот объясни мне, тупому, на кой такое счастье? Это вот любовь и семья, да? Он ее лупит, а она его любит! «Фердичка хороший!» — не слишком похоже проблеял «корсар». — Вот такого вам всем надо?
— Мне не надо, — еще тише призналась Ани.
Кайрен глянул на нее взбешенным быком, гневно сопнул носом, разве что копытом не скребнул, и полез из кареты.
Анет постояла, почесала бровь, пожала плечами и уселась в свое кресло. Карман халата, в котором не было фонарика, чувствовался пустым и неприятно легким. Но возвращаться в домик, ползать под столом, отыскивая, куда это он закатился, Сатор, конечно, не собиралась.
Она только надеялась, что фонарик мальчишке достанется, а у того хватит ума спрятать его от любящего папаши.
Утро после смены выдалось не менее жарким, чем накануне. День словно с самого начала брал разгон, настраиваясь на серьезность. В такую погоду о собственной постели и думать-то неприятно. Как представишь, что ворочаешься в душный полдень, пытаясь отлепить от себя простыни, а голову от нагретой, словно камень, подушки, так уже и спать вроде бы не очень-то хочется.
Но альтернативы не было и не предвиделось. Понятно, о важном Ани с Кайреном даже не заговаривала и, конечно же, ни о чем не спросила. В общем, ситуация выглядела двусмысленнее, чем упавшие прилюдно брюки.
— Ты куда сейчас? — спросил Нелдер, придерживая ладонью собственный локоть — видимо, как «корсар» не храбрился, рука все-таки болела неслабо.
— Домой, — независимо пожала плечами Ани, пытаясь сообразить, стоит ли навязывать помощь или все же лучше воздержаться?
— Устала?
— Да нет…
— Слушай, а пойдем в парк? — совершенно неожиданно предложил «корсар». — Там, наверное, сейчас хорошо, прохладно. Лодку возьмем.
— Куда тебе с такой рукой лодку?
— Как раз и разомну. Пойдем!
Ну и как откажешь, когда на тебя так смотрят: с эдакой радостью, что ли, с ожиданием чего-то хорошего? И ведь Нелдер ничем на ребенка не походил, а вот этот взгляд мальчишеский напоминал, подначивающий такой, мол: «Слабо?».
Впрочем, идея на самом деле оказалась не совсем дурной, в парке и впрямь было вразы прохладнее, а еще по особенному празднично: у лотка мороженщика пристроился шарманщик, наяривая нечто заунывное, но бодрящее. Люди по дорожкам прогуливались тоже словно только что вынырнувшие из другого мира, особенно Ани дети умилили: в мотросочках, в соломенных шляпках. И мороженное, которое Кайрен купил, пропустив мимо ушей все возражения Сатор, было несерьезно-сладким и пахло малиной.
Лодку Нелдер все-таки взял, снова проигнорировав доводы разума, а заодно и Анет. И хотя кривился поначалу, но потом разошелся, выгреб к плавучему островку, под ивы, поласкавшие ветки в воде. Сбросил сюртук с рубашкой, разулся, да и растянулся на лавке, заложив руки за голову и предоставив Ани развлекать себя самой.
Впрочем, она не возражала. В разморенной жаре, чуть разбавленной прохладой, тянущейся от реки, в негромком, убаюкивающем стрекотании насекомых, в плеске воды, ее умиротворение накрыло. И все беспокойства стали не то чтобы меньше или незначительнее, но будто отдалились, позволяя попереживать потом.
Ани сидела и тихо млела от собственной умильности, которую всколыхнули в общем-то страшноватые, бледные с легкой синюшностью, длинные и костистые мужские ступни. Кайрен лениво пошевелил пальцами, прогоняя пристроившегося было слепня, и саторовская умильность вообще разлилась едва ли не в материнскую нежность.
— Спроси меня о чем-нибудь, — глуховато, с оттяжкой в зевок потребовал «пират» и не подозревая, что кое кто не к месту растроганный готов был уже слезу над его ногами пустить, — а то я сейчас усну.
— А правда, что ты никакой не Нелдер, а ван’Нельдер? — брякнула Анет даже не то, что на ум первым пришло, а вовсе непонятно откуда взявшееся.
— Ну да, — Кайрен потянулся, задрал коленку, почесал пятку и снова разлегся, будто только так и надо. — А что?
— Ты фамилию сменил из-за того… ну, что с родными доктор Кассел случилось? — изнемогая уже не от умиления, а от чего-то сильно смахивающего на жалость, почти шепотом спросила Ани.
— Тебе-то это зачем?
Нелдер приподнял голову, глянув на девушку из-за собственной груди, как из окопа.
— Тебя удивляет, что я хочу о тебе побольше узнать? — почти обиделась Сатор.
— Да нет. Любопытство — не порок, а еще один способ вырыть себе могилу, — отозвался Кайрен, снова укладываясь. — Но ничего захватывающего не расскажу. Просто у неких ван’Нельдеров дети никак не получались. Ну они и решили усыновить сиротку. Обстряпали все грамотно, на весь мир заявили о беременности леди и отбыли в деревню, а в столицу вернулись только года через два, с готовеньким сыном. По документам-то все чин-чинарем, никаких подлогов, но обществу ребеночка представили, как наследника.
