— Отлично. Тогда я домой. Спасибо, что позвал меня, — и Сяо Чжань поднял воротник повыше, опустил капюшон, надел маску и, сунув руки в карманы, неторопливо направился прочь.
— Что… — Ибо оторопело замер. И тут же кинулся следом, когда до него дошел смысл сказанного. — Чжань-гэ, постой! Почему домой, я думал, мы сегодня… вместе…
— Разве? — Сяо Чжань резко развернулся. — Зачем ты привел меня сюда, если уже через сорок минут выводишь из зала? Зачем вообще позвал меня, если потом не знаешь, что бы соврать только бы избавиться от меня. Если тебе так хочется пообщаться с Исином без меня, мог бы вообще об этом концерте не заикаться.
Сяо Чжань был раздраженным, чуть нервным. Даже злым, а потому не совсем привычным. И только этим Ибо мог объяснить то, что на осознание всего у него ушло столько времени. Сяо Чжань уже успел отшагнуть назад, когда Ибо вдруг подался к нему и сгреб в охапку, сжав со всей дури.
— Ты ревнуешь! — Поразительно, как быстро от ревности он перешел к состоянию булькающей от счастья лужицы.
— Я не ревную! — Сяо Чжань дернулся пару раз, но затих, когда до него дошло, что они на улице и вокруг собралось немало людей, кому билет на концерт Тэмина не достался.
— Ревнуешь, — выдохнул в его шею Ибо и отпустил. — Только зря. Ты здесь потому, что я хотел пойти с тобой. Мы же вообще никуда вот так не ходили. Как обычные люди.
— Как парочка из кино, — проворчал Сяо Чжань, ничуть не успокоенный. — Тогда почему ты заставил меня уйти? Мне нравилось.
Переход от счастья к ревности был такой же стремительный. Теперь Ибо нахмурился, надулся.
— Я видел, как ты смотрел на Тэмина. Мне не понравилось. Он танцует лучше меня?
— Что? — теперь Сяо Чжань недоуменно нахмурился. — При чем тут…
Его глаза на миг стали огромными, а потом Сяо Чжань негромко рассмеялся.
— Это была ревность, А-Бо? Мой малыш приревновал меня к Ли Тэмину? К тому, кто так здорово танцует? — с каждым словом он становился ближе, пока не прижался вплотную, глядя прямо в глаза и лукаво улыбаясь. — Кто так выгибается, что встало даже у того мужика на охране? И еще чуть-чуть и встало бы у меня?
Ибо вскинулся и…
… проснулся. Несколько секунд бездумно пялился в потолок, изо всех сил стремясь выбраться, выдраться из своего кошмара. А когда это у него получилось, сел в постели. Сердце колотилось где-то в горле и дышать было совершенно нечем.
С силой потерев ладонями лицо, Ибо встряхнулся и сполз с кровати. Босиком прошлепал к столику, на котором с вечера оставил телефон, подхватил его и подошел к приоткрытому окну. Город почти спал, но внизу, у парадного входа в отель все еще несли свою «службу» фанатки. Пожалуй, сегодня он даже был рад их видеть. Особенно теперь, пока это ритмичное «Ли-Тэ-Мин» билось в голове. По крайней мере, эти фанатки здесь по его душу. И понять бы, откуда взялась эта ревность. Он же никогда не ревновал к собратьям по сцене. Любой чужой успех был только стимулом работать лучше, быть лучше. Самым крутым. И то, что Тэмин — в числе первых среди танцоров в Корее, для него вовсе не было секретом. Как и то, что у них обоих были и слабые, и сильные стороны. И вообще… Они же совершенно разные!
Ибо выдохнул и разбудил телефон. На экране все еще светился чат с Исином.
«Приезжает Тэмин. Мы с ребятами собираемся. Сможешь к нам вырваться? Если Сяо Чжань будет свободен, приходите вместе».
На сообщение он так и не ответил. А теперь этот сон. Сяо Чжань никогда не фанател по Тэмину: у него всегда был другой интерес. Но неужели он, Ибо, поверит сну? В то, что его Чжань-гэ променяет его? Или это проверка для него, Ибо? Достаточно ли он хорош для Сяо Чжаня.
Ибо мотнул головой, пытаясь вытряхнуть уже надоевший фанатский вопль и собственные мысли заодно. Он никогда не был подвержен подобной сопливой ерунде. И нечего начинать. И они действительно никуда не выходили с Чжань-гэ уйму времени. Так чем не повод?
Он покусал губы, потер одну замерзшую ступню о другую и набрал номер Сяо Чжаня, точно зная, что тот не спит. И когда на той стороне динамик ожил ласковым «Здравствуй, Ибо», улыбнулся и спросил:
— Ты пойдешь со мной на концерт, Чжань-гэ?
