========== I. ==========
«Заклинатели и Целители Тингара
существуют на самом деле,
но видеть их силу дано не всем».
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара».
09.09.2015
Рин просыпается и смотрит на открытку, лежащую на прикроватной тумбе.
«Девятое сентября. С днем Рождения, Ринсвальд».
Почерк мамы.
Рин тянет воздух носом и улыбается. Пахнет ванилью и шоколадом. Мама печет праздничный пирог. В животе начинает бурчать, но утром ему достанутся в лучшем случае круассаны. Пирог будет торжественно разрезан вечером, когда Сэм вернется из Ниццы.
Рин поворачивает голову, на часах восемь утра, еще целый день впереди, а так хочется, чтобы брат скорее прошел. Чтобы Сэм с криком и шумом распахнул дверь, чтобы начал рассказывать концертные байки. Наверняка привезет ему что-то необычное в подарок. Рин вздыхает. Дом без Сэма — не дом, и праздник — не праздник. Потягивается, начинает не спеша одеваться — у таких, как он, свободный график посещения школы, и если бы не мама, он бы в нее вообще не ходил.
Рин чистит зубы, разглядывает склеры в зеркало и думает: «Почему я не помню про девятое сентября? Почему именно в сентябре для меня сразу после восьмого числа идет десятое? И почему мама и Сэм упорно называют меня Ринсвальдом?»
Этого имени Рин тоже не помнит. Хотя, если быть честным, это не так уж и важно. После месяца в токсикологическом отделении и шести месяцев в психиатрии, он не держит в голове и более важные вещи. Отца, например. Хотя дома есть фотографии, и мама ему каждый раз отца на них терпеливо показывает. Но Рин не узнает дородного мужчину с коротко подстриженными черными волосами и проницательным взглядом восточных глаз.
Мало того, что Рин много чего не помнит, он еще иногда и делает черт те что. Например, начинает собирать сумку, кладет в нее спортивный костюм, кеды, словно собирается ехать куда-то далеко, но останавливается перед дверями, боится их открыть, уверен, что за ними его ждут те, кого там быть не должно. Он понимает, что для такого страха должна быть причина, но назвать ее не может. Ищет слова, но они будто разбегаются в его голове, как муравьи. Ни поймать, ни собрать вместе. В такие минуты Рин в отчаянии, он перестает верить, что когда-нибудь снова станет нормальным, что таблетки приведут в порядок его внутренний хаос. В такие минуты ему просто необходим Сэм. Только он может успокоить, убедить, что все будет хорошо и очень-очень скоро все страхи уйдут в прошлое. Может быть так и будет, но пока в мозгу у Рина полно дыр, словно в голове у него скомканная бумажка, над которой кто-то поработал маникюрными ножницами.
Доктор Прюданс говорит, что это из-за препаратов, которых он наглотался. Зачем он сделал это с собой, Рин, хоть убей, тоже не помнит. Но теперь у него разрушены нейронные связи — отсюда страхи и галлюцинации, и провалы в памяти — и расшатана гормональная система. Поэтому не ломается голос, как у всех, и Рин не растет. Он меньше всех в классе и над ним смеются. Но, со временем, считает доктор, все обязательно придет в норму. Она говорит об этом так уверенно, что Рин почти теряет надежду на выздоровление.
Сэм думает, что нужно применить что-то типа гипноза: гипнотизер зацепится словом за частичку воспоминаний, словно подцепит их на крючок, и вытянет прошлое наружу. Но найти такого человека трудно, поэтому надо потерпеть. Сэм так серьезен, что Рин немножко волнуется. Откуда брату знать такие вещи? Он ведь просто менеджер команды баттл-рэперов. Пусть у него есть свое маленькое шоу и канал на Ютубе, это все равно не делает из него специалиста по токсикологии.
Кстати, о шоу, к вечеру ютуберы выложат видео с тусовки в Ницце и еще не смонтированные куски баттлов. Рин берет ручку и ставит на оборотной стороне ладони жирный крест — не забыть скачать. Хотя бы для мамы. Она смотрит все с Сэмом без разбора и гордится, хотя Рин не уверен, что она понимает, о чем, собственно, идет речь. Рин же, как ни странно, отлично запоминает панчи, но совершенно не запоминает, кто их автор. Новые лица и имена тоже не задерживаются в голове. На записях он четко видит только Сэма, все остальное — туман, словно у него избирательное зрение.
