— В шестнадцать лет у меня произошла сердечная трагедия, которая очень сильно в дальнейшем отразилась на моем и моральном, и физическом состоянии. Я чуть не умерла. Поэтому предполагаю, что сейчас — это защитная реакция организма, — как можно спокойнее ответила я — в принципе, я была готова к этому вопросу.
— Сердечная трагедия? Вы серьезно? Разве мало в вашей жизни трагедий? — раздраженно процедил атер Турнович. — Почему вы так считаете?
— Это было первое жестокое разочарование в жизни, — тихо ответила я. — Возможно поэтому. Больше у меня нет объяснений.
Министр снова внимательно оглядел меня.
— И снова вы говорите правду, — несколько разочарованно выдохнул он и стал мерить комнату нервными шагами, размышляя о чем-то.
Я настороженно наблюдала за крепкой высокой фигурой. Так прошло некоторое время, я снова устало прикрыла глаза, уставшая от его мельтешения.
Нервные у меня посетители — все хотят измерить мою маленькую палату шагами.
— Не буду скрывать от вас, лера Тубертон, что вы обладаете очень нужной для императора Марилии информацией, — наконец остановился военный министр напротив меня. — Именно поэтому вы до сих пор живы, лучшие целители империи занимаются вашим лечением, вас охраняют, словно принцессу Марилии… И именно поэтому мы постарались сделать все возможное, чтобы предотвратить ваше убийство.
Я почувствовала, как меня охватывает волнение и паника.
— Вы обладаете информацией, где находится артефакт, принадлежащий нашему императору, и похищенный вами же во время военных действий при осаде вашего города-крепости Зардан. Также вы обладаете информацией, где находятся документы, отправленные от имени нашего императора на имя вашего главнокомандующего, и также похищенные вами, — атер Турнович сделал внушительную паузу. — Вы должны это вспомнить, и тогда, возможно, ваша жизнь изменится к лучшему.
— Только я обладаю данной информацией? — осторожно поинтересовалась я, ошеломленная его словами.
— На сегодняшний день… только вы, — сухо ответил министр.
— Тогда кто хотел убить меня и зачем, если я нужна вам живой? — спросила я с подозрением.
— Вас должны были убить люди генерала Мирадовича, по его приказу, — раздраженно ответил атер Турнович. — Зачем? Затем, что мы не должны были узнать, о чем капитан Бейкалич допрашивал вас в течение всего времени, которое вы находитесь в плену. К сожалению, генерал Мирадович затеял свою тайную игру против императора, которую уже проиграл.
— А кто еще обладал… ранее… данной информацией? — спросила я, затаив дыхание, совсем не надеясь, что мне ответят.
— Вы забываетесь, лера! — ледяным тоном тут же ответил министр, подтверждая мои подозрения. — Здесь вопросы задаю я, а не вы!
— Но вам же нужно, чтобы я вспомнила об артефакте, — возразила я, — а мне не хватает сведений, воспоминания застряли на шестнадцати лет. Словно стена какая-то мешает, и я не могу ее сдвинуть.
— Аллегории ни к чему, — холодно пробормотал министр. — Вам не хватает сведений? — задумчиво протянул он, изучая меня пристальным взглядом. — Вы же не хотите меня обмануть, лера?
— Не хочу.
«Не сейчас, по крайней мере», — устало подумала я.
Атер внимательно посмотрел на меня, видимо, снова проверяя на правдивость сказанные мной слова своей особой магией, и понял, что я говорю правду.
— Ну что ж… Не хотел вас расстраивать, но обстоятельства… Данной информацией также обладали Джейсон Тубертон и Кристоф Тубертон. И вы, и они входили в группу "Зеленый луч", которая занималась разведывательной деятельностью в Зарданском округе вашей империи. Именно вы и лер Тубертон завладели необходимыми для нас предметами, скажем так. Но на сегодняшний день оба брата мертвы. Таким образом, остались только вы. Та, которая должна знать о нахождении артефакта и документов.
Я почувствовала, как после последних слов министра Марилии у меня потемнело в глазах, перехватило дыхание, и спазм сжал горло.
