Но…
Но это было так символично. Обозначить принадлежность. Заявить всем, что рядом — его женщина. Спустя столько лет унизительных поисков и разочарований.
Совсем скоро она будет принадлежать ему. И сейчас, глядя, как девушка дрожащими руками надевала кольцо ему на палец над чашей огня, он понимал, что не ошибся. Совсем скоро она станет его. Будет полностью ему принадлежать.
От мыслей об этом в ширинке становилось тесно. Сольгард мрачно оглядывал гостей и подопечных — только бы никто не заметил, что будоражит в нём эта женщина, о существовании которой он не знал ещё два дня назад.
Мягкие пальчики в его руках. Холодные, подрагивающие. Он едва удержался, чтобы не прикоснуться к ним губами.
Он с радостью забрал бы её отсюда. Или сделал бы своей прямо здесь…
Эти мысли определённо вызывали лишнюю реакцию. Придётся подождать. Придётся вспомнить давно забытые танцевальные движения, подарить ей этот единственный день. Такой длинный для него и такой короткий для неё.
Если бы в её глазах не затаилась эта обида, неприязнь, ненависть… Если бы не этот страх. Как бы ему хотелось вести к огненному алтарю женщину с горящими глазами! Женщину, которая смотрела бы на него совершенно иначе.
Но он слишком долго ждал этого шанса. Давно уже не верил в него. Он просто не мог её упустить.
Девушка ему нравилась. Не только силой Инье, которая распаляла, замыкала его Манье, делая их единой силой Прада. Пусть ненадолго, но наполняя. Не только милым, невинным телом, расцветающей женской красотой, осознанием, что именно ему, Эллинге Сольгарду, предстоит сделать её полноценной женщиной.
Сделать — и потерять. Сегодня он отгонял от себя горечь этих мыслей. Пусть ненадолго, но она будет рядом. И он воспользуется каждым днём, каждым часом их совместной жизни, чтобы насладиться.
Ему нравилось её спокойное самообладание. Девушек специально готовят именно с детства. И всё же сколько ему пришлось увидеть истерик — там, на настоящей церемонии свадьбы, в Башне Драххов. Сколькие из них ненавидели своих мужей. Мирились с этой участью, но в их глазах он замечал застывшие слёзы.
Были и другие. Те, глаза которых сияли. Те, кто надеялись на счастливый исход…
Это было тяжелее вдвойне. Оставаться, зная, что любимая медленно угасает, уходит, не справляясь с огнём. Вряд ли она уходила счастливой… но, по крайней мере, любимой.
Сегодня он не хотел думать об этом. Сегодня он подарит своей ниатари праздник, которого она заслуживала и ждала. А ночью покажет, каким может быть мужчина. Покажет, что ей нечего бояться, что женщина тоже способна получить удовольствие.
От предвкушения кровь начинала быстрее бурлить по венам.
— Можете поцеловать невесту…
Эллинге Сольгард откинул тонкую белую фату с лица Илесс. По телу пробежала дрожь предвкушения. Этих губ ещё не касались мужские губы. Они знали лишь невинные поцелуи родных, и это пьянило. Эллинге с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на жену — уже жену! — со всем жаром, на какой был способен.
Девушка подняла на него испуганный взгляд и тут же прикрыла глаза. И хорошо, он не хотел видеть этого страха. Даже понимая, что заслужил его.
Зато рассматривать тонкие черты, светлую матовую кожу, подрагивающую жилку на шее очень даже хотел. И с удовольствием рассматривал, приближаясь.
Коснулся костяшками пальцев нежной щеки. Приподнял подбородок.
Губы коснулись холодных губ. Чуть приоткрыли их, исследуя, позволяя привыкнуть к себе.
Девушка судорожно вдохнула, сжимая зубы.
Не сейчас, с раздражением понял Сольгард. Он ещё научит её страстным поцелуям. Но не сейчас.
ГЛАВА 5
Церемония была прекрасна! Всем, кроме жениха.
И тем сильнее нервировало, как на нас смотрят гости — словно бы я сорвала какой-то ценный приз или выигрыш в одной из тех игр, которыми мы коротали долгие зимние вечера в гостиной у камина.
«Наместник Эрсе! Как тебе повезло, Иви! Он же такой красавчик!»