Надо попросить Сэма как-нибудь взять его с собой в тур. Может быть вживую ему будет легче контролировать запоминание. Тут Рину в голову неожиданно приходят рифмованные строчки, он несется к столу, достает тетрадку в кожаном черном переплете — прошлогодний подарок Сэма — и записывает в нее все слова до единого, пока не забыл. Вдруг пригодится Сэму?
***
Щит пульверизирует Заклинание из Торы Иберийской. Одна из самых мощных формул рассеивается, не успев трансформировать пространство на ринге и нанести вред. Следом летит новое, тоже из Торы, но еще более мощное, выпущенное стеклянным отравленным снарядом прямо в Сэма. Оно пробивает брешь в заслоне, и Сэм рефлекторно сжимается в комок, зажмуривается, ждет удара, но Заклинание разбивается — на их пути встает Тобиас. Когда Сэм открывает глаза, рубашка на груди груди Заклинателя разорвана, кожа расцарапана в кровь, Тобиас едва стоит на ногах, оглушенный звоном лопнувшего щита. Черт! Сэмюэль так хотел сегодня закончить побыстрее, но все идет не по плану.
Сэмюэль Ришар вглядывается в силуэты двух плотно сбитых ребят — противников. Внезапно их очертания становятся опасно размытыми, стелются словно дым по ветру, меняют форму. Плохо. Это яд Торы начинает действовать на Тобиаса, а Сэм трясет головой и чувствует все, что чувствует его пара. Понимает, что партнер еле живой и вот-вот разорвет Связь. Значит— пришла очередь вмешаться в ход поединка.
Сэм прижимается к пропитанной потом горячей спине своего Заклинателя, приникает губами к худой шее. Нужна пара секунд, чтобы очистить кровь Тобиаса и перераспределить силу между защитой и атакой. Сэм целуют страстно, почти кусает, отдает через поцелуй остатки Тингара. Они не только излечат, они еще усилят способность Тоби взаимодействовать со словами.
Нет, Тобиас Форсайт не слабак, просто, но ведет он бой уже больше часа: так долго находиться внутри параллельной реальности очень тяжело, почти невозможно. Рекорд составляет сто двадцать четыре минуты. Конечно, до него еше терпеть и терпеть, но пара, которая установила чертов рекорд, просто держала Систему открытой, а это совсем разные нагрузки.
Сэм фокусирует взгляд: четко видит рыбьи глаза, мясистые носы и пейсы. Отлично — яд нейтрализован. Пейсы, надо же. Плойкой что-ли они их завивают? Сэм смаргивает и убирает губы с Тобиной кожи. Теперь надо максимально сосредоточиться на поединке. Но вместо этого Ришар продолжает рассматривать черный с золотом жилет стоящего напротив него бугая: красивый узор, редкое сочетание цветов. Делает это не потому, что ему нравится, а потому что Тобиас тоже сейчас туда смотрит. Сэм чувствует, как у Форсайта чешутся руки достать кисти и нарисовать и жилет, и пейсы и рыбьи глаза. Как не вовремя! Сэм закусывает щеку, чтобы выбросить из своей головы лишние желания и мысленно одергивает Заклинателя: «Не отвлекайся! Выиграем, подарю тебе такой же!»
Тобиас чуть ведет плечом и концентрируется на ответной атаке, а не на внешнем виде противников. У него слишком высокая восприимчивость, управлять им легко, но Сэм устал постоянно находиться в контакте, устал от чужих мыслей — никакого личного пространства. За два года те случаи, когда Целитель чувствовал себя свободным от Связи, можно пересчитать по пальцам одной руки. Сначала это было здорово, это заводило и возбуждало, но теперь Сэм все чаще думает, что с этим надо что-то делать. А еще это Тобино чувство вины, въедливое и вездесущее. Раздражает. Сэм устал с ним бороться. Даже сейчас, в решающий момент, Тобиас больше беспокоится не о победе, а о том, что он, Сэм, из-за него опаздывает к брату на праздник. С таким подходом им никогда не стать лучшей парой семи школ.
Сэм набирает воздух в легкие и порывисто выдыхает. Ощущает чудовищную резь в груди — через поцелуй он взял большую часть урона от Заклинания на себя. Сделал все, что предписано делать Целителю. Так учили в Нагорной: единение через жертву — залог победы. Сэм трогает грудную клетку. В гробу он видел эти правила. Сколько можно вот так подставляться при каждом квалификационном поединке? Форсайт уже может работать без него в авторежиме. Отчасти для этого Сэм и вырезал ему под кадыком искусственную Метку, вшил Заклинателю прямо под кожу нить своего Тингара. Авторежим — это хорошая техника, она позволит поменять стратегию. Но это в будущем, а на сегодня пора заканчивать. Уже четыре после полудня, или около того. Ринсвальд ждет дома: вечер должен принадлежать брату.
