Мой наниматель повернул голову и увидел, как блестят мои глаза. Пришлось сжать кулаки, чтобы сдержаться. Не хочу выглядеть жалкой.
— Он что-то сделал?
— Нет, — покачала головой. — Но он не отступит. А я… я не могу принять его предложение… — Рассказывать, что его сын предлагал мне стать порнозвездой, не стала. Иначе это будет походить на ябедничество, а я хочу оставаться сдержанной, деловой до последнего. — Наш с вами контракт… Боюсь, что сейчас все это может стать достоянием гласности.
— Вы понимаете, что вас ждет? — жестко процедил Келер-старший, вмиг став похожим на Келера-младшего. Те же интонации, те же подавляющие взгляды…
Виктор Михайлович остановился. Мне пришлось замереть рядом с ним. Сердце испуганной пташкой билось где-то в горле. Но, собрав волю в кулак, я повернулась к нему и сказала:
— А разве это моя вина?
— Это ваша сестра заварила кашу.
— По счастью, я не несу за нее ответственность, — мотнула я головой. — Не в рамках нашего контракта. Если будет суд, то меня можно привлечь как соучастницу промышленного шпионажа, и то еще доказать надо, что я знала о ее планах.
Виктор Михайлович смотрел не мигая. Раньше в его глазах, обращенных на меня, светилась мягкая улыбка. Он очень хорошо ко мне относился. Не просто как к наемной работнице, а как к дальней родственнице.
Сейчас же в его глазах был арктический холод.
— Я не виновата, — выдавила я. — Не виновата. Может быть, Максим Викторович и не узнает ничего, но…
— Но он наймет людей, чтобы вызнать твою подноготную, — продолжил за меня Виктор Михайлович. — И узнает много лишнего.
Я прикрыла глаза. Господи, как же я была счастлива получить эту работу. Какие перспективы передо мной открывались. Но… Лена, за что?! Эта идиотка разрушила все. И свою жизнь, и мою. И мать вот-вот останется без жилья.
= 17 =
Собирая вещи я, успокаивала себя мыслью, что Виктор Михайлович жесток, но справедлив. Чудо, что во время разговора он проявил не только характер, но и некоторое великодушие.
Мои вещи не выкинули из особняка, как виновницу возможного в будущем скандала, позволили собрать их. Конечно, желательно покинуть особняк скорее, объяснив Анне Дмитриевне, что у меня якобы срочная командировка.
Что ж, спасибо и на этом.
Вытаскивая первые сумки на крыльцо, а нарвалась на удивленную Анну Дмитриевну. Она любила поспать, допоздна задерживаясь с любимым Виктюшей, освобождавшимся от дел поздними вечерами, но, видимо, кто-то из прислуги донес про мои сборы.
— Вера, как же так?! — в халате, накинутом на плечи, она торопливо спускалась по ступенькам. — Почему не предупредила? У меня были на сегодня планы, и я хотела, чтобы ты была рядом.
— Дела, Анна Дмитриевна, — искренне улыбнулась я. Ведь как только за мной закроются двери особняка, я заживу свободной жизнью! Правда, очень скромной, почти бедной.
— А когда вернешься?
— Как только разберусь со всеми поручениями.
— Странно, что Виктор не предупредил меня.
— Пожалел вас. Утренний сон самый сладкий.
Анна Дмитриевна улыбнулась.
— Верно. Надо бы кофе выпить. Будешь? А то тоже сегодня что-то выглядишь сонной. Или грустной? — Внимательно присмотрелась ко мне, и я поспешила отвернуться. Нельзя ее расстраивать. Иначе Келер-старший точно разозлится. Вернее, он уже взбешен, но пока что держит себя в узде. А вот если Анна Дмитриевна будет хоть немного огорчена… Нет уж, спасибо. Обойдусь. Злой начальник, даже бывший — не к добру.
— Я спешу.
— Я тебе предлагала. Ладно, Верочка, легкой дороги!
— Спасибо! — я взлетела по лестнице и поспешила скрыться в комнате.
Все вещи забрать не смогу, но да ладно. Самое важное прихвачу — и хорошо. Уже скоро приедет такси и увезет меня в гостиницу.
