Пламя вспыхнуло внутри Катерины вместе с воспоминанием, пронеслось по венам, дикое и жаркое. Она глубоко вдохнула и досчитала до тысячи. Пламя начало тлеть, стихать и поддалось контролю.
Все еще нужно было найти Доктора Мур или, по крайней мере, узнать, что случилось в Центре. Она подозревала, что исчезнувшая запись с камеры наблюдения из медсанчасти, которая стоила Джону Бронли и многим другим людям жизни, содержала ответ.
В работе Катерины завершить поставленную задачу было всем. Без вопросов. Без сожалений. Дело чести, ни больше, ни меньше. Превратилась ли она в социопата? Кортини так не думала, потому что убивала только тогда, когда это было необходимо, а не для личной выгоды, власти или сексуального удовольствия. Она скорее была самураем в бесчестном мире.
Катерина всегда верила, что работа в Центре, включая проекты, начатые Мур и Уэллсом, велась для общего блага смертных и вампиров. Знала, что их часть включала в себя исследования разума, но никогда не задумывалась о том, как они проводились, никогда не задумывалась об их цене.
Ее работа не требовала таких знаний.
Но сердцу было интересно, интерес она заглушала долгом.
Теперь Кортини знала. Знала, что невероятно прекрасный дитя Истинной крови по имени Данте Батист покопался в исследованиях Мур.
Создание социопатов для изучения. А потом — негласный и неписаный — контроль.
Данте отправляли в худшие из доступных приемных домов, постоянно меняя его местонахождение; систематически лишали всего и всех, о ком он заботился и кого любил.
Разум Данте подвергали насилию множество раз, и в качестве еще одного психопатологического эксперимента его память разорвали и похоронили.
Принц Истинной крови.
Пара фотографий с Данте, которые она видела на CD, всплыли в памяти.
Данте в образе великолепного темноволосого подростка. Ей понравился вызов мальчика, его сексуальная кривая полуулыбка на губах, брошенная фотографу, темный и прямой взгляд.
Другое фото было сделано недавно: Данте — взрослый, потрясающе красивый с был-там-делал-это-и-могу-сделать-это-снова-так-что-идите-на-хер взглядом, одетый в кожаную куртку и рваные джинсы, с потрепанным гитарным чехлом в руке и самоуверенным выражением на бледном лице.
Самолет внезапно встряхнуло, и желудок Катерины сжался. Когда они снова полетели гладко, капитан вежливо успокоил пассажиров и извинился за трудный полет. Катерина не открывала глаза, крепко сжимая подлокотники.
Ее мысли скользнули обратно к недавнему разговору с матерью, к тому, как та затаила дыхание:
— Истинная кровь. Ты уверена?
— Sì, Mama. Но ему был нанесен ущерб. Я не знаю, насколько сильный.
— Это не имеет значения, cara mia. Он просто ребенок. — Холодная ярость прозвучала в следующих словах Ренаты: — Смертные постараются скрыть дитя Истинной крови, спрячут его и будут дурно с ним обращаться.
— Мама, мне приказано убить смертную женщину, которую он спас, и всех остальных людей, вовлеченных в проект, включая человека, который этот проект создал.
— Этого убей медленно, очень медленно. А Истинная кровь? Что с ним?
— На данный момент мы должны оставить его в живых, оставить его на свободе.
— Buono. Найди его и заслужи доверие, а потом приведи к нам.
— Sì, Mama. Но я прошу твоего совета на случай, если обнаружу, что нанесенный ему вред слишком велик. Как мне убить Истинную кровь?
— Если нанесенный ущерб непоправим, тогда приведи его к нам, и мы сможем закончить его жизнь с любовью и уважением, — ярость покинула голос Ренаты, сменившись печалью. — Он принадлежит нам. Живой или мертвый. Не в руках смертных и даже не в твоих, моя любовь, дитя моего сердца.
Еще один жестокий толчок сотряс самолет, и на этот раз Катерина держала глаза закрытыми, вцепившись пальцами в подлокотники. Турбулентность усилилась. Через несколько рядов позади завопил ребенок.
Кортини вдруг затосковала по сигарете и представила, как дым проникает в ее легкие. Несмотря на то что она не курила в течение шести лет, иногда сильное желание взять сигарету подкрадывалось к ней и пинало под зад, оставляя ее напряженной и жаждущей, как никотинового наркомана, которому нужен новый пластырь. И ей был необходим один такой прямо сейчас. Очень.