Сэм проводит рукой по лицу, стирая пот, кричит в самое ухо:
— Тобиас, атакуй! — прихватывает холодными губами мочку, знает, что на его прикосновение Тингар в крови Форсайта отзовется жаром, заставит слова Заклинания встать в нужном порядке.
Но одного прикосновения после часа в Системе Тобиасу мало. Он оборачивается, чтобы встретиться взглядом с Целителем. В критические моменты искусственная Метка работает без сбоя, только если ее подпитают или узы крови, или, как сейчас, — взгляд. Но скоро Сэм и это изменит.
Тингар свободно течет между Целителем и Заклинателем, из него Тобиас начинает плести ломаные линии двух цветов. Секунда, и цвета смешиваются в единое целое. Нужна только одна атака — решающая — на большее уже нет сил.
Тобиас поднимает руку — Заклинание готово:
Нет переменчивее пути,
чем у ветра и моей словесной прихоти,
Как Луну рукою не достать,
так от смерти вам не убежать.
Подносит пальцы к губам, дует между ними, посылая на выдохе в сторону противников вторую строфу.
Под огнем горите словно сухостой,
мертвой траве не стать снова живой.
Пара с пейсами пытается выставить защиту:
Огонь неспособен выжечь дотла,
как ветром весенним повеет,
так вновь возродится трава*.
Слишком медленно и романтично. Романтика никогда не переплюнет жестокость постмодернизма — подсознательный выплеск темного начала, которое рождает страх в сердцах, подчинение и поклонение.
Тоби опускает руку — дело сделано — и заставляет себя смотреть, как плавится нативная Метка Тингара на ладонях противников. Те еще пытаются держать заслон. Бесполезно. Секунда, и пламя сожрет их без остатка. Если, конечно, они не сдадутся. Но Тоби думает, что для таких — честь школы важнее. Такие предпочтут терпеть боль, чем потерять право школы выступать на следующих годовых состязаниях. Правила не поощряют слабость.
Когда Метка исчезнет, эти двое станут обычными людьми… в лучшем случае. Про худшее Тобиас не думает. Ему важнее, что думает Сэм. Его похвала — вот что ценнее жизни каких-то незнакомых парней в вышитых жилетах. Тобиас больше не хочет, чтобы Сэм цедил сквозь зубы: «Ты подвел меня, Тоби». Старается привыкнуть к корчам и крикам, но все никак не может отделаться от какой-то неправильности происходящего. Она преследует его с того самого первого официального поединка на ринге, на который он вышел с Сэмюэлем в качестве Целителя.
Любой бы ликовал, а Тобиас хотел одного - поскорее закончить поединок любым способом. Позор поражения его не пугал. Он даже имени пары напротив не запомнил, потерял контроль над силой и временем. Его первое атакующее заклинание было таким слабым, что скользнуло по силовому щиту и развеялись под гадкие смешки с трибун. Он думал, что Сэмюэль попросит замену. Тобиас очень даже на это рассчитывал. Но в самый критический момент боя почувствовал, как тот делится с ним Тингаром. Добровольно и щедро.
Тобиас не поверил своим ощущениям. Почему кто-то, такой сильный, такой красивый, как Ришар, хочет иметь дело с кем-то, слабым и никчемным, как он: Чистым носителем, неспособным принять метку Тингара. Обернулся и оттолкнул от себя Ришара. Тот не изменился в лице, придвинулся снова, встал плотно прижавшись, возбужденно дышал в шею и сжимал его правую руку в запястье.
Тобиас не понимал, что происходит. Он был уверен, что пару Ришар-Форсайт на Совете Семи Школ Наследия зарегистрировали только по капризу отчима. Тобиас воспринимал эту регистрацию, как насмешку. Или ошибку, которую вот-вот должны были исправить. Приготовился к тому, что этот бой — подставной, для него первый и последний.
И, кажется, ошибся. Потому что сухие губы Сэмюэля Ришара обожгли его рот, напряженный язык, резкий и быстрый, слизнул тонкую струйку крови в уголке рта. Тобиас вздрогнул от неожиданности — это был первый поцелуй в его жизни. Отчим его никогда не целовал.
