— Ты знаешь, кто я?
Хочу назвать ее Рэд. (Примеч. Red (Рэд) — в переводе с англ. красный). Знаю, что теперь, когда бы я ни увидел что-то красное, этот цвет будет ассоциироваться именно с ней.
— Нет! А ты знаешь, кто я?
Она опускает голову, вытирает уголок глаза и снова смотрит на меня.
— Знаю. Лучше, чем кто-либо.
— Насколько хорошо?
Она подходит к кровати и садится, скрестив ноги. Потом разглаживает юбку, натягивая ее вниз.
— Я знаю тебя как в эмоциональном, так и в физическом плане.
— Мы трахались?
От моего выбора слова ее передергивает.
— Да.
— Я уверен, что трахал много женщин, Рэд.
— Рэд? — спрашивает она, игнорируя остальную часть сказанного.
— Да. Я не знаю твоего имени, так что буду называть так.
— Почему Рэд?
Качаю головой. Я все еще не получил ни одного ответа.
— Ты, кажется, любишь этот цвет. Так что я буду звать тебя Рэд.
— Люблю, — улыбается она.
— Как долго мы знакомы?
Она смотрит на юбку и снова одергивает ее, хотя та даже не сдвинулась.
— С шестнадцати лет.
Я делаю шаг назад. Это огромное количество времени, чтобы узнать кого-то. Куча потерянных воспоминаний.
— С шестнадцати лет... — только и могу пробормотать я.
А потом вибрирует мой телефон, и я, не успев подумать, снимаю трубку. Рэд внимательно следит за мной.
— Да. — Это все, что могу сказать, пока изучаю ее, пытаясь найти хоть одну знакомую черту… что угодно. Слова слишком отвлекают, потому даже не задумываюсь и отвечаю на звонок.
— Малыш, я так скучаю. Приезжай домой, — слышу я и отодвигаю телефон подальше. Если бы мог, то ударил бы себя, потому что был достаточно глуп, чтобы ответить.
— Приеду, когда буду готов, Саванна.
— Но малыш, я так хочу тебя. Никто не ласкает и не трахает меня так, как ты.
— Не сейчас, — говорю я и вешаю трубку.
Рэд продолжает смотреть на меня широко распахнутыми глазами.
— У тебя... — ее голос дрожит, — есть девушка? Или жена?
Она встает, будто не может больше усидеть на месте.
— Да.
Рэд качает головой.
— Что «да»? — Она поднимает руки, а затем вновь опускает по бокам. — Жена?
— Нет.
Она прижимает руку к груди, где бьется сердце, будто ощущает облегчение.
— Мне нужно идти, — наконец, произношу я.
Знаю, что по возвращении нужно будет разобраться с Саванной, и это последнее, что мне хочется делать.
— Уходишь? — спрашивает она.
Я киваю.
— Нам нужно поговорить, ты не можешь уйти вот так. Мне нужно убедиться, что все это реально, а не мое воображение.
— Воображение? — уточняю я.
— Да. Что я не вообразила себе твое появление, чтобы излечить свое разбитое сердце.
— Дай мне свой телефон. — Я протягиваю руку.
Она смотрит вопросительно, но потом достает телефон из кармана юбки и отдает мне. На заставке фото троих детей. Я смотрю на них дольше, чем необходимо, потом снимаю блокировку и вбиваю свой номер.
— Я записан, как «Трейс», — говорю я, возвращая телефон.
— Трейс?
— Да. Так меня зовут.
— Это не может быть правдой, просто не может. — Она подходит ближе и касается моего лица. Я не двигаюсь, позволяя ей делать это. — Это должен быть ты, но это не ты... — Она опускает руку и качает головой. Молчит минуту, а затем спрашивает: — Я смогу связаться с тобой по этому номеру?
— Да.
— В любое время? — уточняет она.
— Да, в любое.
Она медленно кивает.
— Могу я спросить, каким было твое первое воспоминание?
— Воспоминание? — спрашиваю я.
— Да, я хочу знать, что ты помнишь.
— Я не помню ничего, кроме пяти последних лет. Когда очнулся, я не узнавал ничего и никого, даже самого себя. Только помнил много черного.
Резко втянув воздух, она произносит:
— Спасибо.
