Тут же — смотри что, объединились, кодлы зубастые. Видите ли, покоя им на кладбище нет, маньяки ходят и ландыши их топчут.
— Мы… это… можем в другой раз зайти, да? — нервно дергается вурдалак, почесывая желтыми когтями лысую макушку. Сероватая кожа становится еще более землистого оттенка, когда Борис вопит на всю контору:
— Ты сколько потратила, дура?! Я тебе что, из рода Мидасов?! Нет у меня столько денег, нет! Все потратила! До тебя миллиардером был, а теперь миллионер!
— Сиди, — шипит Гриша, постукивая клыками и принимая чинный вид, хотя самого трясет. Еще бы, нечисть-то она не защищена от огня. — Это наш гражданский долг. Жаловаться.
— А народ на Царской улице тоже жаловался, помнится, — потянул Мурзик с мурчанием, сунув черный нос в банку со свежими сливками, и подхватил ее лапой. — Мол, вода горячая течет холодной. В администрацию письма писали. Помнишь, Крис?
— Помню, — равнодушно зеваю, потому что совершенно не выспалась. С этими двумя пришлось возиться после встречи на улице. — Местная управляющая компания им потом эту воду и отключила. Совсем.
— Как совсем? — загудел рядом водяной, внутри которого плеснула вода, и лужа под ним стала больше. — Это же бесчестно! Какие нынче тарифы, ужас просто! А налоги? Куда только царь-батюшка смотрит?
Пожимаю плечами, утыкаясь носом в экран смартфона и игнорируя спор о налогах, сборах и Мурзиково: «Не могу кофе налить, у меня лапки». Пальцы рассеяно листают страницу с запросом в интернете: «Призванные: возможности и способы уничтожения».
Пока нас вчера не прервала эта парочка, все пошло куда-то не в ту сторону. Я так и не поняла, зачем Вася меня поцеловал. Если честно, за столько лет его любви как-то привыкла. Он признается в любви, я динамлю, все счастливы. Но здесь… В то мгновение казалось, будто Шумский пытался что-то скрыть и вовсе свернуть неприятную тему, которую мы невольно подняли. Выбираю страницу подальше, открывая ссылку, и натыкаюсь на одну из статей, которую не так-то просто отыскать даже в нашем всемогущем интернет-пространстве.
«Попытка переворота в тысяча девятьсот семнадцатом году группой радикально настроенных магов-ренегатов и темных ведьм была одной из самых успешных за всю историю существования Российской империи. Члены общества «Алая заря», как они себя называли, требовали свержения монархического строя и установления совершенно другой политической системы, во главе которой стояли бы люди, наделенные даром…»
Я вздрогнула, сжимая в руке немного горячий корпус, мысленно возвращаясь к тому, что когда-то изучала. В учебниках истории четко прописано: террористы пытались свергнуть Романовых, за что поплатились. Магия Хаоса была объявлена вне закона, а любой практикующий ее маг, колдун или ведьма — без суда и следствия считался предателем. «Алая заря» бились за то, чтобы во главе страны могли стоять не только люди, но и маги. Власть церкви в те годы была особенно сильна. Долгое время они упирали на то, что такие, как я, должны служить на благо обычных людей. Меняться наша система начала с приходом к власти Александра Третьего, но слишком медленно для тех, кто не готов был ждать.
Задумчиво просматривая статью независимого летописца, вчитывалась в каждую букву и все больше хмурилась. Возможно, не так уж Шумский не прав, заявляя, будто бы кража мощей Агриппины и нападение Призванных могут быть связаны. Вера — невероятно сильный источник магии. Обернуть ее против народа при помощи Хаоса, и можно добиться невероятных разрушений. Поменять не только настроение общества в целом, но и сподвигнуть его на действия.
Ведь не зря царская семья так боится любого упоминания событий того времени. Большинство архивных документов недоступны, в учебниках информация очень сжата и в основном выставляет все действия «Алой зари» в негативном свете.
Адептов магии Хаоса преследовали, членов их семьи расстреливали прямо на Красной площади в назидание другим. Последний расстрелянный преступник в тысяча девятьсот девяносто восьмом году — маг Рахмат Соловьев по прозвищу Соловей Разбойник. Террорист, убийца и вор, уничтоживший не один десяток невинных жизней смертельным заклятием «Оковы вечной тишины». А вчера Шумский с такой легкостью применил одно его подобий, будто всю жизнь рос среди практикующих Хаос.
