Затем парень начинает тыкать в муравьев пальцами, давя некоторых из них в ходе своих действий.
— Знаешь, будет больше веселья, если ты оставишь их в живых, — произношу я, спустя некоторое время.
Он прекращает жечь и давить их и поворачивает голову ко мне, словно ждет, что я покажу ему, и даже не знает, что. Я сжимаю губы, пытаясь понять, что делать. Затем замечаю гусеницу, ползущую по листку, и наклоняюсь, чтобы схватить ее.
— Видишь эту малютку?
Он кивает, прикусывая губу.
— Ну, если ты оставишь ее в живых, она превратится в красивую бабочку.
— О, — произносит он. Он не знал этого? Может, просто не обратил внимания во время урока. Хотела бы и я делать это иногда… не уделять внимания, чтобы после меня за это не наказали.
Я улыбаюсь ему и кладу гусеницу на его ладонь.
— Назови ее.
Он вскидывает бровь.
— Зачем?
— Теперь она твой питомец. Ты должен заботиться о ней, — смеюсь я. — Теперь она — твоя ответственность. Ты должен поддерживать ее жизнь. В ином случае, ты никогда не увидишь, во что она превратится.
— Но ты только что сказала, что она станет бабочкой.
— Да, но они все разные. Одинаковых бабочек нет. И если ты не убедишься, что она жива, ты никогда не узнаешь, как она будет выглядеть, — подмигиваю я.
— О… точно.
Мальчик рассматривает ее поближе, словно она — нечто странное. Это всего лишь жук, но думаю, он просто привык убивать их вместо того, чтобы рассматривать. Неудивительно, что другие дети боятся его.
Я поднимаю листочек и удерживаю близко от гусеницы.
— Им нужен воздух и листья, конечно же. Это то, чем они питаются.
— Хммм... но где мы будем ее держать?
Я обдумываю это секунду, затем вдыхаю.
— О, я знаю! Жди.
Я подскакиваю, похлопывая ладонями, чтобы стряхнуть грязь, и бегу назад в здание, оставляя мальчика позади. Быстро вбегаю к учительнице, у которой, я знаю, припрятана пара стеклянных банок среди провизии.
— Мисс, мне можно взять банку, чтобы мы могли посадить туда жучка? — спрашиваю я своим милым голоском.
— Конечно, милая! — она берет одну и протягивает ее мне. — Вот, держи. А теперь запомни. Им нужен воздух, так что убедись, что не накроешь дырочки в крышке.
— Сделаем, — отвечаю я, убегая к двери.
— О, и убедись, что даешь им свежие растения!
— Спасибо! — кричу я, пока бегу назад к мальчику.
В момент, когда он меня видит, на его лице расплывается широкая улыбка, которая удивляет меня. Он не такой пугающий, каким его считают другие дети. Думаю, он еще не знает, но я могу помочь с этим.
— Смотри, — говорю я, ставя банку. Я хватаю листок с гусеницей и кладу их вместе внутрь, закрывая крышку. — Теперь ты сможешь носить их везде, куда идешь.
Мальчик берет банку и поднимает ее, разглядывая содержимое одним глазам, прикрыв второй.
— Ты до сих пор не дал ей имя, — говорю я.
Он смотрит вверх на меня с широкой улыбкой на лице.
— Майлз Второй.
— Майлз Второй? — слегка хихикаю я.
— Ага, Майлз Второй. — Он стучит по стеклу, наверное, пугая маленького жучка до смерти.
Я подавляю еще один смешок. Он обворожителен.
— Мне нравится.
— Нравится? — спрашивает он.
— Ага, — отвечаю, — эй… а я даже не знаю, как тебя зовут.
— Майлз.
— Оу… — краснею я. Неудивительно. Теперь в имени жучка появляется больше смысла.
— А тебя? — спрашивает он.
Я протягиваю руку.
— Ванесса.
10 лет
Свесив ноги с невысокой стенки возе игровой площадки, я сижу и делаю домашнюю работу. Ветер бросает мои темные длинные волосы мне в лицо, так что мне приходится убирать их за уши каждую секунду. Только спустя несколько минут я замечаю Майлза, сидящего в траве всего в нескольких метрах от меня. Он на коленях с увеличительным стеклом в руке, рассматривает что-то на земле. Наблюдаю за ним уголком глаза, испытывая любопытство увидеть, сжигает ли он их до сих пор, или нет. Я не знаю, как долго он там сидит или почему, но думаю, что нам обоим нравится быть поблизости друг от друга.