Больше я ничего не услышала, потому что потеряла сознание.
3185 год. Империя Тангрия.
Несмотря на то, что я разбила Джейсону бровь в день первого знакомства, наши родители подружились, и мы с Джейсоном, на удивление, тоже.
С тех пор мы стали не разлей вода, как два магнита, всегда и везде вместе. Наши же родители только умилялись такой сильной привязанности.
Иногда с нами играли ещё двое парней: сын нашей экономки, Матиус Сноу, и сын конюха, Тирас Доу. Оба были примерно такого же возраста, как Джейсон, но последний ревновал меня к другим мальчикам и чаще предпочитал играть без них.
Что мы только не делали с Джейсом, как только не шалили и не баловались: и в прятки играли, и в дикарей, и в исследователей, и в грабителей, и в магов, и сарай у них в поместье поджигали, и баню у нас в поместье разбирали. Мы исследовали вдоль и поперек территорию наших поместий и домов, все тайные комнаты мы вычислили, все подземные ходы находились под нашим контролем.
Старший брат Джейсона, Кристоф, всегда снисходительно смотрел на нас, обзывая глупой малышней. А сколько ему доставалось от нас! Мы любили устраивать ему засады, поэтому он всегда ходил, озираясь по сторонам, зная, что в любой момент ему на голову может что-то упасть, или он может споткнуться о натянутую веревку или выловить из тарелки лягушку или дождевого червяка. В общем, с нами скучать ему не приходилось. Но он был очень хорошим и добрым парнем, никогда не сдавал нас родителям и гувернанткам и, несмотря на все наши проказы, всегда защищал.
Поместья Стенфилдов и Тубертонов граничили между собой. На северной границе находилось Ледяное озеро. Так уж получилось, что половина озера находилась на территории нашего поместья, а половина — на территории поместья семьи Джейсона.
Наше поместье было меньше по размеру, но и для меня, и для Джейсона оба поместья практически превратились в одну большую огромную площадку, на которой мы могли играть и шалить. Я знала каждую комнату в его огромном доме, каждый закуток его поместья, а он знал каждую комнату в моем доме и каждое деревце в моем поместье. А еще мы знали все укромные уголки в нашем лесу, все тропинки в той части леса, где нам разрешали играть… и где не разрешали тоже.
Поэтому, можно сказать, мы с моим другом детства росли на природе, почти полностью предоставленные сами себе. Учителя лишь докладывали родителям о наших успехах в учебе (учились мы отдельно), а слуги жаловались, что мы целыми днями носимся по лесу и лазаем по деревьям. Гувернантки и гувернеры постоянно теряли нас из поля зрения.
Я возвращалась домой после проказ растрепанная, испачканная, но всегда очень счастливая, и у родителей не хватало сил меня ругать. Папа, конечно, ворчал, что растет пацанка, а не благородная лерина, но все ограничивалось лишь ворчанием.
Когда мне исполнилось десять лет, а Джейсону было уже двенадцать, мы решили, что хватит жить отдельно и пора нам пожениться, потому что друг без друга уже не могли. Мы решили построить шалаш в лесу и жить в нем, как дикари из Свободных земель. О них мы прочитали в книжках, которые читали вместе. У Джейсона всегда ловко получалось все конструировать, а я была на подхвате.
Мы умоляли родителей поженить нас и отпустить, но те только весело смеялись в ответ и говорили, что надо ещё чуть-чуть подождать. Шесть лет.
Этот срок нам показался очень долгим, и тогда нас поженил Кристоф, который заявил, что, как старший брат, он вполне может это сделать. Джейсон собственноручно смастерил нам деревянные парные брачные браслеты, на которых выцарапал гвоздиком «Лори и Джейс, жена и муж. Навсегда вместе».
После обряда мы заявились к родителям, требуя предоставить нам отдельный маленький домик, где мы смогли бы жить. К тому времени насчет шалаша мы успели передумать.
Какое же охватило дикое разочарование, когда родители, стараясь не смеяться, объяснили, что свадебный обряд должен проходить в храме Богини, а венчать нас должен жрец. И вообще мы должны для этого вырасти. Поэтому сейчас мы женаты понарошку.
