Себя я все равно не чувствую, словно потерялась где-то и уже не найти. Ни сил, ни смысла.
Но сны не обманешь. Итан пришел и начал жадно целовать, от живота к подбородку и назад по влажной дорожке. Тягуче гладить, перебирая горячими пальцами и собирая шелковое платье, а сверху накатывал его низкий немного охрипший голос, он говорил грязные возбуждающие вещи, которые может говорить только любимый. Говорил и ласкал языком, не давая увернуться и заостряя до предела каждую следующую секунду. Острее и жарче, невыносимо сладко, я стонала, закусывая до боли губы, и просила медленнее… еще нежнее.
Я задыхалась и не могла насытиться им, полустертым отголоском боясь, что он вот-вот исчезнет. Что его сильные руки уйдут, оставив лишь смазанное воспоминание, а мне так нужно чувствовать его, каждый влажный выдох и вибрирующее движение. Снова и снова, навстречу… Я кончила, вздрогнув всем телом… проснувшись в кровати одна.
А утром я добилась встречи с ним. Но только не в отелях или барах, я дала Итану адрес того домика второго мужа, вспомнив, что еще один ключ должен лежать под забором. Это было ошибкой.
Фотографиям нельзя верить!
Ключ мы нашли, но я едва узнала дом, который до этого видела лишь на снимках. Мы ужасно разводились со вторым мужем и его юрист проделал пару профессиональных фокусов, чтобы мне досталась лишь эта грязная дыра. Но тогда мне было плевать, я была влюблена в Кирилла и не ходила на суды. А теперь вижу, что старый дом как насмешка бывшего.
Итан смотрит сквозь меня, но я чувствую, как в нем пульсирует злость. Я все-таки доведу его. Он решил, что я специально притащила его в самое грязное место, какое нашла. Я угадываю как «тяжелеет» мужское дыхание за спиной, открываю входную дверь и тоже тяжело выдыхаю. Внутри дома не лучше, чище, да, но не лучше.
Я не смотрю на Итана, оглядываюсь по сторонам и пытаюсь придумать наш разговор. Его шаги шумят рядом, но он не подходит ко мне и ждет моих слов. Или пока может говорить одним матом и еще надеется, что у меня есть нормальное объяснение и ему незачем до боли сжимать кулаки.
В главной комнате есть диваны и стол, на котором лежит запечатанная пачка пластиковых тарелок. Еще почему-то горит верхний свет. Я нахожу клавишу и выключаю свет, чтобы дать глазам отдохнуть, и, не понимая, куда и зачем иду, ступаю в коридор. Он тесный и короткий, и первой дверью выводит к кухне, которая размерами больше напоминает кладовку для бытовой химии.
Здесь всё старое и покосившееся, советский кухонный гарнитур и пластиковый стол, списанный уличной кафешкой. Его правая ножка изуродована черными ямками, кто-то любил тушить окурки и плавить пластик одновременно.
— Тут живут?
Я оборачиваюсь на голос Итана и замечаю, что он раскрыл дверь холодильника.
— Продукты, — добавляет он, кивая на полки, когда замечает мой вопросительный взгляд.
— Не должны, — произношу неуверенно.
— Значит замки слабые.
Итан проходит к окну и пробует на прочность ручку и задвижку, которая жалобно скрипит. А я замечаю другую странную деталь — на полу стоит картонная фирменная коробка из-под микроволновки. Она блестит свежими красками, которые на фоне общей запущенности смотрятся как небесная радуга. Я подхожу к ней и подцепляю язычок сбоку, чтобы посмотреть, что внутри. С заводской лентой приходится повоевать, хотя она дает неплохую подсказку о содержимом, и сюрприза не случается. Под пенопластовой шапкой оказывается именно микроволновка, совершенно новая, белая, инструкция не знает ни одного залома, а черный шнур сцеплен пластиковой стяжкой.
Я потерянно смотрю на нее и вспоминаю, что видела чек из магазина электроники на нашем комоде. Вчера или позавчера…
Итан неожиданно толкает меня и я едва не падаю. Он случайно задевает меня плечом, когда резко разворачивается и решает уйти.
— Итан!
— Что Итан?!
Он тормозит уже в коридоре, но не возвращается в комнату. Впрочем, кухня такая маленькая, что мне достаточно сделать всего шаг, чтобы увидеть мужской силуэт в проеме.