Потом поднимается и идет к выходу, остановившись возле меня и мягко поцеловав в щеку.
— Я скучала, — говорит она, прежде чем исчезнуть.
Глава 11
Трейс
Иногда я ощущаю явную боль. Настолько глубокую, что снова убеждаюсь — повреждения слишком сильны. Раньше, когда я видел блондинку, мне хотелось преследовать ее. Я не понимал, что с этими женщинами не так, но теперь... Это из-за нее? Рэд — причина, по которой мое сердце пропускало удар, когда я видел женщину со светлыми волосами или голубыми глазами?
Девушка в баре поворачивается, и внезапно меня шокирует мысль, что она совершенно не похожа на Рэд. И цвет ее голубых глаз тоже совершенно не тот. Она подходит и запрыгивает на меня, обнимая ногами за талию. Обхватывает лицо ладонями, касается губами и начинает двигаться, но я не реагирую. Поняв это, она отстраняется и слезает.
— Что с тобой? — Это ее первые слова, которые она произносит с тех пор, как я вернулся.
Я качаю головой, поправляю сумку на плече и прохожу мимо. Она догоняет и идет за мной наверх в комнату.
— Поговори со мной, Трейс.
— А разве это мое имя, Саванна?
Она останавливается с широко распахнутыми глазами. Не знаю, почему они мне так нравились. Если присмотреться, то ее глаза совершенно не похожи на те, что преследуют меня.
— П-почему ты так говоришь? — пытается говорить со смущением, будто не понимает, о чем я, но первая реакция уже выдала ее.
Я начинаю думать, действительно включая голову, чтобы понять, где еще вранье. Теперь я практически уверен, что она вливала мне в уши целый поток лжи. Той, что будет хороша для нее и будет ей на пользу.
Когда я очнулся, первым, что увидел — было ее лицо. Той, кто сидел возле моей постели. Помню все ясно, как день. Главным образом, конечно, потому, что это случилось всего пять лет назад, и я постоянно прокручивал свои воспоминания, стараясь добавить хоть что-то. Мне хотелось вспомнить все.
— Малыш... — были ее первые слова.
Она сидела и держала меня за руку. Я вздрогнул, выдернув свою ладонь. Почему так странно ощущалось, что кто-то меня касается и зовет ВОТ ТАК? Она стояла надо мной, глядя большими глазами, и была такой красивой, сексуальной. Я мог представить, как трахаю такую шикарную попку, но именно глаза в конечном итоге привели меня к ней.
— Меня зовут Саванна, Трейс. Ты помнишь?
В ее словах не было смысла, я не мог понять их. О ком, черт побери, она говорила? Попробовав двинуться, я вздрогнул от боли и хотел дотронуться до спины, но там была серьезная рана.
— Что произошло? — спросил я, совершенно не имея понятия, почему ощущаю себя так, будто чуть не сдох.
И почему не мог вспомнить ничего, как ни старался.
— Ты делал кое-какую работу, и все пошло не очень хорошо... — Саванна замолчала и посмотрела назад. Я проследил за ее взглядом, но ничего не увидел. — Тебя подстрелили, — сказала она, снова посмотрев на меня.
— Почему я ничего не помню? Ты вообще кто?
Притворившись, словно знает обо всем, она не промахнулась.
— Я твоя девушка. Мы были вместе столько лет... разве ты меня не узнаешь?
— Нет. — Это все, что я мог ответить.
Ласково коснувшись моей щеки, она сказала:
— Ты вспомнишь, малыш. Обязательно. Все будет хорошо.
Потом ее позвали, и Саванна исчезла, нежно оставив на моей щеке отпечаток красной помады. Но я так и не понял, кем она, черт возьми, была.
— Переночуй сегодня где-нибудь в другом месте, — говорю я, вынырнув из воспоминаний.
Она морщится и надувает губы. Проигнорировав, я иду мимо, в свою комнату. Открыв дверь, вижу Гровера, который сидит на постели и смотрит, как я вхожу.
— Президент? — говорю я, бросая сумку и останавливаясь в дверном проеме.
Он опускает взгляд к вещам, потом снова поднимает его на меня.
— Тебя долго не было, Трейс. — Он тяжело смотрит, а потом бросает вперед фотографию, которая приземляется у моих ног.