Хотя мои родители сказали мне обратить внимание на домашнюю работу, и если я не сделаю все к моменту возвращения домой, то уверена, меня накажут. Я не хочу, чтобы они злились, так что мне лучше не отвлекаться.
Я пытаюсь сфокусироваться на книжках вместо мальчика, но затем другие ребята обступают Майлза.
— Эй, че делаешь? — спрашивает рыжеволосый мальчик.
— Ничего, — отвечает Майлз.
Ребенок хмурится.
— Ага, ну да. — Пинает грязь мыском. — На муравьев смотришь.
Другие дети начинают смеяться.
— Муравьев? Зачем? Ему настолько скучно?
— Мне не скучно, — отвечает мальчик.
Другой скрещивает руки.
— О, а что тогда? Проверяешь, в порядке ли они? — он притворяется, что стирает слезу со щеки, а затем резко наступает ногой на место, которое рассматривал Майлз. — Слишком поздно! Теперь они дохлые!
Все взрываются смехом.
— Он тупой. Такой слабый!
— Я не слабый, — Майлз смотрит вверх на них, и определенный взгляд в его глазах заставляет волоски у меня на затылке встать дыбом.
Внезапно рыжеволосый мальчик бьет Майлза прямо в лицо. Я закрываю книгу и кладу ее на край стены, спрыгивая вниз.
— Оставьте его в покое!
Теперь ребята обращают свое внимание на меня.
— О, да? А тебе какое дело?
Я подхожу, становлюсь между ними и Майлзом и поднимаю руки.
— Хочешь ударить его? Пройди через меня.
— Я не боюсь девчонок, — рычит мальчик.
— Ты собираешься ударить девочку? — слышится позади него.
— Да, а почему нет? — отвечает тот.
— Ты не можешь этого сделать! — говорят все хором.
Он делает глубокий вдох и выдыхает, глядя прямо в мои глаза, словно хочет напугать меня. Но мне не страшен ни один задира, если он угрожает Майлзу.
— Пойдем, — внезапно произносит он, поворачивается и уходит с другими детьми.
Я выдыхаю с облегчением, на секунду закрывая глаза и успокаиваясь.
— Зачем ты это сделала? — спрашивает Майлз некоторое время спустя.
Я смотрю на него через плечо.
— Затем, что они приставали к тебе.
— Да, но к тебе он не приставали.
— Мне все равно. Ты мой друг. Друзья защищают друг друга.
— Друг? — повторяет он, словно не может в это поверить.
— Ага, — я улыбаюсь и хватаю его за руку, поднимая его с земли. — Друзья.
Майлз удерживает мою руку, не отпуская, даже когда уже полностью встал на ноги. Она ощущается теплой и… странной. Я быстро отпускаю его ладонь
— Мне нужно домой, — произношу я.
— Почему? — спрашивает он. — Сейчас?
— Да, мои родители хотят, чтобы я была дома в установленное время, — отвечаю я, хватая книги и вещи, и сую их в рюкзак.
Он вздергивает подбородок.
— А мне можно пойти с тобой?
У меня открывается рот, но я и понятия не имею, что ответить, чтобы это не выглядело грубо.
— Нет, мне жаль, — я начинаю уходить и машу ему. — Увидимся позже!
Я не могу сказать ему правду. Мои родители не позволяют мне приводить друзей домой… не говоря уже о том, если они не знают их лично. И они уж точно не примут Майлза… он слишком… чужой для них. У него другие привычки, он любит странности, и одевается как бродяга. Они ни в коем случае не захотят его в своем доме.
Солнце почти село, так что мне быстро нужно добраться домой прежде, чем мама разозлится на меня. Она, скорее всего, уже зла, поскольку я опаздываю уже на пять минут, и домашняя работа еще не закончена… О, боже. От одной мысли о том, что я приду без нее, по коже ползут мурашки. Надеюсь, сегодня она в хорошем настроении.
Пока бегу по дороге, словно обезумевшая, не глядя, куда ступаю, я наталкиваюсь на кого-то, так сильно, что падаю на землю.
