Бека почувствовала, как уголки ее губ тронула улыбка.
— У меня сложилось впечатление, что ты принял меня за чокнутую хиппи.
— Ну а ты считала, что я капризный, жесткий, заносчивый бывший морской пехотинец. — Рассмеялся он. — Как ни странно, но мне на самом деле нравятся чокнутые хиппи.
Бека почувствовала, как ее сердце забилось быстрее, порхающие бабочки, казалось, гонялись друг за другом внутри ее живота.
— Неужели? — спросила она дразнящим тоном. — Все-привсе чокнутые хиппи?
Маркус помолчал, словно раздумывая.
— Нет. На самом деле, есть одна особенная, которая каким-то образом проникла мне под кожу. — Он наклонился ближе, как будто собирался поцеловать ее, но затем отстранился, оставив ее чувствовать себя потерянной. Улыбка соскользнула с его лица, сменившись серьезным выражением.
— Могу я задать тебе вопрос?
Она посмотрела вниз на их соединенные руки, обдумывая все вопросы, которые он мог бы задать, на которые она не смогла бы ответить — по крайней мере, всей правды. Посмотрев на него, она глубоко вздохнула.
— Конечно, в чем вопрос?
Маркус вгляделся в ее лицо, как будто мог прочитать ответ еще до того, как сформулировал вопрос.
— Между тобой и этим парнем Кешем что-то есть?
Бека чуть не захихикала от облегчения. Да, был момент, когда она подумала, что между ними может что-то получиться… но этот момент давно забыт. Если быть честной с самой собой, она не могла представить, что будет с кем-то, кроме Маркуса. Она ни на секунду не поверила, что у них есть какой-то способ наладить отношения, но он был единственным, о ком она думала. Кеш даже не входил в уравнение.
— Нет, — решительно заявила она. — Мы просто друзья. Ничего больше, ни в прошлом, ни в будущем.
— Хороший ответ, — сказал Маркус и поцеловал ее, наклонившись, чтобы коснуться ее губ своими, сначала нежно, а затем более настойчиво, заставив ее ответить на поцелуй. Так она и сделала, скользнув вперед в защитное кольцо его рук, которые сжались вокруг нее в ответ.
Его пьянящий запах заполнил ее ноздри, та особая смесь соли, моря и мускуса, которая принадлежала только ему. От одного его запаха кровь прилила к низу ее живота; ощущение его сильных рук, сладкий вкус его рта заставляли все ее тело пульсировать от страсти и желания.
Маркус издал глубокий горловой стон и начал отстраняться.
— Не смей, — прошептала она ему на ухо. — Если ты перестанешь меня целовать, тогда я… Я тебя укушу.
— Ты все равно можешь укусить меня, — предложил он, покусывая ее шею и посылая дрожь предвкушения вниз по ее спине. — Но мы должны остановиться. У тебя болит нога. — Он неохотно разжал руки.
Бека смотрела в его глаза, такие темные от желания, что они были словно бездны вечности, захватывая ее душу в свои глубины.
— Моя нога в порядке, — сказала она, вставая, чтобы показать ему. — Смотри, я не хромаю.
— Что ты делаешь? — Хрипло спросил Маркус, тоже вставая. Он выглядел так, словно хотел схватить ее и притянуть обратно в свои объятия, но не осмеливался.
— Я покажу тебе фокус, — сказала она, улыбаясь.
— Что?
Она жестом попросила его отойти и наклонилась, чтобы потянуть потянувшись за петлю на диване, раздвинув его.
— Вуаля, — сказала Бека. — Кровать.
— О, слава богу, — сказал Маркус, подхватывая ее на руки и укладывая на кровать, а затем быстрым движением стягивая через голову рубашку, прежде чем присоединиться к ней. — Я хочу тебя так сильно, что мне кажется, сейчас взорвусь.
— Я слышала, что морские пехотинцы хорошо управляются со взрывами, — сказала Бека, поворачиваясь на бок, лицом к Маркусу. Она нетерпеливо провела ладонями по его груди, вверх по плечам и вниз по его сильным мускулистым рукам. Его губы снова нашли ее, и все растворилось в безумном тумане прикосновений, вкуса и блаженного эротического ощущения; его пальцы и язык исследовали ее, открывая тайны, о существовании которых она даже не подозревала.
