========== Глава 1. Часть 1 ==========
Возможно ли знать наверняка, в своем ли ты уме?
Гермиона Грейнджер задавала себе этот вопрос тысячи раз за последний год. Поначалу она всерьез взвешивала все за и против и в результате пришла к выводу, что нет — нельзя.
Она еле слышно выдохнула и заправила выбившуюся из прически прядку за ухо.
Пожалуй, она действительно потеряла рассудок.
Это упростило бы жизнь. Наверное, всем.
Само собой, многие с нетерпением ждали лишь малейшего подтверждения этому. Те, кто ни на секунду не усомнился бы в своей правоте. “Гермионе Грейнджер, бедняжке, так не повезло — тронулась умом на войне”.
И всем сразу стало бы легче. Ее бы избавили ото всех анализов. От дачи свидетельских показаний. От подозрительных и сочувствующих взглядов. Ее колдографии мигом разлетелись бы по передовицам “Ежедневного пророка”. Гарри был бы избавлен от необходимости пользоваться негласными правами народного героя, защищая ее. Рон — от бестактных интервью о перспективах их возможных отношений, коих никогда и не существовало.
Если бы они просто приняли тот факт, что Гермиона Грейнджер больна, всем стало бы легче.
Иногда Гермиона и вправду жалела, что продолжает бороться. Сумасшедшие, которых ей довелось видеть, казались куда как счастливее и свободнее, чем она. Гермиона не чувствовала себя сумасшедшей.
Она чувствовала себя до боли нормальной.
Шесть месяцев. Она пережила шесть месяцев. Протащила себя сквозь них на тупой решимости.
Иногда казалось: эти полгода длятся дольше, чем вся война.
Это была омерзительная мысль. Война была ужасающей. Столько лет, тысячи смертей. Человеческая мясорубка. Но через войну — в отличие от этих месяцев — она проходила не одна. Нашлись те, кто разделил ее страдания. Да и на кону был весь мир, а сражаться за саму себя оказалось намного сложнее. Последние шесть месяцев стали ее персональной кристаллизированной агонией.
Весь мир оправился от потерь и оживал, а она словно застыла во времени. В ожидании.
Шесть месяцев.
Словно все это время она опускалась на дно без возможности вдохнуть.
Где-то вдалеке скрипнула тюремная решетка, отвлекая ее от мыслей. Гермиона моргнула и невесомо качнула головой. Прядка снова выскользнула из-за уха, и Гермиона смогла сфокусировать взгляд на унылой комнате ожидания, в которой находилась. Дверь напротив распахнулась, и внутрь шагнул Драко Малфой. Ее сердце ухнуло в пятки.
Его взгляд мазнул по ней, а лицо исказило отчаяние.
Она поднялась навстречу.
Шесть месяцев. Шесть месяцев в Азкабане. Остальные Пожиратели Смерти получили пожизненное, но Гарри Поттер был неуклонен и требовал уменьшить срок Драко Малфою. Шесть месяцев были минимумом, на который Гарри смог уломать Визенгамот.
Шесть месяцев, и от Драко остались только кожа да кости. Смертельная бледность. Жизнь высосали из него в прямом и переносном смысле. Глаза мертвеца взглянули на нее — глаза, хранящие только боль.
Охранник сунул планшетку с документами в руки Гермионы, и она смущенно расписалась на трех экземплярах.
— Он весь ваш, — бросил здоровяк и вышел из комнаты, оставив ее наедине с Драко.
— Грейнджер, — поприветствовал он ее после нескольких минут молчания.
— Драко, — отозвалась она. Она пропустила часть с формальными вопросами о самочувствии и длительности его заключения. Что сказать человеку, чьи счастливые воспоминания выгребали и перемалывали в пыль шесть месяцев, в то время как он дрожал в пустынной камере?
— Почему ты пришла? — наконец спросил он.
— Я… в некотором роде твой попечитель, — попыталась объяснить Гермиона. — Все, чей срок в Азкабане подходит к концу, обязаны иметь такого, чтобы в случае чего было с кого спрашивать. Обычно это родственники, но у тебя их нет. Вот я и вызвалась.
Драко выглядел так, будто ему под нос только что подсунули дохлую мышь.
— “Ты вызвалась”, — выдохнул он. — А другой никто не мог? Разве Поттер не мой родственничек? Пятый двоюродный брат троюродного племянника. Или Уизли. Мы вообще кузены в восьмом поколении.
