«Хочу, чтоб ты тоже была только моей».
Так, кажется, он сказал мне, когда мы решили стать любовниками. Разве это не значит, что никого другого ни у него, ни у меня быть не может?! Или ему совершенно наплевать, и я сама придумала больше, чем следовало…
Нам нужно поговорить! Решено – я не истеричная дура, я позвоню и обо всем спрошу у него лично. Только сперва успокоюсь и приведу мысли в порядок – а затем мы поговорим, иначе я сойду с ума от рвущих душу мыслей.
Глава 28
Глава 28
Роб
Звонки среди ночи – всегда к беде.
Я никогда не могу тупо вырубить мобильник, потому что работа требует быть всегда на связи. И просыпаясь от мелодии телефона, часто про себя думаю о задравших рабочих проблемах, которые не могут подождать даже до утра.
Но в этот раз я сплю очень тревожно, а не отрубаюсь едва коснувшись подушки. И когда мобильный оживаю – испытываю непривычную тревогу и нехорошее предчувствие.
- Роберт Борисович? – раздается из трубки холодный женский голос, и, клянусь, каким-то шестым чутьем я уже знаю, что услышу от этого бесчувственного тона, - сожалею, но ваша мать сегодня ночью скончалась. Вам следует приехать по адресу…
Я знаю.
Сто раз видел все эти процедуры. Не единожды был в морге. Научился смотреть спокойно на даже самую отвратительную смерть, и не содрогался уже от любых проявлений жестокости.
Но когда я получаю, будем честны, вполне ожидаемое известие, то сжимаюсь внутри до какого-то комка, застревающего на выходе из горла.
Скупо и комкано я прощаюсь с девушкой, которая регламентировано передает мне все, что должна передать. Аккуратно кладу мобильник, садясь на постели, и тупо смотрю в стену, стараясь взять себя в руки.
Вот и все. Отмучилась старушка – хоть и не была она старой, просто алкоголь и жизненные несчастия сделали свое дело, огрубив лицо глубокими морщинами. Я прикрываю глаза, глубоко дыша через нос, как когда-то научился, чтоб успокаиваться и брать себя в руки.
Мы не были близки, но она моя мать. Единственный родной человек, кто еще был жив на этом свете. Я знал, что такая жизнь ее сгубит, и не обманывался детскими иллюзиями, что когда-нибудь она бросит пить. Но только окончательно потеряв ее ощутил, как обрывается нечто важное, та привязанность и ощущение безопасности, которое дается нам с рождения и идущее от родителей.
Это трудно объяснить, но так явно чувствовалось, что я еще пару минут сижу, вообще не осознавая, что делать дальше. На часах – пять тридцать, и уже сейчас я знаю, что эти цифры отчетливо врежутся мне в память, как время, когда я остался совсем один.
Спустя полчаса я уже еду в больницу, где знакомый врач сочувствующе сообщает то, что знает. Смерть мамы даже близко не похожа на что-то хотя бы приличное – напившись, она просто уснула на скамейке рядом с подъездом, и под утро ранний собачник уже не смог ее разбудить. Более точная причина смерти будет установлена после вскрытия, но мне по правде совсем наплевать на причину.
Допилась.
Куда уж очевиднее.
Я хмуро заполняю все нужные бумаги, и звоню на работу, прося отгул. Березнев без единого слова дает мне три дня, и обещает напрячь все связи, чтоб не тянули со вскрытием. Эти три дня становятся самыми смазанными за всю мою жизнь – я договариваюсь в похоронном агентстве, разбираю вещи в маминой квартире, решая выставить ее на продажу, и во всей этой хрени чувствую постоянную тянущую боль в груди.
Мне хреново. Паршиво и гадко от нашей последней встречи с матерью. А еще от того, что даже верни все назад, я бы не нашел в себе сил сказать ей что-то важное, чего не так и не сказал. Слишком хорошо я помню свое детство, и, видимо, все же слишком злопамятен, раз так и не смог отпустить обиду.
В день перед похоронами я до вечера снова разбираю вещи в квартире, а по пути домой захожу в бар рядом, залпом выпивая пару стопок водки. Горячий яд льется по горлу, заставляя сморщиться, и ничуть не притупляет боль в груди. Не знаю, на кой черт вообще решил, будто алкоголь поможет – может, потому, что мама в свое время заткнула свою пустоту в душе именно так?