Их одежда разлетелась в разные стороны, словно зачарованная, и ощущение его обнаженного тела на своем сводило ее с ума от желания. Когда они соединились, она почувствовала, как ее ногти впились в его спину, но это только заставило его двигаться глубже и быстрее внутри нее. Волны страсти поднимались вверх, чтобы утопить их обоих в вихрях наслаждения, усиливаясь и убывая, кружась и мчась, все выше, все сильнее, пока вместе они не достигли вершины со стонущим, пульсирующим оргазмом, которое сделало их тела одним целым, объединенным в радостном торжестве.
После этого они лежали в объятиях друг друга, тяжело дыша и смеясь. Бека положила голову на грудь Маркуса, прислушиваясь к сильному биению его сердца, и внезапно до нее дошло: Чуи был прав. Каким-то непонятным, невероятным образом она влюбилась в этого человека. А это означало, что у нее не было выбора — она должна была сказать ему правду. Даже если это означало, что она потеряет его навсегда.
Глава 17
Маркус попытался вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя хотя бы отдаленно так же хорошо, как сейчас, но тщетно. Лежа с Бекой в объятиях, он изнемогал после страстной ночи любви, а летнее Солнце скользило сквозь косые тени, омывая их обоих маслянисто-желтым теплом. Маркус был так близок к нирване, как никогда прежде.
До сих пор его жизнь в основном сводилась к выживанию, не более того. Он пережил то, что мать бросила его, пережил суровый и жестокий подход отца к воспитанию детей, пережил потерю любимого младшего брата — хотя и с большим трудом. Затем он пошел служить в морскую пехоту и пережил учебный лагерь и двенадцать лет в суровой пустыне.
Впервые с тех пор, как он был ребенком, он почувствовал что-то похожее… на надежду. Проблеск счастья, проблеск множества возможностей. Очевидно, Бека была не самой чокнутой в этой комнате. И все же, несмотря на все то, что он увидел и узнал за годы, проведенные на этой планете, ему вдруг показалось, что открылся занавес и замаячило будущее, на которое он никогда не надеялся.
И все из-за Беки.
Он посмотрел на нее сверху вниз; на это неожиданное чудо. Ее голова покоилась на его плече, эти восхитительные белокурые волосы ниспадали водопадом шелковых прядей на их обнаженные тела. Одна загорелая нога была заброшена поверх его в удобной позе, а ее рука была перекинута через его грудь, как будто ей не хватало сил, чтобы пошевелить ею. К такому положению вещей он мог быстро привыкнуть.
С долей некоторого шока он понял, что может привыкнуть ко всему, что связано с ней: к самой Беке, сексу, объятьям… навсегда.
Навсегда… никогда прежде он не задумывался над этим словом. Все в его жизни всегда было временным. Он жил с отцом, пока не стал достаточно взрослым, чтобы уйти, служил в морской пехоте, пока не перестал терпеть убийства, вернулся домой, чтобы заботиться о своем больном отце, пока старик не умрет или не поправится настолько, чтобы обходиться без него. Но внезапно он поймал себя на том, что думает о долгосрочной перспективе: остепениться, найти какое-то занятие на всю оставшуюся жизнь, которое действительно что-то значило для него, и, возможно, просто возможно, разделить с кем-то жизнь.
Он слегка рассмеялся, понимая, что забегает вперед. Далеко вперед, ведь еще нужно учитывать мнение одной совершенно чокнутой, но завораживающей хиппи-серфингистки. Не было ни одной разумной причины, почему они могли бы быть вместе. Они были такими разными, а он вернулся с таким тяжелым грузом на душе. Зачем женщине, полной света и жизни, интересоваться таким темным и преследуемым призраками прошлого мужчиной, как он?
И все же на мгновение он осмелился надеяться. В Беке было что-то настолько реальное и правдивое, что ему казалось, будто он может найти в себе что-то настоящее и истинное и вынести это наружу. Ему часто говорили, что у него проблемы с доверием — и неудивительно, ведь его собственная мать бросила его, когда он был ребенком, отец был повинен в смерти горячо любимого брата, а последнюю дюжину лет он провел в зоне боевых действий. Но с Бекой он чувствовал, что, каким-то образом, сможет научиться доверять. И снова в его голове появилась безумная мысль.
