— О, черт меня побери, — стонет она, хватаясь за поводок скованными руками.
— Так жаждешь, да? Ты больше не будешь с этим бороться.
— Сделай это, — бормочет она, когда я тянусь к поводку в ее ладонях. — Возьми меня.
— Сладкие щечки, — шепчу я, облизывая губы, — я, блядь, уже давно владею тобой.
Толкаюсь в нее еще три раза, пока мой член не начинает пульсировать, а ее тело — дрожать.
Она визжит.
— Блядь! Я кончу!
Шлепаю по ее груди, заставляя ее сопротивляться.
— Ты не умоляла, Принцесса. Помни, кому принадлежит эта киска. Мне. Так что ты, блядь, не кончишь, пока не спросишь меня.
Ударяю по второй груди для равновесия, но уже слишком поздно. Я чувствую ее оргазм, потому что ее киска выдаивает мой член. И хотя она не просила об этом, я дарю ей удовольствие насладиться очередным оргазмом до того, как опустошусь в нее. Ее чрезмерная влажность выводит меня на грань, и с громким стоном я отпускаю всю эту неудержимую похоть.
— Вот так, Принцесса. Я кончу в твою влажную киску, — бормочу я, изливаясь так глубоко в нее, как только могу. Она дышит, широко открывая рот, когда разваливается подо мной, выгнув спину, чтобы приблизиться и усилить мой оргазм. Еще четыре рывка, и моя сперма буквально вытекает из нее, когда я вынимаю наполовину опавший член из ее киски.
Хлопаю ее по внутренней части бедер, заставляя задрожать и сдвинуть ноги вместе.
— Держи все в себе, Принцесса, — протягиваю я, подходя к ее лицу, чтобы развязать «резинку», которой я завязал ее волосы. Она все еще лежит на столе, не сдвинувшись ни на дюйм, пока я удерживаю ее за поводок и поднимаю в сидячее положение. Ее лицо — полный хаос. Не так, словно «я слишком много выпила», а так, будто «меня отымели так, что я не могу думать трезво». И это вызывает у меня чертовски гордую улыбку. Ебаный ад.
— Надеюсь, тебе было так же хорошо, как и мне, — говорю я, заставляя ее наклониться ко мне.
Она не отвечает, но губы дергаются.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — произношу я.
— О да? И о чем же? — усмехается Ванесса.
— О том, что тебе чертовски понравилось то, что я сделал, но ты не хочешь признаться в этом сама себе. Тебе стыдно.
— Нет, — протестует она, но из нее хреновая лгунья, и я вижу ее насквозь.
— Лжешь, — говорю я.
Девушка пожимает плечами, поэтому я хватаю ее за подбородок и заставляю смотреть на меня.
— Не пожимай плечами, когда я с тобой разговариваю. Я ненавижу твою ложь. Ненавижу все в твоем поведении за последние несколько лет. И тебе тоже следует.
— Кто сказал, что мне оно нравится?
Я хмурюсь, ударяя кулаком по столу.
— Тогда почему ты не изменилась?
— Изменилась. Всего лишь превратилась в то, что тебе не понравилось, — отвечает она. — Но сделала я это для тебя.
Качаю головой, не в силах поверить в сказанное. Какого черта она так говорит? Какой смысл во всем этом?
— Я никогда не говорил тебе, что мне нравятся лгуньи, — отвечаю я.
— Хм… не согласна, — протягивает Ванесса. — Ты сам это сказал. Я нравлюсь тебе больше, когда веду себя как развратная девочка.
У меня начинается подергиваться нос — признак явной злости.
— Это не имеет никакого отношения к тому, что ты лжешь обо всем, что сделала.
— Я солгала, чтобы защитить тебя, — бросают мне. — Неважно, во что ты хочешь верить, это правда.
Я вздыхаю, качая головой и держась за стол, чтобы не дать ей упасть.
— Серьезно, от моего терпения осталось вот столько, — говорю я, соединяя перед ее носом большой и указательный пальцы, — и я засуну тебя обратно в эту клетку.
Ванесса хмурится, ее глаза наполняются слезами. Не могу сказать, настоящие они или фальшивые.
— Почему? Потому что не хочешь слышать правду?
— Срать я на нее хотел! Ты лгала и продолжаешь это делать! — кричу я.
Ванесса кривится.
— Посмотри на себя. На нас посмотри. Мы ссоримся и орем друг на друга.
— Да, это то, что, черт возьми, получаешь, когда играешь со мной.
— Я не играю с тобой, Феникс, — отвечает девушка, хватая меня за руки, хотя это тяжело с учетом того, что они скованы наручниками. — Я сделала это, потому что любила тебя, Майлз.
