— Заткнись Ник, и поехали.
— Ты не сказал! Ты так ему и не сказал.
— Он сегодня был очень хорош. Я не стал. Надо выбрать правильный момент.
— А ты думаешь, что он не знает? Не читает тебя? Если он не задает вопросов, это еще ничего не значит.
— Ник, не устраивай мне сцены сегодня. Сегодня вечер Ринсвальда.
— С ним ты меня тоже не познакомишь?
— Он не запоминает новые лица.
— Понятно. То есть я типа бесплатный шофер?
— Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что нет. Заедешь за мной в одиннадцать, и махнем к тебе.
— А что Тоби?
— А что Тоби? С Тоби я тебя познакомлю в эти выходные. Готовься.
— А чо мне готовиться? Я всегда готов.
— К тому, что ты проиграешь.
— А если выиграю?
— А если выиграешь, я подам заявку на регистрацию нашей пары. И ты станешь моим официальным Заклинателем. Но ты не выиграешь.
— Почему это?
— Потому что лучше Тобиаса нет никого. Все. Теперь заткнись. Мне надо подумать.
Сэм хочет подумать о том, что делать с Ринсвальдом. Пока все формулы, что он придумывает, не помогают. Надо что-то делать радикально другое. Доктор Прюданс думает, что экстремальное событие может заставить брата вспомнить. Экстремальное контролируемое событие.
Это мысль не дает ему покоя. Событие должно произойти с дорогим для Ринсвальда человеком. А таких осталось только двое: он и мама. Так кого же выбрать? У него есть почти час, чтобы все взвесить — от Ниццы до дома ехать и ехать.
— Ей! Сэм! Не спи. Мне и так скучно, не бросай меня одного.
— Я не сплю, я думаю. Это разные вещи. И я не брошу.
На этих словах Сэм осекается. Он уже обещал тоже самое Тоби — не бросать. Он давал слово отцу — не бросать Ринсвальда. Результат один и тот же. Почему у него не хватает сил выполнять обещанное? Сучья жизнь! Он должен стать сильнее. Чтобы не бросить Ника. А с Ником они уже точно что-нибудь придумают для Ринсвальда.
Может тоже вырезать на Рине метку? Заставить Тингар и память пробудиться насильно? Нет, слишком рискованно. Ринсвальд не Тоби, он не выдержит. А вот с Тоби хорошо получилось. Он с ним почти сумели объединить Наследие. Еще чуть-чуть и Форсайт сможет обходиться без Целителя, а сам Сэм сможет создавать Заклинания. Отец с матерью тоже почти достигли этой стадии объединения. Если бы не несчастный случай — стали бы первыми, у кого это получилось. Но ничего. Теперь первым станет он. Его заклинания будут краткими, не длиннее дождевого червяка, и быстрыми, как вздох, подчинят себе реальность с первого звука, у них будет ускользающий смысл и подвижные ударения. Никто не сумеет их повторить.
Сэм понимает, что мечтает, но не может себе в этом отказать. Как можно двигаться вперед без мечты? Под мерный стук мотора и бубнящее радио мечты затягивают Сэма в легкую дрему, и он вдруг начинает вспоминать, каким Ринсвальд был до той роковой ночи. Вспоминает, как привел Тоби в дом незадолго до этого. Зачем он вообще его привел? Ах да, хотел похвастаться отцу, что починил сломанное Ривайеном и наябедничать на мэтра. Да, привел похвастаться, а получилось черти чё.
Дремотные мысли Сэма начинают перескакивать с Ринсвальда на Тобиаса и обратно. Ему вдруг кажется, что здесь кроется какая-то связь. Только он никак не может ее уловить. Сэм пытается сосредоточится, видит Ринсвальда, сидящим на узком табурете, с прямой спиной и ничего не выражающим покорным лицом. Брат смотрит мимо него и Ривайена. А при чем тут Ривайен? Шарахается от протянутой в его сторону руки. И вдруг Сэм понимает, что это вовсе не Ринсвальд шарахается, а Тоби.
«А ведь правильно, так все и было», — думает Сэм. Именно так Тоби себя вел, когда Ривайен представил его официально. И почему это тогда не насторожило? Ведь по школе уже год как гуляли слухи, что Тобиас влюблен в своего опекуна и хочет стать его Заклинателем. Но мало-ли кто кем хочет стать и что к кому чувствует. Так решил тогда Сэм. Чувства — всего лишь формула связи. Одну любовь всегда можно заменить на другую. Ривайена на Сэма, Тобиаса на Ника, Сэма на…
Сэма прерывает ход своих мыслей, выбранная логика перестает ему нравится. Возвращается назад, к тому месту, где чувства — это всего лишь формула. Всего лишь уровень установления связи между Целителем и Заклинателем.
Тоже не легче. Вспоминает, как в течение двух дней пытался установить эту самую связь с Тобиасом, а того колотило от одного лишь слова «связь». Плюнув, Сэм пригласил Тобиаса на спарринг-программу. Тот не пришел. Сэм пригрозил заявить о его поведении в Совет. Тобиас показал безыменный палец. Разъяренный Сэм внес их пару в список квалификационных боев. Теперь Тобиас не мог его игнорировать. За отказ драться на ринге исключали из школы, клеймили и выжигали наследие из крови. Процедура болезненная и часто с летальным исходом.
Тоби пришел на бой. Небритый, с красными глазами. От него за версту несло табаком и винищем. Сэма передернуло. Этот Тобиас был совсем не похож на того, за которым Ришар наблюдал уже не один год. И тут Сэма прострелило запоздалой догадкой. С Тоби что-то случилось. Что-то, что его сломало. Или кто-то его сломал. Из ревности, из гордости, по неосторожности. Наплевать. Главное — кто-то был готов пойти на все, чтобы Сэм добровольно отказался от выбранного им Заклинателя. Сэм, кажется, понял, кто. Он медленно поднял тяжелый взгляд на трибуну и пересекся с бликами в стеклах Ривайена. Он, сука.
«Да что ж я туплю-то так», — обругал себя Сэм. Ривайен его провел, подставил, как мальчишку. Подсунули бракованное.Ему захотелось вдруг выбросить сломанного Тобиаса на помойку. Развернуться и уйти с этого теперь уже ненужного боя. Все равно подниматься на ринг — только позориться. Пусть выжигают, нахер, все что хотят.
Но тут в нем взыграла гордость и желание отомстить мэтру, надменно седящему на почетном месте и снисходительно сверкающего золотой оправой очков в их сторону. Тот ждал и предвкушал унижение. Наверняка.
Шиш! Сэм от своего решил не отказываться, починить сломанное. Сделать таким, как было, а может быть и лучше. И он уже знал, как.
После боя он притащил Тобиаса в душевые, закрылся, включил воду на полную, сделал струю горячей, заставил раздеваться. Разулся сам. Тобиас бессмысленно шарил взглядом по сторонам, рот его был плотно сжат, вокруг губ побелело. Но пуговицы на рубашке он расстегивал, твердой рукой. Снимал с себя одежду, безропотно и механически, но все равно красиво. Пар от горячей воды еще не начал собираться, яркое освещение и белый кафель напоминали операционную или морг. Только в морге не шумела вода.
Тобиас встал под душ, прижался спиной к стене. Сэм оглядел его критически: глаза долу, впалые щеки, пульсирующие связки в паху, тренированные ноги. Прибавил кипятку. Повалил пар и уже через минуту в кабинке воздух стал тяжелым и непрозрачным. Самюэль взмок, раскраснелся, волосы его пошли волнами, он встал рядом с Тоби под струи воды, босой, напряженный, и ему было жутко неудобно в начинающих промокать штанах и липнущей к телу рубашке.
Он положил руку Тоби на плечо, надавил, заставил сесть на прогретый водой кафель, сам присел рядом на корочки.
— Смотри на меня. Я понял, почему ты… ну не в себе. Не спрашивай, как. Понял, и все. И я не ошибаюсь. Мне надо тебя осмотреть. Если что-то не так — я полечу. Обещаю, я не сделаю тебе больно. И буду говорить, все что делаю. Хорошо? Для начала мне надо, чтобы ты развел бедра.
Тоби не пошевелился. Тогда Сэм сам по-хозяйски начал раздвигать ему колени. Тобиас как-то сразу обмяк и безучастно поднял глаза в потолок. Его лицо превратилось в восковую маску. Сэм чертыхнулся. Его так не устраивало. Ему нужно было не послушание, а согласие.
— Ривайен… — от одного имени Тоби дернулся под его руками. Сэм их тут же убрал, сделал паузу, положил одну Тоби ладонью на живот, начал слегка поглаживать. Так отец учил его успокаивать лошадей. — Ривайен, он тебя изнасиловал, или это было по обоюдному согласию?
Тобиас молчал, словно пропустил вопрос мимо ушей. Его голова запрокинулась. Живот втянулся. Дыхание сбилось. Но это было не возбуждение, это был страх, который судорогой сводил желудок. Страх, который его сломал и который необходимо было преодолеть.
Сэм потянул Тобиаса за бедра на себя, заставил спуститься по стене ниже, так, чтобы ягодицы разошлись в стороны и анус стал хорошо виден.
— Блядь, — Сэмюэль тут же спохватился и замолчал. Анус кровил, от него в разные стороны расползлась сетка разрывов, тонких и глубоких, воспаленных и наверняка болезненных. Внутри скорее всего дело обстояло еще хуже. То ли старый козел специально оставил следы, — позлить его — то ли побрезговал заживить, не захотел лишний раз прикасаться к обезображенной дырке. Дерьмо. Надо лечить и много. А после поединка Тингара осталось кот наплакал. Но откладывать тоже нельзя. Как Тобиас вообще с этим на бой пришел. А в туалет? А он ест вообще?
— Тобиас, ты ешь?
— Да, — Форсайт отвечает безразлично, но это уже хоть что-то.
— Сколько раз в день?
Сэм подождал ответа, потом спросил по другому:
— Сколько раз за эту неделю?
Тобиас молчал.
— Тоби!
— Не знаю. Пять. Шесть.
— Дурак! Угробить себя хочешь и меня заодно. Мы этот бой чудом выиграли. Следующий, если ты не будешь нормально питаться, мы проиграем.
Сэм настраивается, пальцы слегка начинают святиться изнутри, он ждет когда Наследие наберет силу. Еще раз проводит ладонью Тоби по животу, гладит. Ладонь горячая — живот огненный и напряженный, как кирпич. Внезапно поддавшись порыву Сэм наклоняется и касается пупка губами, пережидает нервную дрожь, снова касается — поцелуй лечит быстрее всего — касается до тех пор, пока мышцы не расслабляются полностью:
— Сейчас я положу два пальца между твоих ягодиц. Больше ничего пока делать не буду. Просто буду держать их на анусе. Не дергайся.
Тоби никак не реагировал. Словно его здесь нет. Словно не с ним разговаривают. Но Сэм почувствовал, как мышцы сфинктера под его пальцами сжались, в промежности стало горячо, в подушечках начало покалывать.
— Может показаться, что прошивает электрическим зарядом. Это значит заживляется. И надо будет ждать. Сам понимаешь — Тингара свободного мало осталось. Все будет не быстро. Окей?
Тобиас опять не ответил, но молчание было уже другим. В нем чувствовалось больше доверия и понимания. Сэм дождался пока жар рук спал и жжение прекратилось — снаружи залечено. Теперь дальше. Ришар привстал, вынул душевой шланг из держателя, снова присел рядом:
— Чтобы залечить внутри, мне надо залезть в тебя пальцами. Иначе не получиться. Понимаешь? Я тебя расслаблю. Но будет … необычно. Вас учат терпеть боль — я вижу ты всю неделю терпел. Но здесь — другое. Помни — стесняться нечего. Все будет хорошо.
— Не трогай, — голос Тоби, почти механический, прозвучал четко и равнодушно — ни стыда, ни страха, ни даже неловкости. — Я грязный.
— Что?
— Не трогай, — все те же механические интонации, но в этот раз в голосе больше не было ледяного равнодушия.
— Думаешь, что это меня остановит?
Вместо ответа Тобиас прикрыл глаза, Сэм принял это за разрешение продолжать, свинтил душевую насадку, освободил слив от решетки, убавил напор, оставил в руке только шланг, сделал воду почти огненной, направил струю поверх сфинктера. Горячая вода страшная сила, она ломает любое сопротивление. Любой стыд. Рефлексы нельзя контролировать.
Минуты потекли медленно. Тоби не дергался, не менял позы. Был похож на манекен, скорее мертв, чем жив. Тело его было в распоряжении Сэма, но Тингар он запечатал в себе и не позволял Сэму до него дотянутся. Сэм понимал, не торопил. Всему свое время.
Наконец все, что Тобиас прятал в себе, все, что причинило ему боль, что было гадким и мерзким, что душило ночами, что отравляло дни начало приступами выходить наружу, потекло по белому кафелю в направлении к сливу.
— Еще чуть-чуть. Потерпи.
Но Тобиас решил не терпеть. Единственным желанием его стало перестать быть. Его учили контролировать боль, а не унижение. Его сердце начало биться медленнее, останавливая ток крови, легкие перестали набирать обжигающую морось, в горле заклокотало и захрипело.
Сэм всполошился, встал на колени, приблизился, взял двумя пальцами Тоби за подбородок, надавил так сильно, словно старался оставить на бледной коже отпечатки, заставил Тобиаса открыть глаза. Слова сейчас были не важны. Был важен поступок.
— Смотри!
Сэм одной рукой уперся в стену, позади Тоби, на другой скрестил указательный и безымённый, опустил между жилистых ног с точащими коленками, провел по анусу, потому решительно поднес их ко рту:
— В этом нет ничего стыдного, ничего грязного, нет ни грамма твоей вины. Это просто часть тебя. То, что должно выйти и остаться здесь навсегда. Я так хочу. Не закрывай глаза, Тоби. Смотри на меня! — И облизал, медленно и причмокивая, стараясь распробовать, словно на пальцах была не кровь вперемешку с выделениями, а изысканный шоколад. Сэм не планировал этот жест, не готовился к нему, и его накрыло от него, так же как накрыло и Тоби, выломало, снесло крышу. Кровь бросилась в лицо, кадык задергался. Но он заставил себя улыбнуться:
— Так надо. Ты ведь понимаешь слово надо? А теперь дай мне тебя лечить.
Тобиас опять ничего не ответил. Сэм поймал его ускользающий взгляд, увидел на долю секунды свое отражение в шафрановой радужке, погрузил сознание в нее целиком. Отец учил: глаза — ключ к единению, пусть насильственному, путь без разрешения. Постарался сделать так, чтобы Тобиас успокоился, постарался заблокировать самые болезненные воспоминания. Постарался дать Тобиасу забвение о теле, красивом внешне и изуродованном изнутри.
От усилий у Сэма зашумело в голове и слегка повело. В какой-то момент он уже не знал, кто из них из двоих хочет навсегда остаться на этом горячем кафеле, он или Тоби. Это его напугало, он потерял контроль, отвел глаза и сознание Тоби выскользнуло из его цепкой хватки. Но пережитых секунд единения хватило, чтобы впитать и боль, и стыд, и вину. И выпустить все это во вне.
Сэм перевел дух. Надо продолжать лечение пока есть силы. Положил указательный и средний пальцы на анус, приноравливаясь, замер на некоторое время, слушая сбивчивое дыхание Тобиаса, высчитывая паузы между дрожью бедер и спазмами кишечника. Выждал удобный момент, слегка надавил на мышцы сфинктера, подождал, приучая их к себе, погладил, отпустил:
— Верь мне. Я все исправлю. Я тебе докажу, что не такой, как Ривайен. Я все для тебя сделаю.
Надавливал, снова отпускал, делал так до тех пор, пока Тобиас не устал жаться, зажиматься и стыдиться, пока сам не пустил пальцы глубоко в себя. Сэм тут же скользнул на всю длину, а Тобиас сжался, как от удара. Пальцы у Сэма заломило, подушечки словно разрезало бритвой до самой кости. Сэм зажмурился, вскрикнул и чуть было не выдернул руку. Но не выдернул. Сжал зубы и держал, пускал целебную силу, тепло, любовь. Верил, что не напрасно. И Тоби вдруг действительно расслабился. Прекратил сопротивляться.
Сэм вслепую добавил еще один палец, аккуратно сделал несколько круговых движений, подождал. Резь сменилась покалыванием, а потом и оно стало сходить на нет. Сэм, все еще не открывая глаз, заскользил пальцами по стенкам прямой кишки, каждое его прикосновение внутри выходило дрожью на поверхность.
В какой-то момент покалывание закончилось, Сэм почувствовал, как боль медленно сменяется у Тоби удовольствием. Он стал податливым и мягким. Сэмюэль задвигал пальцами быстрее и открыл глаза. Сначала увидел крупные мурашки, бегущие по белой коже несмотря на жару. Увидел, как Тобиас откинул голову, его мочки ушей раскраснелись, крылья носа напряженно подрагивали. Он даже не представлял, как был красив в этот момент.
Сэм чуть сменил позу, привстал, почти навис над Тобиасом, провел носом за его ухом, вовлекая в новое действо. Коснулся напряженным языком губ, надавил, заставил разжать зубы, начал целовать, с языком, со слюнями, не сдерживая себя. Тоби разбросал руки в разные стороны, как пойманная в силки птица. Уперся в стенки душного закутка. Его тело стало опять словно каменное, но его язык отвечал, переплетался с языком Сэмюэля, был живой трепещущей рыбой, липкой и мокрой. Сэм поймал истому и ускользающее желание, принял их, как свои собственные. Краешком сознания отметил, что это интересный опыт. Понял, что достиг своей цели — заставил Тоби довериться, сделал так, чтобы тот перестал заходиться истерикой от одной мысли о близости. Перестал винить себя.