Форум проходил в огромной художественной галерее, места хватало для всего. Даже для того, чтобы создать иллюзию дорогого отеля с шикарным рестораном, пусть и небольшим. Что здесь и провернули, еще и первоклассную кейтеринговую компанию пригласив.
Наверняка, и в обычном секторе было прекрасно все организовано, Тоня не успела оценить, но здесь…
ВИП-ам выделили зимний сад, залитый сейчас ярким, не по-осеннему прямо, солнцем. Витражные вставки из разноцветных стекол на куполообразной крыше и одной из стен придавали месту некую загадочность, создавали солидную атмосферу релакса и неспешности. Комфорт во всем. Повсюду стояли деревья и цветы в горшках и в кадках, а между клумбами, которые также имели место, расставили столики с удобными креслами. Ну да, тем, кто «ровнее», стоять не с руки во время еды.
Сейчас была занята лишь пара столиков. Но, благодаря грамотному расположению, никто никому разговорами не мешал, да и тихий звук висящих экранов, на которые транслировалось очередное выступление, чтобы никто ничего не пропустил, не позволяли услышать разговоры. А здесь, вполне вероятно, заключались многомиллионные контракты, пусть и без подписания бумаг.
Тоня нервничала. Не потому, что ей не доводилось общаться или вести дела с такими людьми. Доводилось. Однако не в подобном формате.
И точно не тогда, когда Дамир Пархомов то и дело позволял себе касаться ее спины, будто направляя к более удобному месту. Словно имел право так проявлять некую степень близости, которой между ними точно не было!
И все же свою нервозность она старалась не показывать. Раз отступила в сторону, уклонившись от ладони, жар которой и через блузу, казалось, кожу жег огнем. На второй Дамир, как бы не заметивший ее демарша ранее, просто обхватил талию Тони пальцами, властно надавив, как понукая… По-честному, на кожу словно кипятком плеснуло. Вздрогнула. С какой радости она так реагирует на него?
Дамир вроде внимания на ее дрожь не обратил, и подвел к столику под каким-то раскидистым фикусом.
Нахальный. И напролом прет. Впрочем, это она и из рассказов о том, как Пархомов дела ведет, знала.
— Дамир, что происходит? — не стала лукавить Тоня и спросила в лоб, едва Пархомов, кивком головы отказавшись от помощи официанта, сам подвинул ей кресло, помогая сесть. И легко задел ее плечо своей рукой, обходя стол к своему месту.
Как норовистую лошадь к прикосновениям приручает?
— Ты о чем, Тоня? — с невозмутимым видом поинтересовался он, и сам устроившись в кресле напротив. Уже и на «ты»? Интересно.
Дамир тем временем взял небольшой листок меню.
Тоня тоже обратила внимание на список, самый надежный способ остаться наедине, дав работу официанту. Выбор блюд не был большим, около семи-восьми позиций, все же фуршет, но что-то подсказывало Тоне, что в секции за шторой совершенно иной ассортимент. И там точно нет открытой кухни, где все это готовится тут же по заказу гостя.
Она заказала американо без добавок, омлет с овощами и круассан. Утром только кофе с сигаретой «съела», аппетита не было. Забавно, но Пархомов выбрал все то же, лишь кофе попросил доппио, явно любил покрепче. Еще и с удивлением глянул в ее сторону, когда оба поняли, что заказы настолько совпали. Усмехнулись тоже как-то синхронно.
— Итак?.. — не отказалась она от своего вопроса, стоило им, наконец, остаться за столиком вдвоем.
— Расскажи мне что-нибудь, Тоня, — с улыбкой, однозначно демонстрирующей, что он не собирается открывать ей свои мысли, Дамир откинулся на спинку кресла.
— О выгодных капиталовложениях? — иронично заломила бровь она, не уступая ему в тоне.
— О себе, Тоня, — криво улыбнувшись, видно, показав, что понял ее строптивость и нежелание, не отступил Пархомов.
— Зачем, Дамир? — глянула ему глаза в глаза с твердым вызовом.
Может, зря? Как захлестнуло, бросило ее в глубину этого серо-синего взгляда, непонятного и привыкшего над всеми довлеть. Странный привкус какой-то чуждой ей доселе слабости в горле, и вновь пальцы дрожат.
Да что с ней?!