Гермиона не обратила внимания на укол в сердце и посмотрела на него с терпением во взгляде.
— Гарри мог бы, но он несколько занят. А я и так сижу без дела.
Он моргнул и немного побледнел. Затем нерешительно уронил:
— Грейнджер…
И больше ничего. Будто слова застряли у него в горле.
Гермиона продолжила:
— Тебе разрешат использовать палочку после трехмесячного испытательного срока. Но я помогу тебе переместиться, куда захочешь. Ты хотел бы вернуться в Мэнор и обосноваться там?
— Нет! — его голос слегка дрогнул.
— Как скажешь.
Не долго думая, она шагнула вперед и протянула ладонь. В тот же момент он сделал шаг назад — и продолжил идти, пока не уперся в стену.
Гермиона опустила руку и взглянула на него. Дышать ровно. Оставаться сосредоточенной. Целители твердили: оставаться сосредоточенной на происходящем было важно.
Она не могла позволить себе зацикливаться на какой-то детали. Тем более переживать о чем-то. Когда ей не удавалось отследить этот момент, в ее разуме начинала разворачиваться спираль, затягивала, как магнит, все глубже — глубже — глубже. Глубже в бездну. В бездну.
Бездну…
— Грейнджер.
Она моргнула.
Драко уже не стоял у стены — внезапно его руки обхватили ее, и он смотрел на нее сверху вниз. Ее прядка, выскальзывающая то и дело и мешающая взгляду, исчезла. Гермиона почувствовала, что та аккуратно заправлена за ухо.
Но она ее не заправляла.
Гермиона взглянула ему в лицо.
Разглядела знакомые эмоции в его глазах.
Взволнованный. Опустошенный.
Она опустила голову.
— Извини. — Гермиона старалась удержать слезы, скапливающиеся в уголках ее глаз. Она надеялась… Ведь столько усилий было приложено. Она приняла все свои успокоительные зелья.
Думая, что сможет справиться с этим достойно.
— Ты все еще?.. — Вопрос повис в воздухе. Его ладони все еще покоились на ее плечах. И ощущались как нечто очень теплое и правильное.
Хотела бы она знать, на какое время потеряла реальность.
— Иногда. — Она старательно избегала его взгляда.
— Часто?
— На самом деле, нет, — солгала Гермиона, — обычно это не доставляет мне проблем. Если приступы длятся дольше… или если рядом много людей… я просто прихожу в себя в больнице святого Мунго и отлеживаюсь там пару дней…
— Дней?.. — грубо перебил Драко.
Ее лживая защита дала трещину при взгляде на его исказившееся болью лицо.
— Я в порядке. Как и сказала, я ничем особо не занимаюсь, да и… Приступов меньше, если я отсиживаюсь дома. Или хотя бы их никто не отслеживает. Никаких колдографий в прессе. Никаких больничных посещений. Просто — перелистнуть страницу. А после них я просто перекусываю чем-нибудь вкусненьким.
— Ты живешь одна?
Она отвела взгляд от него и принялась изучать противоположную стену.
— Так проще. Я поселилась в Норе, но шум и непредсказуемость… Все стало только хуже. Потом Гарри предложил мне пожить у него, но он и Джинни, сам понимаешь… Я пыталась не мешать. Не быть обузой. Ну и… В общем, я теперь живу отдельно. Целители дали мне этот браслет, — она подняла рукав и продемонстрировала металл, обвивающий тонкое запястье. — Если я не двигаюсь больше четырех часов, он отправляет Гарри сигнал.
— Грейнджер… — голос Драко ощутимо дрожал.
— Как бы там ни было, — перебила она и выпалила, не успев задуматься о смысле слов: — Если не Мэнор, то, возможно, предпочтешь мой дом?
Гермиона прикусила губу, осознав, что только что предложила. Она вовсе не планировала впускать его так… далеко.
— Хотя, знаешь, глупости, — она попыталась сдать назад. — Мы можем отправиться в Гринготтс, чтобы навести порядок в твоих деньгах. А после подобрать хорошее местечко в Косом Переулке — там много отелей и квартир на короткий срок.
Гермиона ощутила, как его руки легонько сжали ее плечи. Подняв голову, она обнаружила, что он уставился на стену за ее спиной. Осознавал ли он, что все еще сжимает ее в этом неловком полуобъятии? Его ладони впивались в ее плечи с такой силой, словно она была хрупкой раздробленной вазой, и без его рук распалась бы на осколки.