Я не видела красавчика. Он был огромен — я даже не представляла, что ночью вся эта громадина окажется сверху. Он же раздавит меня!
Хотя замечала, как заглядываются на него женщины постарше. Возможно, они знали о мужчинах нечто такое, чего мне пока понять не дано… Но определённо, без жениха или с другим, да хотя бы тем фиолетовым, церемония понравилась бы мне гораздо больше.
А этот поцелуй, мамочки! До чего горячие, настойчивые, властные у него губы! Мне пришлось несколько раз повторять себе, что теперь он имеет на меня полное право. На всю меня. Чтобы не оттолкнуть своего уже мужа. Не вытереть губы, желая забиться куда-нибудь… да хотя бы за спину отцу, который усиленно старался держать себя в руках и изображать спокойствие. Но я-то знала, какая тоска гложет его сердце.
После Храма мы вернулись в дом, где слуги под командованием Бетси накрыли столы. Прощальный обед, свадебный бал. С которого, впрочем, мы отбудем намного раньше гостей. Нам ещё проходить церемонию в Башне Драххов.
Я очень смутно помнила ту, предыдущую церемонию. Множество драххов и я в кругу, и жжение на запястье… Это был единственный раз, когда батюшке разрешили пересечь Мост. Но в Башню не впустили — представляю, как он извёлся, дожидаясь дочку и не смея возразить, не в силах ни на что повлиять.
Есть не хотелось. Но от мысли, что, возможно, это моя последняя нормальная еда, я отправляла в рот кусочек за кусочком. Кто знает, чем питаются эти не-люди?
Впрочем, покосившись на мужа обнаружила, что он вполне с удовольствием ест. И понадеялась, что в ближайшее время мне не придётся менять рацион.
Муж молчал. Я оглядывала родные и близкие с детства лица. Улыбающегося брата — он словно продолжал обещать, что всё исправит, хоть поговорить наедине у нас не выдалось больше возможности. Айрин, которую я не могла не пригласить. Тётушку Салли, по обыкновению что-то рассказывающую рядом сидящим. Батюшку с матушкой. Остальных родственников и знакомых — свадьбу с драххом никто не хотел пропустить.
Сами драххи не присутствовали, словно не поощряли людские обычаи. Они встретят нас за Мостом, чтобы проводить свою церемонию на своей территории.
Поев, Эллинге положил приборы на тарелку, откинулся на спинку, оглядывая присутствующих. Опустив руку поправить платье, я ощутила прикосновение горячих пальцев. Вздрогнула.
Словно дожидаясь момента, музыканты завели совсем иную мелодию — лёгкий, быстрый вальс новобрачных.
Все взгляды обратились к нам, заставляя краснеть, смущаться.
Муж поднялся. Придержал мой стул. Вывел на середину зала и властным жестом притянул меня к себе, уводя в танец.
Он на удивление легко, свободно вёл, на мгновение меня даже посетило желание отдаться во власть движений и ни о чём не думать, ничего не решать.
Татуировка горела — но не пекла и не краснела, словно успокоившись, определившись.
— Вы счастливы? — произнёс муж.
Я подняла на него взгляд. Издевается?!
— Как я могу быть счастлива, если до вчерашнего дня даже не знала… — взгляд Наместника помрачнел, и я осеклась.
— Не знали судьбу ниатари? — холодно уточнил он.
— Не знала вас!
— У вас будет возможность узнать, — может, он хотел успокоить, но обещание прозвучало для меня зловеще.
— Тогда я смогу ответить на ваш вопрос, — отозвалась я.
Похоже, мои слова его раздосадовали.
— И всё же будьте любезны хотя бы изобразить радость.
— Я и так делаю всё, чтобы облегчить родителям расставание. Ваши упрёки несправедливы.
Я действительно старалась улыбаться и ни в коем случае не хотела бы выглядеть несчастной и печальной! Они дали мне много, я выросла в любви, я знаю о своём долге. Но Сольгард словно бы чувствовал всё, что мучало меня изнутри. Сколько бы я ни улыбалась внешне. Как он может требовать от меня испытывать счастье?!
Потом со мной танцевал отец, украдкой смахивая слёзы. Брат — я всё ждала, что он прояснит своё обещание, но Картер молчал. Видимо, просто утешал меня тогда.
