Он не умрет. Он не может умереть. Они здесь уже неделю. Семь дней, три часа и восемнадцать минут. Все это время они сражались и целовались, пили кровь друг друга. Эйден прошел через многое; наверняка, справится и с этим. Что бы это ни было.
Неожиданно стыд возобладал над чувством вины. И быть может, именно он не дал зверю, как бывало раньше, кричать, требуя освобождения.
Постойте. Чомперс не кричит. Осознание этого смутило ее. Взглянув на свою грудь, она не заметила оберегов. Все исчезло, но зверь по-прежнему молчал. Такого не случалось раньше.
Что еще изменилось? Ее взгляд упал на шею Эйдена, вена едва пульсировала. Ее рот наполнился слюной, но электризующее желание укусить отступило.
Нет, неправда. Оно осталось с ней, но не было таким сильным. Его можно было контролировать.
И все же ее мучила жажда, она отчаянно хотела испить чьей-нибудь крови. И если она сейчас в состоянии пить кровь кого-нибудь другого, возможно, и Эйден сможет. Если это так…
Его можно спасти. Насовсем. Надежда не покидала ее. Существовал только один способ выяснить это. Несмотря на слабость, она переплела свои пальцы с пальцами Эйдена и закрыла глаза. В памяти всплыла ее спальня в цитадели вампиров в Кроссроудс, штат Оклахома. Белый ковер, белые стены, белые покрывала.
«Только бы сработало, — думала она. — Пожалуйста».
Холодный ветер играл с ее волосами, запутывая пряди. Получается! Она крепче сжала руку Эйдена. Ее губы тронула усмешка. Пол исчез, они зависли в воздухе. В любой момент они окажутся…
Ее ноги ступили на мягкий плюшевый ковер.
Они были дома.
Глава 3
Три дня спустя
Дверь спальни с грохотом ударилась о стену, когда грубый мужской голос прорычал:
— Я знаю, ты грозилась выпотрошить любого, кто войдет в твою комнату. Ну, вот я здесь. И пока ты меня не выпотрошила, скажи, что черт возьми происходит.
Виктория остановилась и резко повернулась к незваному гостю. Райли.
Ее телохранитель и лучший друг. Черты его лица огрубели от жизни и кулачных боев. Он высокий, мускулистый, как Эйден сейчас.
Грудь сковало. Он не был красив красотой сказочного принца, как Эйден, скорее источал сексуальность в стиле «я надеру тебе зад любой ценой, и неважно, насколько это будет смешно», и это именно то, что ей было нужно сейчас. Готовность сделать то, что нужно.
Возможно, он был единственным, кто мог ей помочь.
И пусть он кипел от злости, сердито сверкая глазами, это было лучшее, что она видела за последние дни. Темные космы, светло-зеленые глаза, окаймленные длинными черными, как смоль, ресницами, и сломанный несчетное количество раз нос с легкой горбинкой по центру.
Многократно полученные травмы просто не могли зажить правильно.
На нем была зеленая футболка с логотипом «Лаки Чармс»[1] и джинсы — или то, что выглядело джинсами, раз уж, насколько ей было известно, они были не из джинсовой ткани. Единственный всполох цвета в ее облачно-белой спальне.
— Славная футболка, — сказала она, во-первых, чтобы смягчить его гнев, прежде чем вывалить ему свои секреты, и во-вторых, чтобы показать чувство юмора, которое она отчаянно пыталась в себе развить. Как-то его девушка-человек, Мэри Энн Грей, обвинила Викторию в том, что она слишком мрачная.
— Все, что я нашел. Виктория. Рассказывай. Сейчас же. Пока я не предположил самое худшее и не укокошил всех в доме.
Желание изображать веселость исчезло, и глаза наполнились слезами. Этими глупыми человеческими слезами, которые она никогда не проливала, пока не приехала в Штаты. Она бросилась к Райли, в его сильные, крепкие руки.
— Я так рада, что ты здесь.
— Вероятно, ты будешь не так рада, если я заставлю тебя говорить.
И вопреки прозвучавшей угрозе крепко обнял ее, совсем как в юности, когда другие вампиры отказывались играть с ней, потому что она была дочерью Влада Цепеша.
Все боялись наказания, если она пострадает. Или того хуже, если это случится под их присмотром. Но только не Райли.
