Под этим изучающим, внимательным взглядом Джон жарко вспыхнул и натянуто улыбнулся. — Мне придется тебя тащить.
— Надеюсь, тебе это не будет в тягость. — Шерлок отвел глаза и пригубил бокал с вином.
— Не волнуйся, Шерлок, — вмешался инспектор, — я помогу Джону, если ты решишь вдруг сегодня напиться. Хотя, я и сам был бы совсем не против.
…Они по-холостяцки ужинали на кухне.
Время текло незаметно, но было ещё не поздно. Шум вечерней улицы проникал в приоткрытое окно. С виски было покончено, и теперь они наслаждались ярким букетом купленного Джоном вина. Все трое получали удовольствие от встречи и неспешного разговора. Всем троим было что вспомнить и обсудить.
Шерлок шутил, как и прежде подтрунивая то над инспектором, то над Джоном, расспрашивал Лестрейда о новостях Скотланд-Ярда, о нераскрытых делах.
— Шерлок, Лондон похож на стоячее болото. Никаких громких и интересных дел. С тех пор, как… в общем, всё стало совсем не так, как когда-то.
— И слава Богу! — воскликнул Джон, поглядывая на Шерлока. — Надеюсь, ты не очень расстроен.
— Не очень.
Шерлок раскраснелся от выпитого и был заметно расслаблен.
А потом Грег похвалил цыпленка, и всё изменилось.
Напряжение было физически ощутимым. Его почувствовал даже Лестрейд. Он беспокойно ерзал на стуле, то и дело подливая вино в быстро пустеющие бокалы. Разговор не клеился, из плавного и непринужденного превратившись в отрывистый и в какой-то степени даже взрывоопасный.
Нахмурившись, Шерлок жадно глотал вино и молчал.
Джон и Лестрейд переглядывались: Лестрейд — недоуменно, Джон — делая вид, что ничего не может понять.
— Шерлок…
Шерлок поднял на Джона глаза и, наконец, улыбнулся. — Ты и в самом деле готовишь удивительно вкусно, Джон. И почему я не оценил этого раньше?
Недолгое молчание было прервано Грегом, предложившим очередной тост. — Я хочу выпить за крепкую мужскую дружбу. Надеюсь, Джон, твой новый статус не послужит препятствием вашим отношениям, и всё будет по-прежнему? Кстати, ты уже познакомил его с женой?
«Черт бы тебя побрал, Грег! На какую зыбкую почву ты сейчас ступил, сам того не ведая…»
— Не успел. Но, надеюсь, это произойдет очень скоро. — Он вопросительно взглянул на Шерлока. - Да?
— Конечно, Джон.
— А заодно и меня, — добавил Лестрейд. — Очень интересно взглянуть на женщину, которой придется вести борьбу с Шерлоком Холмсом, — пошутил он.
— Грег, ты напился и говоришь какую-то чушь, — буркнул Джон и повернулся к Шерлоку. — Кстати, с тобой очень хочет познакомиться один человек. Это мой друг, Алекс. Он…
— Твой друг? - В голосе послышалась откровенная, неприкрытая горечь.
У Джона похолодело внутри, а лицо, напротив, запылало и покрылось легкой испариной. Черт бы побрал все на свете, что же это такое? Почему так невыносимо ноет сердце и дрожат руки?! — Да. — Голос тоже дрожит, и дрожь эту никак не унять. — Мы вместе работаем. — Джон почему-то обратился к Лестрейду. — Это замечательный хирург. И человек. У него тоже… Я потом тебе расскажу, — с трудом взглянув на Шерлока, продолжал он выдавливать из себя слова, но язык не слушался, превратившись вдруг в злейшего врага, говорящего не то и не так. — Он давно мечтает встретиться с тобой, поговорить. С ним произошло…
— Я с удовольствием встречусь с твоим другом, Джон. И с твоей женой. Скажи только, где и когда.
Шерлок вновь оживился, и напряжение постепенно исчезло. Во всяком случае, оно больше не беспокоило Лестрейда.
Вино было допито, и Джон взялся за кофе, поглядывая время от времени на Шерлока, который мгновенно чувствовал его взгляд.
Они долго прощались в прихожей, пожимая друг другу руки, порывисто обнимаясь и договариваясь о новой встрече. Шерлок и Грег захмелели и, посмеиваясь, тискали друг друга и хлопали по плечам. Джон чувствовал себя совершенно трезвым и почему-то неуместным в этой дружеской толкотне в прихожей.
