И, конечно, как только я почувствовала себя совсем хорошо, мне позвонила Ленка. Сейчас начнет ныть, что я плохая сестра, злая и не прикрыла ее на работе. Хотя, вообще-то, это не работа, а только стажировка! И по результатам работодатель будет решать, принимать ее на полноценную ставку или нет.
— Да, — отозвалась строго и услышала в ответ всхлип. Сестра плакала. — Лен! Что случилось?!
Сестра молчала, и мне пришлось прикрикнуть:
— Да, что случилось-то?!
В уме уже прикинула, как буду ее успокаивать, что на кобеле Стасе свет клином не сошелся, что и на ее улице появится классный парень… — как она выдавила не своим, дрожавшим голосом:
— Вера. У меня проблемы… — и с таким страхом, что я нутром просекла, случилось нечто ужасное.
— Лена! В чем дело? — вопросила строго, иначе от нее еще долго ничего не добьюсь.
Как медик я точно знаю: паника — явление заразное. И кто-то из нас должен быть максимально собран и спокоен. Да и какие у Ленки могут быть проблемы?!
В трубке раздалось шуршание, а потом на том конце замурлыкал злым тоном тот, от голоса которого у меня душа ушла в пятки.
— Приезжайте, Верочка, — мягко, с едва уловимой насмешкой произнес Максим Викторович. — Приезжайте скорее, у меня для вас прекрасные новости.
— Что с Леной? — севшим голосом спросила я.
— Это совершенно не телефонный разговор, Верочка.
— Я на работе.
— Я знаю, кем и как вы работаете.
Меня бросило в холодный пот. Знает. Господи. Виктор Михайлович с меня голову снимет!
— Кто-нибудь еще знает? — хрипло спросила я.
— Только я, — в его голосе прозвучал металл. — Так вы едете? Или мне сделать с вашей сестрой что-нибудь… интересное?
На заднем фоне рыдала сестра, в трубку угрожал Келер-младший, и я не понимала, что происходит. Чего такого Ленка могла натворить?! Разве что какую-нибудь бумажку просрать.
Ничего, это все ничего. Я разберусь. Главное, убедить Максима Викторовича молчать. Он ненавидит отца и, если узнает… Тьфу, дурная. Он уже знает! Надо убедить его молчать. Мой контракт составлен так хитро, что я заведомо виновата в огласке. Даже если моей вины нет. Ох, блин-блин-блин, Ленка, ну что у тебя там произошло?!
= 7 =
Моего вида было достаточно, чтобы убежать с рабочего места без каких-либо объяснений. Хотя, конечно, чтобы не создавать прецедентов для других работников, я положила на стол Кёлеру-старшему лист с заявлением. Все набрасывала от руки своим корявым почерком. Мол, так и так, прошу отпустить меня с работы по семейным обстоятельствам.
Виктор Михайлович внимательно посмотрел на меня и пожал плечами — иди, если надо.
Пока ждала такси, немного успокоилась и настроила себя на рабочий лад. Этому помогла смс-ка от мамы — она уведомила, что ей срочно требуется посетить цветочную выставку где-то за МКАДом, так что мы можем не рассчитывать на ужин, если вдруг приедем. Я-то без звонка не приезжаю, совершенно нет времени, все время при Келерах, а вот Ленка бывает да наведывается. Но в любом случае с мамой все как всегда, Ленку я сейчас увижу — все живы, остальное утрясется.
Через тридцать минут влетела в здание, думая о том, что в детстве Ленку мало пороли. На самом деле нас вообще не пороли, но если я выросла ответственной, то сестра — полной противоположностью. Так что для нее мама могла бы и исключение сделать.
Стеклянный лифт уносил меня в головной офис Кёлера-младшего.
Невольно любуясь видом, открывшимся с высоты, поняла, почему Ленка захотела работать именно здесь — по-западному деловой стиль, вот-вот Ричард Гир вырулит из-за поворота, что для молодой, романтичной девчонки мечта.
Вот только я уже пиетета перед мужчинами в дорогих костюмах не испытывала. Насмотрелась на их выходки благодаря работе. И сейчас не ожидала ничего хорошего.