========== Экстра 6 ==========
Комментарий к Экстра 6
Не собиралась и не планировала, тем более что-то такое. Но там у меня в предыдущей части Ибо в сомнениях, а на репите “Tiger” Тэмина. И хоть в самой песне совсем о другом, Музу глубоко на/по… Он захотел именно так.
Так что все претензии к Тэмину)) Которого здесь, кстати, нет, разве что совсем далеким упоминанием
Кому интересно: https://youtu.be/5GKr7V_-7bQ
Сколько Ибо себя помнил, его всегда тянуло в лес. И не в тот, в который им разрешали ходить, а тот, куда уходили взрослые охотники и на который им, тогда еще малышам пузатым, даже коситься запрещали. Они и не косились: кому было охота быть утащенным тигром. Но время шло, они взрослели, и детские страшилки теряли свою силу. Вместо страха просыпалось любопытство. Но если его друзьям хватило одной-двух вылазок, чтобы удовлетворить свое, то в Ибо они только подогревали интерес. Зачем тигриному племени люди? Каждой весной из их селения пропадало несколько человек, но никто никогда не находил на месте пропажи и следа борьбы или крови, только тигриные метки на дереве. Они уходили добровольно? Взрослые об этом не задумывались. А Ибо задавался этим вопросом с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать. Но своего первого тигра он увидел гораздо позже. И до сих пор не мог этого забыть.
Как замер тогда, даже перестав дышать. Как не думал о безопасности или о том, что будет, если тигр его почует. Тогда он только и мог, что смотреть, забыв обо всем, на то, как беззаботно плещется черно-рыжий хищник в воде. Как выходит на берег, отряхивается, отфыркивается, потягивается и буквально взлетает одним мощным прыжком на уступ, с которого срывалась вниз вода, образующая это маленькое озерцо. Ложится на нагретый солнцем камень и, лениво взрыкивая, вытягивается, довольно жмурясь. Ибо помнил, каким восхищением наполнилось тогда его сердце. И какими неуклюжими потом ему показались собственные соплеменники, да и он сам.
Потом он еще не раз возвращался к тому месту, но ни тигра, ни кого-либо еще не видел. А он ведь его запомнил, и даже в мыслях называл его «своим тигром». Две черные полосы на шкуре, словно слившиеся в одну, широкую. И цвет глаз. Какой-то желто-зеленый, на солнце переходящий в янтарный. Ради того, чтобы увидеть их еще раз, Ибо стал охотником. Чтобы иметь возможность ходить в лес и надеяться найти тигриное стойбище, которое, по слухам, находилось где-то в самой чаще; там, где над верхушками деревьев высилась обрывистая скала, подпирая небо. Но никто еще не забирался так далеко, чтобы эти слухи подтвердить. Охотники в селении вообще любопытством не отличались, а для охоты хватало и того леса, что был вокруг. А Ибо…
А Ибо решил рискнуть. И ошибся. Не рассчитал сил. И теперь с тоской думал о том, что с каждой минутой его шансы выжить все меньше. Солнце почти село, когда он наконец решил остановиться. Эта часть леса была ему почти незнакома, и даже если бы снег не занес все следы, он бы никогда не рискнул идти в темноте. Стоило озаботиться укрытием гораздо раньше, но ему все время казалось, что он слышит запах дыма и вот-вот выйдет к костру. Он почти виделся Ибо меж деревьев там, впереди. И еще впереди, и еще. До тех пор, пока не стало слишком поздно. Запах чувствовался и сейчас, но только он. Даже волков не было слышно, только тишина царила вокруг. Такая, что, кажется, можно было услышать шорох падающих снежинок.
… Ибо ежился, встряхивался, вскидывался, ходил кругами вокруг своего уже почти погасшего костерка. Хворост тоже надо было бы набрать заранее, да побольше, а сейчас под таким слоем снега разве что увидишь. И деревья, как назло, здесь такие, что до нижних веток даже в прыжке не дотянешься.
… Спать хотелось неимоверно. Он шел так долго, что теперь усталость заливала все тело и даже пробирающий до костей холод не помогал. Кровь замедляла свой бег, превращаясь в кристаллики льда, и Ибо все сильнее обнимал себя за плечи. Он не уснет. Не так закончится его жизнь. Сначала он еще хоть раз увидит своего тигра. Заглянет ему в глаза. Только тело чем дальше, тем больше не слушалось. И даже отчаяние было каким-то… далеким. Но Ибо сдаваться не собирался. И когда мелькнула трусливая мысль просто лечь и уснуть, вскочил на почти уже не слушающиеся ноги и закружил вокруг, петляя между деревьев, утаптывая тропинки. Все равно, что и как, главное — двигаться. Вот только стоило хотя бы при этом смотреть себе под ноги. Но думать об этом было поздно: споткнувшись о торчащий даже из-под такого слоя снега корень, Ибо рухнул плашмя, уже угасающим сознанием отмечая раскатившийся по лесу далекий рык.