Денег, конечно, в обрез — я все сбережения хранила на карте, которая оказалась в сумке, которую кое-кто забрал. Но да пусть Максим Викторович подавится ею. Я заранее позвонила в банк и заблокировала карту. Главное, что у меня по случайности паспорт остался, а значит, завтра я съезжу в банк и смогу снять деньги. И здравствуй новая жизнь. Бедненькая, зато свободная и без всяких мудаков, мнящих себя властелинами чужих судеб.
Вытаскивая остальные сумки, я испытывала волнение, сожаление и много других эмоций.
Если бы не Ленка — я бы смогла и дальше помогать маме, купить себе квартиру. Но планы пошли коту под хвост. Замечательно, что уношу ноги целыми. Ну а что дальше? Дальше обычная жизнь. Голова на месте, руки растут из нужного места — прорвусь!
Если повезет, останусь в своей клинике. Я же там до сих пор оформлена!
Надежда вспыхнула и придала сил.
Как я сажусь в такси— наблюдал весь особняк. Догадались, что не все чисто, иначе бы меня повез Василий. А так сама-сама. Ну и ладно.
Таксист — большой дядька — уже хотел тронуться, как я попросила:
— Подождите минутку! — открыла дверцу, высунулась и… послала воздушный поцелуй всем, кто сейчас (уверена на сто процентов, что весь персонал) злословил обо мне. Пусть не думают, что я побеждена. Наоборот, я счастлива как никогда. Ведь все могло сложиться гораздо-гораздо хуже.
Вспомнив об угрозах Максима, поежилась.
Красивый мужик, видный, а такой моральный урод. А ведь раньше, когда видела его — у меня дух перехватывало. Как девчонка юная дышать переставала. Вот же дурочка была.
— Вам холодно? — вырвал меня из раздумий бас таксиста.
— Нет, — покачала головой. — Почему вы так подумали?
— Да съежились вы, будто замерзли.
Только сейчас я заметила, что скрестила руки на груди и держу себя за локти. Дожилась! А меня всего-то прессовали совсем немного. Но мне и этого абьюза хватит на все жизнь.
От особняка до дешевой гостиницы ехать долго, и я всю дорогу переживала — хватит ли у меня денег? Эх, кто ж знал, что надо больше с собой носить налички. Но на сумму, озвученную диспетчером при оценке маршрута, должно хватить. И на гостиницу… А на еду?
Боже, как я привыкла к корпоративной карте. К хорошему так быстро привыкаешь. Теперь придется снова экономить.
Гостиница на окраине оказалась не такой плохой, как я ожидала. Цивильно, чистенько. Еще по дороге я видела продуктовый магазинчик. Сейчас схожу в него и куплю чего-нибудь поесть, а потом… потом схожу в банк, должна успеть. А завтра наведаюсь в клинику. Контракт же с Келером-старшим разорван при взаимном согласии сторон, а это хорошо! Теперь все будет хорошо!
Утром я встала достаточно бодрой. Вчера успела снять денег, перевести на моментальную карту, пока моя именная перевыпускается, а значит, жизнь налаживается.
Осталось разобраться с клиникой.
На такси не поехала, решила экономить деньги, поэтому пришлось добираться с пересадками, но это все мелочи. Главное — убедиться, что я могу продолжить работать.
На ресепшине Марика, увидев меня, улыбнулась.
— Какими судьбами?
— Да вот, контракт закончился, вернулась я.
— Уже?
— Ну да. Лилия Павловна у себя?
— Куда денется-то, — закатила глаза Марика и шепотом добавила: — Цербер стережет овец. Не дай Боже, лишний раз дыхнут. Мы же должны от счастья, что работаем здесь, дневать и ночевать на работе и не сметь уходить домой.
— Понятно, все у вас так же, — хмыкнула я.
— Ну да…
Клиентов было немного, и мы с Марикой успели обсудить последние сплетни. Так я узнала, что Лилия Павловна — управляющая частной клиникой — с некоторых пор пользуется особой симпатией у собственника клиники. Как уж так — никто не знает, но сути это не меняет: ее характер стал еще более скверным. Но мне нужна работа, а значит, придется дождаться, когда она освободится, и побеседовать.