У меня перекашивает лицо.
— Никогда больше не произноси это имя.
— Почему? Потому что оно твое настоящее?
— Не говори, что, блядь, любила меня! — кричу я, ударяя по столу, заставляя Ванессу вздрогнуть. — Хватит этой ебаной лжи!
— Любила. Я любила Майлза. Помнишь ту ночь? Выпускной вечер?
Я выдергиваю нож из столешницы и угрожаю ей.
— Заткнись! Заткнись, мать твою!
— Нет. Вспомни, Майлз. — Она берет в ладони мое лицо, по ее щекам текут слезы. Фальшь и реальность размыты, я не могу отличить их друг от друга. Она играет с моими эмоциями, с моим прошлым, воспоминаниями, и меня затягивает в вихрь душевной боли и гнева, от которых я не могу скрыться.
— Мы любили друг друга, Майлз. Я помню это и знаю, что ты тоже. Что с нами случилось?
— Я сказал — заткнись, — рычу я, убирая ее руки, все еще удерживая перед ней нож. — Я не хочу это слышать.
— Но ты должен. Все может быть по-другому. Я никогда не хотела этого, как и ты. — Она сама наклоняется дальше, и я не тяну за поводок. — Я помню, каково было любить тебя, и ты тоже. Я знаю, что ты все еще что-то чувствуешь, где-то в твоем высохшем сердце. — Она кладет руку мне на грудь. — Подумай о той ночи. Как я к тебе относилась. Как ты думал обо мне. Это правда. Единственная правда.
Единственная правда.
Я хотел бы, чтобы все было так просто, как она говорит.
Но полагаю, у любой истории есть две стороны.
Глава 22
Ванесса
18 лет
Вечер выпускного, а я танцую с парнем, с которым даже не хочу быть. Изо рта у Филиппа неприятно пахнет, от костюма воняет, как от моей старой бабки, а от его взгляда моя кожа покрывается мурашками. Как будто он нашел горшок с золотом и не боится зарыться в него. Я стараюсь игнорировать парня, но он все равно время от времени меня пугает. Я научилась справляться со своим отвращением, как и врать Майлзу. Думаю, это плата за то, чтобы быть частью моей семьи и семьи Старров.
Я надела блестящее платье, накрасила губы ярко-красной помадой и даже обула лучшие туфли для этого вечера. Всё, чтобы убедить Филиппа, что я — девушка, которую он хочет. Единственная, которая ему когда-либо понадобится. Девушка, с которой он должен быть. Так же, как и он — тот парень, с которым я должна быть… даже если мое сердце говорит «нет». Я привыкла игнорировать его мольбы. Черт, я даже не помню, каково это — быть честной с самой собой. Как говорит моя мама, счастье дорого обходится.
Она подкупает меня подарками, машинами, одеждой, большим количеством денег, которое я не могу потратить даже в клубе. Просто, чтобы я охотнее делала то, что она хочет... поэтому я выхожу замуж за Филиппа.
И хуже всего то, что я начинаю чувствовать, что это моя обязанность. Трудно сказать «нет», и еще сложнее сопротивляться, когда она практически хоронит меня под подарками и угрозами. Иногда мне интересно, чего я действительно стою. Много это или мало, поэтому я постоянно задаюсь вопросом, а любит ли меня из них хоть кто-нибудь.
Единственное их проявление любви ко мне — это несметно количество подарков. Когда они говорят, что я избалованный ребенок, я не могу не согласиться. Хотя это не делает меня счастливой. Они все верят в это, но видят только маску… маску, которая наслаивается до тех пор, пока я не перестаю видеть разницу между ней и настоящей мной.
Но я никогда не перестану пытаться побороть это. Несмотря на все трудности, однажды я воспарю.
И это то, что я говорю себе каждый раз, когда смотрю в глаза Филиппу.
Моргаю и отворачиваюсь в сторону в надежде, что ночь пройдет быстро, чтобы я могла выбраться из этого неудобного платья и принять хороший горячий душ. И вот когда открываю глаза, то вижу Майлза, танцующего с девушкой всего в нескольких футах. Почему этот парень здесь? Он же сказал, что ненавидит танцы, так почему пришел на выпускной? Он даже не одет должным образом: грязно-белая футболка, тонкая фланелевая рубашка и обычные джинсы. Единственное новшество — акулий зуб на чёрном шнурке, висящий на шее. Его взгляд направлен на меня, пока мы танцуем, двигаясь в разные стороны. Мое сердце уходит в пятки, когда он крепче хватает свою спутницу за задницу и притягивает ближе. Что-то пронзает меня, заставляя возжелать, чтобы девушка в его руках умирала медленной смертью. Мне не свойственно подобное чувство, но вид Майлза, прикасающегося к другой, зажигает во мне огонь, который я могу погасить, только схватив Филиппа и поцеловав его прямо в губы.
