— И больше не надо.
Джон поднялся и добавил в кофеварку воды.
— Ещё кофе?
— Да.
Конечно, надо бы позвонить. Это самая естественная в мире вещь: обрадовать жену известием о своем возвращении. И пусть они в очередной раз поскандалили… Джон на минуту замер — воспоминание было не из приятных. Что она крикнула вслед? Какой цинизм. Джон почувствовал новый прилив негодования. Как мог он забыть её отвратительное напутствие?! Порыв позвонить и сказать, что он в Лондоне, что он скоро приедет, очень быстро пропал, растворившись в приступе острой неприязни к жене.
Господи, куда исчезла та хрупкая зеленоглазая женщина, доверчиво заглянувшая прямо в его почерневшую душу и рассмотревшая там, как верилось Джону в начале их отношений, самую суть? И откуда, из каких тайных лабиринтов сумрака вышла женщина, зло кривящая рот, и ошеломившая его чудовищными обвинениями и упреками?
Нет. Никаких звонков.
Шерлок поднялся из-за стола. — Спасибо, Джон. Не убирай ничего, я сделаю это сам.
— Ну конечно, — усмехнулся Джон. — Сделаешь. Недели через две.
Шерлок слабо улыбнулся. — Как хочешь.
Джон допил кофе, не спеша прибрался на кухне, намывая посуду и протирая обеденный стол с небывалой тщательностью. Окинув кухню придирчивым взглядом, он потушил свет и прошел в гостиную, где на диване полулежа примостился Шерлок.
— Ложись прямо. И сними, пожалуйста, повязку сам, я… Черт побери, Шерлок! Как же я не подумал?Вряд ли в нашей аптечке сохранилась хотя бы одна упаковка бинтов.
— Почему ты так думаешь? Никто не трогал её с… с тех самых пор… Если, конечно, ты…
Каждое слово Шерлоку давалось с трудом, и он замолчал, затравленно глядя на Джона.
— Я здесь не жил, — отрезал Джон, направляясь в сторону ванной комнаты, — и не пользовался аптечкой.
Снова навалилась тоска — Джон с убийственной ясностью осознал, что бесконечный день подходит к концу, что осталось совсем немного: наложить новую повязку, потуже стянув распухшую щиколотку, соблюдая приличия, на десять-пятнадцать минут задержаться в кресле, бросая общие фразы и поглядывая в потемневшее, заметенное снегом окно.
А потом встать и уйти.
Из этой гостиной, из этой квартиры, оставляя здесь часть своей навсегда потерявшей покой души.
Как будто заканчивался не день, а жизнь.
Бинты в аптечке нашлись — именно те, что когда-то, бесконечно давно, положил туда он сам. Джон внимательно просмотрел содержимое небольшого белого шкафчика, попутно выбрасывая в мусорную корзину просроченные таблетки и мази. Нашелся и запечатанный тюбик Бутадиона.
«Замечательно. Всё просто замечательно».
Он огляделся вокруг — ничего не изменилось: все тот же не очень удобный держатель для полотенец, металлический бак для белья, пушистый салатовый коврик рядом с неплотно прикрытой душевой кабиной, даже пестреющий разноцветными каплями дозатор для жидкого мыла, который неожиданно принес почти никогда и ничего не покупающий Шерлок, чем поразил его, Джона, в самое сердце. И на полочке — два девственно-белых стаканчика с зубными щетками, плотно прижавшиеся друг к другу пластиковыми боками.
Пора уходить, срочно, немедленно, иначе, задержись он здесь ещё хотя бы на час, сделать это будет почти невозможно.
Шерлок лежал на диване, примостив поврежденную ногу на подлокотник. Повязку он успел уже снять, и взору Джона открылась покрытая густой синевой и по-прежнему сильно распухшая щиколотка.
— Н-да… — покачал он головой, осторожно прикасаясь пальцами к туго натянутой коже. — Три дня, и не меньше, будешь вот так лежать, иначе отек долго ещё не спадет. Ты понял меня, Шерлок? Именно так, передвигаясь по квартире только в случае жизненной необходимости — туалет, кухня, спальня…
— …и душ, — добавил Шерлок и настороженно переспросил. — И душ, да?
— На сегодня душ отменяется точно. Не думаю, что за дорогу ты уже успел покрыться коркой грязи и пота…
«Немедленно! Прямо сейчас бежать на улицу, на холод, под ветер и снег!»
— Черт, как это досадно.
