[*Финт Вронского — прием в квиддиче, названный в честь всемирно известного польского ловца Йозефа Вронского. Согласно данной тактике, ловец резко летит вниз, делая вид, что увидел снитч у самой земли, и выходит из пике прямо перед ударом о поле. Таким образом он сбивает с толку ловца другой команды и может устранить противника.]
Драко ощутил, как ее тело сдвинулось, и прервал свою речь на полуслове, взглянув на нее. Легкая приветственная улыбка тронула его губы, когда они столкнулись взглядами.
— И снова здравствуй, Грейнджер, — сказал он. — Поттер притащил продукты. Я велел ему забрать обратно всю картошку.
По лицу Гарри скользнула тень вины. Он часто смотрел на нее подобным образом после того, как она возвращалась в реальность.
— Еще чего, — едко отозвалась Гермиона, выдергивая руку, — ты должен набрать по меньшей мере пять кило, чтобы одежда перестала на тебе висеть.
Она поправила прическу и вскочила, чтобы заключить Гарри в объятия.
Драко вздохнул.
— Пять кило, и ни одной картофелиной более, — покорно согласился он.
Затем он встал и потянулся, слегка хрустнув шеей, а потом скрылся в своей комнате. Гермионе пришло в голову, что он, судя по всему, провел в таком положении часы. Ее руки слегка дернулись к нему, но она переборола это стремление.
— Показывай, что ты принес, Гарри. — Она заставила себя отвернуться.
Гарри собрал ей огромное количество продуктов, помимо картошки. Гермионе пришлось наложить на холодильник заклинание расширения, чтобы вместить почти месячный запас еды. После того, как Гермиона начала жить в коттедже, она выбиралась пару раз в магазины за продуктами одна, неизменно оказываясь по итогу в магловской больнице. Гарри приходилось подделывать кучу документов, чтобы вытащить ее.
Они вместе с Роном делали для нее столько всего. Попытка настоять и сделать что-нибудь самостоятельно оборачивалась потерей времени для них всех.
— Ты кажешься… более расслабленной, — начал Гарри, наблюдая за тем, как она раскладывает продукты по местам.
— Да, я тоже так думаю.
— Малфой действительно тебе небезразличен.
Гермиона замерла.
— Может, и так. Но, скорее всего, это просто затянувшееся прощание.
Гарри многозначительно взглянул на нее, и она разозлилась.
— Мы ведь не… Он просто живет здесь. И больше ничего, — начала она оправдываться. — Надеюсь, мои диссоциации подуспокоятся, и ему больше не нужно будет меня поддерживать.
Гермиона проигнорировала тяжесть в груди и подступающие к глазам слезы. Ее тело слегка качнулось при мысли о том, что Драко нужно уйти.
— Но разве раньше не было так же? До того, как он ушел? Ведь все может снова… — Гарри запнулся. — Гермиона, почему бы ему не остаться насовсем? Разве тебе не этого хочется? Разве не ты сказала ему, что…
— Что я люблю его? Да, сказала. — Гермиона сосредоточила все внимание на сетке картофеля. — Драко думает, как и все остальные, что это просто последствия любовного зелья. Или травмы. Он не верит на самом деле, что мои чувства настоящие. И я его не виню — он провел со мной год, наблюдая, как меня ломает от одержимости им из-за зелья. По его мнению, он как-то виноват в том, что со мной произошло. Как будто должен был что-то предпринять, но ничего не сделал. Я иногда замечаю это в его взгляде, когда он смотрит на меня.
— Тогда что ты планируешь делать?
Она беспомощно пожала плечами:
— Наверное, заставлю его думать, что моя любовь исчезает вместе с диссоциациями. Ведь… — она сбилась и несколько секунд восстанавливала дыхание, — мы не можем — то есть, между нами ничего не может быть, пока он думает, что все мои чувства вызваны психологической травмой. Если он останется и позволит мне любить его, то всю жизнь будет ненавидеть себя, думая, что использует меня. Если я притворюсь, что в порядке, в конце концов он сможет отпустить эту ситуацию. И тогда найдет другую и будет с ней без ненависти к себе.
— Ты действительно веришь, что он сможет отказаться от тебя? — Гарри серьезно посмотрел на нее.
Гермиона бросила на него злой взгляд.
— Он влюбился в меня только из-за чувства вины. Когда он посчитает, что в достаточной степени искупил свои ошибки, я не вижу ни одной причины, почему ему не следует так поступить.