Спрашивать побоялась. И чтобы никто не услышал, и чтобы сохранить хоть малейшую надежду. Хотелось верить, что если будет совсем плохо — он за мной придёт. Хотя я и понимала, что это невозможно. Никто не может попасть на Драххан без официального пропуска и разрешения самого Наместника. Моего, хирры поберите, мужа. Ох, да, приличные девушки же не ругаются. Тем более ниатари.
Я не хотела уезжать. Силы, как же я не хотела уезжать из дома, от родных и близких людей! Сколько отдала бы, чтобы остаться до конца свадебного бала, и снова ночевать в своей комнате, шептаться с Айрин, или сидеть в малой гостиной с Картером, разговаривая обо всём на свете!
Но этот жуткий мужчина, мой муж, не дал мне насладиться последним днём. Поднялся, поблагодарив лорда Оринго за гостеприимство и «чудесную дочь», взял меня за руку и повёл к экипажам.
Матушка осеняла счастливыми знаками, промокая слёзы. Батюшка старался скрыть эмоции, Картер хмуро кусал губы. Айрин всхлипывала, а её отец, лорд Врит Марак, наоборот кивал, улыбаясь. Пытался поддержать.
Все они оставались там, танцевать на моей свадьбе. Мои родные, моё прошлое. А впереди ждала неизвестность.
— Эллинге, — шепнула я уже в экипаже, глядя, как медленно, всё ускоряясь, удаляется наш особняк. — Вы позволите мне иногда видеться с родными?
Назвать его по имени было непривычно и боязно, а на «ты» — и вовсе страшно.
— Вы же знаете правила, — отозвался он, тоже не переходя к близкому обращению.
Вздохнув, я промолчала. Знаю. Хоть и не понимаю, но наверное, они для чего-то нужны.
Взгляд упал на татуировку, и я снова рискнула спросить:
— Мой узор не окрашивается в ваш цвет. Что это означает?
— Окрашивается, — отозвался Сольгард. Посмотрел на меня и ответил на невысказанный вопрос: — Синий — это мой цвет Манье. Серебро — мой Прада.
— Не понимаю.
К моему удивлению, он не стал обрывать разговор.
— Прада — общая энергетическая сеть мира. Манье и Инье — мужское и женское её проявление. Это сложно, — в его словах послышался лёгкий вздох.
— Нет, я слушаю, — пробормотала я. — Пожалуйста, продолжайте. У каждого драхха — цвет его Манье?
Эллинге заинтересованно поднял бровь и будто бы по-новому глянул на меня.
— Совершенно верно. Тех, в ком сильна энергия Прада — очень мало.
— У Сгерра… не сильна? — рискнула я и тут же пожалела: такой огонь вспыхнул в его глазах. Я поспешила объяснить: — Татуировка горела цветом его волос.
Сольгард несколько минут пристально разглядывал меня.
— У него Прада сильна. Сложно сказать, почему ваш узор отреагировал именно на его Манье. Прада бывает непредсказуема.
— А… Инье?
Он отвернулся. Молчал какое-то время, после отозвался:
— Её больше нет.
Я глянула на свою руку. А у меня тогда что? Безумно хотелось спросить, но голос мужа был таким отстранённым, что не рискнула. Как-нибудь потом. Должен же он мне всё рассказать? Ну или хоть что-то.
Впереди показался Белый Мост. Сердце замерло, защемило. Вот павильон с мороженым, где-то здесь меня впервые увидел Эллинге. Где-то здесь изменилась моя судьба.
Сам Сольгард не проявил никаких эмоций, вроде и не вспомнил это место. Или ему было глубоко безразлично.
Притормозив, экипаж медленно свернул на Мост.
На нём не стояли постовые, но никто в здравом уме не рискнул бы нарушить незримую границу. С той стороны возввышалась одна из Башен — небольшая, но наверняка в ней находились наблюдатели.
Мост быстро закончился. Я во все глаза смотрела в окно, въезжая на чужую территорию, в совершенно новую жизнь.
Всё здесь казалось… не таким. Не человеческим. Огромные стеклянные башни зданий, ровные улицы, по которым экипажи гоняли намного быстрее, чем среди людей и наших карет. Везде были разбросаны незнакомые руны, напоминавшие узор на моём запястье: прямо на дорогах, на столбах, на фасадах домов и даже в парке, мимо которого мы проезжали. Они не бросались в глаза, скорее наоборот, были приглушены, затенены окружающими красками. Но я почему-то постоянно выхватывала их взглядом, и сердце стучало, словно откликалось.