— Над чем смеешься? — спросила Бека. Странная тень промелькнула в ее восхитительно синих глазах, когда она откинулась назад, глядя на него. — Ничем ни хочешь поделиться с общественностью?
Маркус улыбнулся ей.
— Просто размышляю. По большей части о том, какая ты чудесная.
Она покраснела, а он с удовольствием наблюдал, как ее лицо и шея становятся розовыми.
— Я не чудесная, — сказала она. — Хотя в этом есть доля истины.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее.
— Конечно, ведь ты самое настоящее чудо, Бека. Я знаю, что не всегда ценю твою причудливую сторону, но я не хочу, чтобы ты думала, что ты мне не нравишься такой, какая ты есть.
По какой-то причине, которую он не понимал, ее лицо стало еще печальнее, тени переместились с ее глаз на эти сочные губы, которые больше не улыбались в расслабленном удовлетворении.
— В чем дело? — тревожно спросил он, приподнимаясь на локте. — Бека, милая, я просто пытаюсь сказать тебе, как много ты для меня значишь. Знаю, что не очень хорошо это показываю, но не думай, что все, что между нами произошло, это просто выброс адреналина. Это многое значит для меня. — Он улыбнулся ей, потянув за один золотистый локон. — Клянусь, ты околдовала меня. Я никогда не чувствовал себя так хорошо раньше.
Бека вздохнула, садясь в постели и натягивая легкое одеяло, наброшенное на спинку дивана, чтобы прикрыть большую часть своего удивительного тела. С которым он только что занимался любовью. Дважды.
— Для протокола, — сказала она, — я хотела бы прояснить, что не накладывала на тебя заклятие.
Маркус моргнул, чувствуя, что что-то упустил.
— О чем ты говоришь, Бека?
— Я должна тебе кое-что сказать, — начала она, расправляя плечи, словно перед расстрелом. — Но сначала я хочу, чтобы ты знал, что для меня это тоже многое значит. Что ты много значишь. И я определенно не околдовала тебя, ни в коем случае.
Он начинал немного нервничать и даже волноваться.
— Бека, заклинаний не существует — мы оба это знаем. О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Я кое-что от тебя скрываю, — сказала она. — Нечто важное. Я не говорила тебе раньше, потому что знала, что тебе это не понравится, и на самом деле, это не то, что тебе нужно было знать. Но теперь все изменилось. — Она прикусила губу, уже красную и распухшую от их любовных ласк. — Надеюсь, после разговора ты и дальше будешь с уверенностью говорить, что я нравлюсь тебе такой, какая я есть.
— Бека, — сказал Маркус, — ты меня пугаешь. Пожалуйста, не говори мне, что ты замужем. Или умираешь от неизлечимой болезни. Или что ты… лесбиянка, или кто-то еще. — Он с тревогой посмотрел на нее.
Она хихикнула, улыбка на мгновение смыла мрачное выражение, появившееся на ее лице. Затем она вздохнула, все ее тело поникло.
— Нет, ничего подобного. И я точно не лесбиянка. — Она посмотрела прямо ему в глаза, словно призывая бежать. — Я ведьма.
— Что? — Маркус тоже чуть не рассмеялся, у него даже голова закружилась от облегчения. — Ты хочешь сказать, что ты Викканка? (Викка (англ. Wicca) — неоязыческая религия, основанная на почитании природы. — прим. перев.). Черт возьми, Бека, мне все равно, какой религии ты придерживаешься. — Хотя, он считал, что большая часть тех, кто поклонялся богине нового века, были идиотами, но это его особо не беспокоило. Черт, один из парней в его подразделении был Викканцем, и он был таким же крепким и надежным, как и все остальные, даже если он носил пентакль на шее вместо креста.
Она покачала головой.
— Я не Викканка, Маркус. Ведьма. Ну, знаешь: полеты на метле, бурлящий котел, превращение людей в жаб. — Она снова вздохнула, и движение ее груди на секунду отвлекло его внимание. — Ладно, давай пойдем другим путем. Ты когда-нибудь слышал о Бабе Яге?
Маркус пытался сосредоточиться, хотя ее обнаженное тело очень это затрудняло.