Им принесли кофе, оба чуть отклонились, на секунду умолкнув, но вот взгляд ее Дамир и на миг не упустил. Как в плен захватил, и глазами, словно невидимой удавкой, давил на ее волю, неявно, но ощутимо пытаясь сломить Тоню.
— Ты мне птицу напоминаешь, Тоня, — вытащив из кармана пачку сигарет, усмехнулся Дамир. Тоже любил курить под кофе?
— Неожиданно, — и правда удивилась.
Пархомов усмехнулся, словно бы говоря «как есть», предложил ей сигареты, но Тоня покачала головой и, так прикинув, что он точно против не будет, вытянула из сумочки свои, с ментоловым ароматом.
— Не понравились мои? — посмотрев на марку ее сигарет, поинтересовался Дамир, поднес Тоне зажигалку, прикурил сам после.
— Понравились, но очень уж крепкие для меня, не на каждый день, так точно, — усмехнулась Тоня, а сама пыталась понять, что он имел в виду, про «птицу» говоря, и как ей на его манеру вести разговор в стиле ледокола реагировать.
— Понял, — хмыкнул Дамир, сделав глоток своего кофе. — Так вот, ты, будто птица, Тоня. Пуганая, стрелянная, опытная. Знаешь, что умеешь и на что способна, но в любую секунду готова вспорхнуть и улететь, едва и намек на какую-то опасность для себя увидишь, — без напоминаний вернулся к теме Дамир. — И мне интересно, чем я тебя испугал? Прям вот дернуло меня, не могу тебя разгадать. Зацепила, — ухмыльнулся Пархомов. — Я такой страшный?
Именно в этот момент принесли их заказ, и пока официант расставлял тарелки, она пыталась лихорадочно собраться с мыслями.
— Не бойся, Тоня, знаю, что не Аполлон, и ценю правду, — в кривой улыбке Дамира холода добавилось, будто вентиль кто-то провернул, стоило им снова вдвоем оказаться. Хотя весь его вид показывал, что ему по фигу на чужое мнение о своей внешности.
А она отпила еще кофе, не отводя глаза от него, неторопливо отставила чашку. Осмотрела с ног до головы. Лицо какое-то грубое, словно начерно из камня вытесано, а отшлифовать забыли. Крупный нос, скулы широкие, подбородок массивный. Кожа, и так грубая, плотная, и видно, что побрился утром, а темная щетина уже пробивается так, что синевой отливает.
Высокий, крепко сбитый, хоть и не сказать, что широкий, будто из узлов состоящий, казалось, жилистый под дорогим итальянским костюмом серо-синего оттенка, явно под глаза подбиралось. Рубашка стального оттенка. Весь образ всю эту жесткость подчеркивает. Стрижка короткая, но и не ежик, есть куда зарыться пальцами, если… Так, не в ту степь. Степь… точно! Он ей высоковольтные столбы напоминал, что иногда на полях или в степи ее родного региона над всем громадой возвышались. Неподвластные ни ветру, ни стихии с дождями, да и одному человеку нечего противопоставить такой непоколебимой мощи. И на йоту не сдвинуть… Смотрит прямо и властно, без вызова. Такие, как он, уже доказали все и всем, и теперь миру предоставляют возможность что-то им доказывать. Страшный, спрашивает?..
Дамир не подгонял, позволял рассмотреть себя детально.
Также медленно Тоня затянулась в последний раз и затушила сигарету в пепельнице, которая между ними стояла.
— Начистоту? — почему-то чувствуя, как холодеет в груди. Но сердце при этом лихорадочно начинает стучать. Точно, как у птиц, в чем-то он прав. — Страшный ты, Дамир, есть такое. Да только вообще не лицом, будь ты женщиной, решила бы, что лукавишь и комплимента хочешь, — сама лукаво улыбнулась уголками губ, коснулась пальцами вилки, но так и не взяла приборы, не начала есть, хотя аромат над столом стоял поразительно аппетитный. Все-таки для ВИП-ов старались особо. И Пархомов не торопился к еде приступать. — Но тут и тут, — она постучала пальцем по своему виску, его мозги имея в виду, потом также по грудине. — Очень ты пугающий. Леденящий. Ты же сам, как атомный ледокол, Дамир, в курсе? Прешь напролом, ни на что внимания не обращая, продавливая лишь свой интерес.
Пархомов, куда вольготней устроившийся в кресле уже после ее ремарки о внешности, сейчас просто рассмеялся. Очень, очень самодовольно.