— Ааауч!
Рюкзак смягчает падение, но попа все равно болит. Когда я поднимаю голову, дабы увидеть, кто преградил мне путь, мои глаза расширяются, а челюсть отвисает.
Это рыжеволосый.
— Думаешь, можешь вот так уйти? — говорит он, обнажая зубы. — Подумай еще.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю я, пытаясь встать, хоть он и выставляет ногу вперед.
— Не вставай, иначе…
— Иначе — что? — произношу я, хмурясь. — И меня запугивать будешь?
— Никто не становится у меня на пути, — мальчик указывает на свою грудь.
Затем он пытается напасть на меня. Я выставляю руки перед лицом, ожидая удара и боли. Неожиданно громкий рык доносится из-за дерева, и Майлз спешит именно оттуда. Откуда он взялся, вот так внезапно, и почему? Он пошел за мной?
Я не знаю, что происходит, но то, что я вижу, ужасает. Все происходит молниеносно. Майлз ударяет рыжеволосого в челюсть, заставляя его попятиться назад. Майлз так сильно бьет его в живот, что ребенок сгибается пополам и его тошнит. Майлз пинает мальчика, и тот падет на землю, и затем мой друг запрыгивает на него, ударяя в лицо.
— Не. При. Ка. Сай. Ся. К. Мо. Ей. Под. Ру. Ге.
Он бьет и бьет, пока изо рта и носа ребенка не начинает идти кровь. Поднимаюсь на ноги и пялюсь на них в ужасе, пока Майлз продолжает наносить удары, даже после того, как ребенок потерял сознание.
Все ощущается как в тумане, пока к нам не спешит взрослая женщина.
— Прекрати!
Она достает мобильный и набирает номер, думаю, 911. Затем оттаскивает Майлза от ребенка.
— Прекрати это!
Я прикрываю рот от шока при виде ребенка, лежащего в луже собственной крови. Слезы собираются на глазах, когда я смотрю на Майлза, чье лицо совершенно покраснело от злости, и чья одежда забрызгана кровью. Но то, что ударяет по мне больше всего, кроется в его глазах… этих глаза, таких темных, таких жестоких… холодных, как камень. Словно глаза принадлежат киллеру.
Настоящее
Опрокидываю шот текилы. Жжение в горле — всего лишь малое отвлечение от моих мыслей. Почему я не могу перестать думать о нем? Я давно должна была о нем забыть, но тот мальчик все равно продолжает возвращаться в мои мысли. В тот день, когда он избил того задиру, был не последним, когда он слетел с катушек подобным образом. Такой порочный… и без сожаления. В тот день я поняла, что с мальчиком что-то было не так, что-то, что отличало его от всех других, кого я знала. Он был жестоким и безжалостным, словно зверь, спущенный с поводка.
И вплоть до сегодняшнего дня я задаюсь вопросом, почему он пошел за мной. Любопытство ли повело его за мной? Или это был какой-то первобытный инстинкт, словно он знал, что на меня нападут? Он был там, чтобы защитить меня?
Ответов у меня нет, потому что я слишком боялась у него спросить о них в тот день. Мне даже думать об этом было не позволено, не говоря уже о нем. Мои родители вышли из себя за то, что я только попыталась подружиться с ним. Я помню это, словно это было вчера — момент, когда приехала скорая и забрала мальчика, а мне пришлось объяснять все своим родителям. Мне пришлось рассказывать маме, откуда у меня кровь на рубашке… и пришлось сказать ей, что я ее подвела. Я не пришла домой вовремя. Я не закончила домашнюю работу. Находилась возле опасных детей. По крайней мере, так она называла его. Она называла его многими другими именами — и ни одно из них не несло положительного смысла — чтобы убедиться, что я никогда больше не посмотрю в его сторону.
Потому что из-за него я была наказана. Родители отправили меня в свою комнату без игрушек, без друзей, без ничего. Неделю они не позволяли мне выходить, только выпускали в школу. И все потому, что я попыталась подружиться с тем мальчиком.
Думаю, не такой должна быть расплата за доброту. За вежливость. За попытку сделать этот мир немножко лучше.
Расплаты нет и до сих пор.
— Повтори, — сказала я, подзывая бармена, чтобы тот сделал мне еще один напиток.