— Ты и вправду убеждена, что его вина — единственное, что Малфой видит в тебе.
— Знаешь, я не думаю, что во мне вообще осталось что-то еще для кого-либо, — огрызнулась она, сдерживая слезы.
Повисло молчание.
— Знаешь, почему я не удивился, когда выяснилось, что ты продолжила любить Малфоя даже после противоядия? — задал вопрос Гарри, вытаскивая яблоко из пакета и кусая его.
Гермиона молчала.
— Малфой поделился с нами своими воспоминаниями о тебе — ну, скажем так, большинством из них, — уточнил Гарри, увидев, как на щеках Гермионы вспыхнул румянец. — Снейп и Слизнорт с их помощью пытались определить, как устроено это любовное зелье, потом воспоминания использовали в его судебном процессе. Поэтому я просмотрел их все. Я видел, что ваши отношения развивались — недавно у меня был разговор со Снейпом об этом. Я хотел в деталях разобраться, как работало это зелье, и, по правде говоря, оно не было любовным. Любовь — великая магическая сила, и ее невозможно подчинить своей воле. Невозможно создать настоящее любовное зелье. Большинство из них призваны воссоздать одно из проявлений любви. Но Роули, надо признать, оказался талантливым зельеваром. Он не пытался создать любовь: суть его зелья сводилась к тому, чтобы вызвать в тебе непреодолимую тягу защитить Малфоя. И уже тогда твой мозг посчитал, что эта потребность вызвана любовью. Зелье не создавало иллюзию страсти и привязанности, как Амортенция, — и поэтому не было необходимости накачивать тебя им повторно. Ничего ложного в тебе не образовалось. Это зелье просто выкрутило на максимум по отношению к Малфою ту часть тебя, что уже существовала. Вот почему оно причинило тебе такой ущерб. Ты защищала Орден любой ценой, но защитить Малфоя из-за зелья стало важнее.
Гермиона слабо вздрогнула, вспомнив все, к чему ее принудили. Гарри и Рон наотрез отказались назвать ей количество людей, которые были убиты из-за ее предательства.
— Помнишь, в самом начале Волдеморт сказал, что ты будешь особенно восприимчива к зелью? Он был прав. Стремление защитить сидит очень глубоко в тебе, Гермиона. Не уверен, что ты или Малфой были в курсе, но Волдеморт тестировал зелье и на других заключенных. Ни с кем другим не сработало так эффективно — результат был намного хуже.
Гермиона замерла, запоминая мельчайшие детали.
— И когда ты в больнице наконец убедилась в том, что никто не схватит Малфоя, стоит тебе утратить бдительность, ты изменилась. Ты поняла, что он в безопасности, и смотрела на него вовсе не для того, чтобы проверить, в порядке ли он, а потому, что с ним ты была счастлива. Ты говорила о нем со мной и Роном, но не так, как если бы была помешана на нем. Ты не заявляла, что он идеален и не тратила полчаса на описание цвета его глаз. Ты говорила о нем так, как обычно говорила о тех, о ком действительно заботилась. Ты говорила о том, что он сделал для тебя. Твое чувство перестало быть вызвано одним стремлением защитить. Поэтому, когда противоядие подействовало, а ты продолжила его любить, меня это не удивило. К тому моменту я понял, что это настоящее чувство. Единственное, я не знал, в какой степени оно переплетено с любовным зельем и как долго продлится.
К концу его речи Гермиона слегка дрожала. Она ведь действительно ни разу не спрашивала о механизме действия зелья — слишком боялась знать.
Девушка расправила скатерть и несколько минут бездумно водила пальцами по ней, пытаясь собрать себя в кучу.
— В любом случае, это не так уж и важно, — прервала Гермиона тишину хриплым голосом, — это не меняет его перспективу.
— Я не думаю, что Малфою проще отказаться от тебя, чем тебе от него. Дело ведь не в том, что ты спасла его несколько раз: он хорошо узнал тебя, прежде чем влюбился. Я не думаю, что всему причиной чувство вины.
— Это ничего не меняет, — сухо повторила она. — Пока Драко думает, что я люблю его из-за зелья или потому, что сошла с ума, наши отношения обречены. Он не будет по-настоящему счастлив со мной.
— И что ты собираешься делать? — спросил Гарри, изучающе глядя на нее.