Катерина задумалась о прощальных словах матери еще раз, прокручивая их снова и снова, рассматривая каждое из возможных значений:
— Ты идешь по канату между мирами с такой грацией и спокойствием, которых я никогда не видела, мой котенок. Но однажды ты упадешь. В каком мире ты приземлишься, смертных или вампиров? Тебе придется выбирать — сейчас или когда ты соскользнешь с каната.
А если она отказывалась выбирать? Просто отошла в сторону, опустила голову, закрыла глаза, позволив року или судьбе повелевать падением? Могла ли она сохранить свою честь в сердце турбулентности?
Она знала, как убивать собственный вид и знала, как убивать вампиров. И пока Рената не расскажет, как убить Истинную кровь, нужно выяснить это иначе. Просто на всякий случай.
Давайте проясним. Посмотрим правде в глаза. Чего будет стоить убийство дитя Истинной крови?
Но если проект Джоанны Мур провалился, и Данте не превратится в монстра, как Элрой Джордан, он был достаточно молод, чтобы измениться, принять наставления и обучиться.
Достаточно молод, чтобы исцелиться.
Она найдет Данте Батиста и тогда, прислушавшись к своему сердцу, сделает все, что честь и милосердие ей позволят. Убьет монстра Истинной крови. Или защитит принца Истинной крови.
***
Специальный агент Брайан Шеридан улыбнулся официантке, когда та снова наполнила его чашку. Он бросил пакетик Splenda[34] в кофе вместе с дерьмом, которое должно было сойти за сливки. И лениво перемешивал это, наблюдая за самолетом, выезжающим к взлетно-посадочной полосе, его огни мерцали в темноте. Самолет катился по асфальту, набирая скорость, тонкие стены аэропорта «Даллас Интернешнл» заглушили рев мотора.
Самолет Кортини отбыл точно по расписанию час назад.
Шеридан много слышал о ней, видел несколько фотографий, но никогда не встречал во плоти. Он потягивал кофе, игнорируя обжигающий и горький вкус.
Когда Кортини вошла в офис Ратгерс, ростом пять футов семь дюймов, стройная, с уверенным шагом, все внимание Шеридана было приковано к ее изящным движениям. Текучим и сбалансированным. Как у гимнастки или мастера боевых искусств. Он был готов держать пари, что ее рефлексы быстры и отточены, что она может мгновенно перейти от рукопожатия к удушению.
Она была одета в строгий черный костюм и белую блузку, а на запястьях и в ушах мелькало серебро. Темные, цвета кофе, волосы касались плеч и обрамляли привлекательное лицо. Ей было тридцать четыре, но она выглядела моложе. Неожиданно озорная улыбка изогнула ее блестящие, едва розовые губы и осветила карие глаза.
Эта женщина легко могла застать врасплох, такого эксперта по убийствам было легко недооценить с ее озорной улыбкой. И смертельно опасно.
Самолет, за которым он наблюдал, вознесся в небо, как движущееся созвездие мерцающих бортовых огней. Шеридан смотрел, пока тот не скрылся из вида. В конце концов он с отвращением оставил кофе и заказал Foster’s. Нет вреда в одном бокале пива, пока ждешь бессонного полета в Сиэтл. Ночь должна была быть длинной.
Ратгерс дала ему очень специфические инструкции, пока они выходили вместе из здания и отходили подальше от лишних ушей, человеческих или нет.
— Если мне придется потерять такого хорошего агента, как Уоллес, и такой ценный ресурс, как Уэллс, то я потеряю и Данте Прейжона, — резко сказала Ратгерс, склонив голову. — Я отказываюсь дать ему уйти после того, что он натворил. Он умирает. ТО может засунуть свои решения себе в задницу. — Она взглянула вверх, и ее глаза затуманились, а голос стал горьким и холодным. — Адаптироваться к темноте не трудно в нашей профессии. Обязательно напомни Кортини об этом, когда будешь ее убивать.
Глава 14
Еще глубже
Сиэтл, Вашингтон
22 марта
Данте уставился на бумагу, его сердце бешено колотилось. Фотография расплывалась, а боль пронзала виски при каждой попытке сфокусироваться.