— Успокойся. Завтра я приеду, и ты примешь душ перед началом новой экзекуции. — Джон вымученно улыбнулся — ему было невыносимо, отчаянно тяжело прикоснуться к Шерлоку снова.
— А меня ожидает экзекуция? — Шерлок отпрянул в притворном испуге, вжимаясь в спинку дивана.
— Да. Я буду беспощаден.
«Мы флиртуем. Мы флиртуем друг с другом. Будь я проклят, но сейчас происходит именно это! Или я окончательно спятил».
На Джона нахлынула паника. Он не знал, как повернуться, как встать. Небольшая упаковка бинта не умещалась в руках, тюбик с мазью яростно сопротивлялся, выскальзывая из пальцев и решительно не желая открываться. К тому моменту, как Джон закончил бинтовать ногу Шерлока, сердце его обливалось жаром, и по вискам стекали тонкие струйки головокружительного волнения.
— Постарайся сегодня не бегать по крышам, — буркнул он, тщетно пытаясь выкашлять жалкий, предательский сип.
— Не буду, — отозвался Шерлок, с видимым удовольствием растянувшись на диване в полный рост и на миг закрывая глаза. — Кроме того, без тебя, Джон, это не интересно.
«Ну вот, опять. Или у меня паранойя?!»
Джон снова откашлялся.
— Шерлок… Наверное, мне пора… Стемнело уже.
— Конечно, Джон. — Шерлок резко приподнялся и сел, невольно поморщившись.
— Да не прыгай ты! — дернулся Джон в попытке уложить его снова, но, словно споткнувшись, замер на месте. — Не надо меня провожать. Вероятность заблудиться в этой квартире очень мала. А дверь я захлопну.
Шерлок встал.
— Нет. Я тебя провожу. Не делай из меня инвалида. Подумаешь, легкий ушиб.
— Ну, хорошо.
Они спустились по лестнице и довольно долго топтались внизу, не глядя друг другу в глаза и неловко сталкиваясь плечами. Джон натягивал свою старую куртку так, словно та превратилась вдруг в неподъемной тяжести латы — пару раз уронил её на пол, гремя ключами и мелочью, никак не мог попасть в рукава, чертыхаясь, долго боролся с заевшей застежкой-молнией.
Шерлок пытался помочь, но только ухудшал и без того нелепую, в какой-то степени даже комичную ситуацию.
— Спасибо, Шерлок, я сам. Завтра приеду.
И, так и не застегнувшись, Джон торопливо шагнул за дверь — в молочную мглу, которая тотчас обрушила на него вихрь искрящейся мишуры.
Окруженный клубящимся снежным паром, он показался Шерлоку нереально далеким. Выдуманный персонаж его невеселой истории. Уже закрывая дверь, он услышал взволнованный окрик: — Шерлок!
Джон шагнул к нему и встал очень близко, почти вплотную, обдавая ледяной свежестью: — Как же ты будешь здесь… один?
Шерлок пожал плечами.
— Как обычно, Джон. Я привык.
— Привык?
*
Он долго сидел на ступенях лестницы, устало привалившись к стене враз ослабевшим телом. Ему до тоскливого воя не хотелось подниматься в пустую, наполненную беззвучьем квартиру, где затухал в камине огонь, и где некому было сказать даже слова.
*
Услышав скрежет ключа в замке, Мэри кинулась к двери, и, не веря увиденному, застыла в двух шагах от мужа.
— Джон? Уже вернулся? — Она всплеснула руками. — Ты настоящий снеговик!
Джон стряхнул с головы налипшие комья снега. — Да. Привет.
— Привет.
Смущенно переступая с ноги на ногу, она ждала, когда Джон разденется и снимет ботинки, и только потом, не выдержав, прильнула к нему, нежно поглаживая шею. — Боже мой, как я счастлива, что ты дома. Голоден? — Она нехотя отстранилась и заглянула Джону в лицо.
— Нет. Мы перекусили с Шерлоком на Бейкер-стрит. Я… его провожал.
«Только не надо, Мэри, очень тебя прошу — не надо. Иначе я уйду. Прямо сейчас. Навсегда».
— Провожал? — В глазах заплескалась тревога. — Что с ним? Он в порядке?
— В относительном. Довольно сильно повредил ногу. Но, я уверен, всё обойдется.
— А ты? — Она поворачивала его из стороны в сторону, внимательно рассматривая, изучая. — Сам-то ты цел? Господи, Джон, надеюсь, было не слишком опасно?
