Нет, я не могу ее отдать. Не сейчас.
В девять утра я уже сидел в кабинете, а Белинда все еще спала. Я поднял телефонную трубку и позвонил своему адвокату Дэну Франклину. Его секретарша ответила, что он в суде и не вернется раньше одиннадцати, но потом, вероятно, сможет со мной встретиться. Так что я могу подъехать.
Надо сказать, что мы с Дэном ходили в одну школу. Он, наверное, мой лучший друг, единственный человек во всем мире, которому я могу доверять.
Агенты, независимо от того, как сильно они тебя любят и как много на тебе зарабатывают, если им выгодно, дадут и нашим, и вашим. Зачастую они знают людей из мира кино и издателей лучше, чем своих авторов. Зачастую они любят людей из мира кино и издателей больше, чем своих авторов. Потому что у них много общего.
Но мой адвокат работал только на меня. Составляя контракт или оценивая предложение купить авторские права, он всегда играл на моей половине поля. И он относился к тому редкому типу юристов в сфере шоу-бизнеса, которые не захотели переезжать в Нью-Йорк или Лос-Анджелес.
Я не только доверял своему адвокату, но и нежно любил его. Я полагался на его суждения и считал его хорошим парнем.
И теперь понял, что на выставке Энди Блатки намеренно избегал его, поскольку не хотел объясняться по поводу Белинды.
Мне назначили встречу на одиннадцать. Затем я принял душ, снова побрился, положил две фотографии Белинды в плотный конверт, а конверт сунул в портфель.
Жаль, что так мало данных. Но в дальнейшем их может стать больше.
Когда я спустился вниз, Белинда ела чипсы и запивала их кока-колой. Оказывается, пока я был в душе, она сбегала за ними в угловой магазин.
— И это называется завтрак? — спросил я.
— Да, и к тому же курить удобно, — ответила она, кивнув на зажженную сигарету.
— Фу, какая гадость, — поморщился я.
— В хлопьях слишком много соли. Разве ты не знаешь?
— А как насчет яиц, тоста и молока?
Да-да, спасибо большое за яйца, но она уже наелась картофельными чипсами. Белинда открыла новую банку кока-колы и стала рассказывать мне, как ей здесь нравится.
— Понимаешь, прошлой ночью я спала. Я хочу сказать, по-настоящему спала и не думала о том, что кто-то может влезть в окно или начать играть в коридоре на барабане.
Я понимал.
— Мне надо встретиться в городе со своим адвокатом, — произнеся. — Насчет экранизации одной из маминых книг.
— Здорово! Знаешь, я обожала книги твоей мамы.
— Ты что, смеешься! Да ты ни одной в жизни не прочла!
— А вот и нет! Я читала их все и без ума от «Багрового Марди-Гра».
Я так удивился, что слова застряли у меня в горле.
— Что-то не так? — спросила она.
— Все так, — кивнул я. — Просто много дел. Я возьму мини-вэн. Ты умеешь водить машину?
— Естественно. Как, думаешь, мне удалось получить фальшивые права? То есть я хочу сказать: имя не мое, но машину я водила… водила в Европе… уже в одиннадцать лет.
— Тогда, может быть, дать тебе ключи от «эм-джи»?
— Джереми, ты серьезно?
Я бросил ей ключи.
Наживка заглочена.
Уже через десять минут Белинда была внизу. На ней были новые белоснежные брюки и белый пуловер. Я еще ни разу не видел ее в брюках, за исключением того случая, когда она ходила по дому в моих обрезанных джинсах, и удивился собственной болезненной реакции. А следовательно, я отнюдь не горел желанием, чтобы она выходила из дома в подобном виде.
— Знаешь, что мне сейчас больше всего хочется? — спросил я, оценивающе глядя на нее.
Но Белинда явно не поняла, к чему я клоню.
— Как я выгляжу? — поинтересовалась она, расчесывая волосы перед зеркалом.
— Слишком уж сексапильно.
— Спасибо.
— Ты собираешься надеть пальто?
— Ты что, издеваешься надо мной?! На улице восемьдесят градусов. [11]Впервые за все время, что я здесь, в этом городе нормальная температура.
— Это ненадолго. Возьми пальто.
Белинда бросилась мне на шею и поцеловала. Горячие руки и нежные щеки. Свежий, сладкий детский рот.