— При моей жизни и делах иначе никак, птичка. Конкуренты заклюют и порвут на куски, — он все же принялся есть, и Тоня потянулось к своей тарелке. — Но тебя-то я, чем испугал? Мы тогда говорили минут десять, не больше?
— Так ты ж не делишь людей на конкурентов и нет. Только интересы на свои и невыгодные. И меня растоптать в состоянии, походя. Уничтожить, даже сам не поняв. Зачем мне такие проблемы, Дамир? — м-м-м, омлет был божественный. У нее такой никогда не получился бы… Интересно, какой секрет у этого шеф-повара? Магию вместо соли добавляет в яйца, что ли? — Я здравомыслящий человек, — с довольным вздохом призналась Тоня, отдав должное блюду.
— То, что ты — женщина умная, я и тогда понял, и сейчас подтверждаешь это мнение, — вновь иронично хмыкнул, продолжая изучать ее своим давящим, гипнотизирующим взглядом.
Дамир с омлетом быстрее ее расправился. То ли сам очень голодный, то ли не привык на такие мелочи, как еда, много времени тратить. Знаком велел официанту кофе повторить. Оба придвинули тарелки с круассанами.
— Так что ты о себе расскажешь, Тоня? Любопытно почему-то так, что аж работать мешает, — то ли пошутил, то ли упрекнул ее Дамир, внимательно Тоню изучая, будто она недавно, но и больше — все знать хотел: и как ест, и как пьет, и как курит в мозги себе запечатлеть. Это нервировало.
Вот что ему рассказать? От такого напора Антонина не то чтобы терялась, нет, неверное слово. Она его не могла понять. Зачем?! Ни в какую картину ее мира подобный интерес Пархомова не укладывался. Да и его «пояснения» ее мало успокаивали.
— Я на виолончели всю юность училась играть в музыкальной школе, — выдала, сама не поняв зачем, самую скрываемую часть своей биографии. То, чем вообще не гордилась.
Зато его удивила, это прям заметно стало. Дамир замер, не донеся до рта кусок круассана, и уставился на нее еще более внимательно. А вокруг темных глаз легкие складки собрались, будто лучики… Правда, и не сказать, что веселый. И что-то такое неуловимое, но точно опасное в его лице появилось… От этого у Тони в районе солнечного сплетения тягучей лавой плеснуло.
— Виолончель? Хм, сразу вижу картину: этот огромный, плавный инструмент, смычок в твоих руках и твои голые ноги по бокам… Вся ты голая обхватываешь, ласкаешь лак… М-м-м, просто сказка! — вроде и иронично, но она уловила блеск глаз, уже казавшихся не такими непроницаемыми…
И ее как током пробило, дыхание запнулось, забило горло, раздерло. Он ее одним намеком завел так, как Денису иногда всей прелюдией не удавалось. Просто тембр, просто взгляд, полунамек… Хотя о чем она?! В Дамире Пархомове ничего простого и в помине нет!
А надо как-то оторвать уже свой взгляд и сделать вновь невозмутимый вид. Спасибо, опыта хватало.
— Мария Васильевна была очень строгой учительницей и к внешнему виду учениц у нее имелись жесткие требования, — тихо прочистив горло, заметила Тоня, спрятавшись за чашкой с кофе. — Так что голой я точно никогда не играла, — принужденно рассмеялась, делая вид, что ей все равно.
— А мне сыграешь, птичка? — хищно уставился на нее Дамир, заставив вспомнить ее первое впечатление про «серого кардинала».
— Двадцать лет уже не касалась инструмента, — с показной легкостью и равнодушием отозвалась она. И только руки вновь дрожали, выдавая состояние Тони. Боже, пусть он не присматривается! — Надоел ужасно. Ты можешь представить, как тяжело эту бандуру за собой таскать? Да, отец возил по большей части на машине, но, когда из-за работы не успевал, сама на автобусе… А играть на таком, пока вырастешь?! Брр! Худшие воспоминания юности и детства, — вернулась к своей трапезе с таким видом, словно ничего интересней надкушенного круассана в жизни не видела.
Дамир рассмеялся, но она ощущала тот его взгляд, что продолжал ей в голову вгрызаться, заставляя думать о жарком и влажном касании, о тяжелом давлении плоти, с которым, наверняка, занимался бы сексом Пархомов! Гадство! Плохая тема для размышлений! И мысли Тони, как те самые всполошенные пташки, метались по пустой и звонкой голове.
