Я не предполагал, как далеко всё это зайдёт с Ласточкиной. Но вот уже не могу представить ни одного дня без переписки и флирта с ней. Крепко она меня держит, даже на расстоянии. Затмевает собой других девушек. И мне это нравится. С Аней так легко общаться, так приятно. Да и общего у нас много.
В общем, влип я. Теперь не просто хочу, а влюблён. Безнадёжно.
И не собираюсь упускать.
Пара как-то незаметно подходит к концу. А значит, начинается самое сладкое. Аня должна подойти ко мне насчёт отработки…
Она это явно помнит, судя по тому, с какой неохотой собирает вещи. Да и я не облегчаю ей задачу, пристально следя за каждым её движением, и открыто давая понять, что жду, причём одну. Группа поддержки в виде подруги и неровно дышащего к ней парня ни к чему. Аня улавливает. Переглядывается с Кирой. Потом к ним подходит Олег, чуть обнимает Ласточкину, шепчет ей что-то на ушко.
Внутри всё вскипает. Ведь прекрасно знаю, что это спектакль, но от этого не легче. Он трогает мою Аню, смотрит на неё, а она улыбается, кивает.
— Я жду, — не выдержав, с нажимом говорю я, хоть и стараюсь не выдавать недовольства.
Несколько минут — и, наконец, лишние люди освобождают кабинет. Мы с Аней остаёмся наедине.
Аня неуверенно подходит ближе. Храбрится, даже в глаза пытается смотреть спокойно. Будто не замечает, с какой жадностью я провожаю её взглядом. Долбанное платье…
Глаза у моей девочки, кстати, тоже очень красивые. Прямо дух сшибают. Даже не думал, что карий цвет может быть таким глубоким. А губы…
— Максим Романович, — немного неловко начинает Аня, и я, наконец, беру себя в руки. Смотрю невозмутимо, преподавателя из себя изображаю. — Я прослушала всего лишь чуть-чуть, просто задумалась. А потом я всё записывала, могу показать. Не надо меня наказывать, в общем.
Она так трогательно об этом говорит, что я с трудом сохраняю всё тот же невозмутимый вид. Аня не просит, скорее приводит аргументы — как она это видит. Но звучит это так, что я едва преодолеваю порыв сместить всё со стола и посадить на него эту симпатичную упрямицу. Добиться того, чтобы она действительно просила меня, вот только немного о другом…
Ух, чёрт. Кажется, я опять завожусь.
— Наказать тебя надо за другое, — не выдерживаю, говорю вкрадчиво, ещё и вперёд слегка подаюсь.
Аня улавливает мой настрой, как ни пытается заглушить лишние мысли. Старается не реагировать на поддразнивание, но щёки слегка краснеют, взгляд бегает где-то у меня за плечом. Она ведь так и не села на стул рядом. Так и стоит перед мной, пока я восседаю за преподавательским столом.
— За что, например? — отчуждённо уточняет Аня, слишком ощутимо сохраняя дистанцию.
За то, что от меня отдаляешься, при этом всем своим видом давая понять, что не так уж неприятен. За что, что распаляешь мой интерес, оставаясь холодной. За то, что родная такая, и при этом далёкая. За то, что отказываешься признать очевидное — мы буквально созданы друг для друга. И это при том, что я думал, что со всей этой своей психологией почти разучился чувствовать, анализируя всё подряд. Вот только ты не поддаёшься никакой рационализации. Моя, и всё тут.
Я усмехаюсь собственным мыслям. Представляю, как бы Аня ошарашенно захлопала ресницами, скажи я всё это на самом деле.
— За то, что опять сидела в телефоне, отвлекалась от лекции, оборачивалась постоянно на того парня, — вспоминаю вслух. Вижу, как Ласточкина слегка напрягается, когда упоминаю её дружка. — Олег, кажется. Вы с ним вместе?
Не знаю, к чему я это вообще выпалил. Не собирался выплёскивать ревность. Но это хоть какой-то способ сократить дистанцию, обозначить Ане, что я прежде всего мужчина, которому не всё равно. А то она, кажется, решила совсем меня обезличить в своих мыслях. Не позволю.
— Ну да, — как бы Аня ни пыталась сказать это ровно, звучит всё равно с лёгким вызовом. Усмехаюсь. — Но это не ваше дело.