— Не нужно мне никакого пальто!
— Куда ты идешь?
— В студию загара. Пятнадцать минут полежать под лампой, — ответила Белинда, нетерпеливо постукивая пальцем по щеке. — Единственный способ сохранить загар в вашем городе. Потом поеду кататься верхом. Конюшни в парке «Золотые ворота». Я уже позвонила. Я мечтала об этом с тех самых пор, как приехала сюда.
— И почему так долго ждала?
— Сама не знаю. Наверное, не вязалось с моим образом жизни, — усмехнулась Белинда и полезла в сумочку за сигаретой. — Сам знаешь, я же была уличной. И все такое… Лошади тогда были как-то неуместны.
— А что, студия загара была уместна?
— Естественно, — улыбнулась Белинда, поправив пышные волосы. Никакой косметики, только сигарета во рту.
— И теперь ты снова можешь начать ездить верхом.
— Да! — от души рассмеялась Белинда.
— Ты действительно очень красивая, — заметил я, — но брюки слишком обтягивающие.
— А вот и нет. Я в них прекрасно себя чувствую, — ответила она, щелкнув зажигалкой.
Я достал из кармана несколько десятидолларовых банкнот и протянул их Белинде вместе с ключами от дома и машины.
— Тебе вовсе не обязательно это делать, — нахмурилась она. — Деньги у меня есть.
— Послушай, — строго сказал я, — чтобы я больше от тебя такого не слышал. Мне это так же неприятно, как тебе — расспросы о родителях. Не говори о деньгах. Ненавижу подобные разговоры.
Белинда еще раз нежно обняла меня — и умчалась, пулей выскочив из входной двери, совсем как настоящий американский подросток.
И скорее всего, с ключом от чемодана в сумочке. Но…
Я дождался, когда она отъедет подальше, и только тогда поднялся на второй этаж и открыл дверцу ее шкафа.
Ключ был в замке ее чертова чемодана, а сам чемодан — открыт.
Я набрал побольше воздуха в грудь, встал на колени, откинул крышку и начал обыскивать чемодан.
Поддельный паспорт на имя Линды Мерит! Бог ты мой, в последовательности ей не откажешь. Две книги из Нью-Йоркской публичной библиотеки: Курт Воннегут и Стивен Кинг. Очень характерно для нее, мысленно отметил я. Еще там был тот самый подписанный мною экземпляр «Дома Беттины» и моя фотография над объявлением о встрече с читателями из «Сан-Франциско кроникл».
Нижнее белье — типичный секонд-хенд — состояло из старомодных темно-синих комбинаций из тафты и кружевных бюстгальтеров на проволоке, которые, как мне думается, современные девушки не носят. Простые, но красивые трусики из хлопка. Коричневый бумажный пакет, а в нем программки последних бродвейских мюзиклов: «Кошки», «Кордебалет», «Долли Роуз» Олли Буна и других. Программка Олли Буна с автографом, но без каких бы то ни было надписей личного характера.
И вообще нигде ничего личного.
Я хочу сказать, абсолютно никакого ключа к разгадке, кто же она такая на самом деле. И по какой-то непонятной причине я испытывал еще более острые муки совести.
Может, она намеренно стерла свое прошлое? Или, может, жила одним днем?
За исключением школьной формы, которой у нее оказалось три комплекта, все вещи, насколько я понял, были первоклассными. Костюмы из харрис-твида или донегали, юбки и блейзеры от «Брукс бразерс», «Берберри», «Кейбл кар». Ничего легкомысленного типа того, что мы приобрели во время вчерашней оргии покупок. Даже туфли были вполне респектабельные.
Но все вещи определенно ношеные, некоторые сделаны тогда, когда Белинды еще на свете то не было. Вряд ли она имела их в своем распоряжении до того, как сбежала из дому. Очередная загадка.
В карманах я обнаружил корешки билетов в нью-йоркские театры и с последнего концерта в Сан-Франциско. Фирменные спички из солидных отелей. «Фэйрмонт», «Стэнфорд-корт», «Хайятт ридженси».
И это изрядно меня беспокоило. Мне даже думать не хотелось, что она делала в тех отелях. Хотя вполне могла просто так шататься по шикарным холлам, чтобы хоть на время оказаться в привычной обстановке. Или искать черный вход в мир взрослых.
