- Какая опухоль? Вы не говорили, что у Идия в голове есть опухоль, - с испугом спросила Мая.
- Она не большая, доброкачественная. Но пока рано говорить о её удалении. И если у него нет никаких жалоб, я не уверен, что с ней что-то нужно делать. Любые хирургические вмешательства головы не проходят бесследно, это большой риск и если сделать что-то не так...
- Я понимаю, доктор, - перебила она его в волнении. - Но ведь сейчас не нужно ему оперировать голову?
- Нет, пока ни в коем случае нельзя этого делать. Он должен прийти в себя.
- Когда это произойдёт?
- На этот вопрос я не могу ответить. Вам ведь уже говорили, что ваш сын находится в коме уже четвёртый день.
Идий был поражён, когда узнал, что уже четыре дня прошло с тех пор, как они собрались на дачу.
- Да, знаю... я каждый прихожу в надежде, что он очнётся.
- Знаете что, Мая Юрьевна, я думаю, вам стоит отдохнуть. Вы выглядите уставшей.
- Нет. Вернее, да, я изрядно измучилась, в основном из-за волнения. Я же тоже была там во время аварии, я сидела на переднем сиденье и видела...видела, как он вылетел из машины, прямо головой через переднее стекло...
- Это чудо, что он остался жив. После такого обычно не выживают, - сказал доктор.
- Чудо то, что ни я, ни мой муж не пострадали...
- Как такое могло произойти? - удивился доктор.
- Мы были пристёгнуты, а вот Идий... - Мая опустила голову, и доктор понял, что она плачет.
- Почему же он не пристёгивался?
- Он не слушался. Всегда старался всё делать по-своему. Обычно мы настаивали, чтобы он пристегнулся, но в этот день забыли... не знаю, как так получилось...- продолжила Мая говорить, немного придя в себя от болезненного воспоминания. - В этот вечер мы поругались с Егором. Дело в том, что Егор прочёл дневник Идия.
- А Вы были против этого?
- Нет, наоборот, я настояла на том, чтобы он это сделал. Я хотела понять, что же творится на душе Идия, почему же он стал вести себя так.
- То есть, Вы всё-таки находили в его поведении странность?
- Но не в этом смысле, доктор... он не походил на сумасшедшего. И вообще, я никогда не подумала бы, что мой сын психически не здоров. Просто с каждым днём он становился всё более замкнутым, а как окончил школу, так вообще перестал контактировать с другими людьми, общался только с нами.
- У него не было друзей?
- Думаю, что были. Но я не уверена.
Мая сделала небольшую паузу в речи, словно о чём-то задумалась. Потом сказала виноватым голосом:
- Доктор, я, наверное, задерживаю Вас. Вам надо идти?
- О, нет, что Вы. Не беспокойтесь об этом: рабочий день уже закончился и я собирался идти домой.
Доктор присел на стул рядом с Идием, Мая села рядом с ним. Они некоторое время помолчали, потом доктор возобновил разговор:
- Вы только не вините себя. Рано или поздно, он очнётся. Иначе и быть не может. Он же ведь ещё такой молодой... - доктор взглянул на больного жалостливыми грустными глазами и тяжело вздохнул.
- Знать бы только, когда это произойдёт. Знали бы, как же я сожалею о том, что в этот вечер мы решили поехать на дачу.
- Авария произошла ночью?
- Я бы не сказала, что ночью, но начинало уже темнеть. Всё произошло так быстро... Егора спасла подушка безопасности, я же намного порезалась на осколки и получила незначительные ушибы.
- Да уж, парню повезло меньше всего.
- Доктор, а его жизни теперь ничто не угрожает?
- Думаю, что нет. Разве что случится что-то непредвиденное...
- Вы о чём это?
- Вы главное не переживайте сильно, и не думайте о плохом. Сейчас состояние вашего сына стабильное, меня только беспокоит его опухоль. Пока он здесь, мы будем наблюдать за ним и следить, чтобы она не росла. Мне, почему-то, кажется, что эта опухоль была у него и раньше.
- Не знаю... - задумалась Мая и вдохнула.