Кристоф очень веселился. Потом, правда, когда я начала огорченно плакать, он пытался меня успокоить, ведь по сути был очень добрым мальчиком. Гладил по голове и говорил, что когда я и Джейс вырастем, то обязательно поженимся, а он будет шафером на нашей свадьбе. И подарил мне вкусную большую конфету.
Джейсон пытался с ним подраться за то, что он подшутил над нами, но родители не дали.
Шло время, и когда мне исполнилось двенадцать лет, а Джейсу — четырнадцать, мы придумали новый свадебный обряд, который сможет нас навсегда связать. Вернее, придумала его я, а Джейс просто согласился в нем участвовать.
Я вычитала в книжках из папиной библиотеки, как люди и маги приносили клятвы Пресветлой Богине, если что-то хотели попросить у нее, и видоизменила их под наш случай.
Мы уже понимали, что это не настоящий брачный обряд, но для нас он был самый-пресамый настоящий. Мы снова уговорили Кристофа помочь. Он согласился, хотя в то время готовился к поступлению в Академию магии в нашей столице, и ему было не до наших обрядов. Но ему проще было согласиться, ведь так просто мы бы не отстали от него.
В выбранный день, втайне от родителей, слуг и гувернанток, в полнолуние мы пришли на Ледяное озеро, у которого должны были исполнить все этапы обряда, в результате которого станем мужем и женой перед лицом Многоликой Пресветлой Богини Матери.
Мы искупались в лунной дорожке в ледяной воде, очистившись от всех наших прошлых грехов. Потом вышли, вытерлись новыми белыми полотенцами, переоделись в сухую одежду, развели костер, встали перед ним на колени, и Кристоф острым кинжалом сделал крест-накрест порезы на наших запястьях. Прислонили одно запястье к другому, смешивая нашу кровь. Сказали друг другу и Богине клятвы.
— Я, Джейсон Тубертон, клянусь перед Многоликой Пресветлой Богиней Матерью, что всегда буду любить и беречь тебя, Лорианна Стенфилд, обещаю быть верным и преданным мужем до последнего вздоха. Пресветлая Богиня Мать, прошу тебя, благослови наш союз, отныне и навеки я твой вечный слуга, мои свидетели этому вода, в которой я очистился, земля, на которой стою на коленях перед тобой, огонь, на который капает наша смешанная кровь, и воздух, которым ты позволяешь нам дышать.
Я повторила за Джейсоном аналогичную клятву.
— Я, Кристоф Тубертон, подтверждаю, что эти двое без принуждения, по доброй воле, вступают в союз и полностью осознают последствия этого брачного обряда.
Потом Кристоф перевязал наши руки между собой красной лентой, завязал ее четырьмя узелками, которые символизировали воду, землю, огонь и воздух. На ленту он покапал своей кровью из предварительно порезанного пальца, тем самым ещё раз подтверждая, как свидетель, наш союз.
После всего, мы остались на ночь в шалаше у озера, который предусмотрительно соорудили до обряда. Кристоф же, взяв с нас обещание не делать глупостей, ушел с чувством выполненного долга готовиться дальше к экзаменам.
Утром, когда Кристоф пришел нас проведать, то не смог нас разбудить. Бледные, без сознания, мы лежали… в огромной луже крови.
Перепуганный Кристоф побежал за родителями.
Тогда нас обоих еле успели спасти, потому что надрезы на запястьях получились слишком глубокие, и кровь не останавливалась всю ночь. Несколько дней мы провалялись в постели от слабости и потери крови. Кристофу же тогда сильно досталось от всех родителей. Но, похоже, что Кристоф и так винил себя больше всех.
Потом он признался, что очень перепугался. Но не из-за наказания, а из-за того, что мы действительно несколько дней находились между жизнью и смертью.
Когда я пришла в себя, и бледная и ослабленная лежала в кровати, Кристоф пришел ко мне с бледной и недовольной мамой.
— Хочет непременно убедиться, что ты пришла в себя, — с неприязнью произнесла она тогда.