— Я люблю тебя, Тоби, — сказал тогда Сэм, смотря прямо в глаза, — Не подведи меня. Нападай. Бей в метку. И только попробуй проиграть! Ты лучший!
«Откуда он знает?» — подумал тогда Тобиас, а потом это стало не важно. Он просто поверил. Как верит материя в заклинания. Дал словам впитаться в кровь. Они стали частью его, а он — частью Системы. В этот самый момент, повинуюсь заложенной в его ДНК неизвестной силе, названной Наследие, его глаза изменили цвет и сверкнули пронзительной голубизной. Весь мир для Тобиаса сузился до горячего дыхания на коже и желания не подвести.
Словно во сне он протянул руку вперед, сгустил реальность в плотный, непрозрачный щит, зажег его изнутри белым и закрыл Ришара полностью — как самое дорогое сокровище на свете. Стоял молча, держал защиту, ждал приказа.
— Тобиас, атакуй!
И он атаковал. И наслаждался. Жил целую четверть часа полной жизнью. А после поединка страх и отвращение к самому себе вернулись. Ришар заметил это и потащил его за собой по коридору:
— Пошли. Я знаю, как это исправить.
Тогда Тобиас был для Сэма единственным.
***
Финальный свисток рефери возвращает Тобиаса из 2011 в 2015 год. Он закрывает Систему и остается стоять посреди фестивального комплекса Ниццы, переоборудованного на выходные под несколько рингов с деревянными помостами в окружении софитов.
Рефери объявляет их победу, но Тобиас знает, что они не будут отмечать. Сэм уже спешит. Его ждут.
— Прости, что так долго, но они были достойными соперниками, — говорит Тобиас.
— Да ладно, — Сэм широко улыбается, раскуривает сигарету и просовывает ее Тобиусу между губ. Табак обжигает горечью, пара затяжек, и руки перестают дрожать, фиолетовые круги перед глазами пропадают. Еще затяжка, и Тобиас решается спросить:
— Останешься со мной? — Видит, что вместо ответа Сэм делает сложное лицо. Тобиас не настаивает, понимает, что он у Сэма не единственный, и с этим уже никогда ничего не поделаешь.
— В следующий раз. Девятое сентября, — говорит Сэм кодовое слово. — Ринсвальд меня уже заждался.
— Да, конечно. — Тобиас кивает, смотрит вслед Ришару, который летящей походкой выходит из зала, и направляется к столику жюри. Надо закончить все формальности. Расписаться в реестре пар, расписаться в сертификате, в книге спонсоринга. Поставить закорючку за получении чека.
Чек на имя Сэма. Тобиас входит в Систему не ради денег. У него есть студия, от матери и отца остались средства. Деньги от отчима, которые ежемесячно приходят на счет, он даже не трогает.
Когда Тобиас оставляет за спиной развлекательный комплекс, солнце клонится к горизонту. Он позволяет ногам завести его в порт. Идет до конца пирса, садится, свесив ноги, и смотрит на тяжелый оранжевый шар над морем. Вот и кончилось лето. Вот и началось одиночество. Еще несколько месяцев назад Сэм бы сидел рядом и болтал о Едином Тингаре, но сейчас у него появился кто-то другой. А у Тобиаса остались только воспоминания. В них он и возвращается. Туда, где все хорошо, где Сэмюэль тащит его за рукав по длинному коридору школы, подальше от глаз Ривайена.
— Куда? — только и спросил он тогда.
— Просто иди за мной.
Тобиас не возражал. Просто шел и старался не думать. Если бы было можно, то и не дышал бы — это его вполне устраивало. Эйфория поединка прошла, хотелось, чтобы его просто оставили в покое, но Самюэль не оставил, приволок прямиком в душ, открыл краны. Ждал, пока кипяток прогреет кафель.
— Раздевайся и садись.
— Не надо, — Тобиас помнит, как его голос неожиданно стал хриплым и сорвался на фальцет.
— Надо. Я знаю лучше. Ты не справляешься. Раздевайся.
Да, думает Тобиас, смотря на накатывающие на пирс волны, он тогда бы ни за что не справился без Сэмюэля, и поднимается на ноги. Пора возвращаться домой.
***
Сэм выходит из развлекательного комплекса, пересекает парк широким шагом, прямо за центральными воротами его ждет машина. Неприметное «Peugeot 307» цвета ноябрьского дождя, такого грустного, что хочется скорее отвести глаза.
— Ты опоздал. Я тебя уже больше часа жду, — раздается из машины вместо приветствия.