— Не сиди до утра в гостиной. Ложись спать.
— Лягу.
Уйти было очень трудно.
*
Мэри читала в кровати и на мужа посмотрела удивленно и настороженно.
— Ты рано.
— Устал. Всё-таки я не настолько молод, чтобы лишать себя ночного отдыха.
…Но не настолько стар, чтобы бежать, лететь, мчаться по ночному городу, если это будет необходимо, если впереди будет нестись черная тень и беззвучно звать за собой. И вскипающая кровь застучит в висках молодо и задорно, и легкое тело будет звенеть от радости и азарта.
Но Мэри это знать ни к чему.
Джон скользнул под одеяло и вытянулся, разминая мышцы, так и не расслабленные горячим душем. Там, в душе, Джон едва сдержал неожиданно нахлынувшее желание прикоснуться к себе. Прикоснуться жестко
и грубо, почувствовав власть и силу собственных рук. Он с трудом подавил этот порыв и быстро покинул душ, не дав возбуждению разгореться. Сейчас, лежа в теплой постели, он прислушивался к сигналам, подаваемым собственным телом. Истома разливалась неярко, но вполне ощутимо. И Мэри была рядом…
Но представить сейчас её в своих объятиях он не мог. И когда она, отложив книгу и, потушив свет настольной лампы, несмело к нему прильнула, обдав горячим дыханием шею, Джон застонал от бессилия и невозможности встать и уйти.
По-своему истолковав этот стон, Мэри прижалась ещё сильнее, и нетерпеливо сжала сквозь ткань пижамы его наливающийся возбуждением член.
— Джон…
…Секс был отчаянным и неловким. Они не попадали в ритм друг друга, и рваные, порывистые движения не приносили Джону удовольствия. Он долго не мог кончить, заученно двигался в теле жены, механически наращивая темп и углубляя проникновение, как будто выполнял странную принудительную повинность.
Но Мэри задыхалась под ним и вскрикивала, высоко подбрасывая бедра, страстно обнимала и целовала, лаская горячим языком, и кончила с протяжными стонами наслаждения.
«Что со мной?!»
Джон лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к тихому дыханию жены.
Ему было тяжело. И страшно. И почему-то очень мерзко.
И он совершенно точно знал, что ни бесплодие Мэри, ни их недавний разлад к его опустошенности и тоске никакого отношения не имеют.
«Хорошо, что у нас не будет детей», — пронеслась в его угасающем, окутанном сном сознании чудовищная, дьявольски невообразимая мысль, и почему-то даже не испугала.
========== Глава 13 Похмелье ==========
Вечеринка на Бейкер-стрит оставила в душе Джона горький привкус вины.
Не менее горькое чувство она оставила в душе Шерлока - чувство ненужности.
Шерлок редко ошибался в выводах, и сейчас это был именно тот редкий случай.
Закрыв за Джоном и Лестрейдом дверь, он обессиленно прижался лбом к её прохладной поверхности. Он не был пьян и не был весел, как это, наверное, выглядело со стороны. Идея пригласить Грега пришла спонтанно. Шерлок был убежден, что присутствие инспектора обрадует Джона, более того, стремился этой неожиданной встречей доставить ему удовольствие.
Это была первая из его ошибок — Джон не был рад.
Проницательный Шерлок сразу почувствовал его тщательно скрываемое разочарование и мысленно весь вечер себя ругал — уже в который раз он сам всё решил.
А ведь, скорее всего, Джон рассчитывал провести этот вечер иначе: поговорить, возможно, посоветоваться о чем-то… Да просто посидеть вдвоем в их старой, маленькой кухне, потягивая вино и наслаждаясь обществом друг друга.
Именно Лестрейд, по простоте душевной, и озвучил терзавшую их проблему, которую ни сам Шерлок, ни Джон обсуждать пока не хотели: не то, что было в те счастливые времена, когда ещё не ворвался в их размеренный быт разрушитель, спутавший всё и разыгравший партию по своим безжалостным правилам, а то, что есть сейчас, и с чем им обоим оказалось так трудно смириться. Во всяком случае, Шерлоку.
У Джона была своя жизнь, и в ней больше не было места для Бейкер-стрит.
