Я вздохнула.
— Хотелось бы верить.
— Вот так все и было.
Мартин и Огюст, которые слушали мой рассказ, смотрели на меня с абсолютно одинаковым выражением удивления и определенного недоумения. Мартин лежал на кровати в спальне — общение с волшебниками стоило ему значительных сил, и он действительно ослаб и нуждался в отдыхе. Сейчас он смотрел на меня настолько пристально, словно хотел понять, что на самом деле произошло в закрытом зале.
— Да, ваша встреча… — он усмехнулся и покачал головой, словно затруднялся подобрать нужные слова. — Весьма и весьма пикантна.
— Не тратьте силы, — только и смогла посоветовать я, чувствуя, что снова краснею. Значит, он все-таки заглянул в мои мысли, увидел то, что в них вложил Бруно, и сделал выводы. — Вам лучше отдыхать, милорд.
И зачем я так смущаюсь и не могу найти себе места? Кто мне Мартин, кто мне Огюст? Между нами никогда и ничего не будет, не может быть. И кому какое дело, с кем и как я провожу время?
Мне стало и смешно, и обидно.
— Внедренные воспоминания, да? — деловито осведомился Огюст. В нем не было способностей к магии, но он в ней разбирался — почему бы и нет, если твой брат волшебник?
— Они самые, — ответил Мартин и вновь окинул меня цепким взглядом, всматриваясь в мой разум. — Хотя выглядят очень реалистично. Идеальная работа, ничего не скажешь. Но, насколько я успел понять Дору, у нее не та натура, которая кладет под первого встречного.
Это прозвучало как похвала. Я решила, что не стоит кружить вокруг одной темы и спросила:
— Так что же мы будем делать дальше? Маги ведь убедились, что вы беспомощны?
— Совершенно верно, — кивнул Мартин, а Огюст, сидевший у окна с чашкой кофе в руке, добавил:
— Господин Изи сказал Аттелю на керенийском, что ты превратился в бревно. Остальные только кивнули, — он сделал глоток и добавил: — Когда мы выходили.
— Значит, мы добились своего, — улыбнулся Мартин, — и нашли внезапную поддержку в лице сильного мага. Вдобавок, о ситуации знает его величество.
— Теперь надо думать, когда нанесут удар, — произнес Огюст и пристально посмотрел на Мартина. — Будь ты на их месте, братка, когда бы ты ударил?
Мартин помолчал, прикидывая ответ. Я заметила, что на его лбу выступили капли пота. Бруно недаром упомянул про снобизм, но упрямство и гонор Мартина были намного больше любого снобизма. Он ведь сейчас держался исключительно на упрямстве, не позволявшем растечься по кровати киселем.
— В три часа утра, — наконец, ответил Мартин. — Самое глухое и темное время, все крепко спят, а ночная стража уже не такая бдительная. Она ждет смену караула, а не смотрит по сторонам. Нам стоит ждать гостей именно в это время.
Сказано было так, что я невольно поежилась. Предчувствие неприятностей стало глубоким и знобящим. Маги, которые приехали сюда убивать Мартина, не лыком шиты.
— Надо будет взять их с поличным, — я вдруг поймала себя на том, что сказала это шепотом, словно боялась, что нас могут подслушать. Во взгляде Мартина неожиданно появились искорки, будто он сейчас смотрел на меня, но думал совсем о другом.
Мне вновь стало не по себе. Я напомнила, что мне нечего стыдиться, и добавила:
— Надо будет схватить их за руку. А для этого надо подумать, как именно нападут.
Мартин только рукой махнул:
— Направленный магический удар, что же еще. Его проще всего выдать за смерть от естественных причин.
Огюст заерзал в кресле, словно в сиденье обнаружилось что-то неудобное.
— Дьявольщина, братка… — произнес он. — Я понимаю, что в нашем деле следует держать ухо востро, все друг друга ненавидят и так и норовят вцепиться в глотку… Но у нас ведь кто успел вырваться выше, тот и молодец, а мне всегда казалось, что в магии все идет по-другому.
Мартин грустно усмехнулся.
— В магии заваривают каши покруче, чем у вас, — ответил он. — Жаль, что я не видел, как все они радовались, когда я заснул.