— Что, черт возьми?!
Мы так и смотрим друг на друга сквозь дверную раму, не двигаясь.
— Почему так? — он задает третий вопрос. — Снова и снова, я поверил, что мы закончили…
Я не выдерживаю и отворачиваюсь, потому что в его глазах стоят слезы. При этом его лицо трудно узнать, он как будто мыслями в другом месте, а для меня оставил лишь холодную непроницаемую маску.
Пальцы сами находят холодный металл, я бесцельными жестами нащупываю ручки шкафов, которые украшены черными треугольниками, и начинаю переворачивать их на другой бок. Просто так, один за другим. Третий, четвертый… черт, не поддается, никак, тогда я нажимаю со слепой силой и вдруг режу пальцы до крови об острое ребро.
Оно очень острое, полоснуло тонко и глубоко. Я вижу, как алые капли набухают на самых кончиках и, созрев, спускаются тонкими дорожками к ладони. Боли нет, только удивление… как глупо получилось.
— Ты меня слышишь?!
Итан на мгновение срывается в громкий смех, но быстро приходит в себя.
— И что дальше? — произносит он, отсмеявшись. — Ты еще пишешь? Кирилл говорил мне, что ты иногда балуешься в стол…
Итан с трудом гасит второй взрыв смеха, а я все же оборачиваюсь и смотрю на его искривленное лицо, которое потеряло всю красоту сейчас, он болезненно скалится и нервными перескоками озирается по сторонам.
— Хоть заключительные главы? — произносит он тише и спокойнее. — Ведь я уже на пределе, малыш… я уже давно… Что я должен дальше? Я не буду выпрашивать пощечины, никаких грязных прелюдий, это дерьмо мне осточертело. Не я, а ты привела нас сюда, вернула даже… я натрахался в гаражах, хотел по-другому.
Он делает шаг вперед и возвращается в комнату, еще шаг и оказывается прямо передо мной.
— Но тебе нравится только так? Чтобы грязь, злость, чтобы я сходил с ума?
Итану не нужен ответ, и он наклоняется ко мне, но не для поцелуя, а чтобы вглядеться в мое лицо, будто впервые случилось хорошее освещение… достаточное, чтобы разглядеть мои черты. Его пальцы сцепляются жесткой хваткой на плечах и давят, давят, переходят грань, так что я не могу думать ни о чем другом. Мне больно.
— Любишь угрозу, — выдыхает Итан мне в лицо, — мужскую угрозу. Знаешь, если долго просить…
— Ты слишком много говоришь.
Итан грубо накрывает ладонью мой рот. Он зверским прессом вжимает меня в столешницу, на которую через мгновение подсаживает, заставляя подогнуться под него.
— Хорошо, я выучил свою роль, дальше можно без суфлера, — говорит он со злой усмешкой. — Высокомерные леди любят классику? Ты смотрела «Последнее танго в Париже?» Конечно, ты смотрела.
Я дергаюсь прочь, уже не на пробу, а со всей силой, на которую способна. Только Итану плевать.
— Не дергайся, — он душно притягивает меня к себе и запирает в объятиях, сдавливая крепким сильным телом, об которое разбиваются все попытки вырваться. — Ты забыла, как там было? Она не вырывалась, молча вытерпела и не брыкалась. Или дело в том, что я не тяну на Брандо?
Его несет, я кожей чувствую, как ему плохо. Он без остановки произносит грязные ужасные шутки, только чтобы не очнуться и не оказаться в тесной убитой комнате наедине со мной. Где только я и он, и нет никакой будоражащей кровь игры, пусть пошлой и низкой, нет, он уже признался, что ему осточертело. Его толкает вперед лишь гнев… отомстить, унизить, отвоевать свое.
Он оглушен и не похож на себя, черты лица исказились, заострившись до судорожного предела и вытравив напрочь его природное обаяние. Он другой, озлобленный незнакомец… и слова на губах чужие. Итан произносит больные вещи и куражится, пляшущие пьяные интонации выдают его, как на детских горках, вверх-вниз. Я с трудом цепляюсь за его фразы, чтобы понимать, что происходит, хотя больше всего хочется зажмуриться и согнуться пополам. Я не хочу слышать и видеть его таким, не хочу запоминать сегодняшний проклятый день.
