- Он все равно станет искать тебя.
- Знаю. – Киваю, потому что всю прошедшую бессонную ночь крутила ситуацию так и эдак, - и легко найдет, потому что бросать учебу я не собираюсь. По крайней мере, до конца года универ оплачен, а дальше постараюсь подкопить хоть на заочку. Но я совершеннолетняя, и утащить меня силой у него не выйдет. Представь, какой скандал поднимется, заяви я куда-то о том, что полковник Березнев нарушает закон в отношении собственной дочери?
Ася прицокивает, и задумчиво смотрит, словно решает в уме задачу. Я потихоньку, слабенькими вдохами, пытаюсь унять панику и пульсирующую боль в груди. Переезд, решение кардинально поменять жизнь и ссора с отцом ужасно пугали, но я будто заворачивалась в эти проблемы, чтобы не думать о другом.
О Робе.
- Ума не приложу, как совмещать учебу и хоть какую-нибудь работу, - поспешно произношу, только чтобы заглушить боль и отодвинуть обидные мысли.
- Я как раз думаю об этом, - задумчиво произносит Ася, и достает свой мобильник, - моя знакомая работает в небольшом баре, у них смены как раз вечерник, и вроде там требовались девушки на «горячие часы». С девяти до одиннадцати в будни, в выходные бар работает до пяти.
- Это просто идеально! – хватаюсь я за идею, и Ася тут же набирает номер.
Разговор занимает около двух минут, и за это время я нервно искусываю губы. Если все срастется, съеду от отца сегодня же. Кое-какие карманные на первое время у меня есть, а дальше уже буду получать зарплату…
- Они ждут тебя после учебы, адрес скинула тебе смской. Документы не забудь только.
- Спасибо! – с жаром говорю подруге, и та отмахивается, явно не собираясь слушать мои благодарности, - нет, серьезно. Это прям решает проблему.
- Лучше скажи, что там с твоим майором.
Опа.
Ася внимательно следит за выражением моего лица, а я стараюсь не дернуть ни одним мускулом. То, что я ей рассказала – мертвая, сухая выжимка из диалога, но подругу этим не обмануть. Она не собирается довольствоваться моим деланно-небрежным «ну и значит у нас с ним все», а твердо ожидает ответа.
Настоящего, судя по всему. Я низко опускаю голову в остатки почти нетронутой еды.
- Ничего. А что с ним?
- Соф, я волнуюсь за тебя. Очень сильно. Просто скажи мне что-то, что позволит мне понять, в каком ты состоянии.
Вот так вот. Так просто – а я и сама не знаю, не могу понять, и боюсь полноценно давать себе прочувствовать собственную боль. Тем не менее ради подруги задумываюсь, и спустя несколько минут тихо произношу то, что мне кажется подходящим.
- Я могу без него.
- Так.
- То есть, мне ужасно плохо, - сжимаю кулаки, и смотрю на собственные бледные руки, которые почему-то покрываются сине-красной паутинкой сосудов, - после нашего разговора где-то словно отрезалось, потерялось нечто важное, а взамен этого стало труднее дышать и то, что раньше казалось очень радостным, теперь с трудом вообще вызывает эмоции. Знаешь, это ужасно – пить кофе и вспоминать о том, как Роб когда-то привез пару стаканчиков нам на парковку… Но…
Глубоко вдыхаю, честно уговаривая себя не реветь. Но глаза уже влажные, и все, что остается – просто пальцами постараться убрать их как можно незаметней.
- Но?
- Но я не настолько сошла с ума, чтоб говорить, будто не могу жить без него, и не вижу больше в собственных делах смысла. Я могу без него – но в то же время с ним я чувствовала себя большим и цельным, чем сейчас. И теперь мне очень хреново, и я не знаю, когда смогу позабыть эту боль. Но ведь время… Вопрос ведь только в том, сколько его нужно.
Я вопросительно смотрю на Асю, буквально умоляя, чтобы она мне это подтвердила. Скажи мне, моя психологиня без образования, что мне обязательно станет легче. Что нужно просто ждать – и я замуфицирую свою душу до этого состояния.
- Очень похоже, - после паузы отмирает Ася, и я непонимающе ловлю ее взгляд.
- На что похоже?
