Ладно — много страшится.
Обыкновенно члены королевской фамилии открывают первый тур танца — замысловатого местного варианта дальстена, который и в классическом виде получался у Астори с горем пополам. Даром что занималась танцами в детстве и юности. Но дело даже не в этом — у Астори отсутствует партнёр. Не может же она танцевать с годовалым сыном, в самом деле! А значит, остаётся лишь один относительно подходящий кандидат.
Премьер-министр.
Они договорились об этом удивительно легко и быстро, как о чём-то само собой разумеющемся и не требующем пояснений. Ну действительно, кто, если не он? Лорд Уолриш? Астори чувствует, что лучше удавится. Его племянник? Ещё лучше! А Тадеуш… с ним свободно и приятно. К тому же, он официально вторая персона в королевстве.
Идеальный компромисс.
Оставалась единственная проблема: Астори танцует дальстен из рук вон плохо, а Тадеуш всё ещё об этом не знает.
— Итак, мы разослали приглашения, лотерея разыгрывается на днях, договорились и с поварами, и с музыкантами, расходы учтены… мы вполне укладываемся в план.
Астори опять кивает. Надо сказать. Необходимо признаться, иначе… иначе они попадут в весьма щекотливое положение.
— Понимаете, господин Бартон, существует… небольшая проблема.
Тадеуш приподнимает брови и внимательно смотрит на смущённую Астори.
— Дело в том, что я… я… я очень плохо танцую. Просто — очень. А ведь нам придётся… вы знаете… открывать бал, и…
Тадеуш на секунду поджимает губы, но тут же одаривает Астори подбадривающей улыбкой:
— Ничего. Ничего страшного, правда. Это легко можно исправить.
— Я старалась! — вырывается у неё, и Астори ударяет кулаками по коленям, зная, как будет упрекать себя в недалёком будущем за минуту откровенности. — Я смотрела видеоуроки… тренировалась…
— В одиночку? — заинтересованно спрашивает Тадеуш.
— Да, разумеется!.. И… и успехи… есть, но их… недостаточно…
— Всё ясно, Ваше Величество. — Он снова улыбается, беззлобно, дружелюбно — уши слегка двигаются — и Астори невольно верит, что всё и правда ясно и любую проблему можно решить. — Дальстену нельзя учиться в одиночку, это ведь парный танец, он требует постоянного присутствия партнёра. Я-то знаю — сам когда-то воевал с ним… Зато если научился один раз, то уж ни за что не разучишься потом. Движения намертво запоминаются.
Они молчат. Астори изучает ковёр под ногами, Тадеуш постукивает пальцем по застёжке кожаной папки. Наконец на что-то решается и подаётся вперёд:
— Ваше Величество…
Она вскидывает голову — слишком быстро, кудрявые волосы рассыпаются по спине, тёмно-карие глаза блестят.
— Да?
— Если вы хотите…
— Я очень… да.
Взаимное смущение рассасывается, они вздыхают свободнее. Ей не найти учителя лучше Тадеуша — они уже неплохо ладят, по долгу службы видятся еженедельно, а значит, можно будет совместить приятное с полезным.
Ей необходимо научиться сносно танцевать. Это то, без чего королеве не обойтись.
— Тогда, может быть, начнём… прямо сейчас? — предлагает он, неловко улыбаясь. Астори неопределённо пожимает плечами.
— Почему бы… а почему бы и нет. Давайте. Я включу музыку, она у меня где-то сохранена…
Раздаются первые летящие аккорды композиции, Астори оборачивается и видит, как стоящий в углу Тадеуш слегка морщится.
— Идиш ди Унваччио? «Летний вечер»?
— Наверно… да… — теряется Астори. — Я не знаю…
— Это он, определённо, — кивает Тадеуш, прислушиваясь. — Мне нравится Унваччио, его интересно играть, хотя пальцы болят потом неделю. Но на балу его не поставят, скорее, одного из братьев Салетти… или Шмиффа… Давайте я дам вам послушать. Они идут гораздо плавней в начале и энергичней в середине. В Эглерте дальстен танцуют именно так.
