Стук колес убаюкивал, но Джон ни на минуту не сомкнул глаз. Возвращение в Лондон было тягостным, как никогда.
Чем дальше оставался Дорсет, тем тяжелее становилось на сердце. Тоска была такая, что временами мучила Джон физически: покалыванием в груди, частым сердцебиением и сопутствующим ему легким удушьем.
«Только этого не хватало, — досадовал он. — В конце концов, не на казнь еду. Домой».
И его оглушала новая вспышка тоски. Теперь он знал совершенно точно, где его настоящий дом. Как и то, что другого уже не будет. Надо было уехать, чтобы это понять. Ах, Шерлок…
Он посмотрел на отрешенное, почти бескровное лицо: глаза крепко зажмурены, но ресницы подрагивают, и дыхание вырывается рвано, будто Шерлок старается удержать мучительный стон.
— Тебе больно?
— Терпимо. У тебя есть обезболивающее?
— Черт! — Джон потрясенно застыл. Он совсем уже ошалел от этой странной поездки?! — Господи, Шерлок… Конечно.
Нервно порывшись в дорожной сумке, он извлек небольшой несессер, где в отдельном кармашке всегда держал жаропонижающее и анальгетики — давняя привычка военного доктора.
Проглотив таблетку, Шерлок снова откинулся на спинку сидения, и, отдавшись четкому ритму качки, на этот раз по-настоящему крепко заснул.
Джон, не отрываясь, смотрел на его лицо — впервые за этот суматошный, полный терзаний, недомолвок и откровений период у него была возможность вглядеться в знакомые и дорогие черты. Он заметил и тщательно изучил каждую морщинку, каждую тень, каждый изгиб, и всё вызывало боль: молодой и вместе с тем постаревший; окруженный заботой, любимый, но такой одинокий.
С внезапно нахлынувшей горечью Джон вынужден был признать, что и сам он не менее одинок.
Смотреть на спящего друга было удовольствием и пыткой одновременно. Воспоминания одолевали, настойчиво рисуя самые привлекательные, самые яркие картины совместной жизни, полной головокружительных авантюр. Ничего ужаснее и ничего прекраснее, чем соседство Шерлока Холмса нельзя даже вообразить. Одна только голова чего стоит. Господи Иисусе, и как только он тогда не прибил наглеца! И этот его апломб, эти игры в независимость! А сам… Плакал в его объятиях, как потерянный, никому не нужный ребенок. Боже мой, как же он там один… без присмотра, без сваренного им, Джоном, утреннего кофе? Вернулся такой возмужавший, а сейчас… Прозрачный. Слава Богу, напополам не хрустнул, скатываясь по этой чертовой лестнице! Страшно представить, что было бы с ним, сорвись он в Вэлли в одиночку, без сопровождения своего верного оруженосца.
Шерлок проснулся неожиданно и сразу же распахнул глаза. На минуту они столкнулись взглядами, и Джону стало очень неловко за свое бесцеремонное, назойливое «подсматривание». Он смущенно отвернулся к окну, наблюдая за убегающими полотнами простертых по обе стороны от дороги полей.
— Снег, — тихо произнес он. — Неужели нас ожидает белое Рождество?
Шерлок возился на сидении, устраиваясь поудобнее, и едва слышно ворчал, явно испытывая дискомфорт — собственные нелепые «увечья» его раздражали.
— Возможно, — отозвался он наконец. — Но снег может так же быстро растаять. Как будто и не было ничего.
Джон дрогнувшим сердцем уловил подтекст, и ему очень хотелось верить, что сердце его не ошиблось. Но даже если допустить, что Шерлок произнес всё это без задней мысли, не имея в виду ничего, кроме выпавшего первого снега и его хрупкой недолговечности, думать о том, что он, возможно, расстроен так же, как Джон, было гораздо приятнее и теплее.
И он откликнулся с присущим ему упрямством: — Надеюсь, этого не произойдет. — И добавил увереннее и тверже: — Не растает.
Они снова надолго умолкли, и Джон так и не понял, состоялся их тайный диалог на самом деле, или всё, что ему послышалось, навеяно перестуком колес.
*
Лондон встретил их настоящей метелью, превратившей знакомые очертания города в таинственные и расплывчатые.
Сказочно, волшебно.
Детская радость нахлынула и вмиг переполнила душу: всё будет хорошо, говорил себе Джон, всё встанет на свои места. Они справятся с этим новым и неожиданным испытанием, с этой трудной, но всё-таки выполнимой задачей — научиться жить, никому не причиняя страданий.