Везде одно и то же, подумалось мне. Везде люди пытаются забраться на вершину и безжалостно сбрасывают тех, кто оказывается внизу. И неважно, как именно называется твой мир — принципы всех миров одинаковы.
— Даже удивительно, как вы в таком случае смогли избавиться от войн, — задумчиво сказала я. Огюст лишь улыбнулся.
— Война всегда обходится дороже, — ответил он, — к тому же, некоторые ресурсы невосполнимы. Ну так что, братка? У тебя хватит сил?
Мартин улыбнулся, и я почувствовала, как упрямство заставляет его подниматься и идти вперед. Он допустил, чтоб его увидели слабым, униженным и раздавленным, и теперь всеми силами стремился побороть это воспоминание. Я прекрасно его понимала: мне тоже хотелось навсегда вычеркнуть из памяти то, что вложил в нее Бруно. Слишком уж настоящим было воспоминание о том, как прохладные, чуть шершавые пальцы волшебника неторопливо скользили по моему телу, заставляя тянуться к тому, кого я видела впервые в жизни.
— Хватит, — ответил он. — Но мне надо поспать пару часов.
— Это правильно, братка, отдыхай, — Огюст понимающе кивнул и, поднявшись с кресла, двинулся к двери. Я пошла было за ним, но Мартин вдруг остановил меня.
— Останься, Дора, — произнес он. — Есть кое-какое дело.
И в его взгляде мелькнуло что-то непривычное, заставившее меня замереть на месте.
Я закрыла дверь за Огюстом, сделала небольшую паузу и поинтересовалась, обернувшись к Мартину:
— Что вам угодно, милорд?
Лицо Мартина выглядело изможденным до крайности, но глаза по-прежнему были веселыми и живыми. Должно быть, именно так он смотрел в детстве, когда задумывал очередную каверзу. Он осторожно похлопал ладонью по кровати рядом с собой и произнес:
— Иди сюда.
Я не поняла. Честное слово, не поняла.
— То есть? — спросила я. — Что… что вы имеете в виду?
Мартин посмотрел на меня так, словно его невероятно, чуть ли не до зубной боли раздражала моя непонятливость. Должно быть, он чувствовал разочарование: сперва я смогла показать себя умной и понимающей, а затем вдруг резко поглупела.
— Снимай туфли, — сказал он тем ровным тоном, которым разговаривают с совершенными дураками, набитыми невесть чем. — И ложись на кровать.
Сказанное прозвучало, как оплеуха, у меня даже в ушах зазвенело, словно Мартин действительно меня ударил. Я ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Несколько мгновений я растерянно смотрела на Мартина, не зная, что делать и как реагировать на сказанное. «Но ведь он так слаб… — подумалось мне. — Он ничего не сможет сделать».
И следом тотчас же прибежала другая мысль, как в глупом анекдоте: «Лежать-то он может».
— Может, не нужно? — прошептала я, чувствуя, как дрогнуло лицо. — Вы еще слишком слабы.
Мартин ткнул пальцем в сторону моих ног.
— Туфли снимай.
У меня затряслись руки, а уши снова наполнило шумом. Не помню, как я расстегнула ремешки, охватывавшие щиколотки, и ступила босыми ногами на пушистый ворс ковра. В носу щипало, а глаза жгло. Вот, значит, чем все закончится. И я не смогу ничего сделать, а потом меня никто не пожалеет и не поймет. Мартин Цетше хозяин этого места, и он в своем праве. А я — всего лишь бесправная иномирянка. Прислуга. Вещь.
Можно было бы заорать, звать на помощь и отбиваться. Но ни к чему бы это не привело. Меня бы просто никто не услышал — я уже знала, что в стены спален вплетены заклинания, которые гасят все звуки.
Не помню, как я села на край кровати. Мартин едва заметно улыбнулся и взял меня за запястье. Прикосновение пробежало по руке до плеча разрядом тока, и напряжение, что сковало меня до этого, слегка разжало захват, позволив дышать.
— Эти старые пни из академии до сих пор верят, что в невинной деве есть сила, что может питать волшебника, — с прежним неторопливым спокойствием произнес Мартин. — Я никогда в это не верил. Но сейчас подумал, что можно попробовать.
Он вновь похлопал свободной рукой по одеялу и предложил, едва заметно улыбнувшись:
— Ложись сюда. Просто ложись рядом. И перестань трястись, я не насильник.