Мне определенно надо подумать. И лучше всего, если Вася в этот момент не будет вертеться рядом со своим настойчивым желанием приобщить меня к расследованию.
— Кристина! — разъярённый рык дракона над ухом заставляет вздрогнуть и поднять взор к желтому взгляду с вертикальными зрачками нашего вечно недовольного человеко-ящера. Это еще хорошо, что он не додумался обернуться в порыве гнева, а то все здание пришлось бы перестраивать.
— Да, Борис Дракарович? — оглядываюсь и с удивлением понимаю, что ни водяного, ни вампира с вурдалаком в приемной нет. Сбежали, что ли?
— Чего сидишь тут? Заняться нечем?! — заводится этот бешеный дракон с полоборота, пуская дым из ноздрей. — Вечно проблем от вас, баб!
Ой, ой, какой сексист.
Баюн машет мне лапкой в сторону выхода, подергивая ушами и пригнув голову к бумагам. Быстро подскакиваю, медленно отступая к кадке с китайской розой, улыбаясь и прижимая к себе телефон с сумочкой.
— Да я тут думала рассказать вам про нового жителя кладбища… — говорю, облизывая губы. Уже будучи одной ногой за порогом. — Знаете, тут давеча опять Григорий…
— Пошла вон!!!! Работать, бездельники! Никакого спасу на вас! Всех в пепел обращу, идиоты!
Последнее я уже в спину слышу, пробегая мимо нашего привидения — программиста Димасика. Тот, в испуге уронив призрачные очки, с хлюпом всасывается в экран пыльного монитора своего компьютера и исчезает прямо на глазах. Что же, можно сказать, мне сегодня дали отгул. Следует потратить его с пользой и сходить в оккультную лавку. Есть у меня отличная идея, которая поможет, возможно, во всем разобраться.
Толкаю дверь нашего офиса, выходя на крыльцо нашего одноэтажного офисного здания и жмурясь от яркого света, вижу перед собой несколько человек в коричневых рясах.
Так…
— Кристина Станиславовна, здравствуйте. Церковная проверка, у нас к вам есть несколько вопросов. Пожалуйста, пройдемте с нами до обители Господа нашего для разговора с главным священником.
Ну блин. Кто-нибудь говорил им, какие они навязчивые?
Глава 9
Вот не везет нам, некромантам. Не с полицией проблемы, так с работой. Не с работой, так жителями. Или церковниками. Последние, к слову, очень часто путают нас со всякими демонологами и требуют у государя вести строгий учет каждого нового некроманта. А вдруг еще армию зомби вздумаем поднять — это же грех. И сама работа у нас грешная.
— Так, череп человеческий… Пиши, Евклип: сатанинские символы на нем… — священник напряженно вглядывался в пустые глазницы моего Геннадия. Сунул было палец в рот, как тот щелкнул челюстями и едва не оттяпал фалангу, заставив божьего сына погрозить пальцем моему реквизиту.
— Чей это череп? — интересуется невозмутимо Олег Астафенко, поворачиваясь ко мне.
Сижу. Никого не трогаю. В квартире у меня бардак, в ванной кран до сих пор старым носком перемотан, потому что адски подтекает. На люстре с черепами чулки висят: как бросила в прошлые выходные после танцев с подружками в местном баре, так и висят. Черные свечи, книги по живой и мертвой плоти, учебник анатомии соседствует с любовными романами про отважных рыцарей. Один из монахов взял такую, открыл на середине и, густо покраснев, быстро спрятал в карман.
Я все видела, не отмажется. Нечего красть мою личную слезострадательную литературу для одинокой женщины под тридцать.
Все мое добро вместе с лопатой сейчас старательно описывали. Пока одни поражались соседству светлых обоев в сочетании с защитной пентаграммой на полу, другие искали мощи. Один из самых ретивых попытался попасть в мою спальню, но такое непотребство я строго пресекла, схватившись за лопату и замахнувшись на лысого обормота в коричневой рясе.
— Нечего там лазить, извращенцы! — рявкаю, от негодования даже надувая щеки, готовая плеваться огнем как Горыныч. — Олег! Угомони своих ребят, прекрасно ведь знаешь, что нет у меня никаких мощей!