Обожаю эти её подавляемые эмоции — они настолько бурлят, что чувствуются даже за толщей стены отчуждения, которую она возвела между нами. Как бы мне хотелось сломать эту преграду разом, одним резким движением! Но нет, видимо, придётся по кирпичику, и понадобится мне всё терпение этого мира.
Уж не знаю, с каким выражением сейчас смотрю на Аню, но ей от этого, похоже, не по себе. С трудом выдерживает взгляд.
— Так что насчёт отработки? — напряжённо спрашивает она.
О, у меня много идей насчёт отработки… Пусть и далеко не преподавательских. Хотя кое-чему научить вполне можно.
— Не будем откладывать, — приходит мне в голову неожиданное решение. — Иди скажи своим друзьям, чтобы тебя не ждали, и возвращайся.
Я намеренно не делаю паузу, не уточняя, насколько задержу Аню и зачем. И, кажется, у моей девочки опять нужный мне ход мыслей. Щёки слегка краснеют, а взгляд буквально уничтожает.
Сколько страсти. Теперь бы направить её в нужное русло.
— Будем с тобой навёрстывать упущенное… — многозначительно добавлю я.
Вроде как имею в виду пропущенный ею материал из лекции, но подтекст слишком отчётлив. Аня хмурится. Всё улавливает.
— Думаю, мой парень всё-таки захочет меня дождаться, — твёрдо возражает Ласточкина, подчёркивая это и без того режущее слух «мой парень». Да, заметила всё-таки, что я намеренно сказал «твои друзья». — Да и подруга тоже.
Я киваю — не изверг всё-таки. Ещё не хватало, чтобы Аня меня боялась. Не буду я её трогать. Так, подразню немного, распалю нас обоих, напомню о себе, как мужчине. Глупо, но я даже с «Владом» так называемым чувствую соперничество. Хочу, чтобы она влюбилась в первую очередь именно в меня. Чёрт, так и до раздвоения личности недалеко.
— И что мне им сказать? Сколько ждать? — опасливо уточняет Аня.
Ведь понимает подсознательно, что вряд ли я стал бы носиться вокруг каждого студента, повторяя ему уже отчитанный материал и отдельно объясняя. Сообразительная девочка.
Как же тянет дать ей понять, что я в курсе её спектакля с Олегом. Но ведь окончательно спугну, рано.
Так что просто устало вздыхаю, бросая взгляд на дверь.
— Думаю, полчаса.
7
От лица Ани
Вроде бы ничего такого не происходит, но обстановка жутко накалённая. Раскалённая до предела, я бы сказала. Всем существом чувствую, что Максим Романович вовсе не отступил. И, похоже, его совсем не смущает наличие у меня парня.
— Они подождут, — зачем-то сообщаю я, хотя даже не выходила в коридор.
Так, дверь кабинета приоткрыла просто и оттуда сказала. Слышали не только Олег и Кира, но и Максим Романович.
— Я не кусаюсь, Ласточкина, — усмехается он. — Ну, по крайней мере, не внезапно и не просто так. Садись уже.
Я машинально оглядываюсь на уже закрытую дверь и всё-таки сажусь, делая вид, что не поняла его намёка и уж тем более не вообразила в голове, о каких игривых укусах могла быть речь.
Но гораздо больше наглой дерзости Максима Романовича меня бесит мой отклик на это всё. Его слова слишком волнуют. Аж до мурашек. А ещё, чёрт возьми, мне приятно, что преподаватель всё равно не отступает, несмотря ни на что. Нравится мне это.
Нет, нет, нет. Идиотские мысли. Наверное, это просто удовлетворение такого лёгкое, чисто по-женски. Просто греет факт, что я не забываюсь, не более.
— Основателем бихевиоризма был Джон Уотсон, — непонятно зачем говорю я. Не то чтобы и впрямь верю, что мне это за обработку посчитают. Так просто, вырвалось.
Улыбка на лице Максима Романовича на какой-то момент слишком приковывает внимание. Такая открытая, добрая. Мальчишеская прям, непривычно. Внешность у него скорее брутальная.
— Ты прелесть, Ласточкина, — с весельем в голосе сообщает преподаватель.
Я обиженно поджимаю губы. Вот только не знаю, на кого злюсь больше — на себя, что никак не могу собраться, или на него — за этот ласковый тон, неприкрытую нежность во взгляде и за то, каким огнём она порой сменяется.