Увлёкшись разглядыванием острова, редкие прохожие которого были мужчинами-драххами с разноцветными волосами, я не заметила, когда мы свернули к большому, заросшему саду. Вдали из-за крон деревьев возвышалась Башня. В отличие от жилых — не прозрачная. Чёрная, вся увитая такими же узорами, как на моей руке. Серебряными.
Экипаж остановился, не заезжая на зелёную территорию
— Здесь пройдём пешком, — произнёс Сольгард, выходя.
Обошёл машину, подал мне руку.
За нами выстроилась целая колонна экипажей. Похоже, сюда съехались если не все драххи, то большинство.
Даже Брен выбрался со своего места, и я смогла нормально его рассмотреть. Поначалу из-за тёмных, почти каштановых волос я решила, что он тоже человек, просто работает на Наместника. Но сейчас видела, что передо мной драхх. Может, не такой огромный и сильный, немолодой уже.
Эллинге взял мою руку, положил на свою, придерживая. И повёл тенистой дорожкой, выложенной чёрным камнем с яркими синими пятнами.
Медленно, но неумолимо мы приближались к Башне. Меня била внутренняя дрожь, однако я всеми силами старалась держать лицо.
Я теперь жена Наместника. Я должна выполнить своё предназначение. То, ради чего меня растили — чтобы избежать гнева Наместника и его паладинов, не обратить этот гнев на людей. Драххи сильны. Когда-то давно люди пытались им противостоять… но они призвали каких-то страшных чудовищ.
И теперь мы, ниатари, расплачиваемся за мир между нашими народами.
Едва ли я смогла бы точно сказать, в какую именно башню меня водили в детстве. Но, по-моему, она была значительно меньше. И драххов, проводивших обряд, тоже было меньше. С десяток, может быть.
Сейчас же, похоже, мы входили в самую большую из Башен. И десятки драххов собрались поздравить своего правителя.
Их Башни не похожи на наши храмы. В них нет сидений, алтаря с огненной чашей. Лишь огромный гулкий зал, по всем поверхностям которого стелется узор.
Во время церемонии он словно оживает, начинает двигаться, меняться, светиться…
Всё это я помнила из детства: драххов в одинаковых чёрных балахонах с капюшонами, скрывающими цвет их волос. Как они сошлись в круг, взялись за руки — и началось нереальное движение застывшего огня в узорах.
Сейчас всё было так же, и одновременно иначе. Во-первых, они были без плащей-балахонов — наоборот, в ярких нарядных одеждах под цвет волос. И хоть бы один взял с собой жену! Может, мне сделалось бы легче при виде знакомых лиц. Да хотя бы просто человеческих!
А во-вторых, они даже физически не смогли бы встать в круг. Их было слишком много.
Мы с Эллинге прошли в центр, остановились ровно посреди узорного средоточья, откуда разбегались самые широкие нити узоров. Муж взял меня за руки.
Вспомнилось, что в прошлый раз я тоже стояла в центре. Сейчас же все драххи взялись за руки — кругами, или скорее спиралью вокруг нас.
Дальнейшую церемонию запомнила смутно. Звучало какое-то гудение — не то голосов, не то инструментов, не то рычание тех самых чудиш. Оно нарастало, потом стихало, чтобы снова набрать обороты. Из центра побежал свет, скользнул бороздками узоров, заполняя пол, стены, потолок. В Башне не было окон, но всё наполнилось этим серебром, разгораясь во тьме.
А потом между нами прямо из пола выстрелил столб серебряного свечения.
Единый выдох пронёсся по разноцветным рядам драххов. Кажется, это было необычное, особенное явление. Загудели голоса, но я не понимала их: то ли они говорили на ином языке, то ли в моей голове всё перепуталось.
Стены поплыли, пол ушёл из-под ног, и я упала бы. Но муж метнулся вперёд, не касаясь луча света. Успел меня подхватить.
Следующее, что я помню — парк. Эллинге нёс меня на руках к своему экипажу.
Усадил бережно на сидение. Я скосила глаза на запястье, которое пульсировало и горело.