Но дело было вовсе не в ее недавнем прошлом. Вдвоем мы все преодолеем. Нет, гораздо больше меня волновало ее реальное прошлое. А в принадлежащих ей вещах я не нашел ни единой подсказки. Что откровенно пугало.
Даже на видеокассетах были только дилерские наклейки.
Единственным ключом к разгадке оставалась Сьюзен Джеремайя.
Тогда я достал журналы и, сев на краешек латунной кровати, принялся их внимательно изучать.
Ну, тут ничего не скажешь: женщина действительно незаурядная. Родилась на ранчо в Техасе, посещала школу в Далласе, затем — в Лос-Анджелесе. В десять лет начала снимать фильмы любительской видеокамерой. В юношеском возрасте работала на телестанции в Далласе. Ее фильм «Конец игры» был особо отмечен на Каннском кинофестивале как пронзительный, динамичный и философский. Фильм снимался где-то на островах в Греции и рассказывал о банде юных техасцев, занимающихся контрабандой наркотиков. Киноманы говорили о портативных камерах, о преемственности традиций Орсона Уэллса, о Новой волне, о философском подходе и так далее, и тому подобное. Статья не слишком-то подробная, тем более что в ней было отведено место и другой женщине-режиссеру, уже из Нью-Йорка.
Заметка в «Ньюсуик» оказалась не намного лучше. Основное внимание здесь уделялось апрельской телепремьере фильма «Горькая погоня», причем акцент делался на «эстетику, которой, как правило, недостает телефильмам». Джеремайя собиралась выпустить еще два фильма для «Юнайтед театрикалз», но решительно не желала, чтобы на ней ставили штамп режиссера исключительно телевизионных фильмов. Лестные отзывы в адрес звезды фильма — девчонки из Далласа Сэнди Миллер, которая играла и в «претендующем на художественность» и так и не вышедшем на экраны в нашей стране эротическом фильме «Конец игры». И как ни странно, единственной фотографией, помещенной в статье, стал снимок самой Джеремайя. Полагаю, что авторов подкупил техасский колорит и открытое тонкое лицо женщины-режиссера. Да, не повезло Сэнди Миллер!
Я сидел, полностью сбитый с толку, и чувствовал себя виноватым.
У меня возникло непреодолимое желание взять видеокассеты и посмотреть у себя в кабинете. Там дверь запирается на замок, и если Белинда неожиданно вернется…
Боже, но простит ли она меня, если вдруг обнаружит, что я сделал?! А может, как бы мимоходом упомянуть о кассетах в разговоре? И тогда она мне все объяснит. А может, забыть о кассетах, поскольку вполне вероятно, что они никак не связаны с ее прошлым.
На часах было без четверти одиннадцать. Пора собираться.
Дэн подъехал только к полудню. Я извинился, что оторвал его от ланча.
— Ничего не поделаешь, — сказал я. — Клиент всегда прав.
— Что за спешка? Убил кого? — усевшись за стол напротив меня, хмыкнул Энди. — Есть хочешь? Собираюсь заказать пару сэндвичей.
— Нет, спасибо. Я спешу. Мне надо, чтобы ты провел небольшое расследование.
— Ты шутишь!
— Причем тебе придется заняться всем лично, не привлекая людей из детективного агентства. Работа в основном на телефоне, но, если возникнет необходимость в поездках, я заплачу.
— Ты хоть представляешь, во что тебе это обойдется?
— Не имеет значения. Ты должен нарыть для меня кое-какую информацию.
— Какую?
— Необходимо установить личность девушки, — ответил я и протянул Дэну фотографии Белинды.
Дэн взял снимки и принялся молча их рассматривать.
— Все строго конфиденциально, — произнес я. — Никто не должен знать заказчика.
— Продолжай! — нетерпеливо кивнул Дэн. — Введи меня в курс дела. Что именно надо искать?
— Ей шестнадцать, — сказал я.
— О-го-го! — присвистнул Дэн.
— Еще два дня назад она болталась на улице. Говорит, что зовут Белиндой. Может, так, а может, и нет. По ее словам; объездила всю Европу, выросла в Мадриде, бывала в Риме, в Париже. Нынешней зимой посещала Нью-Йорк. Я точно знаю. Но понятия не имею, когда появилась в Сан-Франциско. — Я рассказал о театральных программках, о билетах на лучшие места. — Рост, возможно, пять футов четыре дюйма. Не больше. Вес сто фунтов или около того. Ну, лицо, волосы — сам видишь. Физически вполне зрелая. Пышная грудь. Взрослый голос, очень взрослый, но без акцента, не считая непонятного легкого налета. Хотя не знаю, пригодится ли тебе данная информация.