— Не слишком. Скорее забавно. Мэри, я устал до чертиков и очень хочу спать.
— Да-да, конечно. Но пока ты переодеваешься и принимаешь душ, я все-таки приготовлю чай.
*
Прикосновения горячих струй вызвало тихий довольный стон — Джон продрог до костей.
В такси он маялся, то и дело припадая к окну и не понимая, что же настолько важного силится рассмотреть за его запорошенным снегом стеклом. Наконец ему стало совсем невмоготу, и он попросил таксиста притормозить. Хотелось под вьюгу и ветер, хотелось отдаться стихии, идти, продираясь сквозь снегопад, думая только о примитивных, необходимых действиях: натянуть перчатки, поднять воротник куртки повыше, хоть как-то защищая голую шею от вездесущих хлопьев, прикрыть ладонью глаза, оберегая их от назойливых липких комочков, быстро тающих на ресницах и остужающих разгоряченную кожу.
До дому Джон добрался, уже изнемогая от усталости. Но в прояснившейся голове мысли были уже не такими мятущимися, и Джон с облегчением сделал вывод, что, возможно, виной всему банальная ностальгия, которая с возвращением Шерлока стала по-настоящему невыносимой. Во всяком случае, думать так ему было куда спокойнее и легче. Лучше до кома в горле тосковать по суетливой, беспорядочной, но такой уютной жизни на Бейкер-стрит, чем краснеть и бледнеть в присутствии лучшего друга, не имея возможности объяснить самому себе этот не поддающийся никакой дедукции факт.
Встречи с женой он ожидал с настороженностью. Расстались они отвратительно. Так расстаются накануне принятия окончательного решения: слишком оскорбительны были её слова. Сейчас Джон открыто себе признавался, что был бы рад её молчаливому презрению и обиженно поджатым губам — в очередной раз выяснять отношения не было ни сил, ни желания. Да просто о чем-либо разговаривать не было сил.
Но Мэри лучилась счастьем, и Джон не знал, радоваться или досадовать.
Они пили чай на пропахшей яблоками и бергамотом кухне, и Джон в двух-трёх словах поведал об их водевильном расследовании.
Рассказывая о пережитых ими событиях, Джон тепло улыбался, вспоминая, как по-детски наивно Шерлок заманил его на Бейкер-стрит, и видя эту улыбку, Мэри сжималась в тугую пружину, всеми силами сдерживая подступающий истерический выброс — её муж выглядел сейчас таким неприкрыто счастливым.
*
Мэри распласталась на постели, широко раскинув ноги, бессознательно шаря ладонями по сбитой в ком простыне, вскидывая руки на плечи Джона, и вновь разбрасывая их в стороны: изнуренная неистовым сексом звезда, едва дышащая после оргазма.
Джон шевельнулся в попытке подняться, но она обхватила его руками, притянув к себе с небывалой силой, заключив в пышущий жаром плен. Разбухший, болезненно пульсирующий член впился в её пупок, и оба вздрогнули в унисон.
— О, Джон… Прости… — Горячо прильнув к его шершавым от снега и ветра губам, она запричитала жалко и горестно: — Джон, мой дорогой, люби меня… Люби, пожалуйста… Я же… совершенно одна на свете… Никого не осталось… Только ты… Только ты… Только ты…
Мэри бессвязно бормотала нежности, льнула дрожащим от сладостного освобождения телом и гибко, медленно извивалась, поглаживая животом ноющий член, а Джону нестерпимо хотелось плакать. Его била дрожь еле сдерживаемых рыданий, рвущихся отчаянно и неудержимо, но Мэри принимала эти сотрясания совсем за другое.
— Джон… Джон… Я помогу тебе… — шепнула она, сползая к скрученному спазмами паху, и с судорожным всхлипом обхватила губами блестящую от выделений головку.
Джон закричал…
*
…Мэри с жаром прижимала его ладонь к своей мягкой, округлой груди.
— Ласкай, её, Джон, ласкай… Сожми покрепче соски… Она такая нежная, такая красивая… Ведь ты любил ласкать её… Хотел…
Хотел. Видит Бог, хотел.
Но сейчас у Джона было только одно желание — неукротимое, заполняющее до краев, и оно сводило его с ума: исступленно, до опасного хруста, до глубинного стона прижать к себе длинное тело, обхватить ладонями лицо, равного которому нет и не было на земле, и поцеловать. В губы.
И это было неправильно…
* Бельгийская консервированная ветчина
========== Глава 22 Слишком близко… ==========
Три дня подряд с самого утра Джон мчался на Бейкер-стрит.