… Тепло. Это было первое, что он почувствовал, когда реальность вновь забрезжила. Тепло, мягко и что-то вибрирует под головой и руками. Ибо инстинктивно сжал пальцы и распахнул глаза. Мех. Это был мех. Теплый, пушистый. Пахнущий дымом. Отшатнуться сразу ему помешало удивление и проснувшаяся память. Он умер там, в лесу? А потом окружающая действительность навалилась разом, и Ибо ошарашено вскинулся, оглядываясь.
Он был в пещере. Достаточно высокой, чтобы не подпирать головой потолок, круглой и даже вполне себе обжитой. С очагом посередине, в котором сейчас весело потрескивали дрова, кучей соломы с накинутыми поверх выделанными шкурами. Тарелки, чаши, целая коллекция угольков под стеной, разрисованной сложными узорами, в которых пока только угадывалась будущая картина. Он сам был почти раздет, верхняя одежда сохла, развешенная чуть в стороне, а рядом… рядом, обвив его ноги своим хвостом, лежал тигр и изучал слишком умными глазами.
Сердце Ибо тут же попыталось выломать грудную клетку, а когда до него дошло, что это ЕГО тигр, то и вовсе заколотилось где-то в горле. На осознание всего остального ушла доля секунды.
— З… здравствуй, — просипел Ибо, замолк, прокашлялся и попытался снова. — Спасибо. Ты спас меня.
Тигр повел ухом, и в глубине его теперь темно-зеленых глаз засветилось любопытство и вопрос. Ну или Ибо так показалось.
— Я забыл про время, — начал объяснять он и тут же вскинулся, когда выражение тигриной морды неуловимо изменилось и без труда расшифровалось как: «Ты дурак?»
— Эй! — вскинулся и тут же смутился, заливаясь краской. Вдобавок до него дошло, что на нем нет ничего, кроме белья, и мех кое-где все еще касается голой кожи. — Не надо на меня так смотреть. Я и так знаю, что сглупил.
Ибо разве что носом не шмыгнул под внимательным и насмешливым взглядом тигра. Тот фыркнул совсем по-кошачьи и, освободив ноги Ибо от своего хвоста, гибко поднялся. Ткнулся лбом ему в бок, привлекая внимание, а потом небрежно прошелся по пещере, подойдя сначала к сушащейся одежде, а потом и к тарелке с большим куском жареного мяса. Словно показывал. На секунду Ибо действительно почувствовал себя идиотом. Но ради возможности просто смотреть на своего тигра он был готов на что угодно.
И смотрел, почему-то не испытывая ни страха, ни тревоги. Если бы его хотели убить, то просто оставили бы там, в снегу. И уж точно не стали бы отогревать и предлагать поесть. Но… вряд ли тигр сам раздел его, развесил одежду и пожарил мясо. Может, здесь живет кто-то еще? Человек? Старики, все, как один, говорили, что тигры — оборотни, но никто из них не был свидетелем превращения. Да и про чужих в лесу не рассказывали. Но ум в глазах его тигра сиял так ярко!
Натянув на себя все, кроме верхней одежды, Ибо под насмешливым взглядом отошедшего подальше от огня тигра потоптался немного, а потом все-таки подошел поближе, ведомый бурчанием собственного желудка. Мясо оказалось восхитительным. Тонко приправленным, сочным, свежим. Оно буквально таяло во рту, и Ибо даже не заметил как съел весь кусок. Сыто выдохнул и поклонился тигру почти до самой земли.
— Спасибо. — Уходить не хотелось отчаянно, но и оставаться дольше — проявить наглость и неуважение. — Я перед тобой в неоплатном долгу.
Насмешка на тигриной морде в ответ была такой откровенной, что Ибо снова смутился. Он что-то не то сказал? Но задуматься над этим ему не дали. Поведя носом, тигр лениво подошел почти вплотную, и Ибо поймал себя на том, что не может отвести взгляда от его глаз с начавшими вдруг пульсировать зрачками. А потом он сморгнул и…
… оказался в лесу. На том самом месте, где чуть было не умер. Вон и следы его костерка. Ему что, все привиделось?! Ибо вскинулся заполошно, оглянулся и чуть не расплакался от облегчения, заметив на снегу почти заметенные следы…
Жизнь разделилась на «до» и «после».