Райли никогда не боялся. Он был ей братом, которого ей всегда не хватало, ее защитой и опорой.
О, у нее был кровный брат Сорин. Разве что только Влад запретил смотреть на него, говорить с ним, даже просто признавать его. Дражайший отец не хотел испортить единственного сына «чересчур мягкими» сестрами. Собственно, когда Эйден спросил Викторию о братьях и сестрах, когда они впервые встретились, она упомянула только сестер. В прошлый раз она ненароком услышала, что Сорин ведет через Европу половину армии в поддержку Кровавой Мэри, лидеру шотландской фракции. Если все это сложить, то Сорин не в счет.
К тому же, Влад давным-давно поручил Райли присматривать за Викторией, и оборотень серьезно отнесся к своей работе. Не только из чувства долга или из страха перед пытками и смертью в случае ослушания, но потому что любил ее. В первую очередь они были друзьями, и только потом всем остальным.
— И все же, зачем ты пришел? — спросила она, снова его проигнорировав.
— Братья выследили меня и перепугали до смерти, сказав, что ты двинулась в Город Безумия. А теперь хватит обо мне. — Райли отступил и взял ее лицо в ладони, вынуждая посмотреть на него. — Ты плотно поела? Выглядишь дерьмово.
Беспокойство и издевка в его голосе утешали, как ничто другое, и звучали так потрясающе по-райлевски, что она знала, ее ответ будет одобрен.
— Да, папочка, я плотно поела. — И это правда. Она вернулась домой, уложила Эйдена в кровать и через пять минут глубоко погрузила клыки в одного из рабов крови, живущих тут, в крепости.
Она была настолько голодной, что чуть не высушила человека насухо. Лорен, ее сестра, вовремя оторвала ее. Другая ее сестра, Стефани, нашла ей второго человека, и третьего, и четвертого, и она все пила, пока живот чуть не лопнул.
— Острячка. — Губы Райли дернулись в улыбке. — Когда это ты научилась язвить?
— Точно и не вспомню. — Все, что она знала, это то, что у нее был выбор, найти что-то смешное в том, что произошло, или утонуть в своем несчастье.
— Недели две назад, наверное.
Упоминание даты стерло восхищенное выражение, оставив хмурый холод на его лице.
Только один человек так влиял на него. Мэри Энн Грей. Девчонка ушла в самостоятельную жизнь в ту же ночь, когда пырнули Эйдена, и Райли, потерявший от любви голову волк, возложил на себя обязанность защищать ее вопреки собственной безопасности.
— А где твой человек? — Стоп. Мэри Энн теперь не совсем человек.
Незаметно для Виктории девчонка стала Опустошителем, способной вытягивать магию из ведьм, зверей из вампиров, силу из фей и способность перевоплощаться из волков.
Виктории стало любопытно, а была ли Мэри Энн когда-нибудь человеком? В конце концов, опустошителями были феи. Разница была в том, что феи контролировали свой голод и прием пищи. Мэри Энн пока не могла. И возникал пугающий вопрос. Могла ли Мэри Энн быть помесью человека и феи?
Виктория никогда не слышала о подобных союзах, но теперь она знала, что все возможно. Если каким-то образом Мэри Энн была полукровкой, все вампиры и оборотни этой крепости — кроме Райли, разумеется — захотят ее смерти пуще прежнего. Феи были врагами номер один.
Крайне опасно. Угроза существованию потустороннего мира.
— Ну? — требовательно спросила Виктория, когда Райли ничего не ответил.
— Я ее упустил. — Мышца под глазом дернулась, выдавая его расстройство.
— Подожди. Ты, опытный следопыт, потерял девчонку-подростка, которая, даже если бы была невидимкой, не знала бы, как спрятаться? — Еще один признак того, что Мэри Энн была большим, чем казалось.
Мышечный тик перекочевал в челюсть Райли.
— Да.
— Тебе должно быть стыдно.
— Я не хочу обсуждать это, — сказал он. — Я здесь, чтобы поговорить о тебе. Как ты? Кроме шуток?
— Со мной все в порядке.
— Хорошо. Притворюсь, что верю тебе. Слышно что-нибудь от твоего отца?
— Нет. — Влад приказал казнить Эйдена, сам оставаясь в тени. В тени, из которой ему все же пришлось выйти.