Астори внимательно слушает и старается запомнить ритм. Они расходятся в стороны, выдерживая дистанцию в три-четыре шага. Тадеуш кланяется, Астори отчего-то медлит, не приседает в ответном реверансе, и ему приходится почти незаметно двинуть левой бровью, чтобы напомнить: ей надо действовать, а не стоять столбом. Становится стыдно, и Астори злится на себя. Сколько можно ошибаться?
Она не любит себя, когда совершает промахи. Это унижает её в собственных глазах. За право на ошибку обычно приходится дорого платить.
Они становятся вплотную друг к другу: Астори кладёт ладонь на плечо Тадеуша, он опускает руку ей на талию, почти не касаясь, невесомо и почтительно притягивая к себе буквально на полшага.
И снова — ошибка. Тут же, с ходу.
— Ваше Величество, веду я, а не вы. Первый шаг — назад. Давайте заново.
Кружение, кружение, непрерывное кружение по неизменной траектории, а по комнате плывёт хрустальный перезвон дальстена. Астори думает только о том, как бы не сбиться с такта. Считает про себя: «Раз-два-три, раз-два-три-четыре, раз-два-три, раз-два, раз-два, поворот». Тадеуш осторожно поворачивает её и снова оказывается рядом.
— Нет, не смотрите под ноги, Ваше Ве… не смотрите. Это так не делается. Вы королева, и вы превосходно танцуете.
— Но я танцую ужас…
— Это неважно. Поверьте. Вы должны быть убеждены в том, что у вас всё отлично получается. Смотрите мне в глаза. Я буду направлять вас.
Астори честно пытается, но выходит так себе. С другой стороны, она и не ожидала, что на первой же репетиции всё выйдет идеально… но всё равно горько. Очень.
Какая из неё королева, если она даже танцевать прилично не умеет?
Тадеуш чувствует, как она напряжена, как напряжены спина, ноги, шея, рука в его руке, и пытается разрядить обстановку:
— У вас получается неплохо.
— Не льстите, пожалуйста. Всё отвратительно. Я сама это вижу.
Она раздражённо сдувает прядь со лба, сбивается со счёта — и наступает ему на ногу. Вот проклятье.
— Извините, я вовсе не… — позорно краснея, тараторит она и пытается отстраниться, но Тадеуш ненавязчиво удерживает её; к своему глубочайшему удивлению, Астори замечает, что в зелёных глазах блестят смешинки, а от улыбки вокруг глаз лучиками расходятся мелкие морщины.
— Что вы, что вы!.. Так бывает. Говорят, это даже к удаче.
— Кто говорит?
Тадеуш поводит плечами.
— Ну, допустим, я. Не переживайте, Ваше Величество. Все начинающие танцоры что-то делают не так.
Астори отпускает стыд, но гордость тут же болезненно прихватывает изнутри.
— Я не новичок, — неожиданно резко говорит она, даже забывая считать. И, чувствуя неуместность своего тона, продолжает тише, словно извиняясь:
— Ходила на секцию в приюте, потом в интернате… во время учёбы в университете уже не хватало времени.
— О… — Брови Тадеуша приподнимаются в немом вопросе. Он ничуть не обижен. — И… позвольте… если это не будет неуместным… каким танцем вы?..
— Кардал. Что-то среднее между художественной гимнастикой и вольными танцами. Элементы боевых искусств… из них когда-то он и вырос. Коренные племена научили колонизаторов на свою беду.
Премьер-министр выглядит явно заинтригованным.
— Звучит любопытно. Весьма… я никогда не слышал о кардале.
Он опять непринуждённо и робко улыбается, пожимая угловатыми мальчишечьими плечами:
— А я только дальстен танцевать и умею. Его прочно вколотили в меня… после одиннадцати-то лет учёбы в пансионате да четырёх лет дополнительной практики в Академии.
Теперь уже Астори оказывается заинтересованной.
— Академии?
— Да. Я выпускник Дипломатической Академии при МИД Эглерта… до этого — частная школа, ещё раньше — домашнее обучение с педагогами…
Астори кивает — а что ещё сказать? Золотое детство… золотой мальчик… Ей становится завидно, но вариться в беспричинном раздражении долго не удаётся — слишком легко и складно говорит Тадеуш. Хочется его слушать. И танцевать с ним.