— Такси будет трудно найти, — удрученно вздохнул Шерлок, поднимая к небу лицо.
— Да брось ты! — улыбнулся Джон. — Что за пессимизм? Посмотри, какая вокруг красота! — И он стряхнул с плеча Шерлока влажные хлопья. — Когда ещё такое увидишь? А такси от нас никуда не денется.
Они и в самом деле довольно быстро нашли свободный автомобиль, и Джон увидел в этом хороший знак: да, всё будет хорошо.
Шерлок сильно хромал, но опереться на руку Джона в который раз отказался. Шел прямо, по-возможности сохраняя присущую ему величавость, но то и дело непроизвольно жался к его плечу в поисках так необходимой ему сейчас поддержки.
Джон улыбался краешком губ, чувствуя эти прикосновения, эти безотчетные признания в собственной слабости, и великодушно подставлял плечо — не волнуйся, я рядом…
— Ты постарайся держаться, когда приедем домой, иначе мы до смерти напугаем миссис Хадсон, — говорил он в такси, с тревогой констатируя нездоровую бледность кожи и бисеринки пота над верхней губой. Или это растаявшие снежинки?
Шерлок посмотрел долгим, неверящим взглядом. — Ты… поедешь со мной?
— О чем ты? Я уже еду с тобой.
— Ты прекрасно понял меня, Джон.
— Разумеется, я зайду, если ты об этом.
Шерлок довольно хмыкнул.
— Более того, я наложу свежую повязку на щиколотку, напою тебя чаем. Кстати, дома хотя бы хлеба кусок найдется? Я бы чего-нибудь съел.
Решение было внезапным и твердым — хватит бегать от самого себя, трусливо прятаться за недомолвки и экивоки. Бейкер-стрит была и останется его домом, черт бы побрал всё на свете! Так уж случилось. Так уж сложилась жизнь. Их жизнь.
— Найдется, — ответил Шерлок и отвернулся к окну, за которым продолжалась снежная круговерть. — Красиво…
*
Запахи обрушились и на мгновенье согнули плечи.
Джон впитывал кожей привычные, неистребимые ароматы: свежей выпечки, доносящийся из кухни домовладелицы, её любимых духов, теплой пыли, прочно въевшейся в потертый ворс ковровой дорожки, убегающей вверх по лестнице - туда, где его ждало ещё более тяжкое испытание: снова вдохнуть воздух их прежнего обиталища, навсегда, как бы ни было беспощадно время, сохранившего и его собственный запах. Сегодня это сделать было особенно нелегко.
«Это становится неуправляемым».
Надо было незамедлительно приступить к обыкновенным, элементарным действиям: поздороваться с миссис Хадсон, если, конечно, она дома, подняться наверх, умыться с дороги, приготовить чай и… чего там в холодильнике завалялось… Иначе исчезнет трепетная радость, вызванная первой предрождественской вьюгой.
— Миссис Хадсон, мы дома, — зычно выкрикнул Шерлок, медленно поднимаясь по лестнице.
Ответом была тишина, но Джон на всякий случай стукнул костяшками пальцев в закрытую дверь. Никого.
— Неужели она решила прогуляться в такую погоду? — крикнул он Шерлоку вслед.
— Почему бы нет? — раздался сверху насмешливый голос. — Ты непременно сделал бы то же самое. — И добавил ворчливо: — И меня бы за собой потащил.
Джон усмехнулся — Шерлок слишком хорошо его знал.
Поднявшись на второй этаж, он застал Шерлока в гостиной внимательно читающим оставленную миссис Хадсон записку.
— Ну и где она?
— Уехала. Какая-то давняя подруга пригласила её вместе отпраздновать Рождество.
— До Рождества ещё целая неделя.
— Как раз хватит времени наговориться. Если, конечно, хватит.
Джон натянуто улыбнулся. Тишина опустевшей квартиры внезапно стала давящей и угнетающей.
— Так, — бодро встряхнулся он. — Раздевайся. И даже не вздумай сразу же открыть ноутбук!
Он настойчиво дернул Шерлока за рукав. Почему-то по странной и давно укоренившейся прихоти тот редко оставлял верхнюю одежду в прихожей, и если куртки Джона скромно висели внизу на стойке, пальто и плащ Шерлока неизменно отправлялись в платяной шкаф.