— Мне кажется, я когда-то слышал это имя. Мама читала нам с братом сказки, когда мы были маленькими, и, наверное, она упоминала нечто подобное. Это не она ли ела детей или кого-то еще? И жила в странной хижине, которая бегала на курьих ножках? — Он посмотрела на нее. — Почему мы обсуждаем детские сказки?
— Мы говорим не о них, — решительно заявила Бека. — Мы сейчас говорим обо мне. Я Баба Яга.
— Чего?
— Баба Яга. Но это не человек, а титул, — сказала она, как будто говоря разумные вещи, а не тарабарщину. — Они были наиболее известны в России и соседних славянских странах, но Бабы Яги всегда жили по всей Европе, и в итоге, они поехали и в Америку тоже. Сейчас нас здесь трое: я и мои сестры Барбара и Белла. Бабы — могущественные ведьмы, которые несут ответственность за проходы между этим миром и Иноземьем и поддержание баланса природы здесь. — Она нахмурилась. — В прежние времена это было намного проще, поверь мне.
— Это что, какая-то шутка? — Спросил Маркус. Он почувствовал, что отстраняется, что мир снова становится серым. Если и было что-то, чего он терпеть не мог, так это глупых сказок вроде тех, что рассказывал ему отец, когда они с Кайлом были детьми. — Потому что, если так, то это не смешно.
Эти проклятые истории о волшебных морских существах заставляли Кайла чувствовать себя в безопасности и непобедимым на воде. И из-за этого он погиб, как и тот обдолбанный хиппи, которого нанял его отец.
Бека закатила глаза, они приобрели темно-синий оттенок, словно море перед сильной бурей.
— Ты мне не веришь. Я тебя не виню. Черт, да я бы тоже не поверила. — Она махнула рукой. — Я не думаю, что ты поверишь мне на слово, как и не думаю, что ты поверишь в то, что этот автобус и есть избушка на курьих ножках.
Он оглядел автобус. Конечно, он был необычным, но в этом не было ничего волшебного.
— Послушай, Бека, я должен сказать тебе, что не могу иметь дело с этой паранормальной ерундой. Мой отец воспитывал нас на идиотских сказках о Шелки, русалках и морских чудовищах. Черт, он даже сказал нам, что русалка спасла его однажды во время шторма. Мой брат верил во все это дерьмо. Мир — это не романтическое место, полное магии. Это трудные, опасные джунгли, которые убьют вас, если будете витать в облаках. Так что, если мы хотим, чтобы наши отношения развивались, мне придется попросить тебя прекратить все эти штучки, хорошо?
— Не могу, — тихо сказала Бека. — Потому что это все правда.
— А теперь, полагаю, ты объявишь, что Чуи на самом деле дракон, — фыркнул он.
— Вообще-то, — начала Бека, спрятав улыбку, — так и есть. Но я не жду, что ты поверишь и в это. Пока не убедишься лично.
— Ну окей, — сказал Маркус. Он будет терпелив. Он будет спокоен. И когда она не предоставит ему никаких доказательств, он потащит ее к лучшему психиатру, которого только сможет найти. — Ты сейчас превратишь меня в лягушку?
Она скорчила гримасу.
— Нет, пока ты находишься в моей постели. Я люблю лягушек, но фу.
Прежде чем он успел решить, зашла ли она слишком далеко в своей шутке или просто сошла с ума, она решительным движением щелкнула пальцами, и ее доска для серфинга появилась посреди кухни с хрустящим хлопком. На мгновение она лениво завертелась в воздухе, прежде чем мягко опустилась на пол.
— У тебя рот открыт, — язвительно произнесла Бека. — Нужны еще доказательства?
Он резко закрыл рот и кивнул, потеряв дар речи. Наверняка, ему все это привиделось. Или это был какой-то трюк. Вот в чем дело — это был трюк. Сумасшедшие люди делали все возможное, чтобы поддержать свою версию реальности. Должно быть, она каким-то образом устроила этот трюк заранее.
— А если я сам что-нибудь выберу? — спросил он.
— Конечно, — сказала она, холодная как скала. — Дерзай.
— Ладненько, — сказал Маркус, ломая голову, чтобы такое придумать нечто совершенно невозможное. Может, если бы он смог заставить ее взглянуть в лицо реальности, это помогло бы ей выйти из этого состояния. Он наклонился и поднял подушку с того места, где она упала на пол во время их страстного занятия любовью.