— Ну а что мне ещё делать, если вы ничего по делу не говорите, просто сидите тут и… — вспыхиваю я, но, к счастью, вовремя замолкаю, поняв, о чём только что собиралась вот так спонтанно сказать. Вслух. Ему. Наедине.
Пялитесь вы на меня, Максим Романович. Флиртуете. Искушаете нагло.
А вот интересно, если сказала бы, к чему бы это привело?..
Чёрт. Лишняя мысль.
— И? — с вкрадчивым нажимом уточняет Максим Романович, а я, не выдержав, отвожу взгляд.
Обстановка вокруг уже жаркая, как аномальным летом. Вот же гад, уцепился за мой выпад и эту паузу.
— Тяните время! — неожиданно нахожусь с ответом я.
Вот только посмотреть на Максима Романовича никак не могу. А он неожиданно встаёт с кресла и подходит ко мне.
Я так и замираю на месте, вжавшись в спинку кресла. Даже дышать не решаюсь. Лишь напряжённо слежу за действиями Максима Романовича.
А он, как назло, шагает плавно, не спеша, да ещё и взгляда с меня не сводит. Останавливается совсем рядом, слегка прислоняется о стол. При этом наши ноги чуть не соприкасаются. Мурашки непроизвольно гуляют по моей коже, в памяти предательски возникает поцелуй, а сердце колотится чуть ли не в горле. И всё это под пристальным взглядом Максима Романовича. В ответ не смотрю, но и перед собой тоже — мои глаза сейчас где-то напротив его… Хмм. Я ведь сижу, а он стоит, пусть и прислонившись. Краска заливает лицо, потому что в голову невольно приходят ассоциации с такой позицией.
— Аня, — негромко и чувственно произносит Максим Романович. Даже и непонятно, это он окликает так, или просто моё имя на языке перекатывает.
В любом случае, я молчу.
— У тебя след от ручки на лице, — преподаватель вдруг наклоняется ко мне, взявшись за спинку моего стула. От такой близости Максима Романовича в моём сознании окончательно пустеет. Всё как в тумане. Даже не сразу соображаю, что мне сказали.
Неловко поднимаю на него взгляд и тут же вспыхиваю. Преподаватель смотрит со знакомым игривым блеском в глазах. Хотя выглядит серьёзным и вдумчивым.
И Боже, как он близко…
Так, стоп. Сосредоточиться. Что там он сказал? Ручка на лице?
— Я не знаю, как так вышло, — неловко бормочу и чуть ли не краснею.
Это всё моя неуклюжесть. Я умудряюсь есть шоколадки так, что следы от них у меня на локтях оказываются. Да и с ручкой тоже было несколько раз. Так что, наверное, Максим Романович не врёт…
Наверное. Но в его случае не стоит быть уверенной наверняка. Ведь преподаватель явно меня испытывает, дразнит, да ещё с такой невозмутимостью. Заставить краснеть меня хочет? До сих пор не отстранился, гад.
А я едва дышу тут. Боюсь, что слишком шумно это делаю. Тёплая волна походит по телу вниз живота, и я стараюсь игнорировать лёгкую дрожь.
— Небольшой, — медленно проговаривает Максим Романович, и, не сводя взгляда с моему лицу, проводит пальцем по своей щеке возле уголка губ, как бы показывая, где. А я невольно бросаю взгляд на его губы… Довольно чувственные. — Легко растереть.
Боже, да прекрати ты уже это наконец! И я сейчас, наверное, собой больше недовольна. Сижу как дура, чуть ли не пялюсь на губы преподавателя. Позволяю ему вот так приближаться вкрадчиво и нагло.
— Я сама, — поспешно и холодно заявляю, отворачиваюсь, к сумочке тянусь.
— А я и не предлагал, — не нужно даже смотреть на Максима Романовича, чтобы понять, что он усмехается. Веселье так и слышится в его голосе.
Вот гад! Типа это я не о том думаю.
Но хорошо хоть отстранился. Становится легче дышать, да и напряжение почти спадает. По крайней мере, мозги начинают прочищаться.
Максим Романович садится в своё кресло, а я тру маленький след от ручки на своей щеке. Ну хоть не соврал преподаватель, в зеркале я сразу заметила, где и что.
— А зачем вы вообще подошли? — не выдерживаю я, наконец, победив то пятно.
Но выражать недовольство, не глядя на Максима Романовича, было гораздо проще, чем ждать от него ответа сейчас, столкнувшись со взглядом. Слишком уж нечитаемо и волнующе преподаватель сейчас смотрит.