Шерлок послушно стянул отяжелевшее от впитавшейся влаги пальто и опустился в кресло, вытянув ноги к неприветливо темнеющему камину.
— Так… — повторил Джон и присел перед камином на корточки. — Сначала — тепло и свет.
Через пять минут слабые язычки пламени осветили лицо Шерлока, оживив его и придав недостающих красок.
— Угля вполне достаточно. — Джон вопросительно на него взглянул. — Не хочешь переодеться? — И для чего-то уточнил: — Так мне будет сподручнее осмотреть твою ногу
Шерлок поднялся с кресла и молча прошел к себе.
Джон смотрел в удаляющуюся спину, испытывая странную неловкость. Что-то в одно мгновение нарушилось, что-то сместилось. Мир не перевернулся, нет, но очертания его дрогнули и потеряли четкость. Предстоящая процедура осмотра в стенах затихшей квартиры неожиданно стала смущать. Да и слова Стенли Гроу, ни на минуту не выходившие из головы, зазвучали теперь ещё более четко. Как ни старался Джон всё это время придать им менее волнующее значение, это срабатывало слабо. «Этот человек любит вас, и любит уже давно» было произнесено так, что никакое иное значение сказанному придать было нельзя.
Джон честно пытался о них забыть, но, напряженно вцепившись в непривычно ускользающий руль (отвык, отвык…), а потом так же напряженно вглядываясь в лицо крепко спящего Шерлока, он снова и снова смаковал эти слова, наслаждаясь их пряным, пьянящим привкусом.
Что особенного увидел Стенли в глазах его друга, по каким неуловимым признакам пришел к столь необычайному выводу, анализировать Джон не собирался. Ни сейчас, ни потом. Ему было вполне достаточно один раз, один-единственный раз услышать, что невероятный, потрясающий Шерлок Холмс его любит. Даже если это и являлось (а по-другому и быть не могло) ошибкой одурманенного незатихающей скорбью безумца.
Джон резко поднялся, поморщившись от неприятного хруста в коленях, и растеряно оглянулся по сторонам — откуда эти замешательство и стесненность?! Почему вдруг сбилось дыхание, и грудь сковала тревога?
И внезапно понял причину собственного смятения: обстановка на Бейкер-стрит показалась ему слишком… интимной? Да, так и есть. Исчезнувший в снежном мареве мир, мерцающее пламя камина, отбрасывающее на стены гостиной красновато-золотистые блики…
Джон тряхнул головой.
Дьявол! Своими подозрениями и намеками Мэри совсем сбила его с толку.
— Шерлок! — крикнул он громко, лишь бы разорвать волнительное безмолвие. — Ты скоро?
Звук собственного голоса немного разрушил морок, и Джон облегченно вздохнул.
«Какая глупость. Ничего этого нет, и не может быть. Шерлок и себя-то не каждый день любит».
И голову охватило жаром — собственные мысли вызвали совсем уже неуместные ассоциации: Шерлок и его одинокие ночи, темная спальня, в которой он, молодой и сильный мужчина, предоставлен себе самому…
«С ума я сошел?!» — Джон очумело шарахнулся от камина, у которого всё это время продолжал неподвижно стоять, словно это он был единственным источником неправильных и горячих фантазий.
— Шерлок! — отчаянно крикнул он снова и тихо добавил: — Я в кухне.
«Всё, забыли», — приказал он себе и заглянул в холодильник.
Консервированная ветчина… Сыр… Кажется, вполне свежий… Хлеб для тостов… Хорошо, что он догадался убрать его в холодильник, всё равно жарить… Он… В его жизни был… есть… секс? Черт возьми! Черт! Черт!
Джон обреченно уткнулся пылающим лбом в морозильную камеру.
«Какого дьявола со мной происходит?! И какое мне до этого дело?»
— Джон, что до такой степени интересного ты нашел в холодильнике?
Джон так сильно дернулся, что на пару секунд повис на открытой дверце, враз обессилев от пронесшейся по телу колючей волны.
— Только не говори, что ты впал в транс, созерцая пакет молока.
— Что? - Приступ нервного хохота согнул Джона напополам. Он продолжал безвольно висеть на дверце, послушно раскачивающейся в такт его содроганиям, и подвывал от нескончаемого потока смеха. — Мать твою, Шерлок… О, Боже!