Я уже стерла один такой…
— Остановись, — прошу я, когда он устает сжимать меня и чуть ослабляет хватку. — Нам нужно разъехаться в разные стороны…
— Мы не будем искать масло? — Итан выдавливает из себя гадкую усмешку, хотя его запал почти иссяк, я вижу, как неумолимо его накрывает усталость, и он уже не держит, а держится за меня.
В мужских пальцах появляется дрожь.
— Ты едва стоишь на ногах.
Он кивает и забывает поднять голову, утыкаясь подбородком в плечо. А его руки сходят с меня волной, мягкой и потерявшей всякую силу, он проводит по предплечьям, последним касанием обжигая мои пальцы, и бросает их вдоль своего тела.
— Мне душно, — Итан переходит на неразличимый шепот, а еще через мгновение отшатывается в сторону, и так неуклюже, что ему приходится хвататься за холодильник, чтобы устоять. — В твоей маске ужасно душно.
Вновь усмешка, которую я уже не вижу, потому что он направляется к выходу. И оттуда Итан бросает мне последние слова.
— Стоило закончить в том вонючем баре… Я хочу закончить, хочу вообще не знать тебя.
Глава 28
Кирилл идет навстречу по коридору, и в его спокойных интонациях легко заблудиться. Они настолько спорят с моим нервным состоянием, что можно забыть о неработающем телефоне и обо всем остальном. Меня бьет мелкой дрожью, а пальцы шалят так, что я непроизвольно выстукиваю рванный ритм по пластиковому коробу телефона. И я не могу заставить себя посмотреть вниз, хотя слышу, что Кирилл уже подошел вплотную.
Меня прорезает запоздалая волна паники! С чего я взяла, что ему можно доверять? Им обоим?! И почему не работает телефон?!
— Не хочешь спускаться? — его голос все же тускнеет, он замечает, что я слепо смотрю перед собой и зверским замком сжимаю саму себя в объятиях. — Александра?
Я рывком возвращаюсь наверх и, наклонившись, хватаюсь за ручку дверцы, чтобы быстро захлопнуть ее, если придется.
— Не поднимайся ко мне! — кричу. — Нет!
— Я не собир… Подожди, тише, — он выставляет руки перед собой, показывая, что они пусты. — Что случилось?
— Мне нужен твой телефон. Достань из кармана и брось мне.
— Телефон?
— Да, телефон!
У него оружие, и я боюсь его движений. Я сейчас боюсь всего, но отсюда же мой больной запал, мне, черт возьми, нечего терять! Я в заброшенном доме, в глуши!
Стало только хуже, в первом доме было хоть чуть уютно, а здесь грязно, темно и страшно от любого шороха. И предыстория с Альбиной выше всяких похвал, она расшатывает мою нервную систему лучше прямых угроз.
Именно в этих стенах держали замученную девушку, и Ольга тоже была здесь. Быть может, их и убили здесь, откуда мне знать правду? Быть может, именно в этих грязных стенах нанесли все те страшные ножевые ранения, колотые и полосующие, бесконечные, по всему телу… Выкрали девушек с парковки, изуродовали и выбросили на пустырь как мусор.
И вот я тоже здесь. Сама дала согласие и позволила привезти.
«Странно, как всё быстро меняется. Я ведь приезжала сюда раньше по своей воле».
— Я отдал его Итану, ему нужно было сделать звонок, — произносит Кирилл почти по слогам. — Я потерял его, он пошел к машине и исчез. Я подумал, что он вернулся в дом.
Я смотрю на Кирилла, на его встревоженное лицо, в котором ничего не понимаю. Кто он? Чего хочет на самом деле? Если я уяснила хоть что-то, так это не верить больше открытым лицам и заботливым интонациям в голосе, все вокруг лгут — вот лучшая подсказка на все времена.
И я ведь вижу, как Кирилл осторожно, медленно, но нащупывает дорожку ко мне наверх. Уже положил ладонь на одну из ступеней, крепко сжав металлический прут, и наклонился вперед, как бы выглядывая меня и заодно подстроившись точно под лаз, чтобы хватило пару резвых рывком вверх. А он очень резкий, я помню еще по тому первому бегству, когда он меньше чем за минуту нагнал меня, показав, как тщетны все мои попытки обыграть его.