Через полчаса в холл вошла «звезда». Высоко задрав нос, она прошла мимо, обдав меня недовольным взглядом. Что не к добру. Хотя… она всегда такая.
— Сейчас кофе ей отнесу, а потом позвоню и доложу, что ты жаждешь аудиенции, — подмигнула болтушка Марика.
«Яду я ей в кофе хочу», — пробухтела про себя. Так-то я добрая, но спесивым зазнайкам плачу той же монетой. Блин, даже жена миллионера, Анна Дмитриевна, не позволяла себе так обращаться с людьми, а эта мымра… От горшка два вершка, а спеси как у царицы.
Раздался звонок, и Марика взяла трубку.
— Да-да, сейчас, — пролепетала услужливо и поднялась с кресла. — Жди, сейчас замолвлю про тебя словечко! — Шепнула мне.
Я приготовилась к беседе. И когда Марика, вышедшая из кабинета управляющей, кивнула, встала, поправила костюм и пошла.
У Лилии Павловны светло, свежо. Через приоткрытое окно доносилось пение птичек. И только недовольный взгляд ее портил хороший день.
— Здравствуйте, Лилия Павловна, — я села на стул. — Мой контракт с клиентом завершился по взаимному соглашению сторон.
— И что ты от меня хочешь?
— Вернуться к работе, приступить к своим обязанностям, — опешила я.
— Самойлова! У тебя был длительный, хорошо оплачиваемый контракт, который ты прос-ра-ла!
У меня вытянулось лицо от хамства. Даже Келлер-старший и даже младший, бесясь, не опускались до таких выражений.
— Что на меня глазеешь как баран на новые ворота? Клиент больной, иначе бы такие бабки не платил. И он уж точно не выздоровел! Так что услуги ему до сих пор нужны. А он выпер тебя, не наняв новую медсестру. Не скажешь почему, а? — Лилия Павловна скривила тонкие губы, из-за чего перекосилось все ее лицо. — Молчишь? А я не буду молчать. Я сделаю все, чтобы ты у нас больше не работала!
Она кипела от злобы, хотя ни сейчас, ни прежде я ничего плохого ни ей, ни кому-либо другому не делала. Злобная сучка. Такая все равно не даст нормально работать, даже если я упрусь рогом. У нее спокойно работают лишь те, кто в милости.
Но я не из их числа, поэтому задерживаться и выслушивать злобное шипение не стала. Встала и, недослушав, покинула кабинет.
Не сошелся свет на одной этой клинике. Прорвусь! Документы только заберу, и все. И дипломы мои. Я хоть и медсестра, а всяких курсов прошла — хватило бы на вышку.
= 18 =
Максим
«Назвался груздем — возись дальше», — проворчал себе под нос и взялся за телефон.
Необходимость играть в мудака бесила, но с кротом, шпионящим в фирме, надо разобраться. Я собирался еще раз встретиться с Верой и обстоятельно расспросить про семью, сестру и всех подозрительных лиц в ее окружении, а потом сравнить с данными, что вечером должны прислать.
Однако вместо гудков в динамике раздался противный визг (какой недоумок додумался поставить его!), сообщивший, что абонент выключен или вне зоны доступа…
«Охренеть!» — поразился я наглости или глупости «беззащитного воробушка». Я не собирался издеваться над девчонкой, но какая наглость! Выключила телефон и думает, что решила этим все проблемы? Хотя, кто знает? Есть люди-страусы — спрятал голову в песок, подставил задницу — и все, жизнь удалась.
Если думает, что, сменив номер телефона, спрячется от меня — очень ошибается. Принципиально достану из-под земли, ибо считаю: если тебе нечего скрывать — бежать не будешь…
Успокоившись и поразмыслив, решил: Вера не из тех, кто может что-либо кому-либо подставить. Вот только куда же она делась? Еще поразмыслив, убедился: без одного старого козла Вера не решилась бы на подобное. А значит, надо спрашивать с него.
Собрав в кулак все свое хладнокровие, нашел визитку и набрал номер. Раздались гудки.
Они были долгими, и я уже решил, что Он струсит ответить, когда услышал ненавистный голос:
— Чем ты хочешь меня порадовать? — хмуро спросил отец.