Никогда еще она не была так благодарна отцовской гордыне. Он всегда хотел выглядеть непобедимым. Так что никто не знал, что Влад еще жив, и будь ее воля, никогда не узнал бы. Вампиры могут взбунтоваться, прежде чем Эйден официально станет королем, а если они взбунтуются, пока он в нынешнем своем состоянии, он погибнет. Все, через что он прошел, пойдет прахом.
Даже целому и невредимому, ему нужно было любое преимущество. Не только для того, чтобы остаться у власти, но и для того, чтобы остаться в живых.
Пока у него было время. Виктория знала своего отца. Влад не вернется, пока не наберет полную силу. А потом… потом будет война.
Влад покарает тех, кто подчинился правлению Эйдена, включая ее и Райли. На Эйдене покажет, что значит «плохой пример для подражания». И его излюбленное «показательное выступление», как она его называет — это насадить голову на кол и водрузить его у парадной двери.
Будет ли Эйден драться с ним? Если так, есть ли у него шансы на победу?
— Как Эйден? — спросил Райли. Волк мог читать ауры и, вероятно, уловил направление ее мыслей, — Он… выживет?
И да, и нет. Ее живот скрутило в тысячи маленьких узлов. Она вырвала руку из ладони Райли, повернулась и махнула рукой в сторону кровати.
— Вот. Наш король.
Зеленые глаза стрельнули на груду, лежащую поверх матраса. В пять уверенных шагов оборотень оказался у кровати, взирая вниз.
Виктория присоединилась, пытаясь увидеть Эйдена глазами Райли.
Он лежал на спине неподвижно, как труп. Обычно бронзовая кожа была мертвенно-бледной, на ней ярко выделялся голубой узор вен. Опавшие щеки, высохшие и потрескавшиеся губы. Намокшие от пота и прилипшие к голове волосы.
— Что с ним? — требовательно спросил Райли тихим, но все же суровым тоном.
— Я не знаю.
— Ты что-то знаешь.
Она судорожно сглотнула.
— Ну, я, кажется, говорила тебе, что Такер ударил его ножом.
— Да, и поэтому Такер умрет. — Ровная, холодная констатация факта. — Скоро.
Мысль об убийстве не удивила ее. Месть была в стиле Райли: око за око, и ничего больше, тогда и враг не будет пытаться дважды.
— Я хотела спасти его… Я имею в виду, спасти Эйдена… Поэтому я… Я пыталась… — Просто скажи. — Пыталась обратить его. Вот, я это сказала.
— А я думал, ты образумишься и передумаешь.
— Ну, нет. Знаю, я не должна была этого делать, но я не могла… не хотела… Я сделала все, чтобы он остался жив!
— Эйден рассказывал тебе о последствиях предсказаний Элайджи, Вик. Он пытался несколько раз изменить их, и люди только страдали еще больше.
Она выпрямила спину и подняла голову.
— Да, он говорил, но нет, это не остановило меня и не заставило передумать. Я дала ему свою кровь до последней капли, сама пила из него, а затем и он пил из меня. И так несколько раз.
— И?
Конечно, он понимал, что на этом история не закончилась. Она опустила плечи.
— И… я как-то поглотила его души, а он — моего зверя.
Райли открыл рот.
— У тебя его души?
— Уже нет. Мы постоянно обменивались ими и продолжали пить друг из друга, даже когда почти ничего не осталось. Я думала, мы убьем друг друга. То есть… мы… почти. — Подбородок задрожал, разбивая слова на части.
— Что-то еще. Рассказывай. — Когда он чего-то хотел, Райли вел себя беспощадно, а прямо сейчас ему была нужна информация. Он предупреждал, что ей не понравится, если он заставит ее говорить, и она серьезно отнеслась к предупреждению.
— Я что-то сделала с ним в последний день в пещере. Я не знаю, что именно, и это меня убивает! Я потеряла сознание, а когда пришла в себя, он уже был таким.
— Ты просто потеряла сознание? Надолго?
— Да. Я не знаю.
— У него шла кровь?
— Нет. — И это правда. Но это не значит, что она ничего ему не повредила.
Почему она не помнила о том, что произошло?
— Зачем ты принесла его сюда? Сейчас он слаб и уязвим. Самое время, чтобы сделать удар по нему. Народ может восстать и наконец избавиться от нежеланного короля-человека.