Два года Шерлок готовился принять неизбежный факт перемен. У жизни свои законы, отполированные течением времени, и противиться этому глупо. Как бы плохо ни было человеку сегодня, завтра он непременно сделает шаг вперед, и с этого, пусть даже робкого и неуверенного шажка начнется для него что-то новое.
И так было всегда.
И это нормально.
Именно так всё и произошло с Джоном.
Как бы ни был он счастлив, как бы ни лучились его глаза, как бы ни тосковал он по прежней жизни, когда-то доставляющей ему столько хлопот и, вместе с тем, приносящей столько будоражащей кровь свободы, вернувшись домой, он будет встречен любящей женщиной. Окунется в уже привычную жизнь с её заботами и повседневными мелочами, такими важными и значительными, если у тебя есть семья.
Нормально. Конечно, это совершенно нормально.
Но…
Но сейчас всё казалось неправильным, и сердце Шерлока отчаянно протестовало: не хочу, не хочу, не хочу! Думать о том, что в жизни друга он теперь лишний, более того, что он досадная помеха, проблема, гвоздь в стуле, было тяжело.
Собственное «воскрешение» раздражало своей мелодраматичностью и смахивало, по мнению Шерлока, на пошлый, плохо продуманный театральный эффект.
Впервые после возвращения квартира, которую он так любил, и куда с таким нетерпением рвался, давила на него пустотой и холодом, который Шерлок никак не мог истребить, как бы жарко ни растапливал вечерами камин.
Впервые он не представлял, как ему дальше жить.
Он вернулся к Джону, но Джон не вернулся к нему.
Да и как такое возможно…
Это была вторая ошибка Шерлока.
*
Прошло два дня.
Для Джона — два долгих дня.
Два непонятных дня.
Два дня нервотрепки и безумной усталости.
После вечеринки он проснулся довольно поздно, и, хоть чувствовал себя разбитым, был несказанно рад: тому, что, во-первых, сегодня у него ночное дежурство, а значит, можно расслабиться и поваляться в кровати подольше, а во-вторых, тому, что Мэри уже ушла, и добрая половина дня долгожданного одиночества ему обеспечена.
С момента возвращения Шерлока он находился в состоянии непрекращающейся гонки — каждый день куда-то бежал. И речь шла не о физическом марафоне, нет. Неслась, подгоняемая жадным нетерпением, его душа. Ощущение внутреннего крика не покидало с той самой минуты, когда он обнял и прижал к себе «ожившего» друга. И хотя прошло меньше недели, Джон чувствовал себя вымотанным до предела.
Надо подумать, взвесить, решить. Такая редкая возможность — остаться наедине с собственными непростыми мыслями.
Но вместо этого он потянулся за телефоном.
Шерлок не отвечал.
Не ответил он через час.
И через два.
Через три часа долгих одиноких гудков Джона кидало то в жар, то в холод: где он, черт бы его побрал?! Куда умчался в такую рань?
Услышать «Привет, Джон», и только после этого продолжить начатый день…
Беспокойство разъедало душу.
Джон выпил десятую по счету чашку растворимого кофе, два раза постоял под горячим душем, съел, вернее, заставил себя съесть яичницу из двух яиц и треугольник тоста, давясь при этом каждым куском.
Тревога росла, и всё валилось из рук.
*
— Миссис Хадсон.
— Джон! — Услышанная улыбка согрела даже на расстоянии. Милый, родной голосок сразу же протянул невидимые нити между ним и Бейкер-стрит. А значит, между ним и Шерлоком.
— Где наш новоявленный Лазарь? — Джон старался не выдать ни одной ноткой той нервной, почти конвульсивной дрожи, что заставляла его сейчас усиленно вдавливать свое не подчиняющееся тело в спинку дивана.
— Шерлок? — удивилась его вопросу миссис Хадсон. — Наверху. Полчаса назад я относила чай. Он копался в своих коробках.
«Архив разбирает… Естественно, зачем ему при этом кто-то ещё?»
— Разве вы не созванивались?
— Похоже, он не услышал.
— О, Джон, я немедленно поднимусь ещё раз…
— Нет-нет, миссис Хадсон, это не обязательно. Я позвоню ему позже. Пусть копается.
*
«Что происходит? Ещё вчера было всё хорошо. А сегодня… Выходит, сегодня Шерлок перестал нуждаться в моем звонке? Не говоря уже о моем присутствии…»
Конечно, это же Шерлок. Даже смерть не смогла уничтожить вековые залежи его упрямства и преодолеть тысячи миль эгоизма.