А потом разделилась еще раз.
Когда его тигр нашел его сам. Ну или их свел случай на той самой полянке; Ибо было совсем непринципиально. Принципиальным было то, что закончилась зима, март уже набирал свою силу, и люди начали волноваться. Близилось время, когда тигры кого-то забирали, и среди девушек, да и парней то и дело вспыхивали споры. Кто-то трясся от страха, убежденный, что тиграм люди нужны только для еды. А кто-то доказывал, что тигры не при чем, мало ли что может с человеком в лесу случиться. Может, кто и сам ушел в поисках лучшей жизни. А весной для этого самое время.
Ибо было плевать. Ибо хотел, чтобы его забрал тигр. Его тигр. Ибо было хорошо с ним. Ему нравилось смотреть на то, как тот резвится на солнце или, словно большой котенок, пытается поймать солнечный зайчик. Нравилось прижиматься к его теплому боку и смотреть, как щурятся янтарные глаза. Слушать, как он фырчит в ответ на сказанное Ибо, или мурлычет, подставляя загривок под ласку. Его тигр был не простым животным, и Ибо был готов ради него на что угодно. Только, похоже, самому тигру это было совсем не нужно. Он приходил к тому самому водопаду или на их полянку после полудня и исчезал незадолго до заката. И забирать явно не планировал. Хотя зачем ему человек, если в его пещере уже кто-то живет?
… В это утро настроение у Ибо было отвратительным. Вопреки чудесной погоде, яркому солнцу и заливающимся радостным пением птицам. Вчера пропала девушка, поиски продолжались всю ночь, но и следа ее не нашли. Ибо искал тоже. Но лучше бы остался дома. Тогда бы… тогда не увидел бы того, от чего потерял весь покой и сон. Ибо зажмурился и опрокинулся навзничь на нагретый кусачим весенним солнцем камень. Если бы можно было вернуть время вспять и остановить самого себя. Чтобы даже шагу не смог сделать в сторону водопада.
А он ведь не думал, что встретит кого бы то ни было. Он хоть и протоптал уже тропинку к водопаду, но ни разу не встречал следов того, что туда приходит кто-то еще. Да и в самом поселении об этом месте никто не говорил. Поэтому, услышав всплеск, больше удивился, чем насторожился. Свет яркой, полной луны заливал лес, и каменную чашу, в которую обрушивал поток водопад. И не заметить находящегося в воде человека было невозможно. Ибо застыл. Он никогда не видел ничего… никого подобного, и теперь просто боялся дышать, бездумно любуясь изгибами совершенного поджарого тела и каждой черточкой невероятного лица. Незнакомец стоял с закрытыми глазами, подставив плечи и спину под водопад, и улыбка касалась его губ. Спокойный, расслабленный — он казался совсем неземным, каким-то нереальным. Ибо смотрел, не в силах отвести глаза, и чувствовал, как сердце словно повисает в воздухе на тонкой нитке. Чуть шевельнись — и нить оборвется, а сердце, упав, разобьется на осколки. Тело заливала слабость, дыхание, и без того неровное, стало отрывистым. Жар стекал по позвоночнику и концентрировался где-то внизу. Это было… ужасно. Ужасно — потому что ни разу ни с кем он не чувствовал такого возбуждения. Ужасно — потому что незнакомец в водопаде начисто уничтожил все мысли о его тигре.
А потом парень открыл глаза…
… Ибо резко выдохнул и сел. Всю ночь он был словно в тумане. Мысли в голове крутились медленные, тяжелые. От стыда за собственную трусость сводило горло. А о сожалении и вообще можно было не упоминать. Он сбежал, как девчонка. Стоило только увидеть янтарные глаза своего тигра на лице незнакомца. Это ведь был он! Он, его оборотень, его тигр! А он, Ибо…
От внезапного громкого всплеска Ибо вскинулся, взмыл с камня, готовый отражать возможную атаку, и застыл, глядя на то, как, разрезая широкой грудью воду, к нему медленно плывет тигр. Выходит на берег поодаль, отряхивается, обдав облаком брызг, и поворачивается к Ибо.
— Здравствуй, — просипел Ибо, как тогда, в самую их первую встречу. И он снова не мог отвести от него глаз. А вокруг тигра воздух вдруг словно подернулся дымкой, и через два удара сердца на Ибо смотрел тот самый незнакомец. Теперь, в свете дня он казался другим, но все таким же завораживающим. И глаза его были темно-карие.
— Здравствуй, — глубоким, истинно кошачьим голосом произнес он. — Почему ты ушел ночью?