Я согласно кивнула, очень расстроенная тем, что из-за меня добрая женщина может серьезно пострадать.
— Я не хочу, чтобы вы пострадали, поэтому просто не буду рассказывать вам о том, что вспомнила, — прошептала я, почувствовав страх и отчаяние от того, что меня загоняют в ловушку.
— А что касается братьев Тубертонов, сестра… вам что-нибудь известно? Живы они или нет? Правду сказал военный министр? — осторожно поинтересовалась я.
— Я ничего не знаю и не слышала о них, — серьезно ответила сестра Таисия. — Я правильно понимаю, что один из них ваш муж?
— Да. Правильно. Джейсон Тубертон. А как думаете, атер Стефанович может доносить на меня своему дяде?
— Нет, — сразу же, без раздумий, уверенно ответила сестра Таисия. — Атер очень волнуется и искренне переживает за вас, лера Тубертон. Он никогда не причинит вам вреда. Если бы вы видели, как он целый час сидел у кровати после ухода министра и ждал, когда вы очнетесь. На нем лица не было, мне пришлось дать ему успокоительных капель. Потом атеру Стефановичу все же пришлось уйти, но он попросил сразу же уведомить его о том, когда вы придете в себя и как будете себя чувствовать.
— Он мог просто волноваться о том, что если со мной что-то случится, то он ничего не узнает об артефакте, — все же недоверчиво прошептала я, но сестра несогласно покачала головой и добрые глаза улыбнулись.
— Атер Стефанович очень любит вас, лера Тубертон, — тихо прошептала она. — Вы не замечаете этого, но он относится к вам, как к очень дорогому для него человеку. Уж поверьте, я разбираюсь в людях. Вам не стоит ждать от него ножа в спину, он никогда не предаст.
Когда атер Кирстан Стефанович пришел проведать меня, я сразу же попросила его узнать что-нибудь о моих родителях, о семье графа Тубертона, о Джейсоне и о Кристофе. Он пообещал сделать все, что было в его силах.
— Вы понимаете, что тот Джейсон, о котором вы мне напомнили, — это Джейсон Тубертон? А я — лера Тубертон. То есть я вышла за него замуж, атер Кирстан. А ваш дядя сообщил, что мой муж мертв, как и его брат. Но я не верю в это! Что вы знаете о них? — со страхом спросила я атера Кирстана.
Он поморщился, раздосадованный вопросом.
— Дело в том, что капитан Бейкалич по приказу генерала Мирадовича попытался уничтожить протоколы допросов со всеми "зелеными лучами", — неохотно поведал он. — Из тех, что нам удалось спасти, выходит, что допрашивали лера Тубертона, но которого непонятно. Полное имя должно быть указано в начале протокола, у нас же его нет.
— Что случилось с этим пленным Тубертоном? — спросила я хриплым низким голосом и сама не узнала его.
— Пока не знаем, — устало ответил Кирстан. — Многие документы уничтожены. Капитан Бейкалич взят под стражу, как и генерал Мирадович. А лера Тубертон пока среди живых военнопленных мы не нашли, но и среди погибших тоже упоминаний о нем нет.
— Сколько времени прошло со времени допроса Тубертона? — глухо прошептала я.
— Четыре месяца, — неохотно ответил атер Стефанович.
— Четыре месяца?! — потрясенно переспросила я. — Но тогда вы должны были найти его! Значит он где-то здесь!
— Или его замучили и убили, — с усилием произнес атер Кирстан. — И скрыли это.
Я в ошеломлении уставилась на него.
— Нет, только не это…
Атер Кирстан молчал, лицо его стало мрачным.
— Пользуясь своей властью, они пытали и убивали всех «зеленых лучей» из вашей группы, — тихо произнес он. — Они упорно искали информацию об артефакте и документах, Лорианна, не останавливались ни перед чем. Они делали это без приказа нашего императора или военного министра. Генерал Мирадович только прикрывался тем, что это приказ свыше. Когда он узнал о предстоящем аресте, то постарался уничтожить все документы, все улики. У него была огромная власть до этого, поэтому сейчас тяжело найти любую информацию.
— То есть приказа императора Марилии пытать «зеленых лучей» не было? — поразилась я.