— Хотелось бы верить, — выдохнула я. Мартин был исключительно хорош собой, и такой девушке, как я, никогда не светило бы заняться с ним любовью, но при мысли о том, что он собирается взять меня против моей воли, мне становилось душно и зябко.
Мартин презрительно фыркнул, словно его задевала сама мысль о том, чтоб со мной спать.
Я послушно легла поверх тонкого одеяла, и Мартин снова взял меня за руку. У него были гладкие и мягкие ладони человека, никогда не знавшего тяжелой работы, но в них сейчас чувствовалась та сила, которая позволила бы Мартину сделать все, что он захочет.
— Что я должна делать? — негромко спросила я. Прикосновение было наполнено таким искренним теплом, что я вдруг подумала: только бы он не выпускал мою руку. Только бы мы и дальше так лежали… От Мартина веяло легким запахом дорогой туалетной воды и чем-то еще, очень живым и настоящим, чему я никак не могла дать названия. Может, покоем? Или надеждой?
— Ничего особенного, — ответил Мартин. — Ложись поудобнее и подумай о чем-нибудь хорошем.
— Мы однажды пошли на пикник с подругами, — сказала я. — Устроились на лугу, за городом… Был такой хороший солнечный день, мы уже сдали экзамены, и никуда не надо было спешить. И я сидела в траве и плела венок. Ромашки, какие-то колоски…
Я вдруг почувствовала, что проваливаюсь в сон, и тряхнула головой. Мартин довольно улыбнулся. Его пальцы на моей руке были сухими и горячими, и мне казалось, что на моем запястье навсегда останутся его отпечатки. И мне нравилось это обжигающее прикосновение…
— Все хорошо, — сказал Мартин где-то в стороне. — Есть контакт. Возможно, старые пеньки не так уж и не правы.
Я улыбнулась и вдруг обнаружила, что мы когда-то успели сменить позу и теперь лежим на боку лицом друг к другу. Откуда-то издалека доносился пряный запах глинтвейна — оказывается, в замке по-прежнему шла жизнь, и на кухне варили глинтвейн для гостей, а я провалилась в воспоминания и чужое волшебство и совсем забыла, где нахожусь, и что со мной происходит. Мне не хотелось двигаться — так бы и лежать рядом с Мартином, глядя, как в его глазах плавают теплые искры…
— Получается? — спросила я. — Тебе легче?
— Немного, — ответил Мартин и мягко погладил меня по щеке. — А теперь давай спать, Дора. Время еще есть.
И я заснула.
Глава 4
(Мартин)
Конечно, старые пеньки из академии чародейства и волшебства принимали желаемое за действительное. Когда они ставили эксперименты на невинных девах, им просто хотелось пощупать юное и свежее тело, и кто будет их за это винить? Вполне естественное желание, которое, впрочем, совершенно незачем привязывать ни к науке, ни к магии.
Разумеется, в Доре не было никаких сверхъестественных сил, но мне в самом деле стало немного легче рядом с ней. Просто потому, что я был мужчиной, а она — юной девушкой, пусть и мечтой конюха.
Я так и сказал после того, как мы проснулись, и Дора стала задавать вопросы.
Она надулась.
— Я уже говорила вам, что у вас злой язык? — спросила она. Я поморщился, и пуговица, которую я застегивал, выскользнула из прорези.
— Просто признайте наконец, что я придаю вам сил, — сказала Дора. Она сидела на кровати и быстрыми движениями переплетала растрепанную светлую косу. — Это ничего вам не будет стоить.
Я вспомнил нашу первую с Ингой брачную ночь, вернее, утро — Инга сидела на этом же месте, ее каштановые пышные волосы волнами сбегали по обнаженным плечам, и, задумчиво накручивая локон на палец, она спросила: в замке есть куафер? Или мне выписать его из столицы?
Наверняка теперь у нее есть все, что душе угодно. И она понимает, что жизнь удалась без моего наличия в ней.
— Ладно, — ответил я. — Ладно, невинная дева. Ты действительно восстановила мои силы, и сейчас я чувствую себя ничуть не хуже, чем утром. Конечно, на самом деле мне помог сон и лекарства, но я готов пойти на попятную, лишь бы ты не доставала меня с этой чушью.
