- Они ждали от меня взрослых решений, ирландец. Обдуманных, взвешенных, выгодных. И каждый день убеждали меня в том, что я ещё соплячка. Детёныш, не способный нести ответственность за свои поступки. А когда я сделала так, как должна была… Они мне не поверили, - опустив голову, я ссутулилась, разглядывая потемневшие от времени доски. – Они знали, Сэм. Не все, да. Но те, кто был моей опорой, моей основной поддержкой – знали всё. И покрывали. И врали. И осуждали меня за его кровь на моих когтях. Так что если ты думаешь, что я не знаю, на что иду, ирландец…
Шорох веток привлёк моё внимание. Вскинув голову, я сощурилась, вглядываясь в окружающую нас темноту. Пригнувшись и напружинившись, готовясь в любой момент перекинуться и броситься в атаку на незваного визитёра.
Шум повторился вновь, глухой рык раскатисто и зло разнёсся на несколько километров вокруг, становясь с каждым новым шагом пришельца выше и злее. Чтобы захлебнуться, когда на поляну перед домом из гущи кустарника вывалился огромный, серо-бурый медведь.
Высотою метр с лишним в холке, матёрый, покрытый шрамами и с серебристыми нитями седины на морде, он неторопливо подошёл к крыльцу, остановившись лишь в нескольких метрах. И подняв голову, взглянул на меня, отрывисто, резко зарычав. Блеснув в неровном свете фонаря острыми клыками и расплавленным золотом нечеловеческих, жутких глаз.
Шерсть на загривке встала дыбом, когти прорезали подушечки пальцев, впиваясь в беззащитную кожу ладоней. Устоять на ногах и не рухнуть на землю, подставляя беззащитное горло и брюхо сильному зверю, стоило мне больших трудов. И всё же я сумела остаться на месте, шумно дыша и глотая вязку слюну. Глядя глаза в глаза истинному хозяину леса…
Тихо радуясь, что конкретно этот медведь на моей стороне.
- Редж, это…
- Да, это он. Михаил, - я коротко кивнула и бросила предупреждающий взгляд на друга, прежде, чем медленно спуститься по ступеням вниз, прямо на подъездную дорожку.
Поравнявшись с медведем, не сводившим с меня пристального взгляда, я замерла на расстоянии пары десятков сантиметров от него. И протянула руку, коснувшись могучего, покатого лба, тихо, почти беззвучно уронив:
- Пора, да?
Медведь в ответ мотнул головой, скидывая мою ладонь. Тяжело оттолкнувшись передними лапами от земли, он поднялся на задние. Чтобы, задрав морду, раскатисто, торжественно рыкнуть, возвышаясь надо мной на два метра с лишним. А спустя мгновение, показавшееся вечностью, тяжело, грузно опустился обратно на землю, неспешно засеменив в одном ему ведомом направлении.
Недвусмысленно намекая мне следовать за ним.
- Присмотри за мелким, Сэм, - подняв взгляд, я печально улыбнулась встревоженному другу. И тут же скрылась в лесу, без труда идя по следам медведя куда-то на восток.
Даже не представляя, что меня ждёт и какую цену мне придётся заплатить.
Глава 11
Едва заметная тропа петляла среди деревьев, уходя вглубь густого, терпко пахнущего леса. Я скользила неслышно, мягко ступая по мелким веткам, выступающим из земли корням. Цепляясь за силуэт шагавшего впереди зверя, как за единственный ориентир. Единственный способ не утонуть в окружающих меня звуках, запахах. Потому что…
Растянула губы в диком оскале. Лес был живым. До последнего листочка, до самой мелкой, хрупкой ветки. До прятавшихся в корнях деревьев грызунов, до сонно сопевшего гнезда ласок и тихо ухающих сов. Он дышал, двигался, поглощал и давил какой-то своей, особой мистической силой, словно пытаясь отговорить меня от собственного решения.
Словно шепча на самой грани слышимости «Уходи, уходи, уходи…». А я…
А что я? Я, как глупый кутёнок, только сжимала зубы крепче, в который раз прокусив губу, и шла вперёд. Пробиралась сквозь заросли кустов, ныряя под низко висящие ветви. И давила то никчёмное чувство тревоги, холодной змеёй свернувшееся в груди и не дававшее спокойно дышать. Тревоги за стаю, за свою семью, пусть даже предавшую и отвернувшуюся от меня.
В конце концов, они так давно хотели, что бы я несла ответственность за свои поступки, за свой выбор. Так почему бы не начать делать это прямо сейчас, а?
Огромная, затянутая дымкой тумана поляна появилась перед нами внезапно. Она словно выросла посреди леса, окружённая поваленными деревьями и горой выбеленных временем черепов, развешенных по чёрным, сгнившим веткам. Густой, дурманяще-сладкий воздух пропах опаской, сыростью и чем-то неуловимым. Тем, от чего на загривке шерсть вставала дыбом, а зверь внутри рвался на свободу, срываясь с железных цепей самоконтроля. Невольно проникаясь, пропитываясь царившей вокруг дикостью и первобытной жаждой.
Тихо взрыкнув, я не задумываясь перемахнула через старые, покрытые мхом стволы могучих елей, вырванных из земли с корнями. И встала чуть позади остановившегося у самого края поляны медведя. Чувствуя, как по телу прокатывается предательская дрожь предвкушения, как лезут когти, а клыки царапают кожу.
И совершенно не представляя, что будет дальше.
Михаил замер, подняв вверх морду, шумно принюхиваясь. Ударил лапой по земле, взрыхлив траву и оставляя след и снова замер, прислушиваясь к чему-то. Чтобы спустя пару долгих, томительных минут медленно, плавно подняться на задние лапы, раскинув передние в стороны и…
Взревел. Гулко, грозно, громко. Переливчато и так, что вышибало дух, завораживая и пугая до чёртиков. И я не заметила сама, как грудь завибрировала от громкого, утробного урчания, вплетавшегося невидимой, несущественной нотой в звучавший медвежий рёв. Как где-то на западе завыла стая волков, надрывно, агрессивно, приветственно, а те самые лисицы, радостно тявкали в паре метров от нас, восторженно и яростно-торжественно. Смешиваясь с этой безумной, но на диво гармоничной какофонией звуков, зарождая, где-то в глубине души, этот странный, почти безумный, восхищённый трепет.
Трепет от ожидания чего-то невозможного.
Туман сгустился, заворачиваясь тугими спиралями вокруг поляны. Он расползался вокруг и концентрировался в одном месте, окутывая нас, сдавливая, проверяя на прочность. На право быть здесь, право просить о чём бы то ни было. И в голове сами собой всплывали старые, подзабытые сказки о том, что духи живут среди нас. Что они – повсюду. Незримые, незаметные, отстранённые. Пока ты не позовёшь их, не попросишь о помощи. И если Духи откликнутся…
Значит, твой зов был искренним. Значит, ты был в своём праве.
Судорожно вздохнула, облизнув пересохшие губы. Широко распахнутыми глазами глядя на то, как туман поглощает всё вокруг нас. Как медленно, но верно гаснет почти полная луна на ярком, ночном небосводе, усыпанном миллиардами звёзд. А в следующую секунду лес взорвался запахами, звуками. Жизнью.
Многоголосый хор барабанов и бубнов нарушил звенящий покой, оглушая, дезориентируя, затягивая в свой дикий, не поддающийся логике ритм. Нарастающий, то стремительный, как ветер, то медленный, как спокойная река, он вытеснял то человеческое, что ещё оставалось во мне. Он звал, звал меня за собой, туда, за грань реальности и этого мира. И достигнув своего пика – оборвался.
Смолк, оглушая наступившей тишиной. Оставляя нас с медведем одних на пустой, тёмной поляне, окружённой клубами свинцово-серого, плотного тумана. Или?...
Глава 12
Смех. Тихий, безумный, как перелив колокольчиков, как песнь жаворонка на рассвете. Он был повсюду, за спиной, рядом со мной и на другом конце поляны одновременно. И я давила в себе, неуместный, совершенно детский, глупый порыв упасть на землю, закрывая лапами голову.
Желание скрыться, сбежать, спрятаться было невыносимым. Но я не двинулась с места, даже не обернулась, дрожа от пронизывающей, чуждой силой, стылым холодом прошедшей вдоль позвоночника и оставившей привкус крови на губах. И точно зная, кто же откликнулся на наш такой опрометчивый, но такой необходимый призыв.
Кхатки. Дух Зверя, дикий и древний.
Она появилась перед нами внезапно. Соткалась из клубившегося тумана так легко и естественно, что я не успела удивиться или испугаться, во все глаза глядя на неё. Невысокая, хрупкая женская фигура, с мертвенно-белой кожей и тонкими, паучьими пальцами, увенчанными острыми, клиновидными когтями. Её тело укутали потёртые, чёрные шкуры, сплетённые между собой тонкими, колючими ветками, а лицо скрывал огромный череп лося. Острые, ветвистые рога опасно блестели в неверном свете луны, важно покачиваясь в такт движений духа, переплетаясь с ожерельем из вороньих и орлиных перьев.
Кхатки стояла прямо, гордо выпятив худую, впалую грудь. Сжимая тонкими пальцами узловатый посох, украшенный связкой выбеленных временем черепов и клыков. Она молчала, но я могла поклясться, что этот тихий, непрекращающийся смех принадлежал ей. Безумный, свободный, оставляющий на языке вкус чистого, ничем не сдерживаемого, абсолютно животного бешенства.
Гулко сглотнула, не имея ни сил, ни желания отвести глаз от этого существа. Её гротескный, пугающий облик завораживал своей дикостью и неправильной, первобытной красотой. И как никогда лучше отражал всю двойственность нашей сущности, способность Кхатки изменить всё, что касалось зверя внутри нас.
Когда она оказалась прямо передо мной – я не знаю. Один миг и в меня упираются тёмные провалы глазниц огромного черепа, испещрённого рунами и знаками. А в следующую секунду скрипучий, надрывный голос бьёт по нервам, вызывая невольную дрожь. И сила, звучащая в нём, подобна молоту, разбивающему меня на куски и собирающему заново.
Не дающему даже права на ложь, право продолжать гордо стоять, глядя прямо в глаза этой сущности. Вынуждая склониться, хочу я того или нет, давя и подчиняя, ломая хребет и пресекая любые попытки к сопротивлению.
- Звала… - крик воронов, скрип веток, лай псов. – Зачем?
- Стая предала меня… - я с трудом ответила. Медленно, тяжело и надрывно дыша.
- Не существенно, - тихий, переливчатый смех. Череп склонился набок, острые когти очертили воздух вокруг моего лица.
- Они… - я сглотнула вязкую слюну, хмурясь и подбирая слова. И голос беспомощно оборвался на полуслове, стоило поднять глаза и посмотреть прямо в пустые провалы глазниц. – Они…
Когтистые пальцы рассекли воздух перед моим носом, а смех ударил по ушам. Звонкий, безумный, яркий. Он вибрировал в воздухе, оставляя липкие следы на коже и переворачивая душу, выворачивая её наизнанку.
Коснувшись кончиком когтя моего носа, Кхатки проскрипела:
- Ты вожак. Ты патра. Ты сильнее их. Зачем звала?
Я вздрогнула, как от удара и не смогла сдержать тихого, жалобного рыка. Глубоко вздохнув, я собрала в кулак всю ту волю, все те силы, что у меня остались. Духу было плевать на мои сомнения, на мою слабость, мои ошибки. Ей было всё равно, что побудило меня поступать так, а не иначе. Она видела мою суть, видела мою силу, моего зверя.
И вправе была требовать веских причин, действительно веских, способных оправдать этот внезапный зов, нарушивший её многолетний покой.
Зажмурилась, впиваясь когтями в ладони, вспоминая. Заставляя всё, что так давно давила в себе, все ощущения, все мысли, все подозрения, наполнить разум, затопить душу. И распахнув глаза, как можно твёрже заговорила, глядя на застывшего в нелепой, странной позе духа – голова набок, одна рука поднята, словно занесена для удара, а черепа и кости глухо стучат под порывами нарастающего ветра:
- Они считают меня мифом, данью традициям. Ребёнком, занявшим чужое место. Я их вожак, но мои слова не стоят и ломаного гроша. Они смотрели, как умирают слабые, беззащитные дети и молчали, предпочитая делать вид, что ничего не произошло. А когда я, сделала то, чему меня учили, когда я поставила жизнь дитя выше титула, выше жизни безумца… Они осудили меня, заявили, что им нужен другой вожак. и если такова их воля… Я, Реджина, верзверь из рода пантер, позвала тебя, Кхатка, великий Дух Зверя, чтобы просить помощи… И разорвать эти связи, раз и навсегда. Помоги мне, великая…
Сгорбившись, я склонила голову, лишь чудом держась на ногах. Сила Кхатки давила всё сильнее, пронизывая, пригибая к земле. И, не выдержав, я рухнула на колени, впиваясь когтями в землю, надрывно, почти беззвучно мяукая у ног застывшей неподвижно сущности.
А ей было наплевать. Поведя тонкими, тощими плечами, Кхатки качнула посохом, вырывая тонкий, громкий перестук костей. И заговорила лишь спустя долгие, томительные минуты оглушающей тишины, наполненной смехом, скрипом, криком, стоном вокруг:
- Твоя суть. Твоя душа. Жить без стаи? Нет. Они без тебя? Нет. Но ты честна в своих словах, дочь Чёрной Смерти. Честна, да…
Первый удар, затем ещё и ещё. Бой барабанов, звон мелкий бубенцов. Медленный, дразнящий ритм всё нарастал, заполняя собой всё пространство. Вновь выбивая воздух из лёгких.
- Я принять решение, - когтистые пальцы коснулись моего подбородка, врезаясь в кожу, оставляя длинные, рваные раны. Подняв мою голову, Кхатки страшно, пугающе засмеялась, качая головой. – Я помочь тебе, дочь Чёрной Смерти. Но за это – ты платить мне. Часть твоей жизни – вот моя цена.
Глава 13
Я задохнулась от холода, от стылых, влажных прикосновений к собственной коже. И недоверчиво повторила хриплым, срывающимся голосом:
- Часть… Жизни?
- Да, - улыбка сквозь череп. Кхатки хихикнула, без труда заставляя меня подняться на ноги, удерживая цепкой хваткой за подбородок. Медленно опуская пальцы на мою беззащитно открытую шею. Сжимая её в мёртвой, обжигающей хватке. – Небольшая. По меркам Духа. Чуть-чуть… Согласна?
Лёгкие горели от нехватки воздуха, а по телу пробегала предательская дрожь трансформации, разбивающейся о силу духа, как волны об острые камни. Вцепившись в душившую меня руку, я могла бы поклясться, что видела дикую улыбку там, за белой, шершавой костью черепа. И пропустила тот момент, когда тонкие пальцы разжались, давая возможность вдохнуть сладкий, густой воздух полной грудью.
Одна ладонь Кхатки улеглась на мой лоб, вторая на грудь, напротив сердца. Дух застыла, ожидая моего решения. Давая мне иллюзию выбора, прекрасно зная, каким будет ответ на её провокационный вопрос. И я не стала разочаровать древнюю, жуткую сущность, закрывая глаза и кивая головой.
Бой барабанов оглушил, взметнувшись ввысь. Бубны зазвенели, издевательски и тонко хохоча. А Кхатки…
Кхатки пела. Беззвучно и страшно, разевая беззубый рот белого черепа оленя, погружаясь когтями в моё безвольное, бессильное тело. Слизывая густую, солоноватую кровь, текущую по моему лицу и довольно смеясь.
Кхатки была счастлива. Я ощущала это кожей, её безграничную, ослепительно яркую радость. Столько лет забвения, столько лет тишины и унылого покоя в этих леса и вдруг Зов. Разве могла она его не услышать, не прийти?
Разве могла она упустить шанс вкусить чужой молодости и силы?
Нет. И глядя на меня, она забавлялась, щеря свой страшный рот в довольной улыбке. Молодая пантера, патра по рождению – это алмаз, редкий и не огранённый. Моей силы, моей крови хватит, чтобы вспомнить вкус жизни, давно истлевший с чуждых, чёрных губ. А что будет дальше – духа не очень-то интересовало.
- Глупый зверь… - шёпот, пробирающий до костей. И осознание, что Кхатки плевать, что мы ей говорили. Она не слушала нас, она смотрела и видела, сквозь шелуху надуманных обид и пустых слов.
Без труда ловя крупицы истины в огромном море лжи, пропитавшей наш мир насквозь. Даже пожелай я спрятать, скрыть причину, она бы нашла… И заставила заплатить вдвойне, забирая всё без остатка и жалости.
Тихий, надрывный всхлип. В груди словно ворочались сотни, десятки лезвий. Они раздирали сердце, разрывали душу, раздвигали рёбра. Я чувствовала ледяные когти Кхатки, впивавшиеся в моё тело, чувствовала её дыхание на своих губах. И понимала, осознавала, что мне…
Повезло. Что Дух согласился, что счёл моё решение правильным. Поэтому забирает лишь крохотный, маленький кусочек моей жизни. Долгой, даже по меркам оборотня. Кхатки приняла решение, и она же привела его в исполнение, не удосужившись озвучить его толком вслух, не считая это нужным.
Её волю ощутят все, её выбор примут все. Так или иначе. Рано или поздно.
Сознание медленно гасло, отчаянно цепляясь за чувства и слух. Ловя отголоски рвущихся, звонко лопающихся нитей, тянувшихся от меня к стае и обратно. Внутренности скручивало от боли. Невыносимой, выламывающей кости, выворачивающей суставы. Раскалённым жаром выжигающей что-то важное, что-то неимоверно ценное где-то в самой глубине моей звериной сущности.