Через несколько мгновений Драко тихо выдохнул. Словно пока раздумывал, забыл, как дышать.
— Твой дом был бы неплох. Пока не подыщем что-нибудь толковое, — твердым голосом подвел итог он.
Ее сердце ухнуло в пятки.
Она попыталась взять себя в руки. Всего лишь один день. Она может потерпеть один день. Просто приложить усилия — ее приступ пару минут назад наверняка вызван стрессом. Она сможет удержать себя в реальности один день.
Гермиона кивнула и коснулась ладонью его запястья. Затем закрыла глаза и аппарировала их обоих.
***
Они оказались на пляже около небольшого коттеджа, облицованного камнем.
Гермиона взглянула на Драко и неловко пробормотала:
— Знаю, это не поместье…
— Он действительно неплох.
“Ну да, он ведь только-только вышел из тюрьмы”, — подумалось ей. — “Любое место казалось бы неплохим — даже палатка или пещера.
Она повела его внутрь.
— Ты можешь помыться, а я пока разогрею еду. Ты очень исхудал.
Драко не ответил, направившись сразу в ванную. Она поставила на плиту тушеное мясо, которое приготовила накануне.
Гермиона старалась занять делом каждую секунду своего времени — то одним, то другим. Проверять, быстро ли нагревается кастрюля. Нарезать хлеб. Положить на стол масло. Расправить складки на скатерти.
Сосредоточиться на том, что происходит сейчас.
Главное — не думать, что она снова может диссоциировать*. Если бы она начала думать об этом, то заволновалась бы. Если бы заволновалась, то начала бы циклиться на деталях. Если бы она зациклилась на деталях, она бы…
[*Диссоциация — способ психической защиты. Это разделение, при котором тело хранит опыт и действия, отделённые от сознания. Такое состояние приводит к нарушению взаимодействия между памятью, идентичностью, восприятием, эмоциями, движением и поведением.]
Гермиона заставила себя перестать разворачивать в уме эту спираль. Проверь мясо. Достаточно ли хлеба? Он ведь так отощал. Пожалуй, стоит нарезать еще. А еще даже стол не накрыт.
Она не хотела снова терять реальность. Ведь Драко подумал бы, что стал тому причиной. А если бы он так подумал, то почувствовал бы тревогу за нее. А если бы почувствовал тревогу, то принялся бы допытываться…
Она поправляла скатерть. Спираль затягивала ее. Корзина была переполнена хлебом к тому времени, как Драко принял душ и переоделся.
Она прекратила нарезать хлеб.
— Я приготовила тушеную говядину.
Гермиона молча наблюдала за тем, как он осиливает вторую тарелку. Затем намазала хлеб маслом и придвинула к нему.
Через какое-то время он отложил ложку и пристально взглянул на нее.
— Не понимаю, — Драко прервал молчание. — Когда я ушел, у тебя не было диссоциаций неделями. Что произошло?
Он застал ее врасплох, и Гермиона молча смотрела на него, не в силах быстро придумать что-то удобоваримое.
Спустя несколько секунд ожидания его глаза внезапно расширились, а маска безразличия соскользнула с лица, обнажив отчаяние. Он резко наклонился к ней.
Точно! Он подумал, что она снова…
Нужно было срочно что-то сказать.
— Это началось после твоего ухода, — выпалила Гермиона. И тут же распахнула глаза от ужаса, осознав, в чем только что призналась.
Маска на его лице окончательно развалилась. Глаза заблестели.
Она отвела взгляд.
— Целители думают, это оттого, что все произошло слишком быстро, — Гермиона начала бездумно водить пальцем по клетчатой скатерти. — Они надеялись, что со временем я приду в норму.
— Поттер ничерта не сказал, — голос Драко дрожал от плохо скрываемой ярости. — Я спрашивал о тебе, и он заверял меня, что ты в порядке.
— Потому что это я попросила его, — перебила Гермиона. — Ни к чему тебе эти лишние волнения. Тебе было бы тяжелее, да и все равно ты ничего не смог бы предпринять. Вот я и попросила его сказать, что у меня все хорошо.
Она вздернула подбородок и распрямила плечи
— И это действительно так. Я не умираю ведь. Просто… теряюсь иногда. Не так уж плохо.