— Был приказ императора о том, чтобы всех членов группы "зеленый луч", попавших в плен, доставлять лично ему для допроса.
В палате повисла гнетущая тишина. Я потрясенно смотрела на атера Кирстана. Заговор внутри армии такого всесильного императора. Какой ужас. Генерал Мирадович приказывал пытать зеленых лучей, чтобы самому овладеть тайной информацией.
— А что говорят генерал Мирадович и капитан Бейкалич на допросах?
— Я, к сожалению, не знаю. Дядя не раскрывает мне информации, — с горькой усмешкой произнес атер Кирстан. — Идет совершенно секретное и закрытое разбирательство по заговору против императора. Учитывая то, что война тоже еще не окончена, разбирательство вдвойне секретно. Кроме того, зная генерала Мирадовича и то, что у него особый ментальный блок как у члена королевской семьи, разговорить его будет очень трудно и доказать его вину тоже. Одна надежда на родовую магию дяди, с помощью которой он может отличить правду от лжи. Но этого мало для обвинения в измене.
Некоторое время я молчала, растерянная и испуганная от осознания того, что обладаю такой важной информацией, которая нужна всем членам королевской семьи Марилии.
— Атер Кирстан, на чьей Вы все же стороне? — устало и подозрительно спросила я сидящего напротив меня грустного мужчину. — У вас же задание от вашего дяди в отношении меня, не так ли?
Атер Кирстан нахмурился и словно закрылся от меня.
— Да, у меня задание присматривать за Вами, лера Тубертон, — неожиданно прохладно ответил он. — И за тем, чтобы Вас лечили надлежащим образом, и никто не убил Вас за это время.
— А еще следить за мной и вызнать все об артефакте и документах, — зло процедила я сквозь зубы. Мы смотрели друг другу в глаза, и я видела, как закаменело лицо Кирстана Стефановича. — Ведь вам всем необходима эта информация.
— Я не буду лгать Вам, — холодно произнес он. — Да, у меня есть такое задание. Но, я уже говорил, что хочу помочь. Я на Вашей стороне.
— Как тогда военный министр узнал, что воспоминания стали возвращаться ко мне? — подозрительно спросила я.
— Не от меня, — спокойно ответил атер Кирстан и открыто посмотрел в мои глаза.
— Я не знаю, могу ли верить Вам, — устало прошептала я. — Я совсем не помню Вас.
Я отвернулась, чтобы не смотреть на него. Что я теперь чувствовала по отношению к нему. Недоверие? Разочарование? Могу ли я верить словам сестры Таисии об этом человеке? Да, он вызывал у меня симпатию и доверие, но он подданный вражеской империи, императору которой во что бы то ни стало нужно узнать все об артефакте и проклятых документах.
— Я понимаю тебя, Лори … Тебе сейчас сложно довериться мне…Но когда-то ты один раз уже сделала это…И должна сделать это и сейчас, чтобы …чтобы я помог тебе …просто выжить… — тихо, с паузами, произнес атер Стефанович. Я промолчала в ответ.
— Ваша империя Тангрия всегда сильно отличалась от нашей империи, — услышала я тихий голос атера Кирстана. — Наши империи всегда не очень ладили, поэтому я любил слушать твои рассказы об империи Тангрии и о твоих родителях и друзьях. Эта информация была несколько закрыта для нас, — он опять перешел на доверительный тон и на «ты».
— В вашей империи император не является магом, как и его предки, и поэтому магия тоже не приветствуется, к магам нет такого уважения и почитания, как в других Землях нашего мира, например, как в нашей Земле. В вашей империи сейчас не существует прямого запрета женщинам становиться магами, но это все же не приветствуется. Более того, осуждается в титулованных семьях. С момента рождения ребенка магия запечатывается у всех детей, у мальчиков и у девочек. Только позже в академии магии при обучении магию постепенно распечатывают. Но если мальчик или девочка не учились никогда в академии магии, то магия остается запечатана у такого человека на всю жизнь. В академию магии у вас принимают только аристократов, поэтому для простолюдинов магия вообще недостижима, хотя с рождения она могла быть и у простолюдина. В нашей же империи наш император маг-универсал, людей, обладающих магией, все уважают и почитают. Более того, магами могут стать все: и мужчины и женщины, и аристократы и простолюдины. Главное, чтобы она была у человека. Магии у нас начинают обучаться еще в школе. Потом продолжают учиться семь лет в Академии магии.
