К счастью, я нашла предлог объяснить свою заторможенность.
— Что это у тебя?
На гладкой коже болтались два кулона. Один был мне знаком — с длиннотелым, встопорщившим гребень, чёрным то ли драконом, то ли морским змеем в профиль. Такое же изображение было и на монетках, которые я продала.
Этот знак Лин всегда носил на шее, с трудом уговорили снять, когда его осматривал врач. А второй был мне совершенно незнаком: крупный, тёмно-жёлтый, словно из янтаря, напоминающий скорее некую бляшку или медальон.
Лин вытащил запястья из вывернутой наизнанку кофты. Опустил взгляд на свою грудь, будто забыл, что носит на шее.
— А-а... — он коснулся пальцами жёлтой бляшки, и под его пальцами она полыхнула. — Это ключ.
— Ключ?
Что он несёт?.. Или всё верно, и это просто какой-то новый прибамбас? Что-то вроде магнитного или электронного ключа, которого достаточно лишь поднести к замку, чтобы дверь открылась? Но откуда такое техническое чудо у нашего Лина?
Я зачарованно подняла руку, но не осмелилась прикоснуться. Страшно было, что пальцы случайно дотронутся до горячей кожи совсем рядом. Грудная клетка Лина, расслабленные мышцы живота едва заметно двигались в такт дыханию, и от этого движения кружилась голова.
Но, словно почувствовав несостоявшееся прикосновение, янтарная бляшка снова полыхнула.
— М-м? — озадаченно произнёс Лин. Взял украшение, повертел в пальцах. Очередной всполох.
— Почему она мигает? Реагирует на прикосновение? На батарейках?
— Я не знаю... Это странно, что он ответил тебе.
Лин снял «ключ» с шеи и на раскрытой ладони протянул мне. Я взяла. Посмотрела — цельный камень без сколов и трещин, которые могли бы обозначать вместилище для батарейки.
Всё время, пока я держала украшение, оно сияло глубоким медовым огнём, как будто внутри был маленький дракончик, откликавшийся на тепло моих пальцев.
— Здорово... Прямо как магия, — я засмеялась, но Лин веселье не поддержал.
Нахмурился, повесил «ключ» обратно на шею и без слов отправился в ванную. Тут я вспомнила, зачем вообще выбежала за ним.
— Лин, там бельё в углу, дверь не закрывается. Просто отодвинь его по возможности. Там можно пролезть, сейчас я всё покажу, — я нагнала его и хотела было шмыгнуть вперёд, но Лин перехватил меня за плечо.
— Ирри, — серьёзно сказал он, и только лукавые огоньки в глазах смягчали тон: — Не надо обращаться со мной, как с младенцем.
Я замерла с полураскрытым ртом. Ощущение было такое, словно меня окатили холодной водой. Как это не надо? Ведь он же... ну не младенец — но мой маленький Лин. Я привыкла, что он ничего не знает и ни в чём не разбирается. В некоторых вопросах он вообще вёл себя как юный феодал, например, утверждал, что отрубить руку за воровство — вполне нормальная вещь, так же как и вызвать на дуэль за оскорбление.
И раньше он принимал заботу без слова против, даже с благодарностью. А тут вдруг: «Я уже не младенец, мне не нужны твои хлопоты».
От растерянности я так и продолжала стоять на месте, словно соляной столп, и Лин выглянул из ванной.
— Ирри? Ты будешь смотреть, как я моюсь? Или хочешь со мной? — неожиданная проказливая улыбка превратила его почти в того же мальчишку, которым он был четыре года назад.
— Ой, умри, — ответила я и пожалела, что из-за груды белья невозможно хлопнуть дверью.
А так Лин только тихо смеялся мне вслед. Никакого воспитательного эффекта.
К тому моменту, как он вышел, я превратила нашу старую продавленную кровать в более или менее удобное ложе. Притащила одежду со всего дома, достала пропахшее нафталином старьё с антресолей, и получилось вполне себе неплохое гнёздышко. Роль подушки выполняли завёрнутые в плед кофты и футболки, одеялом стали пальто ба и мой пуховик. Вдвоём с Лином мы не замёрзнем.
Идея спать вместе и греть друг друга казалась мне блистательной, пока Линден не появился на пороге. Штаны на нём были те же, прочую одежду он держал в руках и был снова до пояса голый, только теперь ещё и с влажными волосами и усыпанным капельками воды смуглым торсом.
Заготовленная фраза вырвалась из меня раньше, чем мозги подали стоп-сигнал:
— Знаешь, сегодня нам придётся спать вместе... нет ни белья, ни подушек, только кое-какая одежда.
Боже, это прозвучало как оправдание. Может, ещё не поздно всё поменять? Поспим по отдельности, подумаешь, будет немного холодно. Дверь починена, отопление работает — не замёрзнем.
Но Лин бросил взгляд на постель и кивнул. Мне показалось, он немного смутился, но виду не подал.
— Лучше оденься, — поторопила я его, и Лин послушно напялил обратно свою кофту.
Подождав, пока он уляжется, я выключила свет и нырнула под импровизированные одеяла.
Да уж, холод чувствовался. Холод, а ещё смущение. Интересно, о чём думает сейчас Лин?
Он лежал тихо-тихо, даже не слышно было дыхания. Мне вдруг стало страшно, что он пропал. Снова исчез, как тогда, четыре года назад — словно его и не существовало. Абсолютно глупый, иррациональный страх. Но этот страх заставил меня протянуть руку, пока она не упёрлась в чужое тело.
— Что? – тихим гортанным голосом спросил Лин.
Я почувствовала, как его рука встречает мою, как соприкасаются наши пальцы. Медленно, боязливо… и нежно. Ещё немного, и они переплетутся. Интимность этого жеста заставила меня покраснеть. Хорошо, что в темноте Лин ничего не видит.
Я осторожно отодвинула руку.
— Всё хорошо. Давай спать.
ГЛАВА 5.
Я лежала на столе, привязанная, с разведёнными в стороны ногами, с поднятыми над головой руками, полностью обнажённая. Надо мной, тоже обнажённый, нависал Лин. Мускулы перевивали его сухощавые руки, широкая грудь тяжело вздымалась. Глаза потемнели от желания. Лин нагнулся и провёл языком по моей щеке, начиная с подбородка.
— Моя, — сказал он низким урчащим голосом.
В первый миг я сжалась, как будто с прикосновением было связано что-то неприятное, но потом тело затопил огненный жар. Он, как цветок, распустился внизу, поднялся выше, слился в одно с возбуждением от взгляда Лина, от страсти в его дыхании, в его движениях, в пальцах, которые касались моей груди. Я вся дрожала, стремясь вырваться из верёвок, обнять Лина, притянуть к себе. Дрожала и трепетала, исходила сумасшедшим желанием, взглядом умоляя его скорее взять меня.
— Ли-ин…
Он медленно, словно наслаждаясь моим нетерпением, провёл пальцами по внутренней стороне бедра. Ближе, ещё ближе… останавливаясь каждый раз на сводящей с ума дистанции.
— Пожалуйста…
Я жаждала ощутить его внутри, хотя бы его пальцы. Но Лин только гладил нежную кожу вокруг, медлил, следя взглядом за моей реакцией. Потом склонился ко мне вплотную и коснулся языком отвердевшего соска. Я ахнула, попыталась выгнуться, шире развести ноги, но верёвки лишь сильнее врезались в тело. Лин катал во рту чувствительный кусочек плоти, посасывал, то грубее, то мягче, и от этой откровенной ласки всё плыло у меня перед глазами.
Мы были в подземелье, но холода я не чувствовала, то ли от жара из огромных каминов, то ли – и это вероятнее всего – от жара, сжигающего меня изнутри.
— Ли-ин, — повторила я умоляюще, почти готовая захныкать от нетерпения, от сладкой муки его языка.
И Лин поднял голову, посмотрел на меня, будто проверяя, готова ли я. Его тёмный взгляд поглотил меня полностью.
Я подалась вперёд, верёвки исчезли, как не бывало, и, крепко обхватив Лина ногами и руками, я наконец потянула его на себя...
И проснулась.
Ещё не рассвело и, судя по тому, что мой телефон мирно лежал рядом на тумбочке, будильник тоже пока не звонил. Значит, нет и пяти. Да и я совсем не чувствовала себя выспавшейся, голова была ватной, а воспоминания о сне — чересчур живыми. Мне даже на миг показалось, что сон ещё продолжается, потому что приятное ощущение в груди повторилось, и внизу живота у меня мгновенно отреагировало томительной судорогой.
Я поняла, в чём дело, когда увидела, что ладонь Лина накрывает мою грудь. И не только накрывает, но и медленно движется, то и дело задевая сосок.
Похоже, я слишком громко втянула в себя воздух, потому что ладонь остановилась. Надеюсь, это его не разбудило, было бы так стыдно потом глядеть друг другу в глаза. Я издала едва слышное «м-м», делая вид, что только проснулась, и потянулась за телефоном, мягко выскальзывая из хватки Лина.
Посмотрела — без десяти пять. Что ж, хоть и проснулась до будильника, доспать уже не удастся. По опыту знаю, что мелкие «досыпы» на пять-десять минут только вредят, потом весь день ходишь, как варёная рыба. Но так не хотелось вылезать из тёплой постели.
Так и быть... ещё три минуточки.
И я нырнула обратно в нагретую нами постель. Не удержалась от того, чтобы посмотреть на Лина, хоть и мельком. Чёрные ресницы были крепко сомкнуты, губы расслабились, и он выглядел спящим принцем.
Сердце ёкнуло. А он стал красивым парнем. Он и мальчишкой был симпатичным, правда, больше походил на коротко стриженную девочку. А сейчас... я бы, пожалуй, хорошенько подумала, начни такой за мной ухаживать.
Эти мысли, забытые за последний год, удивили меня саму. Когда я последний раз заглядывалась на парней? Ещё до болезни бабушки, это точно. А может, перестала и раньше, всё же Артём дал мне хорошую прививку против того, что обычно называют любовью, и что на поверку оказывается лишь эгоизмом и желанием использовать близкого на всю катушку.
Я снова легла, как и раньше, повернувшись к Лину спиной. Мысленно пожелала, чтобы он опять приобнял меня. И через пару минут моё желание исполнилось: Лин перекинул через меня руку, обнял, плотно прижимая к себе.
Я затаила дыхание от силы этого полуобъятия и от того, что дыхание Лина теперь ворошило волоски на моей шее. Тёплое, удивительно родное. Так же, как и его тяжёлая рука, теперь по-хозяйски покоившаяся на мне. Господи, как же хорошо.
Только в районе задницы я вдруг почувствовала горячий твёрдый предмет. Поёрзала попой, пытаясь наощупь определить, что это. Ведь не может быть, чтобы это было... то, что я думаю, это есть.
О боже, да чем же ещё это может быть!
Ясен пень, это его член!
От осознания, что я сейчас тут вовсю ёрзала задницей, я покрылась холодным потом. А потом откинула наше импровизированное одеяло и быстро вскочила с кровати. В этот самый миг осветился мой мобильник и заиграл бодрую мелодию.
Лин пробормотал что-то и отвернулся, прикрывая глаза локтем.
— Ой, извини, — я подобрала телефон и ретировалась в ванную.
На ходу твердила, как мантру, что ничего не произошло, что это всего лишь утренний стояк, что это бывает у всех парней, что нечего смущаться, как будто я с мужчиной ни разу не спала.
Но моё отражение в зеркале над раковиной — раскрасневшейся, встрёпанной со сна, до чёртиков смущённой девочки — явно сказало мне одну вещь.
Все остальные мужчины — это все остальные мужчины. Лин — это совсем другое.
***
Прошла неделя после того, как Лин вернулся. Удивительно было, как быстро он снова стал частью моей жизни, как будто никогда не уходил. Теперь мы ночевали раздельно: я в маленькой комнате, куда мы перенесли диван, Лин — на кровати в большой, проходной. По утрам он спал долго, и я мышкой прошмыгивала мимо него. Иногда останавливалась полюбоваться.
Мне так нравилось видеть его здесь, в этой квартире, вот таким: спящим, беззащитно расслабленным. Во сне суровое обычно выражение лица мягчело, делалось моложе — если так вообще можно сказать о девятнадцатилетнем парне. Глядя на него, я впервые понимала смысл выражения «спать как младенец». Лин спал так, словно не ведал никаких забот. В этом я ему немного завидовала.
Мы понемногу приводили квартиру в порядок: Лин нашёл где-то парней, которые помогли ему поправить дверь, приделал дверцу кухонного шкафчика, притащил откуда-то плинтусы и поменял старые, разбухшие и потрескавшиеся от воды. А я ободрала кое-где отставшие от стен обои, выстирала грязные вещи (часть, правда, пришлось выкинуть) и вымыла до скрипа пол.