— Но какое ты имеешь к ней отношение?
— Я с ней живу.
— Ты что?!
— Не желаю ничего слышать! Я только хочу узнать, кто она такая и откуда приехала.
— Не желаешь ничего слышать? Ей всего шестнадцать, а ты не желаешь ничего слышать!
— Но мне необходимо знать больше. Почему она сбежала, что с ней произошло. Уверен на все сто, что дело в деньгах. Она слишком хорошо образована, у нее слишком хороший вкус. Должно быть, из очень обеспеченной семьи. Хотя это ни о чем не говорит. Но как-то странно. Поэтому мне и необходимо знать все, что ты сумеешь…
— Джереми, ты сошел с ума!
— Помолчи, Дэн! Я еще не закончил.
— А ты знаешь, чем все может кончиться, если тебя застукают с малолеткой?
— Меня интересует, как она оказалась в подобном положении. От кого скрывается. Скажу тебе очень странную вещь. Я перерыл все ее пожитки и не обнаружил ни единой зацепки, способной помочь идентифицировать ее.
— Ты полоумный сукин сын! Ты представляешь, чем это тебе грозит. Джереми, ты помнишь историю Романа Полански?
— Помню.
А ведь я, наивный, считал, будто скандалы теперь никого не волнуют, и даже спорил по этому поводу с Алексом Клементайном. А он ответил что-то насчет стирки грязного белья на людях. Ну, в моем случае грязное белье на людях уж точно стирать не стоит.
— Полански прихватили за один вшивый день, проведенный с несовершеннолетней. А ты вроде говорил, что живешь с ней?
И тогда я спокойно объяснил своему другу насчет адреса на Пейдж-стрит, полиции, того, что копы записали мои координаты и данные несуществующей Линды Мерит.
— Не повезло, что тот коп меня узнал!
— Посади ее на самолет, вылетающий в Катманду. Причем не откладывая. Ты полный кретин! Тебе надо срочно выставить ее из дома!
— Дэн, пожалуйста, выясни, кто она такая. Сколько бы это ни стоило. Деньги — не вопрос. Пусть все будет строго между нами. Но наверняка есть люди, которых можно расспросить, не выкладывая карты на стол, и можно найти способ навести справки там, на улице. Я уверен, что ее кто-нибудь ищет.
— Я тоже, — взяв в руки фотографию Белинды, пробурчал Дэн. — Европа, деньги, хорошее образование. Господи Иисусе!
— Но запомни, я должен знать все. Кто ее родители, что плохого они ей сделали, почему она убежала из дому.
— Предположим, они ничего плохого ей не сделали, а она просто богатая сучка, которой захотелось острых ощущений.
— Об этом не может быть и речи. Ты не стал бы так говорить, если б хоть раз пообщался с ней. Смешно, но для богатой она слишком самостоятельна, хотя, скорее всего, деньги у нее есть.
— Я что-то не совсем понимаю.
— Богатые дети, как правило, тепличные. Изнеженные. Немного наивные, даже если и созрели раньше времени. А эта девочка весьма сдержанная, можно сказать, жесткая. Она напоминает мне бедных девчонок, которых я видел в детстве. К шестнадцати у них на пальце уже красовалось брильянтовое обручальное кольцо, а к двадцати они имели полный набор из двух ребятишек и мужа, занимающегося перевозками роялей. Тебе знаком подобный тип девушек. Она едва умеет читать и писать, но может по пять часов стоять за кассовым аппаратом в круглосуточном магазине и при этом умудриться не сломать ни единого наманикюренного ноготка. Понимаешь, в этой девочке есть такая же затаенная печаль и колючесть, я сказал бы, недетская взрослость. Но она слишком рафинирована, слишком хорошо образована, а потому не вполне вписывается в схему.
Дэн продолжал изучать фотографии, время от времени бросая на меня сердитые взгляды.
— Где-то я уже видел твою девочку.
— Давеча у Энди на выставке, — сказал я. — Она приходила со мной.