Самое паскудное, что я поручилась за сестру. Пусть на словах и не перед Максимом Викторовичем, а перед его отцом… — все равно это накладывает на меня определенные обязательства.
Мягко звякнул лифт, открылись створки, и мое сердце ни с того ни с сего пустилось вскачь. Как ни оттягивай момент, эту встречу не отменить.
Выйдя из лифта, я хотела перезвонить Максиму Викторовичу, поскольку в этом месте я была всего один раз и ничего не запомнила. Но меня встречали.
Грузный, шкафоподобный мужчина, на котором едва сходился пиджак, обратился ко мне по имени-отчеству и велел следовать за ним.
— Как у вас строго, — нервно произнесла я, но Шкаф промолчал. Только одарил меня странным, нечитаемым взглядом и, круто развернувшись, уверенно повел куда-то вглубь делового офиса.
Я спиной ощущала, как на меня тайком поглядывают работники Кёлера-младшего. Еще одно подтверждение, что в его кабинете меня ждет нечто неприятное. Да что же Ленка могла натворить?!
Сопровождавший меня мужчина миновал секретаря, и наконец-то мы отказались в кабинете, на котором скромная табличка с золочеными буквами гласила: «Максим Викторович Кёлер. Руководитель».
Внутри, вопреки светлому, жаркому дню, царил полумрак, резкий запах табака. Жалюзи задернуты, Ленка сидела ко мне спиной, сгорбившись… И я сразу бросилась к ней, не обращая внимания на других.
— Какие милые сестринские чувства, — язвительно выплюнул Келер, развалившийся в кресле и смаковавший сигару. — Оставьте при себе.
Сжав холодную руку сестры, я повернулась к нему и одарила Кёлера презрительным взглядом. Но он смотрел на меня с не меньшим отвращением.
— Дмитрий, подожди за дверью, — коротко распорядился Максим Викторович. И как только Шкаф вышел, натянул надменную улыбку и заговорил с сестрой: — Итак, Елена Леонидовна, кто заплатил вам за попытку взлома моей почты?
Ленка подняла голову, посмотрела на меня глазами побитой собаки и с кривой улыбкой выдохнула:
— Прости, но я совсем не умею врать.
Меня как обухом по голове ударили.
— Так и не ври, — выдавила я. — Скажи правду.
— Но ведь это ты меня попросила, — из глаз Ленки покатились крупные слезы. — Ты же ради этого меня сюда и устроила, а я говорила, что не смогу. Что попадусь! А ты… Максим Викторович, простите, простите меня-а…
Она икала, размазывала слезы по лицу и обвиняла меня во всех смертных грехах. А я сидела, ошарашенная предательством, не в силах даже отпустить ее руку. Господи, да за что?!
— За что ты со мной так? — тихо спросила ее, убитая предательством родного человека. — Я маме расскажу.
Мне даже стало стыдно за эту детскую фразу. Но… Мое слово против слова сестры. А учитывая, что Максим Викторович меня уже за что-то ненавидит…
= 8 =
Максим Викторович Кёлер
Я не сопляк и давно не верю в спектакли. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: между ним и ней интрижка.
Стоит ли удивляться? Можно было ожидать чего-то иного? Нет. От него я подобного и ожидал, но от нее?
Надо же, скромница, вечно в строгих костюмах, прикидывается целочкой, а по сути обычная шлюха, только хитрее. Странно лишь: внешностью и фигурой не обделена, деловые связи есть — неужели не могла найти себе лучше претендента? Хотя бы моложе, чтобы трахаясь, не тошнило от омерзения.
Я циник и ни за что поверю, что у нее к старому хрычу неземная любовь.
Насмотрелся на таких подстилок. Достаточно помахать кредиткой перед носом, правленным у пластического хирурга, и надутыми губами, у продажных шлюх срабатывают инстинкты.
И у этой тоже сработали сосательные и хапательные. А мама, наивная душа, расхваливает ее: «Верочка то, Верочка се…»
Я поначалу верил, что это так, а потом поразился, как мама, умная женщина, не замечает очевидного? Неужели за столько лет так и не разобралась, какой отец мудак? Неужели от любви ослепла?