Но, кажется, на мне это не работает. Да и это к лучшему, если честно.
К дому я подхожу поздно, чувствуя злость от выпитой водки, и от мерзкой погоды с ледяным порывистым ветром. Худший вечер, от которого не спрятаться даже в теплом доме, потому что дыра в груди достигает колоссальных размеров, и болит даже острее, чем в первый день.
Кажется, в психологии это называется осознание? Черт его знает, никогда не шарил за все эти штуки.
- Привет, - неожиданно слышу знакомый, тихий голос слева от подъезда.
Резко разворачиваюсь, утыкаясь взглядом в Софу, которая делает шаг ко мне, и плотнее кутается в пушистую бежевую куртку. Она с какой-то решительностью смотрит на меня, не говоря больше ни слова, словно это я что-то должен сказать ей.
- Почему ты здесь? – вырывается гораздо грубее, чем хотелось бы, но мне сейчас не до того, чтоб контролировать свой тон.
Не хочу никого видеть. Больше всего тянет остаться одному, и нырнуть в собственное состояние, чтобы хоть немного разобраться в себе. Это слишком сложно – общаться сейчас с кем-то, и тем более с девушкой, от которой ни разу не веет скорбью.
С Софой я развлекался. И ее губы, взгляды, запах – все ассоциируется с нашим временем бесконечных препирательств и улыбок. А это совсем не то, что мне нужно сейчас.
- Ты не брал трубку… - Выдыхает она, явно не ожидавшая такого тона при встрече.
Не брал. И смски не читал – хоть Софа отправила их с десяток за эти два дня. Я вообще, блять, не хотел ни с кем контактировать, да и не до того было, но девушке, кажется, это невдомек.
- А должен был?
На этот раз выходит гораздо спокойнее, но сам смысл слов, кажется, ранит Софу намного сильнее. Я морщусь, потому что мне не нравится быть причиной ее боли – но сейчас я не способен не то что утешить – даже просто нормально общаться и находиться рядом. Ну нет у меня ресурса на это! И как же бесит, что Софа тут…
- Я… Нам надо поговорить.
- Мне не надо, - трачу последние усилия на три слова, и пытаюсь обойти ее, чтобы зайти в подъезд.
- Роб! – порыв ветра сдувает ее волосы, и Софа руками старается убрать их с лица, почти с отчаянием глядя на меня, и не давая пройти, - я думала, между нами… Это все из-за нее, да? У тебя кто-то появился, и ты просто решил забыть меня… Скажи просто так, как есть! Я знаю, что ты не один, но хочу услышать правду…
Что?!
Я с минуту еще тупо стою, глядя на девушку, что дрожит на ветру, и пытаясь взять в толк ее слова. У меня кто-то есть? Это она о…
- Ты про Ольгу, что ли? – особо не думая, на автомате спрашиваю я, и Софа буквально застывает, даже забывая дышать.
Смотрит так, будто я сейчас медленно-медленно кручу ножом ей где-то под сердцем. Так, словно тысячи самых страшных предательств объединились в одной моей случайно брошенной фразе, и теперь один за другим летят в нее, Софу, а у той нет никаких щитов против них.
Я знаю, смутно понимаю, как все это выглядит.
Но я реально не хочу даже пытаться тут сейчас разбираться.
- Почему? – очень тонко и тихо шевелит губами Софа, и делает шаг назад, - мы же обещали друг другу…
- Уймись, - прошу, отводя глаза, потому что не способен больше наблюдать это несчастное создание, - я обещал тебе секс, он у нас был. Что еще? Ты звонила для того, чтобы обвинить меня, хоть мы и никто друг другу.
- Мы не никто!
- Не устраивай детский сад. Сама захотела взрослых игр – так получай, на здоровье. Я блять сразу сказал, что между нами ничего серьезного не будет. А ты устроила не пойми что, еще и пришла сюда, хоть я и просил соблюдать осторожность!
Я чувствую, что перебарщиваю, но настолько срать и нет сил, что забиваю на это. Просто позволяю самому себе спустить курок – и вылить на Софу то, что совсем ей не предназначено.
- Отец на работе, а я не могла больше ждать, и не знать правду! Ты... ты действительно с другой? Почему не сказал?