- У него деформированы кости черепа, несколько переломов и многочисленные трещины в области лба и ближе к темени. Сотрясение головного мозга. Ему сейчас особенно нужно лежать и не шевелиться.
- А можно ли рассчитывать на то, что он очнётся в ближайшее время?
- Нет, вряд ли, - ответил доктор, даже сам не понимая происхождение своей уверенности. А ведь в своей врачебной практике он многое повидал, и знал, что не вправе сейчас так говорить: ведь всё-таки есть вероятность того, что Идий может вскоре очнуться. - Бывает, что такие больные как он, лежат в коме годами.
Мая и доктор ещё некоторое время поговорили. Потом доктор ушёл, а Мая осталась. Еще примерно час она сидела радом с Идием, смотрела на его неподвижное израненное тело. Долго-долго Мая плакала, вспоминала тот кошмарный день, когда они попали в аварию. Она так хотела бы возвратить всё назад и тогда бы ни за что не решила поехать на дачу... Она думала так, хотя и понимала, что врёт самой себе: даже если бы время вернулось вспять, они поехали бы на дачу. Но, может, просто не в этот злополучный вечер.
Глава 25. В коме
А Идий, по-прежнему, лежал неподвижно. Он слышал всё, что происходит в его палате, даже дыхание своей матери. Как же сильно хотел он очнуться, открыть глаза или сказать, что он всё слышит. Так горевал, что не может. Идий не хотел, чтобы его мама плакала и переживала за него, ему казалось, что он чувствует себя хорошо. Идия только одно тревожило: он не мог шевелиться. Идий боялся, что больше не сможет ходить. Он вновь и вновь вспоминал разговор своего лечащего врача с матерью и пытался вспомнить, а точно ли не было ничего сказано о его способности к передвижению? Идий хотел плакать, и даже этого не мог...
Ему было так горько вспоминать тот вечер, когда он сел на заднее сиденье машины, и они поехали на дачу. Идий сейчас только понял, что они туда не доехали. И он очень сожалел, что не пристегнулся, что был зол на родителей и упрямо сделал по-своему. Только теперь Идий понял, насколько важно пристёгиваться, даже тем, кто сидит сзади. Идий обещал себе, что если когда-либо придёт в себя и станет прежним, то обязательно будет пристёгиваться.
Идий чувствовал себя беспомощным, немощным человеком, который неспособен ни на что, даже заплакать... Когда Идий услышал, как его мама плачет, он приложил все свои усилия, чтобы сделать хоть незначительное движенье пальцем - всё было бесполезно. Он так устал и телом и душой и всё, что ему хотелось, это лежать и отдыхать... только он не мог отдыхать. Ему было тревожно и страшно. Идий не хотел, чтобы мама его покидала. Он был бы рад, если бы она просидела с ним всю ночь и весь день, и всегда была бы рядом. И ему казалось, что он даже спать не захочет, если она будет сидеть рядом с ним.
Когда Идий понял, что ему бесполезно делать попытки движения, он немного успокоился и более внимательно начал прислушиваться к звукам, которые были слышны в его палате. Ему казалось, что он лежит в отдельной палате, и рядом с ним нет других больных. Поначалу, это пугало Идия. Как никто другой, он чувствовал груз одиночества. Он устал быть один, и только сейчас понял, как это страшно быть одиноким и брошенным. Хотя сейчас Идий не чувствовал себя одиноким и тем более брошенным, ведь узнал, что мама каждый день его навещает, но ему было страшно оставаться ночью одному.
Идий и сам не знал, почему же он боится темноты и одиночества? Он боялся, что мама его уйдёт, и он останется один. Идий вспоминал те дни, когда запирался в своей комнате и радовался тишине и покою, одиночество тогда его радовало. И темноты он никогда не боялся...
Одного Идий не понял: с чего он взял, что в палате находится один и что там темно? Ведь в больнице всегда много больных, и есть и такие, которые тоже, как и он, находятся в состоянии комы. Почему же он должен находиться в отдельной палате? Может быть, всё дело в том, что Идий очень хотел, чтобы его положили в отдельную палату, и ему казалось, что врачи именно так и поступили? Временами, Идий думал, что всё именно так, и всё же этот вопрос тревожил его.