Сморю вниз и вижу себя с Рэд — она у моей двери, в отеле.
— Следишь за мной? — Голос не выдает меня, тело расслаблено.
Ложь, конечно. Я в полной готовности. Просто именно этого он и ожидает.
— Ты игнорировал звонки Саванны. Игнорируешь нас?
Меня трясет. Любая баба означает неприятности. И как я не понял этого раньше?
— Это все из-за нее, серьезно? Знаешь, что? — Я хватаю фото, поднимая его с пола, и кладу в карман. Он внимательно наблюдает за моими действиями, и я внезапно понимаю, что ошибся. Не нужно было этого делать. — Отправь свою девочку греть койку кому-нибудь другому, потому что, будь уверен, в моей постели ее больше не будет.
Он резко встает, делая два шага ко мне.
— Осторожнее, Трейс. Встреча с блондиночкой могла подарить тебе кое-какие новые мысли. Но ты просто помни, кто был с тобой здесь пять последних лет. И помни, на что мы способны.
— Это угроза?
— За кровь платят... кровью, брат. Без кровопролития ты не уйдешь, и все может сложиться совсем не в твою пользу.
Судя по его напряженной улыбке, он воображает, что держит руку на пульсе. Но мало ли, что он думает — его угрозы не пугают меня. Я с радостью перебью их всех не моргнув и глазом.
— Опять сваливаешь? — Кейн смотрит на сумку, которая еще не распакована после ухода Гровера.
Я был здесь весь день, стараясь обдумать, вспомнить хоть что-то. Но это как колоть твердый орешек — не получается, как ни пытайся.
— Почему? — Он остается в дверях.
Черт, он, возможно, единственный, с кем я могу поговорить, даже если ему нужна Саванна. Блядь, да пусть забирает.
— Я слышал, ты ее вышвырнул. Президент приказал присматривать за тобой. Ты, наверное, сделал что-то, чтобы разозлить всех, — говорит он и хрустит костяшками пальцев.
Хотелось бы услышать от него правду. Точно знаю, что мог бы выпытать ее. Они все кажутся крепкими мужиками, но я уверен, что смогу сломать любого.
— Скажешь мне честно?
Кейн удивленно приподнимает брови, но дальше следует кивок.
— Сколько ты меня уже знаешь?
Он явно нервничает. Его взгляд мечется от меня к двери, словно просчитывая, как половчее сбежать.
— Кейн?
— Да я тебя вечность знаю, брат.
Ложь, я слышу это.
— Честно, Кейн. Даю тебе последний шанс.
— Пять лет, — произносит он едва слышно.
Если бы я не смотрел на него, на его губы, то даже не услышал бы, точно.
— Блядь, — ругаюсь я. — А мое имя, Кейн? Разве меня зовут Трейс?
Он качает головой.
— Нельзя говорить им, что ты знаешь, или что я тебе сказал.
— Имя?
— Блэк... так тебя называли. Блэк. Тебя хотели все, а Гровер выиграл джекпот.
— Саванна? — спрашиваю я, и он понимает, о чем.
— Ты ее никогда не знал, ей сказали сыграть твою девушку. Да она и не отказалась, когда тебя увидела.
— Сука гребаная.
— Она любит тебя. Даже если сначала использовала, то теперь... любит.
— Хватит, Кейн! Я знаю, что ты сам в нее влюблен. Вырасти уже, черт возьми, и скажи ей это.
Он со стыдом опускает голову. Не выношу некоторых людей, но с ним я готов мириться. В малых дозах.
Глава 12
Трейс
Остаюсь в клубе еще неделю, строю планы. Думаю о расплате. Как именно и что сделаю для этого. Но не спешу. Вместо этого манипулирую. Не собираюсь торопиться, ведь месть — это блюдо, которое подают холодным. И они понятия не имеют, что их ждет.
Пару ночей подряд Саванна пробует проскользнуть ко мне в постель, и однажды я почти позволяю... почти сдаюсь. Она ловит меня сонным и злым. Хотя потом, услышав «малыш», я отбрасываю ее практически через всю комнату. После этого она больше не пробует пробраться ко мне.
У клуба появляются проблемы, которые я им приношу. Так легче заставить их поверить в то, что только мне можно доверять.