— Так зачем занималась, если не нравилось настолько? — уточнил он, очевидно, наслаждаясь темой, не в пример Тоне.
— У моей матери свое понимание прекрасного было. И это казалось ей перспективным, — пожала она плечами, не собираясь углубляться в подробности своих подростковых истерик и споров с родительницей на этот счет. Но глаза так и не подняла, тут вон, даже салфетки красивые, есть что рассмотреть.
— Что ж, ладно. Это была очень… интересная деталь о тебе, Тоня, — проговорил Дамир, видно, поняв, что она не намерена вновь смотреть на него в ближайшее время. Щелкнул зажигалкой, прикурив новую сигарету. Много курит, над столом повис терпкий, крепкий аромат. — А еще что-нибудь?
Но до того, как она успела бы заметить, что он ей о себе ничего крамольного в ответ не рассказал, в их диалог вмешались.
— Дамир… А мы понять с Алексеем не могли, куда ты так стремительно исчез. Не против, если мы к вам присоединимся? Представишь нас даме? — таким тоном, будто и правда удивлен, обнаружив друга именно здесь, и вовсе не видел, как Дамир ее буквально протолкал в сторону фуршетного зала, произнес тот самый Александр Чехов, внезапно оказавшийся рядом со столиком. Ухмылялся он при этом так, что все притворство сразу становилось очевидным.
А вот смотрел этот друг все с тем же, чуть непонятным удивлением и интересом к персоне Тони, как и в зале, да и в ресторане недавно. За его спиной стоял еще один мужчина — Воронов Алексей. Также не последний человек в мире большого бизнеса, и тоже из близкого круга Пархомова. И так же внимательно то к Тоне, то к Дамиру присматривался.
А Тоню вдруг каким-то нервным смехом пробило, пришлось закусить щеку изнутри, чтоб дурочкой себя не выставить. Вот только внимания еще двух таких же мужчин, как Дамир, ей для полного безумия в жизни и не хватало!
ГЛАВА 4
— Санек, — Дамир усмехнулся, точно заметив все то же, что и Тоня. Но его внимание друзей, скорее, веселило, чем беспокоило, похоже. — Садитесь, — кивнул.
Тут же рядом оказались два официанта, будто только и ждали, чтобы кресла подставить. На пару минут началась суматоха. Вместо озвученного Дамиром «садитесь» всем пришлось подняться, в том числе и Тоне, чтобы удобней разместить уже четыре кресла у столика.
Только вот, сама не поняв почему, она отступила в сторону… к Дамиру, словно они вместе… Совсем в другом смысле, чем было на самом деле. А места у стола и так было не особо. Пархомов обхватил ее рукой, как поддерживая, не позволив удариться об стол. И, будто неосознанно, чисто инстинктивно прижал к себе плотно, так и оставив ладонь на животе Тони. Так, что ее бедра в его тело вдавлены. И под огромной ладонью Дамира, словно под раскаленным стальным прессом, «ожог» расплывается, жаром расползается по коже. Вглубь, в вены, с кровью растекается по всему телу, гоня мелкой дрожью лихорадочный озноб. В голове поплыло все с какой-то радости.
Дамир, кажется, наклонился, также чуть отступив, потащив ее за собой, чтобы не мешать ставить кресла. И его лицо у ее затылка, колючая щека… верно показалось (?)… Нет… Так и есть… Его щека коснулась затылка Тони, как его рука не так давно. Словно Пархомов принюхивался, на вкус ее аромат попробовать решил.
Секунда всего, может быть две или три, когда у обоих до сознания доходит, насколько неоднозначное положение и ситуация. А ей в бедро его пах упирается. И Тоня хорошо ощутила, как дернулся, прижался к ягодицам его оживший член, через эти чертовы итальянские брюки и ее юбку-карандаш. Такой же настойчивый и твердый, как весь Дамир, настолько же наглый.
Пульсирует, вдавливается. Да уж, «личный интерес»… Куда уж «личней»!
А у нее в ушах звенит, будто залпом две его чашки кофе выпила, и пульс по голове бахает. Опять покраснела вроде бы, елки-палки!
«Бежать!», — вспыхнула знакомая по первому контакту мысль.
Да только поздно. Пархомов и не думает отпускать, его ладонь, лишь удобней передвинувшаяся на ее животе, это четко дала понять.