Не знаю, что заставляет меня делать это — поцеловать другого, просто чтобы обидеть мужчину. Это глупо, ревниво и неправильно, но я не могу справиться с болью и теперь вымещаю ее на Филиппе. Использую его как марионетку для своей мести, чтобы заставить Майлза чувствовать то же самое.
Я плохая в худшем смысле этого слова, и даже не знаю, почему делаю это, но я такая. Губы Филиппа — не те восхитительные губы, которые я помню после поцелуя с Майлзом. У этих вкус яда, и я не спускаю глаз с пары, издали наблюдая, как реагирует Майлз.
Его губы дрожат, нос дергается, затем парень берет лицо девушки в ладони и прижимает ее к себе для поцелуя, как делал это со мной. Он вкладывает в него каждую унцию того, что у него есть. Я вижу это по тому, как он накрывает ее губы своими, и по тому, как он держит ее, словно никогда не отпустит.
Слезы наворачиваются на глаза, и я отворачиваюсь в другую сторону, чтобы отогнать их. Кашляю в попытке проглотить поднимающуюся желчь.
— Ты в порядке? — спрашивает Филипп. Он раскраснелся от нашего поцелуя.
— Да, — киваю я, но не уверена, правда ли это. — Я просто… мне бы не помешала передышка.
— О, давай пойдем, выпьем, — говорит он, неловко улыбаясь.
— Нет, я бы предпочла просто выйти на улицу на несколько минут.
— Конечно, и это тоже можно, — отвечает он мне и кладет потную ладонь на поясницу, провожая меня к двери.
— Я в порядке, Филипп, — говорю я. — Ты не обязан идти со мной.
— Конечно, обязан, — не уступает он, по-идиотски улыбаясь.
Думаю, мой поцелуй дал ему больше, чем мне.
Оказавшись на улице, я сдерживаю слезы, потому что не хочу их и потому что не заслуживаю. Я ужасный человек, превращенный в куклу, которую хочет моя мама, и я позволю этому случиться. Я стану черствой и ревнивой стервой.
Качаю головой и смотрю на землю, хмурясь, пытаясь сдержать свой гнев по отношению к себе и Майлзу. Я сама сказала ему, что он не может быть со мной, потому что ему будет угрожать опасность, даже если он не знает о ней.
— Привет.
Я оборачиваюсь на голос. Передо мной парень, которого я не узнаю, за исключением того, что он часто тусуется с Филиппом. Единственная разница сейчас в том, что он держит бутылку, предположительно, с алкоголем.
Я хмурюсь, когда он подходит ближе и дает Филиппу «пять». Парень совершенно пьян.
— Ты и правда красавица, — говорит он. — Ванесса, верно?
— Привет, — отвечаю неуверенно.
— Ого, ты действительно превзошел себя, чувак, — обращается он к Филиппу со странной улыбкой.
— Да, она нечто, — произносит Филипп, облизывая губы.
— Хммм, такая милая, — говорит парень, подходя еще ближе.
Я отхожу от стены и только сейчас замечаю, как далеко мы на самом деле от входа в здание.
— Спасибо, — бормочу я. — Ты в порядке?
— У меня все хорошо, дорогая, даже отлично, — протягивает он, смеясь и делая еще один глоток.
— Может, тебе стоит прекратить пить, — говорит Филипп, пытаясь схватить бутылку, но парень не отдает ее.
— Да ладно, Фил. Где твоя смелость? Это вечеринка. Тебе стоит насладиться ею.
— Поддерживаю. Тебе хватит, — вступаю я.
— Я сам скажу, когда мне хватит, милашка.
У него изо рта несёт, когда он наклоняется слишком близко.
— Эй, — сопротивляюсь я, отталкивая парня.
— В чем дело? Слишком хороша, чтобы поговорить с отличным молодым человеком? — спрашивает он, держа бутылку. — Мне просто весело, куколка.
— Не называй меня куколкой и, пожалуйста, отодвинься от моего лица. — Я отталкиваю его, но чем сильнее упираюсь, тем больше он нависает надо мной.
— Филипп, серьезно, ты встречаешься с этой цыпочкой? Она горячая, но у нее грязный рот. Это уж точно.
— Технически, мы не встречаемся. Тем не менее, — говорит Филипп, кладя руку за голову.