Именно мчался. Летел, подгоняемый дьявольским нетерпением.
Он поднимался чуть свет, принимал душ, торопливо глотал кофе, кажущийся совершенно безвкусным и, стараясь не встречаться с внимательным взглядом жены, хватал в прихожей перчатки и теплую куртку. Одеваясь практически на ходу и выскакивая в холодные предрассветные сумерки, он понимал, насколько вызывающе это выглядит, как похож на бегство его поспешный уход из дому в такую рань, но не имел ни желания, ни возможности что-либо менять. Словно чья-то невидимая рука резко щелкнула невидимым тумблером, подчинив жизнь Джона Ватсона одной-единственной цели…
Мэри была на удивление терпелива, не задавала лишних вопросов, передавала приветы Шерлоку и целовала в губы.
Три четверти часа, уходившие на дорогу, казались Джону бесконечными. Он забегал в магазин за свежим хлебом и выпечкой, молоком и сыром, а потом трясущимися руками открывал дверь их когда-то общей квартиры. Ключом Шерлока. Эта своеобразная пляска святого Вита была неизменна. Каждый раз, едва только такси делало тот самый поворот на ту самую улицу, начиналось изматывающее безумие рук. Джон сжимал и разжимал кулаки, потряхивал кистями в надежде избавиться от раздражающей дрожи, и каждый раз это заканчивалось одинаково — безрезультатно.
Но переступив знакомый порог, сняв успевшую пропитаться холодом куртку, Джон быстро успокаивался и даже смущенно посмеивался над своими излишне утрированными переживаниями.
В самом-то деле, что за идиотизм?
Дикость.
Дурь.
Он готовил завтрак, кормил Шерлока и сам с удовольствием завтракал. И это было самое прекрасное, что могло произойти с ним в славные предрождественские деньки. Чудо, на которое Джон уже не рассчитывал. Затем он менял повязку, профессионально ощупывая отек, не желающий спадать и всё ещё тревожно синюшный. Удрученно качал головой. Поглядывал на Шерлока исподлобья. Вздыхал.
Эти три дня были мучительно сладки и мучительно тяжелы. Он был дома, вне всякого сомнения. И это наполняло тело звенящей радостью. С приближением вечера двери Бейкер-стрит за ним закрывались — Мэри ждала его к ужину. И это тяжело давило плечи.
Но радость была сильнее. Ярче. Уместнее.
На четвертый день все изменилось.
Нога Шерлока выглядела по-прежнему плохо.
— И как много ты разгуливаешь по квартире, когда меня нет?
— Ты же знаешь — бездействие меня утомляет. — Шерлок спустил ноги с дивана и сел, бросив на Джона короткий, чуть виноватый взгляд.
— Шерлок, это не оправдание! — не выдержал Джон, повысив голос и придав ему откровенно сердитые нотки. — Каких-нибудь три-четыре дня покоя и послушания, и ты в порядке. Во всяком случае, на пути к улучшению. Неужели это так сложно?
— Для меня сложно. — Шерлок поднялся и, прихрамывая, направился в сторону кухни. — Выпьем чаю? — донеслось уже оттуда, и Джон усмехнулся.
— Признайся, что тебе нравится, когда за тобой ухаживают.
— Признаюсь. Мне нравится, когда за мной ухаживаешь ты.
Тон был обычным, ничем не отличающимся от фирменного тона Шерлока Холмса — ироничного и немного высокомерного. Но для Джона это прозвучало настолько провокационно, что он застыл, сжав только что снятый бинт с силой, от которой заныли пальцы. Он совершенно не знал, что ответить на эти простые и для кого угодно прозвучавшие бы вполне прозаично слова. Для кого угодно, только не для него.
Он не забыл своего томительного желания поцеловать Шерлока в губы.
Обнять.
Прижать к себе до головокружения крепко.
Очень старался забыть, но не забыл. И руки его всё это время тряслись не без причины.
Конечно, знакомая до мелочей атмосфера Бейкер-стрит, брюзжание Шерлока, не привыкшего к болезни и праздности, приятные хлопоты по дому стерли остроту нахлынувшего смятения. Стерли, но не уничтожили до конца. И вот теперь, прижав к груди пропитанные мазью бинты, Джон растерянно переминался с ноги на ногу, стараясь подыскать подходящие слова для продолжения разговора, который в любой другой ситуации вполне мог претендовать на не очень забавную шутку.