Это удивляло просто безмерно!
Ко дню рождения короля Жоржетта Второго в Миль ежегодно стекались сотни знатных гостей, они прибывали всю неделю до начала празднования, ну, а уж в сам ответственный день, целые вереницы экипажей заполняли улицы, ведущие ко дворцу. Но здесь же царила полнейшая тишина!
С тех пор как мы вернулись от Инериона, разговор с Шанталь совсем не клеился. Она была как на иголках и витала в своих мыслях. Да в общем-то и не хотелось мне лишний раз заводить с ней беседу. Едва достигнув хрупкого мира, я боялась разрушить все. Уж лучше эта тишина и отрешенность, чем та гнетущая ненависть, что заполняла все пространство между нами ранее.
Выслушав историю о моей встрече с эльфийской предсказательницей, винитар велел подать нам обед, а сам спешно удалился… не иначе пошел Феовель все рассказывать, хотя и от своего обещания не отказался, сказал что поможет нам увидеться с Нани на празднике.
Только вот, где же этот праздник? Впрочем, Шанталь явно волновалась совсем о другом, а значит приготовления шли своим чередом. Ну кто же разберет этих эльфов, вдруг у них и вовсе не принято как-то по-особому готовиться к своим торжествам? Вот, они даже свадьбы не празднуют, если верить тому, что рассказала мне Нани в вечер нашего знакомства.
Чем ближе солнце приближалось к горизонту, тем тревожнее мне становилось. Не знаю почему. Должно быть передалось все нарастающее волнение эльфийки. А потому, когда дверь в мою комнату наконец распахнулась и в нее с поклоном вошел эльф-сенешаль, я почувствовала настоящее облегчение.
— Лафени ашалл. Амани винитарэль милостиво приглашает вас присоединиться к ее свите в светлый день Филиамэль Лантишан. Прошу вас следовать за мной.
За окном был уже скорее вечер, но кого это волнует? Я и Шанталь поспешили за Наринэлем по тенистым коридорам дворца куда-то в сторону тронного зала. Так мне казалось… но поворот и еще и я поняла, что мы спустились ниже, а потом и еще — как оказалось я успела исследовать только верхнюю часть дворца и сейчас мы устремились под гору, на которой он стоял. Но то подвалами и язык бы не повернулся назвать! Здесь было светло от свечей и дивных светящихся камней на стенах, заменявших светильники, коридоры были широки и столь же богато украшены. Лишь только отсутствие окон и ощущение спуска говорили мне о том, что за стенами уже нет садов с фонтанами и дивными цветущими лужайками.
Сначала из конца коридора мы услышали гул голосов. Затем, сделав последний поворот, увидели большие, распахнутые настежь резные двери. Они предваряли большой зал — точную копию тронного, что начинался от главного входа во дворец! Вот только на постаменте где должно было стоять кресло правителя, я увидела нечто совсем иное: невероятных размеров золоченую раму.
Зеркало Эвандоэле Мудрого.
Такое огромное, что острой вершиной своей едва ли не касалось потолка этого величественного зала. Темная гладь еще находилась в покое, в ней отражались десятки прекрасных эльфов и эльфиек — придворных дам, представителей знати и гостей королевы Феовель, старшей из рода Амадоэн. Сама винитарэль, ведомая под руку винитаром, встретила нас у входа с широкой бесхитростной улыбкой — женщина была безмерно счастлива и довольна. Вот только это немного пугало меня, с недавних пор я больше не могла воспринимать королеву без подозрений.
— Ну, наконец-то! Наринэль, ну, разве можно заставлять всех ждать!? Турудан аноирэ Фелиамэль Лантишан-нан, все скоро начнется, а мы все еще здесь. — Феовель взлетела вверх по лестнице ко входу и встала на одну ступень со мной, заставив Шаигаль почтительно отстраниться. Взяв меня за руку, прекрасная эльфийка обратилась ко всем собравшимся на своем витиеватом языке.
Я смотрела на нее и на лица эльфов, обращенные к нам, чувствуя, как мне становится дурно. Нет, я не понимала почти ни слова; часть того, что говорила королева, явно касалось и меня, потому что взгляды собравшихся время от времени заинтересованно обращались ко мне. И хуже становилось именно от того, что я физически ощущала на себе их тяжесть — любопытство, восторг, желание… и даже темные чувства, такие как ревность, возмущение — все они впивались в мое тело потоками, заставляли шуметь кровь в голове, пропитывали меня мешая разделять свои мысли и чужие. Пожалуй, это было свойством сильных чародеев — передавать свои эмоции на расстоянии. Заражать ими окружающих существ и даже предметы. Я никогда прежде не чувствовала такого, но и не имела чести быть в одном помещении с таким количеством детей старшей эльфийской крови.
Мне было душно в этом зале и хотелось уйти, но Феовель держала за руку крепко, словно зная, о чем я думаю. Среди всех лиц в толпе мой затуманенный взгляд выхватил одно знакомое — Инеринон. Он смотрел сосредоточенно, не аплодировал словам своей матери, не улыбался… я чувствовала печаль исходившую от него и это чувство, словно небольшое серое пятно, лишь едва можно было различить в густом и ярком смешении остальных. О чем он думал в тот момент, неужели понимал меня и сочувствовал.
Закончив речь и сорвав бурные аплодисменты, королева увлекла меня следом за собой к зеркалу, точно тряпичную куклу провела сквозь толпу подданных и возвела по широкой белой лестнице к огромному черному зеркалу.
Опьяненная чувствами десятков эльфов, я шла на негнущихся ногах, буквально вылавливая свое сознание из потока чужих эмоций. Это было сложно, странно и страшно… чувствовать одновременно столько! Как же выдержать такое, не лишившись чувств?
Ступая в ледяную тьму волшебного зеркала, следом за эльфийкой, я обернулась и встретилась взглядом с Шанталь, она шла робко, опираясь на руку винитарэля. Я обрадовалась, что они были рядом… странное утешение, если учесть, что их обоих мне сложно было назвать своими друзьями… но…
Сознание путалось от переизбытка чувств, мыслей, моих ли? Чужих? Лишь только шаг в черное зеркало прояснил его и на мгновение ослабил гомон чужих эмоций во мне.
Ах, Луциан! Как же ты мог оставить меня здесь одну… ты же знал, что мне придется пережить!
Где же ты, Луций, седоволосый колдун? На что ты променял меня…
И снова это погружение в ледяную ткань мирозданья — переместившись на другую сторону я потеряла равновесие и повалилась в мягкую траву. Пальцы, коснувшиеся нежной зеленой прохлады, пробудили недавние воспоминания… не мои — чужие. Девушка с длинными волосами цвета спелой ржи и мужчина похожий на Луция, как две капли воды. Эти сны о Идриэль и Натаниэле, что повторялись снова и снова с тех самых пор, что я ступила под защиту зачарованных крон Чернолесья — они были об этом месте!
Я оглянулась вокруг; яркая, большая луна озаряла опушку леса, все как в моих беспокойных видениях. Из размышлений меня вырвал заливистый смех. Феовель смотрела на меня сверху вниз улыбаясь широкой, счастливой улыбкой. Протянув руку, сказала:
— Ох, рано ты преклоняешь колени, милая. Ты же еще не видела наш источник! Пойдем же, вот-вот начнут пребывать остальные, надо освободить им путь.
Едва я отряхнула подол шелкового платья, как буквально из воздуха на опушку ступил Инерион державший под руку Шанталь и дальше поток гостей уже шел без промедления — вновь и вновь за рябью в темном ночном воздухе проступали очертания эльфов и эльфиек, которые смеясь разбредались по опушке или устремлялись в темную лесную чащу впереди нас.
— Пойдем же. — Поманила меня Феовель, а точнее настойчиво направила следом за собой. — Не удивлюсь, что все уже собрались и ожидают лишь нас!
— Где мы? Что это за место? — Спросила я, ощущая, как с прибытием гостей, меня вновь начинает охватывать дурнота.
— Намаритан Лантишан. — Послышался за моей спиной голос винитара. — Убежище Лантишан. Дом богини и наша священная роща. Именно здесь она обитала со своими первыми детьми и здесь же нашла свой покой. Роща затеряна в глубине Чернолесья, так далеко на востоке, что только старейшины дома Садаккар еще помнят к ней путь. Эвандоэле в своей мудрости повелел всем остальным кланам забыть дорогу сюда, чтобы защитить ее от людей. А для того, чтобы дети не теряли с ней связи, создал зеркала, что способны переносить нас сюда.
— Я думала… — сказала и осеклась, ведь мысль не воротишь, на меня уже заинтересованно смотрели не только Феовель, Шанталь и Инеринон, а еще как минимум четверо эльфов и эльфийка, что поспешили примкнуть к нам в пути. — Думала, что зеркала были созданы… для войны.
Феовель рассмеялась, из вежливости ли, но и другие поддержали ее веселье. Я почувствовала, как заливаюсь румянцем, точно я, как неразумное дитя, сморозила какую-то несусветную глупость.
— Нет, Лобелия. Эвандоэле не был воином. — Грустно и без усмешки ответил мне винитар. — Он был философом, великим чародеем и созидателем. Мой дед строил города, придумывал, как сделать нашу жизнь лучше. Он не создал ничего для войны и никогда не держал в руке меча или лука.
— Более того — отец бы ни за что не применил свои творения во зло, если бы твой дед не убил мою мать. — С неожиданной сталью в голосе отозвалась Феовель. Но тут же смягчилась, точно вспомнив, что десятки поколений отделяют меня от
безжалостного короля Родамунда Лангардийского. — Взгляни хоть на себя. Ты ведь тоже его творение Либи. Ты — словно венец его изысканий. Когда я просто думаю о том, сколько сил, сколько знаний нужно было приложить чтобы создать столь сильную магию, у меня просто земля уходит из-под ног. А ты так просто
разбрасываешься этим, не ценишь свое уникальное предназначение! Впрочем, я уверена, что милость Лантишан, что ты узришь сегодня, изменит твое представление о себе и о бремени, что как ты думаешь несешь.
Глава 11. Филиамэль Лантишан
Мы шли сквозь густую лесную чащу, но под тесным сплетением темных крон было достаточно света — мы приближались к чему-то величественному, мощному… я ощущала это так, словно воздух на пути становился гуще, осязаемей, словно все вокруг светилось изнутри.
Чем дальше мы удалялись от поляны, тем отчетливее я это видела, пока не пришлось поверит в то, что кора деревьев вокруг, густой подлесок, шляпки грибов и ягоды на редких кустарниках испускают ровное белое и голубое сияние. Мир полнился звуками — я слышала легкую трель, словно где-то вдали перекликались колокольчики. И скоро к тому звуку добавились голоса, сотни, тысячи — эльфы разговаривали шепотом, но это сплетение звуков рождало нечто подобное шуму океана. За ним я едва смогла различить чье-то стройное пение и звуки струнных инструментов, да заливистый мотив тонких флейт.
Шаг и еще десяток — мы вышли к обрыву с которого открывался просто невероятный вид на зеленую долину! У меня захватило дух от высоты и теплого ветра в лицо. Мир пах цветами и хвоей… этот запах напомнил мне о Луциане и я обернулась, безотчетно ища его глазами в толпе эльфов, следовавшей за нами.
Но не суждено мне было даже на мгновение задержаться на месте. Феовель держала меня за руку крепко и тут же увлекла за собой в сторону. Туда где меж отвесных, объятых зеленью скал, были натянуты тросы, на которых слегка покачивалась небольшая платформа, что должна была опустить нас вниз. Не многие отправились к ней, большинство даже из тех, что проследовали сюда с нами, пошли пешком по узким тропкам, что спускались с вершины к огромной зеленой поляне внизу. Она была похожа на зеленое море, прибывавшее к отвесной стене из которой вниз бил маленький водопад…
Я пригляделась — тонкий поток ниспадал в огромную гладкую чашу и испускал легкое сияние, как и все вокруг.
Со мной же творилось что-то невероятное… я не просто видела мир вокруг себя, я ощущала его так остро, что голова кружилась от переизбытка чувств! Дуновение ветра, касавшееся травинок, листвы, чьих-то длинных шелковых волос и подолов легкого платья. Чья-то сумасшедшая радость от первого в жизни празднования Филиамэль Лантишан, предвкушение встречи с родными, чья-то зависть к тому, что младший брат обрел свою любовь, в отличии от старшего… Любовь… яркое, заполняющее все вокруг чувство. Нежность и тепло от прикосновения к маленьким пухлым пальчикам своего новорожденного чада.
Внизу долина наполнялась вновь прибывшими; с платформы, намертво вцепившись в плетеные перила, я наблюдала за тем, как то тут, то там нарушается ткань мироздания. Как она идет волной пропуская в священную эльфийскую чащу все больше и больше остроухих. От приближения к ним мне становилось только хуже.
Вдруг, сильные руки опустились на мои виски, и я почувствовала облегчение — вся эта круговерть эмоций, звуков, ощущений отступила. Не ушла вовсе, но утихла настолько, чтобы я начала отличать свои мысли и чувства от чужих.
Я коснулась тех спасительных рук на мгновение подумав о том, что это может быть Луциан, но то было бы слишком невероятно…
— Не отходи далеко и я смогу помочь. — Услышала я шепот Инеринона и испуганно обернулась на Феовель. Та, казалось и вовсе потеряла ко мне всякий интерес, с замиранием сердца смотрела на толпы внизу, переговариваясь о чем-то восторженно с эльфом в длинном зеленом одеянии. — Она хочет, чтобы ты растворилась в этом, надеется, что станешь лучше понимать нас, если сможешь слиться с нами, почувствовать севори. Но слияние разумов не для тебя. Я помню, как плохо было Розе после посещения долины. Все же это не для людей — мы слишком разные с вами. Но моя мать считает, что являясь филиамэль, женщины твоего рода ближе к эльфийской крови, чем к людской. Она ошибается. — Я почувствовала грусть в его голосе и обернулась. Инеринон взял меня за руку и отвел подальше от королевы и ее спутника. Наклонился к самому уху, чтобы другие не слышали и продолжил. — Амани винитарэль никогда не признает своей неправоты, потому что ей хочется обладать тобой, как хотелось обладать твоей матерью и будет хотеться безраздельно владеть всеми, кто продолжит нести проклятье Эвандоэле в крови. Это ее личное противостояние. Шутка судьбы в том, что всей душой ненавидя людей, она видит в тебе, человеческой женщине, часть души своего отца. Да, мало кто знает об этом, но твое проклятие родилось от той же магии, что и великий источник — Филиамэль Лантишан. Мой дед, как и великая Лантишан, отдал часть своей сути чтобы создать связь между человеком и той магией, что по вине Родамунда оказалась заперта вовне. Моя матушка придумала себе, что если помочь твоему роду исполнить предназначение, то дух ее отца освободиться и Эвандоэле проснется от вечного сна. Разумеется, все это лишь пустые надежды ребенка, слишком рано потерявшего своих родителей. Но она делает только хуже, пытаясь обуздать то, что нельзя контролировать. — Инеринон на мгновение замолчал, оглянувшись вокруг. — Предсказание госпожи Маонис всегда сбываются. Когда ты сказала, что проклятье падет… это должно наконец случиться! Лобелия, ты должна положить конец мучениям твоего рода и моей матери. Не важно, очнется Эвандоэле или продолжит свой вечный сон, но она наконец сможет отпустить свое горе. Откроется миру, перестанет мучить нас и себя затворничеством. Ах, Лобелия… знала бы ты какого это, прожить всю жизнь с существом настолько отравленным собственным горем, что отрицает мир вокруг, лишь бы не признавать случившееся.
— И чем же ты можешь помочь? — Спросила я с сомнением. Уж слишком много за мою короткую жизнь в ней было таких вот «помощников».
— Ну уж нет! — Раздался капризный голосок за моей спиной. И королева, изображая притворную ревность, потянула меня к себе, крепко схватив за руку. — Поговорите как-нибудь потом. Как же можно отвлекаться на бесполезные разговоры, в такой важный момент?!
Платформа, двигавшаяся вниз по натянутым тросам, остановилась лишь достигла продолговатого помоста всего на пару метров возвышавшегося над зеленой людной поляной — это была часть скалы, своим краем нависавшая над огромной чашей, в которую падала тонкая струя водопада. С другой стороны от водного потока, но чуть выше был точно такой же широкий естественный уступ, а меж ними возвышался гладкий каменный стол из цельного куска белого мрамора на котором стоял худощавый седовласый эльф в длинной серебристо-зеленой мантии. Он чинно оглядывал своих собратьев внизу и прохаживался по своему широкому постаменту, словно в нетерпении.