— Филипп! — Я смотрю на него в упор. Не могу поверить, что он только что сказал это, но в сказанном есть смысл, учитывая, что мы оба в основном вынуждены проводить время друг с другом.
Я морщусь.
— Я вышла сюда, чтобы подышать свежим воздухом, а не болтать с каким-то пьяным незнакомцем.
— А кто говорит о болтовне? — Парень так сильно хватает меня за руку, что я вздрагиваю. — Меня больше интересует, что еще ты можешь сделать своим ртом.
— Филипп! — кричу я, пока парень наклоняется все ближе и ближе.
Филипп сжимает кулаки, глядя на нас, кусает губу, но не двигается.
— Что ты делаешь? — говорю я, когда парень пытается поцеловать меня. — Отвали от меня!
— Нет, позволь мне попробовать эти сладкие губки, — говорит он, почти облизывая меня.
— Убирайся! — Я толкаю изо всех сил, но это не мешает ему прижаться грязным ртом к моему, почти заставляя меня блевать.
В эту секунду кто-то тянет его назад, отрывая от меня, и бросает парня на землю. Капли срываются с неба, когда я вытираю щеки и смотрю, как Майлз садится на него и выбивает из парня дерьмо.
— Она. Сказала. Нет! — кричит он, несколько раз ударяя его по лицу.
Парень выплевывает алкоголь и рвоту, и жидкость стекает по его груди на землю, но Майлз продолжает.
— Хватит! — говорит Филипп. — Что ты делаешь?
— Майлз! — кричу я, когда он продолжает избивать парня, пока тот не оказывается залит кровью и рвотой.
К тому времени, когда я добираюсь до Майлза, у парня под ним уже не хватает нескольких зубов, а кости его пальцев, челюсть и нос явно сломаны.
— Майлз, остановись! — кричу я, потянув его за руку.
Поглощенный яростью, он так сильно отталкивает меня, что я падаю на землю.
Все внезапно прекращается. Майлз держит в кулаке рубашку парня, готовый к следующему удару, но поворачивается ко мне, лежащей на земле. Капли дождя падают с неба, портя платье, пока я поднимаюсь с земли. Грязь покрывает его пятнами, а прическа рассыпалась набок. И все же в глазах Майлза я вижу выражение благодарности… и сожаления.
Он шмыгает носом, вытирая его.
— Я... черт.
Майлз отпускает парня и слезает с него. Сразу же бросается ко мне. На секунду я боюсь, что он ударит меня, но он хватает меня за руку и уводит.
— Что ты делаешь? — говорю я.
— Эй! Куда ты идешь? — кричит Филипп. — Ты не можешь оставить его вот так!
Оглядываюсь назад на Филиппа, который помогает своему другу подняться с земли. Тот довольно сильно избит, но больше всего меня поражает то, что Филипп помогает ему, но не помог мне. Тем временем люди выходят из здания, вероятно, услышав шум снаружи.
— Не оглядывайся назад, — говорит Майлз, уводя меня прочь.
— Ему больно! — говорю я.
— Нахер его, — выплевывают мне.
— Ты избил его как боксерскую грушу, Майлз! — Я пытаюсь привлечь его внимание, но парень даже не смотрит на меня. Кажется, мы движемся к его машине, и я чувствую, что это плохо кончится.
— Отпусти меня! — Я вырываю руку.
— Нет, ты пойдешь со мной, — говорит он, выуживая ключ из кармана и нажимая кнопку блокировки машины.
Он открывает дверь и бросает мне:
— Садись.
— Нет. На кой черт мне это делать?
— Сядь. В машину! — орет он так громко, что я отскакиваю назад, упираясь в металл машины, а затем сажусь внутрь. Я помню только один раз, когда мне было страшно из-за его агрессии — когда он избил парня, который издевался надо мной.
Когда я наконец оказываюсь внутри, Майлз захлопывает за мной дверь, а затем бросается к другой стороне и запрыгивает на сиденье. Двигатель рычит, и парень рывком закрывает дверь, прежде чем нажать на газ. Машина вырывается вперед, точно молния, и мне приходится схватиться за сиденье, чтобы удержаться на месте и не вылететь.
Я только успеваю пристегнуться ремнем безопасности, когда Майлз говорит:
— Какого черта ты делала с этими парнями?
— Ничего такого. Я вышла на улицу, чтобы подышать, а следующее, что я знаю, этот чувак навалился в попытке поцеловать меня.
— О, нет, — рычит он, качая головой. — Он хотел сделать с тобой гораздо больше.
Я хмурюсь.