Я вспомнила его осунувшееся и посеревшее лицо, виноватые, темные, запавшие от горя глаза. Бедный Кристоф. Это мы его уговорили на тот театр абсурда, а он будет винить себя всю жизнь.
Когда мы выздоровели, мне и Джейсу запретили общаться, три месяца мы не виделись. Это были самые ужасные и тоскливые три месяца в нашей жизни.
Потом родители с нами серьезно поговорили и попросили больше не совершать подобных глупостей, подождать хотя бы моего шестнадцатилетия, после чего они сыграют нам настоящую помолвку. А поженимся мы через два года после нее, в храме Зардана, как положено, со всеми клятвами, обрядами и великолепным праздником.
Именно поэтому, когда мне исполнилось шестнадцать лет, а Джейсу было уже восемнадцать, наши родители и собрались заключить помолвку.
Глава 9.Настоящее время.
После ухода военного министра Марилии я очнулась только через несколько часов. Слова атера Турновича о том, что оба брата Тубертона мертвы, сильно потрясли меня.
Сердце билось гулко и беспокойно, словно молот, сотрясая мою впалую грудную клетку. Мысли испуганно метались.
Я не хотела в это верить. Я не могла в это верить.
И я не верила.
Мне хотелось выть и бесноваться от услышанного. И стало безумно раздражать то, что я обездвижена. Хотелось расшвырять все вещи в этой ненавистной палате, найти атера Турновича и выцарапать ему глаза за жестокие и равнодушные слова. Он так спокойно сообщил, что оба брата, которые так близки мне, мертвы.
Нет, не верю, этого не может быть!
Сестра Таисия, испугавшись моего состояния, стала усиленно поить меня успокаивающими и снотворными лекарствами. Поэтому, когда я приходила в себя, то была вялая и слабая, никак не могла сосредоточиться на том, чтобы вспомнить, что же случилось с братьями Тубертон, один из которых стал моим мужем.
Только на следующий день я немного успокоилась. Сестра Таисия, наблюдая, как я вздыхаю и волнуюсь, не выдержала и, поминутно оборачиваясь на дверь палаты, будто боясь, что кто-то сейчас войдет, подошла, села рядом и, низко наклонившись, сообщила, что вчера из-за меня военный министр Марилии и его племянник поругались прямо в коридоре госпиталя. Это было совершенно неслыханно.
Когда атер Кирстан увидел в открытую дверь, что я лежу в кровати белее полотна и без сознания, он чуть ли ни с кулаками накинулся на военного министра, жутко возмущаясь. Охранники министра встали между ними, не давая атеру Стефановичу приблизиться близко к военному министру Марилии. Последний же язвительно заметил племяннику, что тот больше печется о судьбе военной преступницы, а не о судьбе империи.
Более того, военный министр гневно и сквозь зубы выдал атеру Кирстану, что он специально сообщил пленной о смерти братьев Тубертон, чтобы шокировать ее и тем самым оживить память, которая слишком долго раскачивается. И, по его словам, цель была достигнута.
— Вы же понимаете, лера Тубертон, — тихо поведала сестра Таисия, — в своих отчетах я обязана писать о том, что вы начали вспоминать прошлое, но пока я ничего не написала. Видимо охранники у палаты не только охраняют вас, но и за всеми шпионят. Поэтому атер Турнович узнал, что к вам стала возвращаться память.
Всегда спокойная, сестра Таисия теперь в отчаянии заламывала руки, взволнованно теребила косынку и нервно кусала губы.
— Я так волнуюсь за вас, — совершенно убитым голосом прошептала она.
— Что теперь будет с вами, сестра? — в свою очередь, обеспокоенно прошептала я. — Я очень не хочу, чтобы из-за меня пострадали вы.
— На первый раз меня простили, — натянуто улыбнулась сестра Таисия. — Все же я не военнообязанная, а сестра милосердия из Ордена Трилистника. Но пока у вас не было нужных им воспоминаний, и атер Турнович в этом лично вчера убедился. До этого он подозревал, что вы уже вспомнили то, что ему нужно, но мы скрываем данное обстоятельство. Однако теперь я вынуждена буду докладывать обо всем — он пригрозил тюрьмой как предательнице империи.