- На настоящую любовь. По крайней мере, с твоей стороны точно. Поздравляю, ты, кажется, действительно не находилась в эмоциональной зависимости, или чем-то подобном. Твои чувства с Робу очень правильны и… Здоровы.
- Ты… ты серьезно говоришь мне это сейчас?! Когда я хотела бы слышать, что это было не более коротким влечением?!
- Ты страдаешь, но понимаешь, что ценность твоей жизни не измеряется этим мужчиной рядом. Тебе плохо, и это нормально при потере дорогого тебе человека… Но это не конец света, и мне нравится, как ты реагируешь. Прости, но ты с самого начала была права, ну либо ты просто полюбила за совсем небольшой промежуток времени.
- Ася! – хлопаю ладонью по столу, и в изнеможении задираю взгляд к потолку столовой, - стукнуть бы тебя с твоей психологией, а…
- А чем тебе не нравится? Мы все ходим к врачам время от времени лечить тело. Так с чего ты взяла, что нашей душе тоже не нужен доктор?
- Мне бы тогда самого гениального, ладно? Доктор Хаус, но только для психики…
На этой фразе я обрываю себя, потому что в памяти живо возникает картинка, как мы с Робом смотрим сериал. Это – единственное, что мы смотрели вместе, и, кажется, даже упоминание названия теперь надолго будет триггерить мои травмы…
- Я не пойду на пару, - говорю подруге, когда мы выходим из столовой. – Съезжу домой за документами, и сразу в бар.
- Ты точно все решила?
- Точнее не бывает. Не волнуйся, ладно? И спасибо тебе большое, мой личный доктор для мозгов.
Ася улыбается, обнимает меня за плечи, и мы прощаемся у выхода из универа. А я остаюсь одна, чтобы пойти в новую жизнь, и начать самостоятельно решать проблемы.
И никогда, ни при каких обстоятельствах больше не пытаться из ничего строить отношений.
Глава 30
Глава 30
Софа
Квартира не очень.
Так я сказала Асе, которая интересовалась, что мне удалось снять за весьма небольшую за месяц сумму. На самом деле, это даже преуменьшение – жилплощадь просто отвратительна, и на данный момент все, что я могла с ней сделать – это хотя бы отмыть от присохшей грязи.
- Ты все еще можешь приехать ко мне, - вздыхает подруга, кажется, по голосу определив мое вранье.
Я оглядываю холодную угловую хрущовку почти без мебели, со старым продавленным диваном, на котором было два огромных темных пятна неизвестного происхождения. Скромная кухня с советским холодильником и без стола со стульями, убитая ванная комната с ванной, всю в коричневых разводах, которые мне не удается отодрать даже доместосом.
Заманчивое предложение все бросить, и рвануть к Асе. Очень заманчивое.
- Все в порядке, спасибо, - сцепив зубы, говорю я, и щедро плескаю еще порцию жутко воняющей химии, - апчхи! Тьфу ты, блин, аж нос зудит, а мне через полчаса выходить на смену. Давай потом созвонимся, ладно?
- Будь осторожна, - на прощание просит Ася, единственная, кто остался со мной во всем этом кошмаре, - напиши, как закончишь.
Мы прощаемся, и я бросаю отмывать ванну, потому что пора переодеваться. С тоской прохожу в единственную комнату, где на полу стоят два мои чемодана, выполняющие роль шкафа. Стирать вещи приходилось вручную, развешивать на страшных батареях, а из еды я теперь потихоньку училась готовить, а не брала очередную готовую коробку из еженедельной доставки.
Вот так, да. Все бы ничего, если бы угловая квартира не была настолько холодной, что с утра я просыпалась, дрожа под одеялом и мечтая о горячей ванне. Только и тут был подвох – вода, оказывается, при включении крана бежит горячей не сразу, а лишь спустя сорок минут «пропускания».
Чувствую себя слабой то ли из-за доместоса, то ли просто заболеваю от нахождения в состоянии вечного замерзания. Ладно, времени мерять температуру уже нет, так что…
Я переодеваюсь в джинсы с толстовкой, прикрываю глаза, и устало наощупь сую наушники в уши. Зато одна, да. Совсем, совершенно одна здесь…
Я бросаю спички в огонь
А они опять не горят
Может, что-то не так со мной
Три бессонные ночи подряд
Я звоню помолчать тебе в трубку
Покурить на балконе с тобой
Расскажи мне хорошую шутку
Я забыла какой ты смешной*
Из-под закрытых век жгется влага, которая стекает на щеки, и попадает в рот. Я судорожно вдыхаю, обхватывая собственные плечи руками.