- Не захотел потому что, - отмахиваюсь, и Софа шарахается, так, будто бы я способен задеть ее, - не ходи сюда больше. И не звони мне, ясно? Оставь меня просто, блять, в покое…
Софа кивает, слегка качаясь назад, будто ее заносит и девушка сейчас упадет. Но в последний момент удерживается на ногах – и посылает мне последний, полный острой обиды и справедливой злости взгляд.
- Как скажешь.
Это последнее, что она бросает перед тем, как развернуться, и резко сорваться в темноту, явно не особо разбирая дороги. Я знаю, что сам виноват в ее боли – но это все действительно сейчас выглядит очень правильно. Софа сейчас не к месту, мы с ней тоже были большой головной проблемой, а тупо хочу быть один – и почти радуюсь, когда Софа скрывается из виду.
Может, оно и к лучшему, а? У нас все равно ничего бы не вышло, а теперь хотя бы Софа точно не будет строить иллюзий.
И не простит меня, что должно успокаивать, но почему еще больше придавливает в груди.
Глава 28
Глава 28
Софа
Домой я захожу, слегка пошатываясь, и не могу попасть ключом в замочную скважину. Трясущиеся руки пару раз тыкают железяку, но каждый раз получается невпопад – и я ловлю себя на мысли, что это весьма символично.
Невпопад.
Как и я для Роба со своими чувствами. Дура, тупая и наивная, вот какой он видел меня все это время. И я его даже в этом не виню, потому что сама шла вперед и соглашалась на все.
Холодные щеки обжигают два горячих ручья, но мне все равно. Вообще не понимаю, как дошла до дома – в голове все плыло и постоянно хотелось опуститься куда-нибудь сесть. Так, кажется, я пару раз и делала – и с трудом вставала, чтобы идти дальше, боясь просто уснуть.
Неожиданно дверь собственной квартиры с громким лязгом раскрывается, и из горящей ярким светом прихожей на меня смотрит отец. Глаза дикие – а в руке он зажимает трубку, по которой в данный момент с кем-то общается.
- Отбой, Серег. Вернулась. Да, да, отменяй поиски. Перезвоню.
Он сбрасывает вызов, и осматривает меня с ног до головы, с каждой секундой становясь все страшнее. Открывает рот – но затем сводит обратно челюсти, и одной рукой за плечо втаскивает меня в дом.
- Где ты была?! – орет папа, шарахая дверью, и в упор приближаясь ко мне, - где, твою мать, тебя носило до часу ночи?!
Час ночи? Ничего себе, оказывается, сколько я бродила… Совсем не заметила времени. Но теперь хотя бы понятно, отчего руки и ноги так промерзли, а теперь бросает в жар от тепла в квартире.
- Софа! – не выдерживая и трех секунд моего молчания, встряхивает меня отец за плечи, и я даже сама удивляюсь своей безучастности, тупо глядя куда-то за его плечо на стену, - где ты, твою мать, шлялась?! Тебя искали несколько отделов, да я всех людей на уши поднял!
Я пытаюсь сфокусировать взгляд, но выходит с трудом. Мне плохо, и одновременно настолько непривычно, что я не знаю, как «включиться», и отреагировать верно. Я разбита и выжата, и самое последнее, что меня сейчас волнует – это то, что мой отец обо мне беспокоился.
Как бы отвратительно это не звучало.
- Я в порядке. Просто задержалась… - Пытаюсь тем не менее как-то ответить я, чтобы скорее попасть в свою комнату.
- Где?! Я звонил Аси, у нее тебя не было!!!
М-да, обычно я предупреждаю подругу, что меня надо прикрыть. Что ж, ее можно понять – наверняка она тоже беспокоилась.
И мне тоже на это абсолютно пофиг.
- Значит, не у Аси.
- А у кого?!
Отец пытается поймать мой взгляд, но я лишь мотаю головой, и пытаюсь вырваться из его рук. Я знаю, что такое опоздание и такие слова – просто последний гвоздь в крышку гроба моей свободы. Но сейчас мне абсолютно плевать.
Хочу уйти. Не хочу слушать обвинения, я итак сегодня достаточно выслушала… От другого мужчины.
- Отпусти, - сперва вяло, а затем уже сильнее дергаю плечом, - я пойду в свою комнату!
- Ты у меня с места не сдвинешься, пока не скажешь, где была столько времени! И что у тебя с глазами?! Ты пила?