Атер Кирстан замолчал, а я продолжала смотреть в сторону, однако, жадно впитывая все, что он говорил.
— Ты рассказывала, что твой папа, граф Алан Стенфилд, учился в Академии магии Тангрии, в столице империи, и был магом воды. А мама никогда не училась. Поэтому была обыкновенным человеком с запечатанной магией. Папа не занимал никакие государственные должности, очень любил исследовать явления природы, такие как гроза, ураган и своей лаборатории писал научный труд по ним. Мама же, графиня Ванесса Стенфилд, всю жизнь посвящала тебе, обожала тебя и баловала. Ты была единственным и довольно поздним ребенком, поэтому родители пылинки сдували с тебя, холили и лелеяли.
Кирстан рассказывал мне о моих же родителях, а у меня перед мысленным взором снова вставали их родные лица. Мамино прекрасное лицо с ласковыми голубыми глазами и доброй улыбкой. С высоким лбом и светлыми волосами, уложенными в высокую прическу. И папино строгое худое лицо в обрамлении русых прямых волос, с большим носом и серьезными серыми глазами.
— Ты рассказывала, что у себя в империи тебя бы никогда не отдали учиться. До 16 лет ты находилась на домашнем обучении, учителя приходили к тебе домой, мама тоже занималась с тобой музыкой, литературой, пением. Ты получила очень хорошее для леры своего круга домашнее образование.
Я продолжала хранить молчание. Глаза я закрыла, чтобы не встречаться со взглядом атера Кирстана.
— Насколько я помню, по твоим рассказам, после размолвки с Джейсоном ты очень долго и сильно болела, просто стала чахнуть на глазах, и тебя решили увезти подальше от дома. Однако, сначала, ты совсем не собиралась учиться в академии магии. В нашей империи жила твоя тетя, старшая сестра твоей мамы. И в принципе твоей матери больше некуда было тебя везти. Она была единственной родственницей и жила в такой местности, которая была идеальной для смены климата и душевного и физического выздоровления. Тебе повезло, что ваша тетя была подданной Марилии, была магом земли и еще преподавала в нашей столичной Академии. Поэтому по приглашению от твоей тети вам дали разрешение на въезд в нашу империю на неограниченный срок.
— Могли и не дать? — слегка удивилась я и открыла глаза.
— В девяти случаях из десяти подданные вашей империи получали отказ на въезд в нашу империю, — согласно ответил Кирстан. — Между нашими империями всегда были очень напряженные отношения. Наш император и его совет считают вашу Землю отсталой, с дикими законами и обычаями. На политическом уровне постоянно происходили так называемые безоружные войны. На межземельных съездах мы всегда выступали против ваших предложений, которые казались нам неправильными и отсталыми, а вы против наших.
Атер Кирстан замолчал и о чем-то задумался, а я тяжело вздохнула и поняла, что голова моя разболелась от такого количества информации. Он заметил мое состояние и тут же забеспокоился:
— Лорианна, на сегодня хватит разговоров. Тебе надо отдохнуть. В следующий раз я еще расскажу тебе то, что смогу вспомнить. Но ты должна постараться вспомнить меня…пожалуйста…как вспомнила Джейсона…и тогда ты поймешь, что можешь доверять мне… Не будешь мучить ни себя …ни меня недоверием.
— Пожалуйста, атер Кирстан, узнайте о моих родителях, — попросила я, не глядя на него. — Для меня это очень важно … Где они сейчас? Что с ними случилось? И что случилось с Джейсоном и Кристофом Тубертон? Живы ли они? — я все же посмотрела на него.
— Я постараюсь, — пообещал он. Но мне показалось, или в его глазах мелькнула злость? На что она была? Да друг ли мне этот незнакомец?!
Я очень быстро уставала и быстро засыпала, как только мой организм понимал, что переутомлен. Помимо этого, сестра Таисия напоила меня снотворным. Поэтому после ухода атера Кирстана я почти мгновенно заснула.