— Чтобы убедиться, что не ошибся, — многозначительно отвечает он.
И вот совсем не похоже, что имеет в виду пятно.
— У вас плохо со зрением? Носите очки, — делаю вид, что не понимаю подтекста.
Ой. Переборщила, наверное. Грубовато получилось. Да и недовольства в тоне слишком много, а Максим Романович и без того достаточно проницательный.
Не решаюсь посмотреть на него. Но ухмыляется, нутром чувствую. И вот лучше бы злился.
— Извините, — поспешно добавляю, пока Максим Романович не ответил бы очередным будоражащим кровь поддразниванием. — Я хотела сказать спасибо.
Пыталась говорить максимально отчуждённо и вежливо. Вроде получилось.
— Посмотри на меня, Аня, — неожиданно говорит Максим Романович. Причём мягко так, чуть ли не нежно.
Я вздрагиваю, внутренне внимая этому осторожному призыву. Бросаю быстрый взгляд в его сторону, отвожу почти сразу. Не могу я так. Он смотрит открыто ласково, да ещё и серьёзно так. Лучше уж продолжал бы издеваться, чем так. Так пугает гораздо больше…
— Ладно, Ласточкина, — словно прочитав мои мысли, со вздохом подытоживает Максим Романович. — Перейдём к делу.
Я охотно достаю тетрадь — на всякий случай. Тон у него был очень даже преподавательский, так что вряд ли на этот раз был подтекст.
— Пройдёмся по основным направлениям психологии, которые мы сегодня рассматривали. А именно, бихевиоризм, фрейдизм, более известный как психоанализ, гештальтпсихология, гуманистическая, генетическая и индивидуальная.
Фух. Кажется, действительно пронесло — речь и вправду о деле. Более того, Максим Романович сам называет эти направления, а не спрашивает. А значит, возможно, вся эта отработка будет состоять в том, что говорит он. Меня, может, в конце что-то спросят, чтобы проверить, как слушала.
А слушать я готова. Сейчас это вообще лучший вариант.
— Про основателей, последователей и теории каждого из них ты прочитаешь самостоятельно. Сейчас мне важнее другое — твоё общее понимание принципов каждого из направлений. Пусть и очень общее, даже грубоватое, но всё же. Для твоей специальности этого достаточно.
Я мнусь. Вряд ли даже в общих чертах смогу что-то сказать. Записывала только вторую половину лекции, и то по инерции как-то, не вслушиваясь толком. Что-то, может, отдалённо понимаю, но выразить вряд ли сейчас смогу. А похоже, Максим Романович именно этого от меня и ждёт.
Чувствую, как он смотрит. По спине бегут мурашки, этот взгляд обжигает.
— А у меня есть время повторить? — неловко спрашиваю.
Максим Романович ухмыляется, но смотрит серьёзно, задумчиво так.
— Это ни к чему. При ответе ты можешь подглядывать сколько хочешь. Как в конспект, так и в учебник. Мне ведь не теория от тебя нужна. Я хочу, чтобы ты применила эти учения на практике. Скажем, проанализируем с тобой абстрактную ситуацию и каждого из её участников. Анализировать будем по принципам каждого из направлений психологии по отдельности.
Я зачем-то киваю. По крайней мере, задания — это всегда интереснее, чем рассказывать заученное.
А Максим Романович ухмыляется и неожиданно переводит взгляд прямо мне в глаза, отчего я машинально вздрагиваю.
— Предположим, ситуация такая, — всё тем же тоном преподавателя говорит он. — Мужчина приходит в бар, чтобы расслабиться в свой выходной. Он не ставит перед собой цели ни с кем знакомиться, но случайно его взгляд цепляет смеющаяся в компании подруги девушка. Она приковывает к себе его внимание так, что он и думать перестаёт о чём-то ещё. И тут подворачивается момент познакомиться так, чтобы не обидеть невниманием вторую девушку — та уходит. Мужчина подходит к понравившейся ему девушке, пытается её очаровать. Но она неожиданно не поддаётся, хотя до этого смотрела с интересом. Он пытается понять, в чём дело. Не выдерживает и целует её. Она отвечает на поцелуй с неменьшим пылом. А потом очень убедительно и даже искренне говорит, что не хочет знакомиться. И чуть ли не убегает, посылая подруге тайные сигналы, что пора исчезнуть.