— Я всегда могу притвориться, что двигаюсь дальше. Рон наверняка согласится на несколько месяцев сделать вид, что мы встречаемся.
Гарри покачал головой с легким недоверием.
— Не понимаю, как это поможет твоему счастью.
— Никак, ну и неважно. Главное, что поможет счастью Драко.
— И каким же образом?
Гермиона боролась с желанием запустить в Гарри котел.
— Я без понятия, что еще придумать, — сердито сказала она. — Единственная идея, которая еще приходит мне в голову, это попытаться с помощью Маховика времени вернуться на четыре месяца назад и помешать той мне увидеть его после выхода из Азкабана. Тогда он бы решил, что я не желаю его видеть, и смог бы жить своей жизнью.
— Как по мне, эта идея тоже не очень, — спокойно ответил Гарри, доедая яблоко. — Во-первых, ты бы создала временной парадокс. И во-вторых, если бы ты не пошла к нему сама, я планировал рассказать ему все и привести сюда в любом случае.
Гермиона послала Гарри полный ярости взгляд, но он не моргнув глазом продолжил:
— Я солгал ему в Азкабане, как ты просила, потому что ты была права: если бы он узнал правду там, это ничего бы не изменило. Но все согласились, что мы приведем его сюда, в коттедж, после освобождения. Потому что если он не поможет тебе, мы будем вынуждены отправить тебя в палату Януса Тупия.
Кровь отхлынула от лица Гермионы, и она почувствовала, что кожу ее заливает бледность от ужаса. Комната поплыла перед глазами, словно перевернулась набок, и девушке пришлось схватиться за столешницу, чтобы удержаться на ногах.
Она не находила слов, чтобы описать ощущение полнейшего предательства, охватившее ее.
— Ты… ты обещал! — задохнулась она.
— Ты обманывала меня, — непоколебимо ответил Гарри. — Ты говорила, что тебе становится лучше, но это ложь. Все становилось только хуже. Я в курсе, что ты перенастроила следящие чары так, чтобы они посылали сигнал после восьми часов твоей неподвижности, а не после четырех, как мы договаривались. Поэтому я навещал тебя по меньшей мере раз в неделю. Ты как-то возмутилась тем, что мы с Роном часто к тебе приходим — хотя на деле ты даже о четверти наших визитов не знала.
Гермиона была в бешенстве такой степени, что с радостью запустила бы в Гарри проклятием. Но глупо нападать на кого-то, кто может сотворить щитовые чары без единого движения.
Тон голоса Гарри был ледяным:
— Гермиона, мне кажется, ты забываешь, что мне наплевать на Малфоя — и всегда было наплевать. Меня заботишь только ты, и я готов почти на все, чтобы защитить тебя. Поэтому перед тем, как ты пришла в себя, Малфой принес тебе Непреложный обет, а я как свидетель скрепил клятву. Он пообещал, что никогда не покинет тебя. А если ты умрешь или с тобой случится что-то такое, что сделает его присутствие ненужным, он добровольно вернется в Азкабан на пожизненное, если я не скажу иначе.
Гермиона застыла, ошеломленная, на несколько секунд, даже не в состоянии полностью осознать весь смысл сказанных им слов. Выдохнула так, словно бладжер врезался ей в живот, и отшатнулась.
Ее тело окаменело от ужаса и ярости.
— Я никогда — никогда! — не прощу тебя за это, — всхлипнула она.
Гарри не шелохнулся.
— Знаю. Я предполагал это.
Она разрыдалась, выхватила палочку и бросила в Гарри проклятие. Он был готов к этому, но она действовала молниеносно. Заклинание пронзило его за долю секунды до того, как его окружил щит. Гарри, связанный толстыми веревками, врезался в кухонную стену с такой силой, что дом содрогнулся.
— Как ты посмел? — кричала Гермиона. — Как ты мог! Как ты мог так поступить с ним? Он ни в чем не виноват!
Она яростно бросилась к нему и схватила за грудки, поднимая на ноги, чтобы ударить его и почувствовать настоящее удовлетворение. Гарри, может, и был ее лучшим другом, но в тот момент Гермиона была зла настолько, что была готова убить его. Под ее кулаком жалобно хрустнул его нос.