Слишком хорошо помню наш разговор на том балконе. Кажется, что с того дня прошло какое-то гигантское количество времени, но на самом деле всего ничего. Так странно, что тогда я была уверена – он точно будет со мной, даже если сам этого еще не знает. А сейчас я казалась себе дурочкой в розовых очках и с отсутствующими сигналами «стоп» в мозгах.
Я скучаю, это лишнее - знаю, знаю, но
Я так скучаю, прости...*
Голос в наушниках сползает в тонкие, воющие ноты и я выдыхаю стон вместе с ним, опускаясь на колени.
Я безумно за ним скучаю. За глазами, запахом, жесткими губами и усмешкой, а еще просто присутствию рядом, которое согревало душу. Сейчас же я дрожала, как мелкая собака на морозе, и никак не могла собраться.
Ты научи меня любить, чтобы не больно было
Я не умею рядом быть наполовину
Ты научи меня любить и не терять свободу
Я не умею рядом плыть, не уходя под воду*
Эти строки настолько рвут в клочья последние крохи самообладания, что я ложусь на голые доски пола, и реву, как маленькая, свернувшись клубком. Я дура, просто страшная идиотка, но вернись Роб сейчас – простила б ему все. Хоть и каждое слово еще пару дней назад вколачивалось в грудную клетку, с каждым разом дырявя важное и светлое, и не позволяя с этого момента вдохнуть полной грудью.
С ревом я выдергиваю наушники, оставаясь в звенящей тишине хрущевки, и впиваюсь ногтями в собственные ладони. Боль и одиночество калечат, но в то же время придают сил, помогая подняться, и идти в бар. Мне будет не на что жить, если я дам себе слабину и позволю валяться тут еще хоть сколько-то.
А это, как ни крути, сильнейший мотиватор.
Наскоро закрыв квартиру, я бегу к своему новому месту работы, где, в принципе, неплохо устроилась. Весь обслуживающий персонал был молодым, общаться было приятно, а чаевые иногда выходили нескромными от пьяных посетителей. В принципе, все бы ничего, если бы не страшный недосып из-за графика, и сегодняшняя слабость, как раз выпадающая на выходные.
- Полный зал, - сообщает мне еще одна официантка, когда я переодеваюсь в раздевалке в форменные юбку и блузку, - а еще до пяти утра… У-у…
- Может, хоть заработаем получше, - улыбаюсь, и прикасаюсь ладонью ко лбу.
Горячий. Вот черт, мне сейчас никак нельзя заболеть… Отработаю сегодня, а потом отлежусь в воскресенье, благо и бар в этот день не нужно идти.
В заведении я включаюсь в ритм, быстро и с улыбкой обнося все столики спиртным, а у самой внутри все колотится от слабости. Не забываю вежливо принимать заказы, думая о том, видел бы меня сейчас мой отец.
М-а, у полковника бы явно был микроинфаркт от подобного. С момента моего переезда у нас был лишь один разговор, и то по телефону, когда я в один день просто молча собрала и вывезла почти все свои вещи. Тогда отец сказал, что блокирует мою карту, если я сейчас же не вернусь, на что мне пришлось в который раз похвалить себя за предусмотрительно подысканную работу и квартиру.
- София, хочешь поиграть во взрослую жизнь – пожалуйста. Но только с моего контроля.
- Нет, пап. Я хочу свободы. А с твоим контролем мне она и не светит.
Я помню, как отец молчал секунд двадцать, прежде чем вздохнуть, и произнести холодное:
- Взрослей и падай сама. Как наиграешься – возвращайся.
И отключил трубку. А я в тот момент пообещала себе, что не вернусь. Даже если совсем замерзну и буду дохнуть от холода в этой старой хрущевке, я ни за что на свете…
- Эй! Аккуратнее! – слышу визгливый голос из-за столика слева, и с ужасом понимаю, что опрокинула на одного из парней коктейль.