Засыпая, перед собой я видела глубокие уставшие синие глаза атера Стефановича, полные тревоги, затаенной грусти и …непонятной мне злости, которую он пытался сдерживать. Кто вы на самом деле, атер Кирстан Стефанович? На что или на кого так злитесь? И могу ли я действительно доверять Вам, как вы того просите?
Глава 10Лето 3195 год.
После встречи с Джейсоном в лесу у Ледяного озера я прибежала домой и закрылась в комнате. Облокотившись спиной на дверь, почувствовала огромное облегчение от того, что мне не встретились ни мама, ни гувернантка лира Грин. Только слуги провожали меня изумленными взглядами, когда я мимо них пробегала заплаканная.
Я отдышалась от быстрого бега и медленно подошла к зеркалу. Долго разглядывала свое отражение: пока ещё пухленькое детское личико с растрепанными русыми, как у папы, прямыми волосами и большими голубыми мамиными глазами.
Такое обыкновенное и ненавистное личико.
Я схватила стоящий перед зеркалом тяжелый подсвечник и швырнула в него. Потом разрушила в комнате все, что смогла сломать, разбила все, что бьется, и вышвырнула в окно все подарки Джейсона Тубертона, которые он когда-либо дарил. С рыданиями я выкинула даже деревянный брачный браслет, который он сделал, когда мне было десять лет, и красную ленту, оставшуюся со свадебного обряда.
Когда дверь в мою комнату удалось выломать, меня нашли на полу почти без сознания, исцарапанную, раненую, окровавленную и абсолютно несчастную.
У меня поднялась высокая температура, а тело сильно трясло в ознобе: в результате нервного срыва я тяжело заболела.
Родители пришли в ужас, гувернантка лира Грин — тоже, слуги находились в полной растерянности —никто не понимал, что происходит в нашей всегда благополучной семье.
Я очень тяжело проболела две недели — помимо жуткой простуды, которую умудрилась подхватить, у меня был серьезный нервный срыв; я металась в бреду, постоянно рыдая, и по обрывочным фразам родители сделали правильные выводы о причинах моего ненормального поведения и последующей болезни.
Позже я узнала, что приходили граф и графиня Тубертон, с Джейсоном. Мой отец, который всегда был очень спокойным и доброжелательным со всеми, ужасно ругался с графом, а матери плакали в сторонке.
На Джейсона все были очень злы, а их долгая дружба трещала по швам. Взаимные упреки создавали пропасть между ними. Тубертоны уехали, разругавшись с моими родителями в пух и прах.
Я долго была в очень плохом состоянии. Семейный доктор, мессир Торингтон, очень опасался за мой рассудок. Говорил, что я оказалась слишком ранима и впечатлительна, и отказ Джейсона Тубертона от помолвки стал слишком сильным ударом для меня.
Через две недели мне все же стало лучше, я даже смогла вставать с постели. Теперь в зеркало на меня смотрело страшное приведение: бледная изможденная замученная девочка со впалыми глазами и грязными волосами, в висящей мешком мятой пижаме. Увидев себя впервые, я презрительно улыбнулась отражению.
Мама настороженно наблюдала за моей пошатывающейся фигурой, стоя в двух шагах, готовая кинуться ко мне в любой момент. Все это время она очень боялась за меня и была рядом. Даже ночью спала в моей комнате на дополнительно принесенной кровати. А когда я не хотела есть, кормила с ложечки, как маленькую, уговаривая, а иногда и плача.
Бедная мама. Она очень переживала за меня, все знала и понимала, я видела, как часто она плакала, когда думала, что никто не видит. Я тоже все время плакала из-за нее, из-за Джейсона, жалея себя. Казалось, что я и слезы — это уже что-то неразлучное.
Когда прошло полтора месяца, доктор сказал, что мое состояние становится опасным для жизни, я сгораю как свечка и надо что-то с этим делать. Прежде всего, сменить обстановку и климат.
Однажды я услышала, как папа говорит маме:
— Я заставлю засранца жениться на Лори, хочет он этого или нет! Мои жена и дочь никуда не уедут!