Идий думал о том, что хочет поговорить с кем-либо, хотя бы чуть-чуть...
И вот настал момент, когда его мама собралась уходить. Сердце Идия замерло от волнения: он почувствовал, как его мама полезла в сумочку и что-то достала. Идий не сомневался, она полезла за зеркальцем, чтобы подправить макияж. А это значит, она собирается уходить...
Идий был готов закричать, лишь бы она не уходила или задержалась хоть на чуть-чуть. Так ему было обидно, что он не мог сделать этого. Не мог никого ни о чём просить...
Вскоре, Мая ушла. Идий почувствовал себя совсем одиноким. Тишина тревожила его, наводила страх. Идий не был суеверным и ни в какие мистические легенды не верил, но он, почему-то, чувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Идий не мог понять, желает ли ему зла или добра этот кто-то, но знал, что это не человек... Словно некий дух летал в его палате и наводил на него ужас. Идий даже чувствовал, как его кто-то поглаживает по губе, некий тёплый воздух. Идий опять попытался шевельнуться, не мог побороть свои страхи.
Идий, зачем-то, думал о том, сколько же человек погибло в этой палате? Ему казалось, что очень скоро и к нему придёт смерть. Идий не хотел умирать, но жизнь без движенья в инвалидной коляске пугала его даже больше, чем смерть. Он решил, что постарается ощутить духов этой палаты... впрочем, иногда ему казалось, что в палате сквозняк, и он хотел засмеяться. Идий думал о том, что в период сильной болезни и перед смертью люди начинают верить в потусторонние силы, и ему казалось, что он тоже становится суеверным. Он даже сам не понял, почему начал размышлять о духах и смерти, и о том, куда попадают люди после смерти? Идий раньше был уверен, что они умирают и больше не могут думать. А сейчас, почему-то, Идий сомневался в этом. Он чувствовал себя полумёртвым, потому что не мог шевелиться, и всё же мог размышлять.
Прошёл час, потом другой. В палате всё было тихо, он не слышал ни чьих шагов, ни малейшего шороха. Идий немного успокоился, и отвлёкся от своих внезапных страхов темноты и одиночества. Он перестал думать о том, что его окружают духи умерших. Идий ощутил обыкновенную человеческую скуку и захотел поразвлечься. Одно его расстраивало: он не мог шевелиться и, следовательно, писать. А ведь он так любит размышлять и писать. Идий понял, что последнее, чего его ещё не лишила жизнь, так это способности думать.
Глава 26. Мысли о вере
Идий вспомнил свой последний роман, историю Алика, его муки и страх. Идию внезапно стало жалко Алика, а ведь этого никогда не было. Идий всегда получал удовольствие, когда представлял пытки Алика. Идию стало стыдно. Это было новое ощущение, Идий не мог понять, откуда оно у него? Разве так бывает? Он, почему-то, давно решил, что все люди на свете должны чувствовать то же самое, что и он, когда представляют себе те или иные ситуации. Только теперь он окончательно понял, что всё-таки нет. Оказывается, и он может смотреть на вещи другими глазами, не теми чувствами и мыслями, какими раньше.
Сейчас Идий не мог сочинять новый сюжет. Его собственная беспомощность не давала ему насладиться страданиями своих героев. Он размышлял о всяких вещах, а также и о вере. Идий не хотел верить в Бога, в Ад или Рай (хотя чувствовал, что где-то в глубине души всё-таки верит), он даже неоднократно говорил себе: "Я неверующий, я атеист. Я не должен молиться, я не должен верить в Бога. Кто же такой Бог? Ведь его не существует, потому что мы его не видим. И если даже верить в то, что планета и её порядки кем-то сотворены, это не значит, что этот кто-то до сих пор следит за своим твореньем. Ведь сделать что-то и забыть так просто... если даже Бог есть, не факт, что его волнует то, что происходит на планете". Так Идий размышлял и чувствовал, что беспокойство и страх овладевают им, а также стыд за такие мысли.