Засранец только глазки свои черные в пол утыкает и ножкой шаркает. Он мне до сих пор не простил шутки на Хэллоуин, когда я его тещу с могилы подняла и отправила петь матерные частушки под окна. Нехорошо получилось, согласна. Однако с Астафенко у нас изначально отношения не заладились. Причем еще с той же школы. И хотя он был вполне себе одаренным магом-огневиком, по жизни полный дурак.
— Так чей череп, Кристина? — цедит сквозь зубы Олег, нервно ероша черные как смола волосы и прищуривая синие глаза. Гену он на всякий случай поставил обратно на туалетный столик перед диваном и посмотрел на меня, ожидая ответа на свой вопрос.
— Возможно, какого-то зажравшегося священничка, — произношу издевательски, прикуривая сигарету и опираясь на лопату. Вырезанные на древке символы недовольно загораются: да, моя любимица тоже зла от столь бесцеремонного проникновения.
— Издеваешься? — хмыкает Астафенко, подходя и наклоняясь ближе. Меня обдает запахом воска, ладана и каких-то трав. На тонких губах расцветает мерзкая улыбочка, стоит мне чуть прищурить глаза, а крылья тонкого аристократичного носа раздуваются, едва он втягивает носом воздух.
— Страх твой чую, скрываешь ты что-то, дорогуша, — шипит, словно змея, готовая в любой момент напасть. — Если найду, уж не отвертишься боле.
— А ты проверь, мне скрывать нечего, — выдыхаю зло, сокращая между нами расстояние.
Он всю жизнь меня ненавидел. С первого класса наши отношения больше напоминали военный конфликт в стазисе, чем игнорирование. Астафенко ненавидел некромантов, а я — зарвавшихся богатеньких мажоров, по недоразумению наделенных магическим даром. Став постарше, мы дрались до кровавых соплей и вызова родителей в школу. Бабушка каждый раз просила держаться от засранца подальше, но ничего не получалось.
Мы настолько разные и одновременно так похожи, что ничего не могло примирить нас. Кроме Шумского, с которым Астафенко неожиданно подружился. А тот, на его беду, влюбился в меня.
И вот идет уж двадцать первый год, а мы все друг друга еле терпим.
— Олег Варфоломеевич, мощей тут нет, — отчитывается один из монахов, входя в мою маленькую гостиную. В квартире и без того было грязно, теперь вовсе вверх дном. Убирать кто будет?
— Везде искали? И с заклятием поиска? — интересуется Олег, отворачиваясь от меня через пару секунд и морщась от отвращения.
— Даже амулеты использовали. Ничего, пусто.
— Говорила же, — развожу руками и стряхиваю пепел прямо на темную мантию Астафенко, ловя на себе его взбешенный взгляд. — Зря бежал, роняя тапки, Олежка.
— Ну это мы еще посмотрим, — рычит, одергивая свои одежды. — Я тебе не наивный Васька, кружить голову своими черными ведьмовскими заклятиями не дам, Замогильная. Узнаю, что ты что-то скрыла от нас, и не избежать тебе суда божьего!
— О, я так испугалась, — фыркаю в ответ, махнув рукой, а лопата самопроизвольно стукнула по полу, отчего несколько монахов вздрогнули и отшатнулись. — Пошли вон. Проповеди будете читать на улице.
— Стерва, — бросил напоследок Олег, шагнув к выходу.
— Гаденыш, — огрызаюсь в ответ, выдыхая только спустя несколько минут после того, как церковники покинули мою квартиру.
Все вокруг разбросано. Перевернуты кубки, кружки, разбросаны книги и журналы. Вещи валяются на полу и подоконнике, даже мою китайскую розу умудрились перетрясти, отчего у бедной поникли едва набухшие бутоны. Все комнаты пропахли мерзким ароматом ладанки и на паркете грязные следы ботинок, отчего я со вздохом понимаю, что придется сегодня устроить уборку.
Рассеянно брожу по квартире, собирая раскиданный по углам мусор, переворачивая статуэтки котиков, снесенные монахами. Одна из них, видимо, упала, потому что отломанное фарфоровое ушко валялось неподалеку. Варвары, самые настоящие варвары. Даже королевская гвардия не проводила таких бесцеремонных обысков, как это делали церковники.