Ее нос взмыл вверх.
— Я защищаю его, ни одна душа даже не попытается войти в мою комнату. Думаю, они помнят, как сильно их звери любят его. — Каждый вампир обладал одним зверем, но без защитных символов, нанесенных на кожу, эти звери могли проявиться, обрести плотность и напасть. А когда они нападали, никто, особенно вампир-хозяин, не был в безопасности.
Тем не менее, в присутствии Эйдена те же самые звери вели себя, как обученные, слюнявые песики, делая все, что он прикажет, и защищая его от любых опасностей.
— Или никто еще не понял, что Эйден здесь, — закончила она.
— О, они уже знают. Все, кого я встретил, были на взводе. Звери хотят вырваться, чтобы быть с Эйденом.
В это она могла поверить. Драгоценная тишина, в которой она пребывала последние минуты в пещере, закончилась, как только она вернулась домой. Чомперс постоянно хотел забраться Эйдену в голову и совершенно не боялся ревом выражать недовольство тем, что застрял с Викторией.
После кормления ей пришлось усилить защитные символы, чтобы успокоить его.
— Эйден теперь вампир? — спросил Райли.
— Нет. Да. Не знаю. Перед обмороком он жаждал крови. Моей. — Всей моей крови. Она оставила этот маленький драгоценный камушек при себе. Кто знает, как отреагировал бы Райли.
Он подошел к Эйдену и оттянул губы от зубов.
— Клыков нет.
— Нет, но кожа…
— Как твоя? — Нахмурившись сильнее, Райли выпустил длинные заточенные когти и провел по щеке Эйдена, пока Виктория не успела запротестовать.
— Не…
Ни царапинки.
— Интересно. — На кончиках когтей образовалась капелька прозрачной жидкости je la nune, и Райли еще раз провел по щеке Эйдена. На этот раз кожа с шипением разошлась.
— Прекрати! — Виктория с криком закрыла собой тело Эйдена, не давая Райли проткнуть его еще раз. Хотя он не пытался.
— Ты права. У него вампирская кожа, — констатировал Райли.
— Именно это я и пыталась тебе сказать! — Но что она не могла пока принять, потому что сама не верила себе, так это то, что теперь у нее была легко ранимая, уязвимая человеческая кожа. И кормление не делало ее целее. Вряд ли что-то могло. — Не нужно так ранить его. Je la nune сожжет и человека.
Райли ее проигнорировал.
— Давно он такой?
— Три дня. — Она села рядом с Эйденом и сверкнула глазами на телохранителя, дерзнувшего порицать ее.
— Дай минутку, посчитаю. — И с едва заметной паузой добавил, — ага, это уже три дня. Он питался?
— Да. — Она проверяла всех рабов крови, из которых разрешала ему пить, затем, когда удостоверилась, что они безопасны, давала ему немного времени, чтобы оценить его реакцию. Но реакции не было — ни хорошей, ни плохой, поэтому она кормила его до тех пор, пока кровь чуть ли не сочилась из его пор. Но от него все равно не было никакой реакции.
Она часами обдумывала, насколько мудро будет дать ему свою кровь.
Что, если он снова станет зависим? А потом мелькнула мысль, что, если он еще зависим, и только ее кровь способна помочь ему?
Так что она просто порезала свое запястье — ох, как же это больно — и кровь полилась прямо ему в глотку. Рана затягивалась слишком медленно для нее, и стремительно для человека, но за это время Эйден успел сделать несколько полных глотков. Внезапно щеки окрасились румянцем, и она наполнилась надеждой — за них обоих. Но через несколько минут цвета померкли, затем и вовсе сошли, а сон стал чересчур беспокойным. Он стонал от боли, корчился, и, в конце концов, его стошнило.
Все это она объяснила Райли.
— Может быть, в этом и проблема, — сказал он. — Возможно, ему не нужна кровь.
— Я не давала ее двадцать четыре часа, и ему стало только хуже. Когда же начала кормить снова, он перешел в это коматозное состояние.
Тяжелый вздох.
— Хорошо, сделаем вот что, — как всегда, Райли взял на себя ответственность. — Я выставлю охрану у твоих дверей. Никто, кроме тебя и меня, в эту комнату не войдет. Ясно?