Отомсти за свою мать и за себя.
Но если то, что сказала Хэзер, правда — а у него не было причин сомневаться — тогда он проиграл. Убийца Женевьевы Батист все еще дышал, и ел, и спал. Наслаждался жизнью.
Но ненадолго.
— Назови мне имя еще раз, — сказал Данте, грудь сдавило, мышцы скрутило. — Я не могу его прочитать. Назови еще раз. Медленно.
Хэзер нахмурилась от беспокойства.
— Ты неважно выглядишь, — сказала она.
— Имя.
— Роберт Уэллс.
— Роберт… — повторил Данте и открыл было рот, чтобы произнести фамилию, но она ускользнула, утекла из хватки, смазалась болью. Глубоко внутри жужжали осы. Боль колола в висках. — Черт, — пробормотал он. — Повтори.
— Роберт Уэллс. Данте, я не думаю…
Образ вспыхнул в разуме Данте: мужчина с блондинистыми с проседью волосами и с дружелюбной улыбкой склоняется над ним. Разбрызганная кровь украшает его белый лабораторный халат. Рука поглаживает волосы Данте, когда он вставляет иглу в его шею.
— Мой красивый мальчик. Ты выживешь после всего того, что я могу с тобой сделать, не так ли?
И нажимает на поршень.
Образ развалился на части. Исчез. Боль пробралась в осознание Данте, в глазах мерцал белый свет.
— Повтори, — прошептал он, стуча кулаками по вискам. — Еще раз.
Пальцы схватили его подбородок, заставили повернуться. Их взгляды встретились: в синих глазах Хэзер отражалось беспокойство. Ее губы шевелились, но все, что он мог слышать, — голоса, нарастающие внутри как ураган.
— Нам нужна смирительная рубашка. И цепи. Поспешите!
— Маленький чертов психопат.
— Скажи это снова, и я отдам тебя этому маленькому чертову психопату.
— Беги, Данте-ангел, беги!
— Данте, вернись, — голос Хэзер прорезался сквозь голоса, и он сконцентрировался на ее лице.
Она смотрела прямо в душу. Глубже, чем, по его мнению, было безопасно. Но для него? Или для нее? Он не был уверен, казалось, что это опасно для них обоих. То, что шевелилось в темноте души. Беспокойное. Голодное.
Мышцы Данте напряглись. Глубоко вдохнув, он сфокусировался на мрачном взгляде Хэзер. Ощутил ее аромат сирени-и-шалфея-во-время-дождя. Потом ее руки обвились вокруг него, и голоса исчезли. Жужжание прекратилось.
Все стихло, кроме стука их сердец, ритма, соединяющего в себе дневной свет и восходящую луну. Он обхватил ее руками и уткнулся носом в волосы, вдыхая благоухание сирени.
— Данте?
— J’su ici.
— Как твоя голова?
— Comme çi, comme ça[35], — он поднял голову и увидел у ног кусочки разломанного дерева, а затем посмотрел на сломанный стул. — Черт. Прости.
— Не переживай. Сиди, — настояла Хэзер.
Данте отпустил ее, затем покачал головой.
— Нет, мне нужно идти.
Лицо Хэзер приобрело странное выражение.
— Что я говорила тебе чуть ранее?
Данте порылся в памяти, чувствуя, как что-то движется и ускользает. Боль пронзила разум. Он шмыгнул носом. Почувствовал кровь.
— Что-то о парне, который принял меня на свет и убил мою мать, но я не помню его имя, — пробормотал он и вытер нос, размазав кровь по тыльной стороне руки.
— Роберт Уэллс, — сказала Хэзер. — Доктор Роберт Уэллс. И у тебя нос кровоточит.
— Роберт… — сказал Данте, потом вернулся к памяти. Он знал, что имя было там, почти слышал его эхо, но не мог дотянуться. — Черт!
— Сядь. — Хэзер надавила на его плечи. — Данте, сядь.
Он сел и пробежался пальцами по волосам. Что-то внутри было не так, как будто бы заводилось, нечто сломанное, раздробленное, пыталось вернуться к жизни. Сердце стучало тяжело и быстро. Хэзер опустилась перед ним на колени и приложила к носу салфетку.
— Как так получается, что я могу вспомнить имя Джоанны Мур, но не этого подонка?