Гарри заставил магию пройти сквозь веревки и разрушить их и успел увернуться в последний момент, прежде чем Гермиона впечатала очки ему в глазницы следующим ударом. По большому счету он просто держал ее магией на расстоянии. В его венах бурлило достаточно магической силы, чтобы нечаянно задушить ее при попытке остановить. Этот факт еще больше вывел Гермиону из себя: она жестоко пнула его между ног, а затем в живот, когда он согнулся от боли.
— Я никогда и ни за что не прощу тебя, Гарри Поттер! — рычала она. — Я хотела только одного: чтобы у него появился шанс быть свободным! Счастливым! Я убивала ради тебя. Я душу отдала этой войне, и это было единственное, что я попросила взамен. Я пообещала тебе, что не наложу на себя руки, если ты уменьшишь ему срок в Азкабане, а теперь, — она захлебывалась рыданиями, и едва можно было разобрать слова, — ты приковал его… ко мне…
Гермиона опустилась на пол и разрыдалась так сильно, что еле-еле могла дышать.
— Черт тебя побери, Поттер, я просил сообщить ей аккуратно! Это было самое тупое проявление аккуратности, что я видел.
Слова Драко доходили до нее, как сквозь пелену, пока Гермиона поднималась.
— Я не думаю, что существовал другой способ, при котором она не попыталась бы размазать меня по стенке, — прохрипел Гарри, свернувшийся в позе эмбриона на полу.
Гермиона все еще плакала, и ее грудь дергалась, когда она пыталась восстановить дыхание.
— Грейнджер… Грейнджер, дыши. — Драко мягко повернул ее к себе и вгляделся в лицо. — Ну же, все в порядке. Я все равно никуда не собирался. Ты — единственный человек, которому в этом следовало убедиться.
Она резко пнула его в голень.
— Ты дурак! — всхипнула Гермиона. — Как ты посмел согласиться?
— Это изначально была моя идея, — слегка ухмыльнулся Драко, чуть огладив ее волосы, и взял ее лицо в ладони, словно помогая успокоиться.
У нее пропал дар речи. Драко покачал головой и вздохнул, а затем обнял ее.
— Грейнджер, сегодня далеко не первый раз, когда мы с Поттером сталкиваемся, пока ты на паузе. Первые несколько недель он или Уизли проверяли тебя чуть ли не каждые пару часов. Даже в тот первый день. Я нашел тебя замершую на кухне, и в скором времени появился Поттер. Он не посвятил меня в детали, потому что надеялся, что о некоторых вещах ты расскажешь сама, но, скажем так, обрисовал картину того, насколько все серьезно. Насколько все обеспокоены тобой.
— Тогда, на пляже… Ты знал? — ахнула она.
Он кивнул с печалью в глазах.
— Я не знал о том, что ты любишь меня, или о том, как работало зелье, Поттер рассказал мне позже. Но я был в курсе, что каждый день ты диссоциируешь дольше, чем допустимое следящими чарами время. Что никогда не покидаешь коттедж. Что тебе становится все хуже, но ты отрицаешь это перед остальными.
Она покраснела. Драко переплел ее пальцы со своими.
— Я знаю тебя довольно неплохо, Грейнджер, как и Поттер. Ты бы никогда не нарушила своего одинокого страдания, если бы продолжала думать, что это как-то оберегает остальных. Я заметил все твои невероятно коварные попытки отдалиться, потому что ты вбила себе в голову, что я люблю тебя исключительно из чувства вины.
Он фыркнул и легонько щелкнул ее по носу.
— Не могу поверить, что ты ждала, что я просто сдамся, если вы с Уизли притворитесь парочкой. Обет нужен не для того, чтобы остановить меня — а чтобы остановить тебя. Даже до Волдеморта дошло, что не существует той степени личных страданий, которая могла бы это сделать. Я ожидал, что ты будешь думать, будто виновна в моем присутствии здесь, еще до того, как ты стала отдаляться. Ты снова застревала в своем разуме все дольше и дольше. Мы обсудили все с Поттером, и Обет показался нам единственным способом, чтобы ты перестала считать, будто держишь меня здесь. Ты не заставляешь меня остаться — я сам хочу остаться. И я специально составил текст Обета таким образом, чтобы избавить тебя от желания причинить вред себе в попытке освободить меня. Теперь ты можешь расслабиться и перестать выпинывать меня из своей жизни. У меня никогда не возникало мысли бросить тебя. А сейчас, я надеюсь, и ты выбросишь эти мысли из головы.