Он сильнее и быстрее меня.
— Скажи мне, — мягко добавляет он. — У тебя слезы на глазах…
— Дай мне телефон, — я повторяю глупую фразу, как маленький капризный ребенок. — Пожалуйста.
— Нужно найти Итана, — Кирилл кладет вторую ладонь на другую ступеньку и сжимает пальцы в надежный замок. — Хотя у тебя же его сотовый… В твоих руках, Саша.
— Он не работает.
— Ты из-за этого разнервничалась? Черт, мы оставили тебя, закопались в дворе, прости…
И он поднимается на одну ступеньку вверх, наплывая плавным и красивым движением, словно оттачивал его годами, как сложный классический танец. И по-прежнему смотрит мне прямо в глаза.
— Ты поднимаешься, — говорю я, пытаясь справиться с севшим голосом. — Кирилл, я попросила.
— У тебя истерика. Тебе не стоит быть на чердаке одной, ты просто очень устала и накрутила себя, это естественно. Мы плохо подумали, когда приехали сюда, все эти фотографии, записки, воспоминания…
Он хочет усыпить меня, произносит слово за словом убаюкивающим ласковым голосом и заставляет смотреть на свое лицо, которое приближается и приближается. И мне страшно отворачиваться, это как закрыть дверь в спальню, когда боишься ночевать одна. Спрятаться и зажмуриться, чтобы переждать неприятные часы, только у меня нет ни циферблата с отсчетом, ни обещанного рассвета за окном. Я до боли сжимаю пальцы на ручке дверцы и тяну до последнего, чтобы захлопнуть крышку, мне придется, я уже вижу, но что дальше? Он ведь не исчезнет, сколько не закрывай глаза и входы, он останется и продолжит делать то, что задумал.
— Хорошо, я найду Итана, — Кирилл неожиданно сдается и останавливается. — Ему ты скажешь, что случилось?
— Мне нужен телефон.
Кирилл обреченно кивает и спрыгивает вниз, ломая все мои ожидания. Мужчина осматривается по сторонам, ища с какой дороги лучше начать, но осекается и вновь запрокидывает голову, смотря на меня.
— Нет, но почему ты ему так доверяешь? Что в нем такого?
— Оружие при тебе? — я задаю свой вопрос и наталкиваюсь на новую тревогу в его остром взгляде.
— Да, — он коротко кивает.
— Минут пять назад меня напугал мужчина под окном, он достал нож и провел у горла.
Он не был готов к такому объяснению, я вижу и сомнение, и искреннее удивление в его глазах, и, кажется, он не может выбрать, что ему ближе, но страха нет. Просто необычный факт из чужих уст, но никак не угроза.
— Ты уверена?
— Да, я не смогла различить лицо, но я уверена в том, что видела.
Кирилл вновь кивает и заставляет меня нервничать, он реагирует неправильно, так буднично, что я не уверена, что он вспомнит об оружии.
— Кирилл, я серьезно.
— Да, я понял.
Глава 29
Кирилл уходит, и случается тишина, которая изматывает. Я не знаю, что правильно. Как поступить и помочь себе…
Ведь должен быть выход? Да, вот люк вниз, над которым я сижу, сжавшись в тугой клубок, и зачем-то пересчитываю ступеньку за ступенькой. По секунде на каждую, даже меньше, мгновение по итогу, я могу спуститься очень быстро, бесшумно вряд ли, но то, что быстро — я уверена. А дальше? В доме одна главная дверь, около десяти шагов по тесному коридору и на улицу. Потом добежать до калитки и надеяться, что в машине Итана или Кирилла остались ключи.
А если нет?
Здесь есть соседи?
Я не обратила внимания на другие дома, заброшены они или с признаками жизни. Черт, я ни на что не обратила внимания, как беспечная идиотка, которая согласилась на увлекательную экскурсию! И правда, чего волноваться, когда тебя похитили и обещают маньяка по твою душу?!
Но теперь нужно выбираться, пусть даже на чертову удачу. Кричать и бежать, пока есть силы. Вот и весь план, но оставаться в доме хуже всего. Это все равно что соглашаться на отведенную роль, сидеть на заброшенном чердаке, как Альбина, которая даже не подала голоса, когда в дом приезжали другие.