Хэзер покачала головой, ее лицо было очень серьезным, озабоченным.
— Не знаю, но есть ощущение, что Уэллс запрограммировал тебя с гарантией своей безопасности, о чем Мур не подозревала, возможно, чтобы остаться в живых в случае, если их дела пойдут наперекосяк.
— Хорошо, тогда давай обойдем эту чертову гарантию безопасности. Где он живет? Как мне найти его?
— Позже. Откинь голову.
— Я в порядке! — сказал он, выхватывая скомканную бумажную салфетку.
— Отдай.
— Ты не в порядке! — Хэзер кинула в него окровавленной салфеткой. Огонь горел в ее глазах, и он почуял, как кровь прилила к ее щекам. — Твой разум погружен в хаос еще с рождения, Данте. Ты далеко от того, чтобы быть в порядке. Почему ты такой чертовски упрямый осел?
— Это единственный путь, который я знаю.
Грустная улыбка коснулась губ Хэзер.
— Да, так ты и выживаешь.
— Я не единственный упрямец в этих отношениях.
— Я настойчивая, а не упрямая ослица, — пробормотала Хэзер. — Есть большая разница.
— Продолжай себе это говорить.
Смех Хэзер был глубоким, теплым и сексуальным.
— Ты помнишь, что я тебе говорила немного ранее?
Данте кивнул.
— О парне, чье имя я не могу запомнить. О парне, который ответственен за смерть моей мамы.
Слови Извращенца пробрались в его мысли. Так как она была кровососом, они отрезали ей голову и сожгли.
— Правильно. Мы разберемся с этим завтра. Думаю, нам обоим на сегодня достаточно, и тебя все еще ждет выступление.
— А у тебя Энни, — сказал Данте.
— Угу, — вздохнула она. Усталость отразилась в ее глазах. — У меня есть несколько зацепок, которые я хочу проработать сегодня, после того как разрешу проблему с сестрой. Я в безопасности до понедельника. А ты, возможно, в безопасности во время тура. Но будь предельно осторожен, я могу ошибаться.
— Ты тоже. Держи оружие при себе, chérie.
— Да, конечно.
Данте подошел к окну и открыл его.
— Завтра я первым делом починю это, — сказал он, проводя пальцем по сломанной защелке.
— Еще бы ты его не починил, — ответила Хэзер, хотя и не могла представить его с отверткой. Она проследовала за ним к окну. — Почему бы тебе не использовать дверь?
Данте пожал плечами.
— Выхожу тем же путем, которым вошел.
Повернувшись, он наклонился, и Хэзер поняла, что запрокинула голову для поцелуя, ее сердце стучало сильно и быстро, но вместо горячего прикосновения губ она почувствовала его пальцы, дотрагивающиеся до лица. Его лоб коснулся ее лба, и она вдохнула дымный и глубокий запах темной земли.
— Je te manque, — прошептал он. Его пальцы задрожали, а потом исчезли.
Хэзер посмотрела в глаза Данте; голод сверкал в их темных глубинах. Она дотронулась до его лица, и он, напрягшись, отстранился. Ее горло сжалось.
Данте целует по многим причинам — он целует друзей, он целует незнакомцев, она даже видела, как он целует врага. Но что значит, если он не целует? Когда отказывается коснуться губами?
Отодвинув занавеску в сторону, Данте нагнулся и перебросил одну ногу через оконный проем. В таком положении он посмотрел на Хэзер.
— Я добавлю вас с Энни в список гостей на завтра, если вы захотите прийти на шоу.
— С радостью, — сказала Хэзер с улыбкой. — Спасибо.
— Bonne nuit, chérie, — сказал он, спрыгивая на землю. — До встречи.
Данте натянул капюшон толстовки, опустив как можно ниже, схватившись пальцами за края у лица. Затем сделал несколько шагов, удерживая взгляд на ней, его блестящие глаза мерцали в темноте. Скользнув в тень, он развернулся и побежал.
Хэзер закрыла окно, прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Стекло холодило кожу. Ее пальцы схватились за подоконник. Недели порознь не изменили ее чувств к Данте. Но она все еще не разобралась с тем, что творилось в сердце. Но прежде, чем она сможет что-нибудь сделать, они оба должны пережить крах Плохого Семени.