— Вы уверены? — спрашивает тот, хмурясь, пока протирает стакан. — Вы выпили уже пять.
— Я большая девочка. Могу выдержать.
Дарю ему свою очаровательную улыбку, которая заставляет его оставить стакан и налить мне еще выпить. Манипулировать так легко. Как марионеткой на ниточках. Мне это всегда дается легко, потому что я знаю, как использовать свои самые большие преимущества. Это то, что мои родители научили меня делать, так что успех будет у меня в кармане, или, по крайней мере, я успешно найду мужа и буду манипулировать им по жизни. Боже, я так много раз лгала, чтобы получить то, что хочу, что уже не знаю, где правда.
— Вот, возьмите, — бармен скользит стопкой с напитком по стойке, которую я ловлю и удерживаю.
Хотя прямо перед тем, как я приканчиваю его, кто-то прочищает горло рядом со мной, поэтому я поворачиваю голову. Не заметила, что кто-то сел сюда, но мужчина на стуле рядом выглядит весьма пугающе в своем капюшоне и с татуированными руками. Я сглатываю комок в горле, пока пялюсь на него, задаваясь вопросом, кто он и что здесь делает. Из-за него у меня появляется ощущение, от которого я не могу избавиться, словно я в опасности или что-то в этом роде… и он тому причина.
Или я теряю самообладание по пустякам.
Я опрокидываю в горло последний напиток и кладу несколько купюр.
— Увидимся позже, — произношу я, слезая со стула и махая бармену, пока ухожу.
Холодный воздух, который окутывает меня, не помогает утихомирить страх. Я чувствую, что за мной наблюдают. Следуют за мной. Охотятся. Куда бы я ни пошла, мне кажется, за мной идут. Я даже не знаю, кто они и чего хотят. Может, тот парень зашел всего лишь выпить, как и я, но с этим капюшоном и татуировками он выглядел пугающе, так что из-за него я ушла. Как жалко. Но я все равно продолжаю идти. Продолжаю убегать от правды о том, что я по уши в дерьме.
В дерьме такой глубины, в которой людей убивает.
И наихудшая часть в этом — это то, что я знала, что это случится. Знала, что это меня настигнет, и все равно сделала это. Сделала нечто ужасное, и в один день мне придется поплатиться. Я просто жду, когда он придет по мою голову… Феникс Салливан, парень, которого я посадила в тюрьму.
Я вздыхаю, возвращаясь к своей машине, и направляюсь прямиком домой. Я так рада, что ни один из фанатов не увидел меня здесь, так что я смогла спокойно выпить в своем любимом баре. Мне на самом деле нужно было это, особенно после того, что случилось после моего дня рождения. Потирая лицо, я до сих пор чувствую синяк, даже если самого следа там уже нет… я всегда буду ощущать его, словно ожог, прожигающий дыру в сердце.
Подъехав к дому, иду, немного пошатываясь.
— Эй.
Артур всего лишь машет рукой и смотрит на меня, а затем возвращает свое внимание к телефону.
— Нет, я сказал тебе, это не на сегодня.
Я даже не помню, когда приходила домой, а он не говорил по телефону. Словно он больше не живет. С тех пор, как он принял управление компанией Филлипа — той, что занимается фильмами — все пошло на спад. Он проводит больше времени в компании, чем может, и у нас не остается времени побыть вдвоем. Словно он там чахнет. Я ненавижу это. Это заставляет меня желать, чтобы Филлип вернулся и снова стал генеральным директором вместо Артура. Но это также означало бы, что Филлип снова стал бы моим мужем, и я бы не смогла жить с Артуром так, как живу сейчас.
Я признаю, что всегда предпочитала Артура Филлипу. Я — сука, потому что не скорблю из-за смерти мужа, но что есть, то есть. Филлип был изменяющей скотиной, которого не любил никто, кроме него самого. Теперь я вместе с Артуром, что намного лучше. Хотя я не совсем уверена, что это то, чего я всегда хотела. Я просто оказалась в центре этого.
Иду к нему и обвиваю его шею руками, шепча нежные слова на ухо.
— Пойдем в постель, милый, — слова немного неразборчивы. После всех тех бокалов я чувствую легкое опьянение и готовность к весьма необходимой активности.
Но Артур отказывается от моего объятья и убирает мои руки.