Ничего не изменилось. Ничего.
Это была первая ошибка Джона.
Больше в этот день он Шерлоку не звонил.
*
Дежурство было на редкость тяжелым, поток поступающих больных — почти непрерывным, и к рассвету Джон не чувствовал под собою ног. Ночью он почти не сомкнул глаз, лишь на часок прикорнув в ординаторской прямо на стуле, и дома, уже на пределе сил, принял душ и рухнул в кровать без единой мысли в гудящей от усталости голове.
Спал до самого вечера и проснулся с колотящимся сердцем и ощущением невозвратимой потери.
Он сразу же позвонил Шерлоку, но вновь единственным ответом были длинные, раздражающие гудки, отозвавшиеся в голове нарастающей болью.
Контрастный душ немного взбодрил, большая кружка крепкого кофе прибавила сил, но настроение оставалось гнетущим, муторным.
Ругая себя за слабость, Джон вновь и вновь набирал Шерлока, как будто твердо решил потягаться с другом в упрямстве.
Но потом пришла Мэри, и звонить при ней Джону совсем не хотелось.
Вечер потянулся томительно-долгой лентой привычных кадров: приветственный поцелуй, короткий разговор — «как дела? — все в порядке», — обещание скорого ужина.
Раздражение росло. После очередного звонка, сделанного украдкой и с оглядкой на неплотно прикрытую дверь, оно переросло в глубоко запрятанное негодование.
Вечер тянулся издевательски медленно. Джон хмуро молчал, уставившись в телевизор, и ничего не понимая из происходящей там суеты. Мэри вопросов не задавала, лишь бросала на мужа тревожные взгляды, слишком часто, по его мнению, забегая в гостиную, где, по сути, ей нечего было делать – все, необходимое для приготовления ужина, было у неё под рукой.
И только когда Джон наотрез от ужина отказался, поинтересовалась: — Ты здоров?
— Здоров, — коротко отозвался Джон, не отрывая глаз от мелькающих цветных картинок, полных, по его мнению, бессмыслицы и пустоты. — Дежурство было невыносимо тяжелым. Устал.
— Как Шерлок? Вы друг другу звонили?
Почему-то этот простой и вполне закономерный вопрос Джона до смерти разозлил. Злость закипала где-то в центре грудной клетки и душными волнами разливалась по телу. Тяжесть взгляда, который он исподлобья бросил на Мэри, была так ощутима, что та запнулась и не смогла задать следующий вопрос, готовый уже сорваться с её языка: когда ты нас познакомишь?
В течение дня Мэри мысленно и, если на несколько минут удавалось остаться одной, вслух произносила эту короткую фразу, стараясь подобрать подходящую интонацию: нейтральную, но не безразличную. Интонацию, которая поможет ей скрыть стойкое нежелание когда-либо вообще встречаться с этой непредвиденно воскресшей проблемой.
— Он не отвечает на мои звонки, — нехотя выдавил Джон.
— И сам не звонит?
— Нет.
Вопрос показался Джону невероятно глупым. Всё было глупо: наигранное беспокойство Мэри, собственная злость, этот мерцающий до рези в глазах экран и молчание Шерлока.
— Так надо узнать у миссис Хадсон, — всполошилась (глупо, глупо, глупо!) Мэри. — А вдруг что-то случилось?
Джон промолчал.
«Почему я так взбешен? Почему так хочется заорать? И почему этот паршивец не берет трубку?! А может быть, он обиделся? Господи, что за бред я несу… Это так на него не похоже. Но за два дня не позвонить ни разу… Не понимаю. Бог мой, какой же я кретин! Он же знал о моем дежурстве — не хотел отвлекать. Конечно! И он помнит… наверное, помнит, что после трудной ночи я всегда отсыпаюсь подолгу. Сколько раз он посмеивался над моей «медвежьей беспробудностью»! Но почему не ответил ни на один вызов?»
— Что?
Джон не сразу услышал, как Мэри что-то упорно пытается ему втолковать.
— Позвони прямо сейчас, Джон.
— Нет. — Джон снова повернулся к экрану. — Не хочу.
— Не хочешь? — Голос жены неожиданно зазвенел, больно резанув слух, и Джон поморщился, на несколько секунд сосредоточившись только на этом звоне, и не вникая в смысл сказанных ею слов. — Или боишься? Боишься сделать это при мне? Вдруг он ответит…