— Ты живешь на какой-то летней даче, одна, на берегу… Где мы, кстати? Уэльс? — губы Драко изогнулись в презрительную усмешку. — И ты болтаешься без дела. Это плохо. Для тебя уж точно.
— Почему это? Обязательно что ли заниматься чем-то полезным? Я имею право болтаться без дела сколько захочу, — возразила она, скрестив на груди руки и выдержав его взгляд.
— Так вот в чем соль — в твоем праве так жить? — он насмешливо изогнул бровь. — Это ведь именно то, чем ты мечтала заняться после войны. Жить в Уэльсе. Не степень Мастера зельеварения, о которой ты мне все уши прожужжала? Не совместные проекты с лабораторией трансфигурации Ильверморни*? Не стажировка в лесах Шварцвальда? Вот, оказывается, твоя истинная мечта — коротать дни в одиночестве у черта на куличках.
[Школа Чародейства и Волшебства Ильверморни — школа магии в Северной Америке, основанная в семнадцатом столетии.]
Гермиона уставилась на него, стараясь не расплакаться. Она и забыла, что он способен на такие подлости. Например, ткнуть носом в то, о чем остальные предпочитали тактично молчать.
— И что же? Вынуждаешь меня сказать, что я сломлена? Это принесет кому-нибудь из нас облегчение?
— По крайней мере, это честно, — выплюнул Драко. — Собиралась ли ты вообще когда-нибудь сказать мне, что у тебя снова начались приступы? Нет, не собиралась. Это было написано у тебя на лице в той комнате ожидания. Ты пришла в ужас оттого, что я узнал.
Гермиона нерешительно смотрела на него некоторое время.
— Ты влюблен в меня, — озвучила она свою догадку.
Он закрыл рот и уставился на нее. Его лицо побледнело.
— Ты никогда не говорил этого, но я помню все те месяцы. Я наблюдала за тобой. Все это время наблюдала. И я знала, что ты влюбился. Не сразу — постепенно. Но к концу ты был так же влюблен, как и я. Отчасти поэтому я так стремилась оправдать тебя перед Орденом. Я знала, что ты не бросишь меня или не используешь для защиты. Хотя мог бы.
— Так зачем тогда все это? Из жалости? — выражение его лица стало нечитаемым. — Мне не нужна твоя помощь, как не нужна была поттеровская. Я с величайшим удовольствием сдох бы в Азкабане, но ты вытащила меня. Судя по всему, чтобы окончательно вляпаться в эту лютую хрень, которая существует между нами. Продолжая лгать мне — и прикидываться, что с тобой все в порядке.
Он встал так резко, что его стул упал. Его глаза вспыхнули множеством эмоций. Драко запустил руку в волосы.
— Грейнджер, — в отчаянии произнес он, — чего ты добиваешься?
Ей было нечего ответить.
Секунда, и он развернулся на каблуках и унесся прочь.
Гермиона смотрела ему вслед, чувствуя, как колотится сердце. Она перевела взгляд на нетронутый кусок хлеба, который она намазала маслом для него.
Прогулка пойдет ему на пользу. Пляж был идеальным местом. Застывший грохот волн. Ветер. Грубая красота. Пляж не был ухоженным или тихим. Он был покореженным от морского мусора, неидеальным. Отражал то, что она чувствовала.
Вероятно, и то, что чувствовал он.
Гермиона поднялась, собрала в раковину всю посуду и принялась мыть ее вручную. И пока стояла там, вновь и вновь задавала себе его вопрос.
Чего она добивалась?
Она не знала.
Она просто не знала, как забыть то, что между ними произошло. То, что ощущалось незаконченным. Кровоточило. Как рана, которая никак не может затянуться. Гермиона пыталась — действительно пыталась — выбросить прошлое из головы. Пыталась заставить себя почувствовать, что жизнь продолжается…
В ее груди словно разрослось что-то большое и косматое, раздиравшее изнутри. Углублявшее дыру, которая становилась все больше и мучительней, да так, что Гермиона не могла сделать и вдоха, не почувствовав боль.
Она не могла просто жить дальше. Зная, что его наказывают несправедливо за то, что его вынудили делать — как и ее. Он не заслуживал сгнить в Азкабане. Он заслуживал второго шанса на счастливую жизнь. Жизнь, свободную от бесконечной, разрушительной войны. Драко был достоин этого — после того, что сделал для нее.