Во взгляде Доры появилось торжество, сделав ее личико на редкость приятным. Хорошенькая девушка, ничего не скажешь. Даже очень хорошенькая.
— Вот и хорошо, — довольно улыбнулась Дора. — Что теперь, милорд? — она покосилась на часы и продолжала: — Скоро ужин, и наверняка эти волшебники снова захотят вас увидеть.
Я рухнул на кровать, как мешок, набитый невесть чем, и беспомощно разбросал руки в стороны. Дора тотчас же изменилась в лице, став испуганной и по-настоящему взволнованной, и, склонившись надо мной, опустила руки мне на грудь. Ладони были мягкими и теплыми, и я против воли вспомнил прикосновение тем утром…
— Милорд! Мартин, что с вами?
Я рассмеялся и ответил:
— Они увидят слабого и беспомощного человека, который едва остается в сознании. А больше им ничего не нужно показывать.
Если бы взглядом можно было сжигать, то на моем месте осталась бы лишь горстка пепла. Теперь Дора смотрела на меня с гневом и неподдельной обидой.
— Шутите! — воскликнула она. — Вам так нравится надо мной глумиться?
Я улыбнулся и серьезно посмотрел в рассерженные серые глаза.
— Мне нравится, что ты относишься к своей работе так, как подобает, — сказал я, внутренне признав, что мне понравилась реакция Доры на мою шутку. Она была искренней в своей заботе. — А теперь все шутки в сторону. Собираемся и едем в столовую.
Семейство Цетше было хлебосольным даже в трудные времена, что уж говорить о нынешних счастливых днях — стол был накрыт так, что сделал бы честь королевскому ужину. Меня как хозяина усадили во главе стола рядом с братом, и Энцо, убедившись, что я по-прежнему не смогу есть самостоятельно, принес артефакт. Я клевал носом, старательно изображая больного. Драконы Огюста поддерживали этот облик беспомощного и жалкого человека, и я постоянно напоминал себе, что обольщаться не стоит — я действительно еще очень слаб.
— Академия чародейства и волшебства приготовит необходимые смеси, — сказал Изи, тот самый маг, который сравнивал меня с деревяшкой. Я медленно повернул голову в его сторону: Изи и сам был похож на потрескавшееся полено, настолько морщинистой была его сухая физиономия. — Нельзя обещать, что они тотчас же поднимут вас на ноги, но в течение полугода ваше состояние улучшится.
— Полгода, полгода, верно, — поддакнул Аттель. Мне подумалось, что старый маразматик не настолько глуп, как хочет казаться. — Прости, мой милый, быстрее ты не поправишься.
Я сделал вид, что с усилием раздвигаю губы в улыбке.
— У меня хотя бы есть надежда, — выдохнул я. Дора, которая прислуживала мне за столом, активировала артефакт, и я почувствовал насыщение. Бруно зыркнул в сторону девушки таким взглядом, словно хотел разложить ее прямо сейчас, на этом столе. Невольно вспомнилась картинка, которую он внедрил в разум Доры. О Бруно ходили самые удивительные слухи и разговоры, но я не ожидал, что он такой умелец и затейник. Неудивительно, что Дора пришла от него краснее свеклы — с такими-то несуществующими воспоминаниями в голове!
— Надежда всегда есть, всегда, — проскрипел Аттель и указал на большое блюдо с осетром: один из слуг тотчас же отрезал ему самый лакомый кусочек. Огюст довольно улыбнулся и произнес:
— Непременно отведайте рыбы! Я ее выловил по дороге сюда, когда давал драконам отдых.
Некоторое время все отдавали должное ужину, а я смотрел на волшебников из-под ресниц и думал о том, кто из них сегодня должен меня убить. Ничего не придумалось — все мои гости выглядели крайне невинно.
В груди вдруг вспыхнул огонь. Я откинулся на спинку своего кресла и заскреб пальцами по рубашке, понимая, что это и есть конец. Мы не предусмотрели, мы не поняли, мы ждали нападения, которое произошло совсем не так, как мы думали. Где-то далеко-далеко закричала Дора, Энцо схватил меня за руку, и мир заскользил куда-то в сторону, во тьму и сон. И последним, что я услышал, был голос Бруно: