Картинка дрогнула, как бывает, когда разворачиваешь систему. Голова кружилась и к горлу подступала тошнота. Красивый и высокий мальчишеский голос звонко позвал его по имени. Это был голос его пары. Тобиас понял это по тому, как скрутило солнечное сплетение и как моментально отозвалась и натянулась яркая белая струна связи.
Он развернулся на звук. В арке, в четырех шагах от него стоял невысокий несуразный подросток с горшком в руках. Тобиас потянулся навстречу.
— Дождись меня!
Четыре слога. Как заклинание. На Тобиаса подуло ветром, изображение пошло рябью, на глаза упала пелена…
***
— Тоби! Тоби! Очнись, Тобиас!
Когда Тобиас открыл глаза, он помнил все до мельчайших деталей. Освещение, интонации, слова, движения и свечение нити. Он только не помнил, где. Один мир наложился на другой. В одном мире было солнце и лужи, в другом приглушенное освещение позднего вечера и огромное кресло в кабинете Ривайена. В обоих мирах его звали по имени.
— Скорее Тобиас, рассказывай, рассказывай! — Ривайен приказывал, и Тобиас, как всегда, повиновался беспрекословно. Он сосредоточился. Пушистые ресницы опустились и поднялись. То, что он только секунду назад видел четко и ясно, исчезло из памяти.
Он моргнул еще раз и удивленно посмотрел на приемного отца.
Ривайен сидел на коленях, обеспокоенно вглядывался в пустые зрачки, в которых еще плавало полинялое нездешнее небо, аккуратно сушил рукой соленые дорожки на щеках. Когда затуманенный взгляд его воспитанника прояснился, он понял, что ничего не получилось.
— Что ты видел, Тобиас?
Ривайен повторил свой вопрос еще раз, на всякий случай. Он уже не надеялся, что в голове у Тобиаса осталось хоть что-нибудь из увиденного. Тобиас с трудом разлепил запекшиеся губы:
— Грозу, — он силился вспомнить, но в памяти остались только расширенная темная радужка, в которой отражалось его собственное лицо, обрамленное длинными белыми волосами.
Ривайен встряхнул его за плечи без всякой надежды услышать хоть что-то полезное:
— Тобиас, это важно, сосредоточься пожалуйста.
— Я видел отражения себя в черном, я стоял на лестнице между светом и тенью, вокруг были вязы. Колокол пробил четыре раза.
Тобиас произнес фразу четко, как под диктовку, тоскливым взглядом бездомного пса посмотрел на Ривайена и снова потерял сознание. Теперь уже надолго. Его голова свесилась с подлокотника кресла, слипшиеся, тяжелые от пота волосы, откинулись назад и обнажили беззащитную шею, вытянувшуюся, как под ножом гильотины.
Ривайен перенес мальчика на диван, устроил его голову у себя на коленях и провел рукой по лицу, потерявшему очарование и превратившемуся в красивую маску. Раскаяния от содеянного были ему не знакомы. Тобиас прошел испытание, сперма стабилизировала способности, заложенные от рождения, теперь его окутывала аура необычайной силы, его связь была готова проявиться, его невероятные способности видеть и управлять природой времени были разбужены. С этим ничего уже нельзя было поделать. Только для Ривайена все было кончено, так и не успев начаться. Зачем были все эти тринадцать лет? Зачем были эти горящие шафрановыми искрами глаза в его доме, в его классе, в его школе, в его сердце. Зачем вся его школа, если Тобиас не его Заклинатель?
Надо было заканчивать с такими мыслями. Иначе они разрушат не только их с Тобиасом жизнь, но и Нагорную школу. А это уже лишнее.
Ривайен покрутил белый обруч обручального кольца у себя на пальце. Кольцо тоже когда-то принадлежало Кейт. Как он был на нее зол, когда она вышла замуж за другого, как он был на нее зол, когда она родила этому другому сына, похожего на нее, как две капли воды. Как он был на нее зол, когда она умерла. Однако на Тобиаса он не находил в себе силы злиться. Он просто хотел разгадать послание: число четыре, гроза, игра света и тени в ветвях вяза и лестница, на вершине которой его мальчишка стоял, смотря в темное. Расшифровка и составление идеальной пары были делом не трудным, но кропотливым. Хорошо, что у него оставалось еще целая ночь до рассвета, чтобы подумать.
Равайвен наклонился и нежно поцеловал Тобиаса в обкусанные ошметки губ. Скользнул языком вниз по кадыку к яремной впадине — точке контроля и восстановления — коснулся ключиц, локтевых сгибов, запястий, ладоней. Всех точек исцеления. Простая комбинация движений и касаний. Или сегодня за этим было нечто большее? Первый и последний раз Ривайен разрешил себе делать что-то не просто методично и правильно. Он позволил себе чувствовать. Именно в этот момент, он еще мог понять, что связь — это больше чем покорение тела, чем упорство и произвол воли. Это вдохновение. Но момент был упущен, как была упущена возможность подчинить и объединить Тингар.
Ривайен пожевал губами и еще раз пробежался холодными пальцами по спокойному идеально-красивому лицу. Теперь уже прощаясь.
Через час раны Тобиаса затянулись, тело было приведено в порядок. О душе заботиться Ривайен не умел: Наследие не давало никаких инструкций на этот счет. Форсайт поднялся с дивана, достал из шкафа комплект запасной одежды, который всегда был у него наготове. Положил рядом с Тобиасом. Потом нашел полотенце и положил туда же. Теперь можно было заняться ребусом.
В кабинете стоял сладковато-терпкий запах свежей крови и засохшей спермы. Он забивал голову и мешал сосредоточиться на разгадке. Ривайен распахнул окно и впустил прохладу и ветер с улицы.
Вершина лестницы, лучи славы, неотвратимые удары грома и молнии — все указывало на одно имя — Ришар — Ричард — герой, славящийся точностью своих ударов. Вяз — тотем той же семьи. Самюэль — старший внук безумного мэтра, как раз на четвертом курсе, и его глаза — черные, как ступени в ад. Ну вот и славно. Целитель Тобиаса найден. Самюэль будет очень доволен. Он давно просит себе в Заклинатели именно Тобиаса.
Ривайен достал регистр пар и внес в него изменения. Новая пара была составлена и зарегистрирована. Ривайену и в голову не могло прийти, что он ошибся в одной досадной и незначительной мелочи. Цифре четыре.
Когда Тобиас утром открыл глаза, здоровый физически, но совершенно изломанный и потерянный внутри, Ривайен объявил официальным и не терпящим возражения тоном, что Целитель будет ему представлен незамедлительно. Что он должен привести себя в порядок и дождаться представления, не отлучаясь из кабинета.
Тобиас послушно поднялся с кожаного широкого дивана, сходил в душ, переоделся и сел на высокий крутящийся стул. Переживать не было ни смысла, ни сил. У него было ощущение, что вчерашняя тьма перешла в сердце, что метаморфоза была окончательной. Тобиас достал последнюю сигарету из забытой на столе пачки. Она, в отличии от него, была целая и невредимая. В корзине для мусора под столом лежал разорванный на мелкие клочки портрет. Больше в своей жизни Тобиас никогда и ни о чем никого не просил.
========== VII. ==========
».
Нити Тингара ткут мировую ткань.
До всего можно протянуть нить,
И все нити проходят через Точку Времени».
Из тетради Ривайена Форсайта «Сказание о Нитях Тингара»
20.12.2017, среда
Рука перестала сгибаться еще час назад. В локте дергало, а предплечье горело нестерпимо. Кожу раздуло так, что она готова была вот-вот лопнуть. Дома Рин наскоро наложил противоожоговую мазь, но видно надо было еще выпить антигистаминных. Он не выпил. Не обратил внимания, что провел травмированной кожей по рассыпанному по всей кухне серовато-кремовому порошку. Старался скорее убрать осколки, разбросанные матерью в припадке бредового возбуждения. Сразу не сообразил, что это ее гомеопатия всосалась в кровь. Теперь руку дует от ожога и от пчелиного яда, на запястье рубашка перестает застегиваться, но Рин не обращает на это внимание. Пройдет. Всего лишь местная реакция. Его заботит другое.
Голова слабо кружится и совсем неслабо болит. В ушах странно звенит, и кровь в предплечье то пульсирует, ритмично требуя выхода, то отливает к щекам и позвоночнику. Это Тингар. Тянет. Тренировка с Иннокентиями уже началась, и Рин опаздывает. Он пока участвует только как зритель, лишь иногда просят поделиться Наследием. Тоби просит неохотно, каждый раз так, словно разменивает себя, словно преодолевает что-то внутри. Но Рин не обращает уже на это никакого внимания. Он больше не сомневается, что Тоби зовет слова и они слушаются его. «Слова — это лишь тени забытых имен вещей, тени того времени, когда вещи были живыми», — говорит Тоби и Рин ему верит. И это не сказка, и ее не надо бояться. Ее надо приручить, как дикую своенравную кошку. Понять нельзя — но вот приручить, кажется, можно. Поэтому Рин ждет. Дает Заклинателю привыкнуть к себе, а себе дает время привыкнуть к Тоби. Доверие — это тоже связь. Рин уже третью неделю приходит в одно и тоже время, как лис Экзюпери. Слушает, как творят Заклинания, как обсуждают, как усиливают. Тоби в системе говорит низким приятным голосом, катает слова как шарики во рту, делает непривычные ударения, тянет некоторые согласные, разрезая слово или разбивая, как сырое яйцо. Иногда путает «е» и «и», «о» и «а», и от этого кажется, что слова становятся приставучими, как репейники, прилепляются к вещам и к памяти. Рин каждый раз открывает для себя новые значения. Ему безумно нравится. Почему Заклинатель не он? Хочется быть у Тоби больше и чаще. Но сегодня он опаздывает. Ссора эта с матерью на пустом месте задержала. Но ничего.
Рин проверяет карман — не выпал ли рекламный купон «Смартбокса». В нем заманчивое предложение на Рождество, и Рин хочет поговорить. Сегодня, а то через три дня будет поздно — акция закончится. «Смартбокс» предлагает на два дня обучение скоростному скольжению с инструктором. Поездка на четверых. Он хотел бы поехать на Новый Год в горы. С Клэр. Но боится остаться с ней один на один. Она ему все больше нравится, но он не знает ни что сказать, ни как. Инициатива наказуема. И у него нет никакого опыта. Он даже ни разу не целовался. С Тобиасом не считается. Это Тингар. Рин резонно думает, что в компании все будет проще. Четвертым можно взять Колина…
Рин второй день фантазирует про помощь с переобуванием и переодеванием, про случайные касания и ночи перед камином, когда все сидят тесным кружком, передают друг другу какую-нибудь хрень, упираются друг в друга коленями, локтями и кончиками пальцев ног. Он уже видел, как предлагает красавице Клэр присоединиться к ним — спортивным ребятам, гибким и улыбающимся — и провести уикенд почти что в Куршевеле с гарантией хорошего настроения и адреналина. Но тут Рин вдруг думает, что Тобиасу будет не интересно, что его долговязая сутулая фигура и страсть к словам плохо вяжутся с Клэр и клубными вечеринками предрождественских горнолыжных станций. Но остается еще Колин. Про Иннокентиев Рин даже думать не хочет. Все испортят.
Рин, запыхавшись, открывает дверь, и в глаза бьет нездешним светом, теплом и закатом. Переступив за порог и быстро пройдя несколько шагов вперед, Рин оказывается посреди крохотной площади, обсаженной кленами. Площадь потерялась между высоченных домов, как одинокая обетованная земля в Великом Каньоне. Даже пахнет летом и террракотой. Мелькает мысль, что похоже на Нью-Йорк. Но всю неделю на столе лежал для изучения альбом с видами Сиднея. Так что мысль про Америку неправильная. Скорее всего ребята воспроизвели фото из буклета, то, что особенно понравилось. Он всегда попадает в систему, как бабочка в паутину. И залипает. Все в нем подбирается, он становится натянут, как лук. Почти счастлив в этот момент. Все уходит на второй план. Мать, Клэр, доктор Прюданс. Даже Сэм. И с каждым разом ощущение радости и предвкушения все сильнее. Вот и сейчас Рин в восторге от того, как все красиво и правильно. Бэка чертовски силен. Они с Юрцом плетут заклинаниями почти настоящий мир.
Когда Рин увидел в первый раз тренировку модулей реальности — он обомлел. «Карман системы это еще наш мир, но уже и не наш».
Рин развязывает шарф, озирается, рассматривает. Колина нет. Выпроводили. Тоби не видно, зато Иннокентии прямо перед глазами. На него даже не оглядываются. Вот и хорошо. Опоздал — сам виноват. Юрася в стойке нападения, рука выброшена вперед, спина почти вплотную к Бэке. Голос Тоби раздается у Рина из-за спины — тот стоит у дверного косяка, мнет сигарету:
— Изящнее. Не превращай солнечный свет в цепочку повизгиваний. Вслушивайся в нюансы, в вибрации. «Веро-ломство, вы-вер-нуть, в-вер-ять». Нюансы, Юра, нюансы. Они определяют точность попадания. Почувствуйте разницу между «сладострастный» и «сластолюбивый». Ну! Ассоциации, Юра! Ассоциации убивают быстрее.
— Это все пиздеж Сэмюэля. Не еби нам мозг.
— Бэка, ты совсем не умеешь терпеть. Держи боль под контролем. Считай. Ты должен знать, сколько длится боль, и готовить тело заранее. Ривайен больше не учит этому? Серьезно? Зря. Еще раз. Атакуй, я покажу. Все хорошо, Рин?
Рин успевает качнуть головой, Юра начинает атаку.
— Смех канарейки и хохот ловца сплетаю в петлю, усиливаю собой узлы в жилах строчек, бросаю петлю назад через плечо в зеркало воспоминаний. — Рин зачарованно смотрит на ладонь Юры. Из нее, разматываясь и хлеща во все стороны, слово языки подземных тварей, выползают полые кнуты заклинаний. Вытягиваются, на мгновение замирают, словно осматриваясь, и начинают протаранивать себе дорогу сквозь сопротивление к Тобиасу. — Прямое попадание.
Юра опять слишком самоуверен. Слишком медлителен. Там, куда языки добираются никого уже нет. Их встречает пустота, они еще бессильно и яростно пытаются ее рассечь, нанести урон, но обессиленно растворяются в ней, она их поглощает.
— Тоби! Прекрати перемещаться! Кончай свои фокусы.
— Красиво Юра. Это действительно красиво. Но почему я должен стоять и ждать? Я могу перетекать из одного места в другое, прятаться за временем. И ты можешь. Это не требует много энергии. Это требует взаимодействия, чувства партнера. Но можно и в авторежиме. Ты понял, как? Молодец. Покажи.
Тоби резко поднимает руку, и Рину кажется, что пространство встревожено его движением:
— То, что было индуистским колдуном Апи, стало великими Ариями, то, что было Афиной, стало Ментором, началом — концом. У лука (biós) имя — жизнь (bíos), а дело — смерть. Трансформация. — Заклинание течет медленно, зависает тяжелой каплей, играет оттенками красного. — Не стой на месте, Юра. Отрабатывай взаимодействие с Целителем. Перемещайся. Почувствуй Беку, почувствуй его Тингар, откройся ему, впусти. Обмен даст тебе скорости для перемещения. Плохо. Ты надеешься только на себя, Юра. Твоего Наследия недостаточно, чтобы атаковать, поддерживать Заклинания и перемещаться в Системе. Ты не контролируешь пространство. Бека — контролирует. И запомните. Слово — это больше чем оружие.
Тобиас говорит спокойным и твердым тоном, требующим предельного внимания. Стоит, опершись спиной о дверной косяк, смотрит чуть поверх голов. Вроде нет в его позе, его словах, его интонациях ничего особенного. Но Рин так и застывает с открытым ртом. Особенного нет — есть секрет. Намек на нечто сильное, неукротимое, стойкое, непобедимое. Что-то драгоценное и редкое, как вино из одуванчиков. Что-то такое, чем хочется владеть.
— Почему мне нельзя этому учиться? — Рин подает голос, хотя его никто ни о чем не просит, и сейчас он мешает своими капризами.
Тобиас поворачивает голову, внимательно смотрит, как погружается. Не надо! Все чары рассеиваются. Рин стоит у дивана в комнате, и все как всегда.
— Бека, я думаю сегодня хорошо поработали. Может сбегаете в Каррфур? Юра уже двадцатку из кошеля присвоил. Вот и ладненько. И на рождественский базар забегите, ну и что, что на центральной площади. У людей уже елки стоят, а у нас даже ветки с фонариком нет. Да бери, Юра, карточку.
Тобиас говорит и продолжает смотреть. Рину становится неловко. Он хочет отвести глаза, но они как прилипли, и голова раскалывается. Руку Рин уже почти не чувствует. Вот и хорошо. Бека вытягивает второго Иннокентия из дома, дверь хлопает, и Тоби медленно подходит. Помогает Рину снять куртку, смотрит на раздувшуюся руку. Устраивает на диване, аккуратно кладет руку на подлокотник. Рин морщится от соприкосновения с твердой поверхностью.
— Мне кажется, Рин, что это не твое. Все это. Это тренировки для защитников Наследия. Тебе-то это ни к чему. Ты другой. Что с рукой, Рин? Что с головой? На тебе лица нет.
— Да не возись ты так со мной. Это же ерунда. Так, обжегся, — Рин дает ощупать руку, касание еле заметные, почти поглаживания, даже приятно. С такой рукой он и правда защитник никакой, себя-то уберечь от неприятностей не может. — А зачем защищать?
— Зачем защищать? Слышал притчу о дельфине? Он спас мальчика, подружился с ним, потом с деревней, показывал ловцам, где жемчуг, рыбакам, где рыба.
Тоби встает на колени, накрывает пальцы Рина своими. Чувствительность начинает возвращаться. Тепло. Но опять жжет и пульсирует.
— Пошел о нем слух, в деревню стали приезжать журналисты, туристы. Известность, деньги. Все были довольны и счастливы. Потом денег и туристов и внимания стало слишком много, начались ссоры, обиды, убийства… Все как всегда.
Тобиас начинает поглаживать лоб и затылок. Сначала лишь едва касаясь пальцами.
— Все решили, что виноват дельфин. Хотели поймать. Не сумели. И убили. Так работает общество. Так будет и с носителями наследия. Поэтому надо уметь его защищать. И самое главное — держать на виду. Никто не будет искать тени на солнце. Мы не прячемся. Школы Наследия — это школы для одаренных детей, подготовка боевых пар имеет официальное разрешение, отбор лучшей происходит на виду у всех. Если нет тайны — то нет и любителей ее искать.