Ещё Лин запретил мне тратить деньги на еду, и я лишь диву давалась, видя, как в холодильнике сами собой появляются продукты.
Во всём этом был только один минус. Мы почти не виделись.
У меня весь месяц были дневные смены, я вставала в пять и возвращалась в восемь, а Лин целиком отдался ночной жизни. Иногда мы встречались утром за завтраком или вечером за ужином, но чаще я заставала его спящим по утрам и отсутствующим по вечерам. Только приготовленная в расчёте на Лина еда исправно исчезала.
А где-то через неделю после потопа, когда я вернулась домой и пила на кухне чай, расслабленно читая, в дверь позвонили, а следом застучали. Судя по звуку — ногами.
Лин, как всегда, где-то пропадал, и в эту минуту я об этом очень пожалела. Открывать ужасно не хотелось, предчувствие просто вопило, что из этого не выйдет ничего хорошего. Но стучали с такой силой, что ещё немного — и нашу дверь снова сорвут с петель.
— Сейчас! — крикнула я, подходя.
Если это Юра, я не открою. Вызову полицию, скажу, что мне ломают дверь, что пьяный сосед снизу хочет убить меня. Вряд ли они приедут, если просто сказать, что боюсь изнасилования.
— Давай открывай, сосалка!
Даже заглядывать в глазок не пришлось. От одного звука его голоса меня пробрала гадливая дрожь. Юра своей собственной отвратительной персоной.
Боже, что делать? На худой конец, я могу спрыгнуть с балкона, пока он пытается выломать дверь. Или попробовать уже позвонить в полицию? Ни за что не открою.
Я несмело посмотрела в глазок. Хотела проверить, один ли там Юра.
Он был не один, но — чего я никак не ожидала — не в компании своих обычных собутыльников, а вместе с какой-то женщиной средних лет. Полная, в длинной наполовину расстёгнутой шубе, на лице выражение вселенского презрения и осознания собственного достоинства, углы рта стремятся вниз.
Заметив, что глазок блеснул светом, эта женщина пренебрежительно сообщила, глядя куда-то вбок:
— Ирина Витальевна Смородинова? Откройте, пожалуйста, будем разбираться по поводу залива.
Залив? Господи, она из управляющей компании. Юра нажаловался.
Непослушными руками я повернула замок. Оставила в пазах цепочку, чтобы непрошеные гости не смогли ворваться. Даже в сопровождении явно чиновничьего вида женщины я опасалась Юры. Невольно сжалась, снова увидев его лицо так близко. Нахлынули воспоминания: его холодные руки на моих бёдрах, тяжёлое тело, придавившее к полу, запах нечищеных зубов и перегара.
Юра, кажется, и сегодня был немного навеселе, глаза блестели пьяным блеском. Под правым был почти заживший фингал. Погладив меня масленым взглядом, с превосходством улыбнувшись, Юра взмахнул какой-то бумажкой и спросил:
— Ну что, Смородинова, по-хорошему будем договариваться или по-плохому?
— Девушка, снимите цепочку и дайте нам войти, — вмешалась женщина, не дав мне произнести ни слова.
Я помедлила, но потом решительно помотала головой:
— Нет.
Юра порывался что-то сказать, но женщина вскинула руку, и он замолчал.
— Вы хотите решать дело через суд? — спросила она у меня. — Думаю, это можно устроить. Правда, в таком случае вам придётся не только возмещать ущерб, но и судебные издержки.
Ущерб... издержки... Слова отдались эхом в моей голове. Деньги. Снова нужны деньги.
— Девушка, — чиновница нетерпеливо постучала по двери ногтями. Звук заставил меня передёрнуться. — Вы так и намереваетесь держать нас на пороге?
— Что вы от меня хотите?.. — прозвучало это совсем беззащитно, я и сама поняла.
— Сто тыщ, — ухмыльнулся Юра, снова помахав бумагой. — Вот у меня актик. Комиссия, все дела. Понимаешь, Смородинова? Нюхни, чем пахнет, — он протянул в щель кулак — прямо к моему носу.
Я с трудом подавила желание прищемить ему руку и только отдёрнула голову.
Сто тысяч? Что он несёт! Это почти в десять раз больше, чем вся моя зарплата, а ещё надо платить за квартиру, отдавать проценты и сами долги. И ремонт...