Шесть дней назад я подставил Бузера, Вице-президента, спутавшегося с одной шлюхой. Конечно, он не знает, что это я. Да и шлюха оказалась не простая, она — давний член одного из конкурирующих клубов, но который достаточно лоялен ко мне.
Было так легко сделать их совместные с Бузером фотки, а потом переслать Президенту Гроверу. Так дерьмо попало в вентилятор.
Это был хороший день.
На следующий день я заплатил четверым подросткам по сто долларов каждому, чтобы они угнали байк Брака и заменили его на скутер с запиской на лобовухе:
«Если не заплатишь, тебя тоже заменят на куклу».
Записка могла означать что угодно, она тупая, но отлично сработала. Он перестал доверять клубу, а остальные поверили, что он продает наркотики из общака и присваивает бабки, чего на самом деле он делать не может.
Следующее сделать было просто охренительно легко. Мне даже не пришлось составлять кучу планов.
У Старка слабость к малолеткам до двадцати лет, которых он любит наряжать, как школьниц. У Гровера — младшая дочь, моложе Саванны, ей всего девятнадцать. Никто не должен разговаривать с ней или даже смотреть в ее сторону. Она ненавидит отца и за его спиной трахается со Старком, чтобы отплатить за обожание золотой девочки, Саванны.
В одну из ночей я вышел на прогулку и увидел Старка на мотоцикле Гровера — этот байк я узнаю где угодно. А также я знаю, что Президент никому не разрешает трогать его байк. Он для него как ребенок. Кроме того, по доносившимся крикам удовольствия было слышно, что это Старк — верный член братства уже десять лет как. Старый гребаный ублюдок. Я сделал фотки, распечатал их и отправил Гроверу.
Сегодня меня позвал Гровер, и когда вхожу в здание, я вижу трех главных членов братства — они в рядах дольше всех — стоящими вдоль стены. При виде их мое лицо не меняется, я ожидал этого. Слишком глубоки трещины, оставленные мной. Больше между ними доверия нет.
— Президент, — говорю я.
Он смотрит на меня с яростью на лице.
Смешно, ведь я планировал сделать больше... намного больше. Осталось самое легкое. Только вот если я закончу все, что планировал, клуб развалится.
— Я живу ради преданности, и мои люди должны быть преданы мне безоговорочно. Если это не так — нужно выбрать наказание. Кровь или смерть, что выбираете?
Трое смотрят на меня, зная, зачем я здесь. Затем на Гровера. А потом произносят в один голос: «Кровь». Гровер кивает мне и первым выбирает Старка, толкая его идти вперед. Двое других отворачиваются — им не разрешено видеть.
Комната полностью укомплектована — здесь все, что мне нужно. Сюда я прихожу, чтобы расслабится, пострелять или помучить пленников. В этой комнате крики расслабляют. Звучит странно, я знаю, но подумайте об этом. Если человек ощущает боль — значит, он жив. Несомненно, здесь они кричат от боли, истекают кровью от пыток, плачут от облегчения. Эти люди ощущают. И, может быть, это неправильные ощущения, но они будто говорят им: «ты жив».
Меня пытали, не прошло и четырех месяцев после потери памяти. Теперь я думаю, Гровер имел к этому прямое отношение. Боль тогда была просто ужасающей. Я ни разу не закричал, не заплакал, не произнес ни единого слова. Даже когда едва зажившую рану на спине заново полосовали ножом. Ту самую, от выстрела, из-за которой я потерял память. Помню звук рвущейся кожи и жжение вскрытой плоти, словно это было вчера.
В конце концов, им пришлось сдаться — я потерял слишком много крови и отключился. Очнулся в той же кровати, с Саванной рядом, держащей меня за руку. Она сказала, что клуб спас меня еще раз, и теперь я должен им еще больше.
Смотрю на утюг, который поставил на открытый огонь. Гровер выходит и закрывает за собой дверь. Здесь со мной никто никогда не хочет оставаться. Однажды я спросил почему, и в ответ услышал, что глаза мои пустые, будто я не здесь. Что в этом месте я сама Смерть.
Они боятся меня, но так и должно быть.
Старк стоит на четвереньках, на его теле нет одежды. Остальные двое тоже, разве что смотрят они на стену, а не на меня.