Он принюхивается, но ничего не чувствует, и это, кажется, его еще больше пугает. Как-то ошарашенно он отодвигается назад, и у меня появляется пространство для маневра.
- Завтра сдашь мочу на наркотики.
Чего?!
- А ты не перебарщиваешь?! – ору я, просто не в силах поверить, что ему пришло подобное в голову, - еще и в наркоманки меня запишешь?! Может, сразу в шлюхи, раз уж на то пошло?!
У меня слезы, кажется, сейчас прорвут просто оба глаза, но я из последних сил не моргаю, стараясь сдержать их на грани. Отец сжимает все – губы, обе руки в кулаки до побеления костяшек, и сощуривает глаза, кажется, сам не веря, что я такое сказала.
- Ты не говоришь, где была, приходишь в немыслимое время, шатающаяся, замерзшая… Выглядишь так, как обдолбанные, которых мы вскрываем в общагах и заброшенных домах. Все еще думаешь, что я перебарщиваю?
- А может, у меня что-то случилось! Может, у меня проблемы, или горе… А ты сразу записал меня в какое-то отродье!
- Горе? У тебя? Не смеши! Что у тебя может случиться кроме плохой отметки в институте?! Да и будь у тебя проблема – ты бы просто пришла и все мне рассказала…
- Да щас!!! – ору я, и слезы все-таки пробиваются, в несколько потоков стекая по щекам, - пришла бы я к тебе, как же! Ты же не способен вообще ни на какое сочувствие! Для тебя депрессия – это новомодная хрень безработных, а никак не реальная болезнь! И ты думаешь, я пришла бы к тебе за помощью?! Да от тебя даже мама сбежала – и ты все равно остался таким же надменным, лучше всех знающи жизнь сухарем!!!
Выплюнув все это, как сгусток яда, я обессиленно замолкаю, и просто молча реву посреди прихожей. Отец молчит – и впервые, кажется, не знает что сказать. Я смахиваю слезы, и вижу, что его лицо буквально сереет на глазах – а затем он поднимает руку, и указывает на дверь моей спальни.
- Уходи.
Глухо, пусто. Так, чт у меня все внутри сворачивается в тугой узел, и я делаю маленький шаг вперед.
- Пап…
- Просто скройся вон с моих глаз. Неблагодарная дрянь, вот кого я вырастил. Как и твоя мать.
Это – последняя капля. А я еще вдруг с чего-то решила, что ему больно!!!
Я кидаюсь к своей спальне, берясь за ручку двери, и напоследок оборачиваюсь к человеку, которого знаю и не узнаю одновременно. Он ведь родной мне, так? Тогда почему я чувствую с ним пропасть больше, чем со всем остальным миром?!
- Я тоже от тебя уйду, - тихо произношу я, смотря прямо перед собой, - не разрешишь – тогда просто сбегу, переведусь на вечернее, буду работать. Все, что угодно, лишь бы не быть под твоим вечным контролем, в котором просто невозможно жить.
С этими словами я вталкиваю себя в свою комнату, закрывая двери, и сползая по обратной стороне. Обхватываю голову руками, понимая, что даже не сняла куртку, но вообще плевать – я просто реву, молча воя куда-то вверх, словно там способны услышать беззвучные стоны.
Почему в моей жизни вдруг все пошло по самому худшему сценарию? И как дальше жить, если мой мир отказываются принимать все вокруг?
Глава 29
Глава 29
Софа
- Ты можешь пожить пока у меня.
Ася, как всегда, в своем репертуаре. Выслушала, подумала, ни разу не упрекнула – и предложила помощь. Я поднимаю глаза от тарелки с обедом, и обвожу взглядом шумную столовую. Здесь только что я передала подруге последние новости, и на это ушла вся перемена – но мы все равно сидим, не спеша на пару.
- Нет, - машу головой, хотя предложение крайне заманчивое, - это лишь временная мера, а не выход. Чтобы уйти из дома, мне нужна работа, и отдельное жилье. Тогда у отца не будет на меня рычагов влияния.
Все это я произношу спокойно, хотя внутри все каждый раз сжимается от собственных слов. Это сложно, сложнее, чем я думала – кардинально поменять свою жизнь, и уйти в никуда, попрощавшись с обеспеченностью и спокойствием. Но еще больше внутри зрело понимание, что жить с отцом дальше я просто не могу, и, если не решить все сейчас, дальше станет только хуже.