— Где же твоя Верочка? — с ядом поинтересовался. Он не мог видеть меня, мы говорили по телефону, но от переполнявшей ненависти я прищурился и спохватился, что нужно успокоиться, когда ладони стало больно от впившихся ногтей.
— Уволилась, — коротко ответил отец. — По собственному желанию.
— А что же так? — хмыкнул я. — Что за поспешное бегство? Или это торопливые прятки?
— Причины ее увольнения были достаточно вескими, чтобы я не заставил ее отрабатывать положенное по закону время. Остальное тебя не должно интересовать.
Новость выбила меня из колеи, и, чтобы долгое молчание не выдало мою растерянность, я язвительно поинтересовался:
— Это почему же? — а сам сел в кресло. Да, история становится все чуднее и чуднее. Жаль, сейчас не вижу трусливой рожи отца. Но он ведь боится чего-то! Я чувствую это! Да и ведет он себя иначе, чем обычно: оправдывается как будто, хотя прежде начинал орать как укушенный в задницу бешеной пиявкой.
— Раньше, Максим, я честно пытался порадовать свою жену и найти точки соприкосновения с нашим сыном, — на том конце зазвучал стальной, почти звенящий, голос отца. — Но теперь я в этом не заинтересован. Говори, что тебе нужно, и можешь отправляться к черту.
— Ты знаешь, что сестра твоей бесценной Верочки натворила? — сообщил я, прощупывая почву. — Принял сторону своей любовницы?
— Вера никогда не была моей любовницей, — рявкнул отец. Я знал это, но слышать, как он про это рассказывает, было странным. Прежде он никогда не оправдывался. — Доказывать тебе это, Максим, я не собираюсь. Как и лезть в твои дела. Найди виновного и не забудь, что мы бизнесмены, а не бандиты. И сейчас не девяностые. Что-нибудь еще?!
«От тебя — никогда!» — даже от самого общения я испытывал гадливость. Но сейчас к этому примешалось и раздражение, и злость, потому что старый хрен в свои проделки вмешал Веру… Стоило вспомнить о причине моего звонка, я потребовал:
— Мне нужно поговорить с Верой.
— Оставь девчонку в покое, — громыхнуло на том «конце». — Достаточно того, что ты уже сделал. Ради Бога, я хотел добиться прощения своего сына, хотел, чтобы Аннушка была счастлива. Но прощение такого сына мне не нужно! И, клянусь, если ты не оставишь бедняжку в покое, я подкину ей денег на хорошего адвоката, и за попытку изнасилования ты будешь отвечать в суде. Не сядешь, но репутацию тебе испортят.
— Ха-ха-ха! — расхохотался я. — Какое благородство! Надо же! А ничего, что я даже пальцем к ней не прикасался?
— Ты просто гнусно решил шантажировать девочку, пользуясь тем, что сильнее!
И тут я совсем охренел: с папашей ли говорю, который всю жизнь думал только о себе и своем хрене?! Не удержался и мстительно проговорил то, в чем никогда бы в спокойном состоянии не признался, до того противно осознавать это было всю жизнь:
— Шантажировать и не считаться с чужим мнением я научился у тебя. Так что же ты жалуешься?
На том «конце» наступила тишина. Я уже думал, что додавил его, когда он заговорил быстро и горячо:
— Я, Максим, много лет назад совершил страшную, паскудную ошибку — оставил любимую женщину одну, погнавшись за пустышкой-миражом! А теперь ты хочешь переплюнуть меня, ломая ни в чем не повинную девочку?! Наши фирмы редко контактируют, а значит, по работе нам встречаться не придется! Что касается частной жизни: предупреждай заранее, когда решишь навестить мать — я найду себе занятие на этот день. Пошел вон! — и отключился.
Я не знал, мне плакать или смеяться над его поведением.
Истерика, боль, страх, отчаяние, злость, бессильная ярость… — вот что звучало в его словах. А это патетическое: «Пошел вон!» — вообще номер! Неужто ждал, что я приду к нему лично, и он все это выскажет мне в лицо?!
Да, что ни говори, но день преподнес невероятный сюрприз!
Осталось только дождаться вечера, когда Олег принесет все, что удалось нарыть на Веру… Хотя вряд ли меня еще что сможет сегодня удивить.
= 19 =