- Простите! – ахаю, и приседаю, пытаясь салфеткой вытереть его колено, - сейчас, сейчас, я…
- Да не торопись. – Лениво произносит он, и я ощущаю его руку в своих волосах, - да, точно, оставайся-ка ты так.
Громкий ржач, надавливание мне на затылок, не дававшее распрямиться в полный рост, а еще полная замкнутость в отдаленном углу бара, где меня совсем не видно охране.
Кажется, я попала.
*В наушниках Софы играет Елка "Скучаю"
Глава 31
Глава 31
Роб
То, что Березнев совершенно неожиданно свалил на мою голову командировку, в конце концов оказалось плюсом.
Да, сперва я не врубился, с чего он посылает меня, хотя сам должен был туда отправиться. Я только-только схоронил мать – и не до конца был адекватен, чтобы вот так бросаться в важную управленческую рабочую среду.
Но с другой стороны, шесть дней вдали от дома меня мотало так, словно я вообще единственный, кто способен там принимать решения. Приходилось вкалывать до трех ночи, чтобы к девяти утра уже снова читать отчеты, выезжать на важные точки, бесконечно беседовать с ведомствами и быть собранным, чтоб не упускать ни единой детали.
Ничего так не трезвит и не вытягивает из горя, как мощная, жесткая работа.
И все мои мысли, занятые делом, не допускали и крохи постороннего, кроме тех небольших перерывов, когда я обедал или находил в себе силы подумать перед сном.
Я снова и снова крутил в голове наш диалог с Софой. Точнее, мой долбаный поток негатива в ее адрес, смутно смазанный алкоголем и горьким привкусом потери, но все еще достаточно четкий, чтобы знать – я мудила.
И хоть сколько я не внушал себе, что так только лучше и правильней, и для Софы только в плюс сразу понять, что из себя представляют мужчины… Факта моего мудачества это не отменяло.
А еще тупой, ноющей тоски под грудной клеткой.
Словно бы в насмешку, мне вдруг до боли понадобилось перечитать каждую ее смску с присланными словечками, ярко-девчачьими стикерами, смешными и просто милыми картинками… Я как дурак, открывал перед сном все то, что прежде игнорировал и чувствовал, как расслабляются мышцы после тяжелого рабочего дня, когда я пересматриваю все присланное.
А действительно нужно было быть таким жестким?
Это в плюс, это правильно, все равно ничего у нас бы не вышло, она заслуживает не обманываться…
Но, все-таки, на кой черт быть таким грубым?
Вот такой диалог мое подсознание вело практически без моего участия и вообще на то разрешения. Я сам себе напоминал истеричную женщину, которая никак не может определиться с мнением, и злился еще больше, потому что одновременно был гадом и скучал по той, кого буквально втоптал в грязь.
Ее глаза на поллица, попытки прикрыться руками от едких слов, и ни одного упрека – хотя, видит вселенная, мне было бы легче, скажи она мне в ответ пару ласковых. Но сейчас в неуютной шкуре оказался я, и несмотря на занятость, мучился только одним вопросом – говорить ли с ней, когда я приеду?
Я бы хотел хотя бы просто извиниться, если б не догадывался, что это причинит ей лишь новую боль. Любое мое действие могло причинить ей боль – наверняка причинило бы – и лишь поэтому я сдерживался, и не набирал ее номер.
Возможно, теперь Софа не будет столь открытой, чтоб целовать кого-то с порога? Если это – цена моей ошибки, я готов платить ее.
- Приехал? – отвечает на мой вызов Березнев, и в его голосе даже больше обычного звучит усталость.
- Так точно, - закидываю сумку в угол прихожей, и прямо в верхней одежде иду в комнату, садясь на диван, - рапорт с утра будет у вас на столе.
- Хорошо. Отдыхай пока, обсудим все дела завтра.
Мне так и колетка спросить, ненавязчиво выяснить, как там дела у Софы. Но это Березнев – и не с его подозрительностью вдруг ни с того ни с чего интересоваться делами его дочери.
- Кстати, ты когда был на охране Софы, случайно не замечал, в каких местах она бывает кроме института? – неожиданно сам начинает нужную тему полковник, и я даже сажусь ровнее.