Несколько минут Шерлок терпеливо ждал, удивленно его рассматривая, а потом подошел и мягко отцепил побелевшие пальцы от холодного пластика. — Оторвешь. Что с тобой?
Джон постанывал и икал, вытирая текущие слезы. — Извини. Это… Видимо, это нервное.
— По-моему, горшком по голове огрели меня. Мы будем ужинать или нет?
Джон поднял покрасневшие, влажно сияющие глаза, и взглянул на слегка озадаченного Шерлока: оливковая футболка и такого же цвета широкие тонкие брюки делали его немного чужим — раньше этих вещей в его гардеробе не было.
— Кстати, как твоя голова? — немного успокоившись, но всё ещё расслабленно и протяжно вздыхая, спросил он.
— Побаливает.
«Значит, сильно болит. Черт бы меня побрал, идиота, о чем только я думаю?!» — обругал он себя.
— Ступай в гостиную и приляг. Я мигом.
— Я хочу посидеть здесь, с тобой. Кто знает, что ещё на тебя накатит - не хочу, чтобы ты, к примеру, схватился за нож.
— Нет. — Джон и раньше не любил, когда Шерлок торчал у него за спиной, даже во время приготовления чая стараясь прогнать его с кухни. Теперь это и вовсе показалось ему невозможным: представить, что он коряво и неловко (непонятно лишь, почему) будет открывать банку с ветчиной под взглядом внимательных глаз. Ни за что. - И настойчиво повторил: — Нет. За нож я непременно схвачусь, это ты угадал, а вот твоей ноге требуется немного покоя.
«И моей голове — тоже…»
Он заправил и включил кофеварку, вставил в тостер четыре ломтика хлеба, быстро и ловко (конечно же, ловко!) открыл банку DEKO*, нарезал сыр, достал из сушилки кружки — свою и Шерлока.
— Эй, где ты там? Надеюсь, ты всё ещё голоден.
— Всё ещё. И очень давно.
Шерлок вошел в кухню, уселся напротив и, не глядя на Джона, подцепил вилкой розовый ломтик.
Они молча поглощали нехитрый ужин, а Джон снова не мог отделаться от мысли, что только что Шерлоком было сказано несколько больше, чем он способен был уловить. Мысль настойчиво свербела в затылке, не давала покоя — смутная, странная, вызывающая мучительное déjà vu.
— Почему ты не позвонил жене? — неожиданно прервал молчание Шерлок, и быстро вскинул глаза. — Или уже позвонил?
Джон и сам не знал, что удерживало его от звонка. Более того, к собственному стыду, это даже не пришло ему в голову.
На пару минут он замялся, но всё же ответил: — Мы редко друг другу звоним.
И это было чистой правдой.
За время короткой семейной жизни у них так и не сложилось ни одной маленькой, но приятной традиции, к которой смело можно причислить ни к чему не обязывающие звонки, добавляющие отношениям немалую долю тепла и нежности, и Джон впервые с удивлением об этом подумал, как будто обнаружил этот довольно странный факт лишь сейчас. Только по делу, и очень редко — без определенной цели. Даже в период, когда Джон считал себя абсолютно счастливым. Даже после томительно долгих, наполненных страстью ночей, когда ноги Джона подгибались в коленях, и в голове блуждал сладкий, разноцветный туман.
— Почему?
— Не знаю. Я никогда об этом не думал.
Шерлок пожал плечами. — Бывает. Все по-разному строят свои отношения.
И Джон сразу же вспомнил, что раньше, до того, как их жизни треснули, а потом разлетелись мелкими брызгами, они были на связи всегда: искали друг друга, о чем-то друг другу докладывали, злились, советовались, смеялись…
Резкий контраст неприятно резанул по сердцу, и Джон исподлобья взглянул на Шерлока, внезапно почувствовав вспышку иррациональной обиды, словно Шерлок помимо собственной воли подчеркнул, что у Джона не осталось ни единого шанса на что-то столь же обыденное и вместе с тем столь же прекрасное, как желание слушать и говорить.
— Не лезь в мою жизнь. — Джон и сам не понимал, отчего вдруг распсиховался, но лицо его ярко вспыхнуло, шея покрылась пятнами, уши запламенели. — Мои отношения с Мэри касаются только меня.
— Бога ради, Джон, — примирительно согласился Шерлок, даже намеком не выдав своего изумления при виде неадекватной, на его взгляд, реакции Джона на вполне обычный вопрос. — Я и не думал лезть. Просто спросил.