— А потом?
— А потом у них совершенно неожиданно родился собственный. Вот такая, понимаешь, дилемма. Усыновленного-то по-хорошему надо бы вернуть туда, откуда взяли, но что люди скажут? Вот как-то так.
— И… что? — очень неуверенно спросила Ани.
— И ничего, — Кайрен рывком сел, заправил за ухо Сатор выбившуюся прядь, — не страдай зря, никаких трагедий нет. Мы с ван’Нельдерами совершенно чужие друг другу, просто посторонние люди, и очень давно это поняли. Но они меня вырастили и выучили, а не выкинули, как щенка. Уже за это я им по гроб обязан. А какая-то фамилия все равно нужна. Согласись, Нелдер ничем не хуже любой другой, ясно?
— Ясно, — протянула Анет.
— Ну и хорошо, — «корсар» подмигнул», легонько щелкнул девушку по носу и вдруг нырнул в реку.
Вот как сидел, так и нырнул, прямо в брюках, попросту перевалившись за борт и раскачав лодку так, что Ани едва следом не полетела. А пока Сатор визжала, пыталась равновесие удержать, унимала разошедшееся — точь-в-точь как у мамы — сердце и оглядывалась, соображая, куда это Кайрен делся, он уже сам объявился. Да еще как! Уцепился за борт, снова лодку раскачав, приподнялся, отжавшись на руках.
— И долго мне так висеть? — поинтересовался.
Вернее, получилось у него что-то вроде: «И довго мне фак фисеть», потому что кувшинки, которые он в зубах зажал, говорить мешали.
— Дурак, — вынесла вердикт Анет, отбирая у него мокрые цветы и не четко понимая, что сейчас уместнее: разрыдаться, засмеяться или на шею ему бросаться.
Последнего, наверное, делать все же не стоило — опасно.
— Кто бы спорил, — фыркнул «корсар» ладонью смахивая с лица воду. — Слушай, — спросил так задумчиво-задумчиво, как школяр сложив руки на краю борта, и пристроив сверху подбородок. — Почему мне с тобой так спокойно, а?
«Потому что я тебя люблю» — едва не выпалила Ани, но в самый распоследний момент язык все-таки удержала.
— Лучше скажи, как ты домой в мокрых брюках пойдешь, — проворчала, увлеченно кувшинки нюхая.
Странно, но цветы ничем не пахли, даже тиной или рекой.
— Это единственное, что тебя интересует? — выломил бровь Кайрен. — Тогда поводов для волнения нет, пойду я ногами. И ты пойдешь вместе со мной.
Сатор в ответ только плечами пожала, мол: «Не слишком-то и хотелось, но если ты настаиваешь…»
— И там останешься, — зачем-то уточнил Нелдер.
— Ладно.
— Я имею в виду совсем. Надоели эти вылезания через окошко и побудки до света, — почему-то насупился «пират».
— Я не лажу через окошко. То есть, не лезу, — вконец растерялась Анет.
— В общем, перебирайся ко мне, — отрезал Кайрен, — что мы, в самом деле, дети, что ли?
— Не дети, — согласилась Сатор.
Конечно, это было не совсем-то, что хотелось бы услышать. Но, в конце концов, все начинается с малого. Например, с кувшинок, притащенных в зубах.
—.
[1] Стимулирующие (здесь) — вознаграждение за труд в зависимости от квалификации работника, сложности, количества, качества и условий выполняемой работы.
[2] Имеются в виду нормативные акты, стандартны оказания помощи.
Глава 8
Странно, но отец возился c обожаемой коллекцией этикеток от спичечных коробок — имелась у уважаемого академика Сатор такая несерьезная, а по мнению бабули, и вовсе стыдная страстишка. Странность была не в том, что папа, вооружившись лупой, пинцетиком, который в его лапище казался вовсе крохотным, и музыкально намурлыкивая басом, любовно перекладывал полинявшие клочки бумаги в альбоме. Просто Ани ожидала его за работой застать — отец предпочитал ваять свои многомудрые труды именно тогда, когда оставался дома один. По крайней мере, так было принято считать. Поэтому мама с бабушкой и отправлялись после обеда на прогулку или там по магазинам: ученому мужу необходимо одиночество, чтобы, значит, осмыслить, обдумать. А он, видишь, с этикетками возится.
Хотя, может, потому и возится, что никто не мешает?
Анет оперлась плечом о косяк, почти спрятавшись за портьерой, о своем появлении объявлять не спеша. Уж больно забавно выглядел отец: такой громадный, восхитительно нелепый, в старенькой домашней куртке, густо покрытой пятнами и засыпанной трубочным пеплом.
— Ну не красавица ли? — восхитился старший Сатор, от переизбытка чувств аж поцеловав грязноватый клочок, так пинцетом его и держа. — Ну ведь восхитительный же экземпляр! — Ани и не хотела, а все равно не выдержала, фыркнув в кулачок. Отец, такой подлости не ожидавший, натурально подпрыгнул в кресле, локтем снеся со стола лупу и кипу бумаг. — Ты чего, ребенок? — Академик странно развел руками, будто пытаясь прикрыть альбомы. — Я и не слышал, как ты пришла.