Позади постукивает нетерпеливо лопата. Моя беготня с влажной тряпкой и грязными вещами ее удивляет. Артефакт отсвечивает таинственным зеленоватым светом, будто пытается спросить, чем занята моя голова. Туда-сюда, до стиральной машинки к крану, расставляя вновь разбросанные по полочкам баночки с кремами, косметикой и шампунями. В какой-то момент я замираю у самого зеркала и смотрю на себя.
Худая бледная девица с темными волосами и темными глазами смотрит пронзительным взглядом из-под ресниц. Нос длинноват, челюсть чуть скошена. Это почти незаметно, но, если присмотреться внимательнее: все лицо сплошная асимметрия. Не красива и не уродлива, однако все еще пытаюсь понять, что во мне нашел Шумский. Точно знаю, что пару лет назад за ним бегала Варвара Красавицына — местная девица, уехавшая после в столицу и ставшая там моделью королевского глянца. Поговаривали даже, что одно время она была любовью молодого цесаревича.
Но Васе было все равно. Он день за днем продолжал исправно ходить к моему дому по церковным праздникам, звать на дурацкие увеселительные прогулки и дарить цветы. И чем больше ходил, тем больше слухов вызывал. Это сейчас люди уже не удивляются, а первое время любимой городской сплетней на рынке было обсуждение отношений молодого диакона и местной некромантки. Ух, какие дебаты шли. Астафенко несколько раз приходил с проверками и пичкал друга антилюбовными сыворотками да отварами, надеясь, что того отпустит. Даже к гадалке ходил, пересилив собственные убеждения, и все без толку.
Втайне надеялась и я, однако зря. Не отпустило. Видимо, это мой крест. Точно такой же, как контракт со Смертью, навсегда перечеркнувший мои возможности на построение хоть каких-либо нормальны отношений.
— Да слышу я тебя, — огрызаюсь на лопату, которая нетерпеливо стучит в дверь ванной. Со вздохом умываюсь и несколько минут роюсь в косметичке, дабы привести себя в порядок. — Сейчас по делам пойдем. Надо в лавку оккультную заскочить к хвисам, а потом у нас дежурство на кладбище. Будем маньяка вылавливать…
В двери раздается звонок, и я мрачно отбрасываю тюбик помады в раковину. Да что же такое? Будет мне сегодня покой или нет?!
— Олежик, у меня ощущение, что ты жить без меня не мож… — распахиваю входную дверь не глядя, снимая магическую блокировку с замка, и с удивлением смотрю в голубые глаза Василия.
Вот вам и здрасьте. Вспомнишь диакона, он тут как тут.
— Привет, — с подозрением оглядывает меня Шумский, чуть прищуривая взгляд. — Как дела?
— А как у меня могут быть дела, Шумский? — невольно огрызаюсь, разворачиваясь и шагая обратно. Пара минут на подкрашивание губ, поправляю волосы и иду к висящей легкой ветровке, небрежно брошенной на тумбу. — Ваши люди в саванах похоронных мне чуть квартиру не разнесли!
— Прости, — с сожалением произносить Вася, отходя и пропуская меня вместе с лопатой, пока я, прыгая на одной ноге, натягиваю ботинок. — Я им говорил, что веду с тобой переговоры о включении тебя в группу, ведущую расследование…
— Шумский, — перебиваю его, разворачиваясь к диакону так резко, что он невольно отскакивает. За дверью напротив раздается тихий скреб соседки: опять Марина Ивановна к глазку прижалась и стетоскопом от аппарата давления пытается наши разговоры подслушать.
— Чего ты привязался ко мне, а? Сказала же: не хочу участвовать в вашем расследовании! Ни с тобой, ни с кем-либо другим из вашей братии фанатиков! Так что лучше порадуй своего дружка и найди себе другую даму сердца, которую будешь доставать годами!
Я знаю, что это жестоко. Но, откровенно говоря, сегодня так устала. Чаша терпения оказалась переполнена хамским поведением монахов и всей этой ситуацией. На работе невозможно находиться, Горыныч вечно в дурном настроении, все никак не решит личные проблемы. Подруги либо замужем, либо заняты, как Станка. Тут еще Призванные, эти украденные мощи, зомби, надоевший до печенок вампир, и все это в течение каких-то суток.