Не хватило ей прошлого раза, когда ночами выла по предателю? Когда думала, что я не замечаю, молилась, чтобы он вернулся…
Я дурак, тоже верил, ждал, что отец одумается, пока по случаю не спросил у него: как он мог так поступить с мамой, которая его любит больше себя? И получил циничный ответ, что я щенок и живу за его счет, поэтому должен втянуть язык в задницу и не лезть ко взрослым.
Это был мой первый урок — предать может и близкий. А второй — надо все иметь свое, чтобы позволить себе иметь свое мнение, иметь право говорить об этом мнении, и жить по своему уразумению, а не прыгать под дудку старого козла, променявшего семью на силиконовую шлюшку.
Я пахал не покладая рук как проклятый, чтобы стать опорой матери, чтобы доказать ему, чего он лишился. И добился, только в душе по-прежнему пустота, потому что с высоты отчетливо видно, как все в этом мире продается и покупается, что среди больших бабок нет места верности и искренности.
Мать зря приняла предателя обратно. Очень уж ей хотелось верить, что любимый Виктор оценил ее, теперь дорожит их новыми отношениями… Не хочет мама или боится замечать, как он переглядывается с очередной шлюхой, которую она нахваливает, как хорошую девочку.
Все, баста! Пора заканчивать кордебалет. Один его прокол, и у матери сердце не выдержит, поэтому надо сделать так, чтобы он сидел на крючке и боялся рыпнуться, иначе останется нищим. Хотя бы эгоизм заставит козла держать ширинку застегнутой.
Я молчал, сдерживался, собирал информацию, еще надеясь, что действительно ошибался, и еще есть в этом мире нечто, похожее на уважение, благодарность. Вот только, сука, каждый отчет лишь подтверждал омерзительную догадку.
И мало им было встреч, так на дне рождения, когда он держал мать за руку, смотрел на нее честными глазами, а после, едва отлучившись от стола, полез к секретутке с насмешливым именем Вера.
Я не выдержал, пошел за ними. Проследил, хотел плюнуть в его лицемерную морду, но не успел. Застал одну потаскушку, что встала раком, как корова. Поди, надеялась, что Виктюша вернется и второй раз засадит. То-то охренела при моем появлении.
Но какова актриса. Оскара ей не хватает.
И сейчас жалобно смотрит…
Знай я чуть меньше — поверил бы. Особенно в это трогательное «Я все маме расскажу». Но на Верочке пробы ставить негде — она и под отца легла, и вокруг моей матери вьется. Убедила добрую женщину уговорить меня принять ее сестру на работу.
Я еще в тот момент понял, что это все неспроста. И оказался прав. Вот только девочки умудрялись водить за нос даже моих спецов и втихую выйти на заказчика не получилось. Пришлось играть по-крупному. Зато теперь Вера сидит передо мной и ломает комедию.
— У вас есть какие-то доказательства? — смотрит честными глазами и пытается вывернуться. А голос-то какой, голос! Как неживой.
Но я не дам ей ни единого шанса. Уверен, на том конце «удочки» сидит большая и зубастая рыба, считающая себя рыбаком. Кто знает, может и под отца она легла не сама по себе. Поэтому надо искать, рыть носом, пока не подрыли под меня.
— Доказательств больше чем достаточно, — ухмыльнулся я. — Записи с камер видеонаблюдения, записи с веб-камеры моего ноутбука — много чего. Все это должным образом оформлено и готово к передаче дела в суд. Ты, пошла вон, — процедил сквозь зубы, и неудачливая пешка Леночка, оскальзываясь на паркете, пулей вылетела за дверь.
Верочка проводила сестрицу долгим взглядом, взяла себя в руки и попыталась укусить меня, решив, что лучшая защита — нападение.
— И вы готовы пойти в суд и признать, что в вашей фирме охрана мышей не ловит? — спросила, пронизывая взглядом.
Только я давно броней оброс, и ее гляделки — пустая трата времени.
— Крыс, Верочка, — уточнил. — Мыши очень милые, пушистые создания. А вот крысы — разносчики заразы. Что до обращения в суд…
Вряд ли она боится суда — уверена, что старый любовник прикроет ее. Особенно если прямо отсюда бросится ему в ноги и «повесит» все на младшую сестру. И особенно если Верочка хорошо поработает ртом и горлом. Наказать младшую Самойлову выйдет в легкую, а вот старшую притянуть сложнее. Надо как следует запугать ее, чтобы сама себя подставила, не успела ничего обдумать и ни с кем посоветоваться.
— Верочка, — обратился к лицемерке и поморщился, все-таки мама слишком благоволит этой маленькой шлюшке. — Вам придется очень тяжело. Признаю, втянуть вас в это дело будет сложно — вы грамотно подставили сестру. Но я постараюсь, очень постараюсь. — Пугая ее, улыбнулся.
— Я не участвовала, — она покачала головой, руками сжимая сумку. — Нет. И Ленка… Она эгоистка, но… Не сама она до этого додумалась.
Интересно, сколько ей платят? Может, пошерстить актерские курсы? Играет так, что Станиславский бы поверил.
— А я и не спорю, — давно заметил, что вкрадчивый тон и улыбка пугают людей куда больше, чем громкий крик и мат. — Вас кто-то нанял. Кто-то расписал вам программу действий. И я этого кого-то найду.
— Я не знаю…
— Мне и не нужны ваши знания, Верочка, — отмахнулся от ее наигранного возмущения. Мне от нее вообще ничего не нужно, разве чтобы отлипла от штанов старого козла, падкого на молодые тела. Но такая, как она, ради денег будет терпеть старика, от которого тянет блевать, лишь бы платил. И тогда есть лишь один шанс, чтобы она отлипла и не причинила матери боль — и я выполню его, не сомневаясь.
= 9 =
Вера
Я смотрела на Келера и чувствовала, как вокруг моей шеи затягивается петля. Но, может быть, ошибаюсь?
— Что вам нужно? — спросила, еще веря в чудо.
— Ваше тело, — обескуражил меня Максим. Да так, что я не поверила.
— Мое… что?
— Тело, Верочка, тело. Я буду вас иметь, — тут он пожал плечами и добавил со злой ухмылкой, — или трахать. Хотите, можно назвать это совокуплением.
После моего пораженного взгляда наклонился ближе и вальяжно пояснил:
— Хочу понять, что в вас нашел мой папаша. Ну и, разумеется, я хочу, чтобы вы с ним порвали. Матушка моя человек со слабым сердцем, и я уже давно изыскивал способы, как убрать вас, Верочка, из моей семьи. А тут такой подарок судьбы.
— Я не понимаю, — у меня это все в голове не укладывалось. Он шутит, да?
— Все просто. Будете отпираться — я подам иск. Ваша сестра будет осуждена, и, помимо всего прочего, ей присудят возместить ущерб, причиненной моей организации. Тут вам все понятно?
Я рассеянно кивнула. Как уж не понять.
— Поскольку таких денег у вашей семьи нет, зато есть квартира, которая досталась вашей матери от отца, ваша мать продаст квартиру и наберет кредитов, чтобы спасти дочку.
Я замотала головой:
— Нет.
— Да, Верочка, да. Но вы можете все поправить. Вы убедили мою матушку, чтобы Елена работала у меня. Вашей вины в ее действиях больше. А значит, сейчас вы позвоните своему престарелому любовнику и разорвете ваши отношения.
Да я бы не раздумывая это сделала и бежала бы от Келеров, роняя тапки, если бы не контракт, что удерживал меня не хуже капкана.
— У меня контракт, и я не смогу покинуть рабочее место, — напомнила. Голос дрожал, руки не находили места, и каждое слово давалось с трудом.
— Может, это и к лучшему. Будете приезжать, куда я скажу, и делать то, что я скажу. А если продолжите, — Максим вытащил пухлый конверт из стола и всучил мне, — свои игрища, то я об этом узнаю.
Из конверта выпал ворох фотографий. На всех была я. Одна или рядом с Виктором Михайловичем.
— Что здесь предосудительного? — спросила подавленно.
— Ничего, если не знать, что каждый раз вы уединялись с ним. Мне плевать, если он сдохнет на тебе, вот только мать его любит, и ей будет тяжело пережить его смерть. Особенно если его найдут с членом в тебе. Итак, что ты выбираешь? Думаю, мы уже можем перейти на «ты».