— У нас в пансионате экзамен по танцам был обязательным, как по математике или истории, — охотно делится Тадеуш. — Не дай Мастер завалить… вызовут родителей. И скользить надо было, как лебедю по водной глади в жаркий полдень…
Астори фыркает. Тадеуш раздразнивает её веселье:
— Да-да, именно так и говорил наш преподаватель! И мы скользили… натирали туфли мылом перед зачётом.
Смех прорывается сквозь сжимаемые губы. Астори беспомощно трясётся, глупо улыбаясь. Ей отчего-то становится невероятно легко.
— Неужели?
Тадеуш кружит её.
— Да. А ещё помню, на Сайольском балу в Академии я танцевал с дочерью герцога ди Лаудилье и так разволновался, что отдавил ей все ноги. Я жутко перетрусил тогда…
Астори опускает голову: плечи и кудрявые волосы скачут вверх-вниз от смеха. Тадеуш тоже смеётся; он наклоняется вперёд, едва не задевая виском её висок.
— Да!.. Я думал, меня исключат на следующий же день.
Она встречается с ним глазами, смаргивая выступившие от хохота слёзы. Тадеуш улыбается. Они стоят так — без слов — полминуты, минуту… и внезапно понимают — что-то не так.
Музыка кончилась.
========== 2.1 ==========
Второй год её правления начинается с ожесточённых дебатов в Совете. Тадеуш после месяцев прощупывания почвы и подготавливания благоприятной обстановки всё же вынес вопрос о вхождении Астори в число советников на повестку дня. Как и ожидалось, это вызвало бурю возмущения, гнева, изумления и непонимания — впрочем, как успокаивал Астори премьер-министр, всё новое сначала принимают с отторжением. Надо немного подождать… и подобрать верные слова.
Ждёт Астори. Слова подбирает Тадеуш.
Она даже не может присутствовать на прениях — ждёт в Серебряном дворце, кусая от беспокойства перчатки. В последний раз она говорила с Тадеушем утром по телефону, перед началом совещания, и с тех пор не получала от него ни весточки. Как-то он там? Астори не находит себе места, не успокаивает даже возня с детьми — она мечется туда-сюда, как львица в клетке, пьёт кофе и барабанит пальцами по столу, не сводя глаз с телефона.
Тадеуш не звонит.
А вдруг что-то пошло не так?
А если он не звонит, потому что боится её расстроить?
Эти мысли подбрасывают Астори в кресле. Нет, нет, нет! У них должно получиться… обязательно… они столько сделали для этого… приложили столько сил… всё просто не может взять и разрушиться сейчас, когда цель так близка…
Она выходит в коридор, чтобы подышать. Там прохладнее. Там пусто и светло. Астори стоит у гобелена, прислонившись виском к холодной стене, и слышит, как колотится сердце. Что там с Тадеушем? Хоть бы узнать…
Неизвестность сводит с ума.
Астори поднимается по лестнице, осторожно ступая каблуками по красному ковру, проводит пальцем по перилам. Холод мрамора прожигает насквозь. Она никогда не чувствовала себя дома в этом дворце. Только когда был жив Джей… когда у них ещё была настоящая семья.
Астори останавливается посреди холла. Со стены на неё смотрит муж — молодой, лучащийся радостью, голубоглазый и темноволосый. Её Джей. Она часто забредает сюда, к его парадному портрету — ноги сами приводят — и стоит, стоит здесь… так странно и глупо. Иногда разговаривает про себя.
Она просто скучает по нему и ничего не может с собой поделать. У неё много его фотографий в спальне, много их общих записей, открыток, писем, но это всё не то и не то… это не он. Только многочисленные копии.
Этого недостаточно.
Рядом на стене — флаг Эглерта: красное полотно, силуэт лисы на фоне золотого солнца. Лисы — национальные животные Эглерта, его символ. Они тут всюду. Настоящий культ лис, даже во дворце живёт парочка.
Астори идёт дальше, всматривается в завитые позолоченные буквы девиза — кредо королевской династии — на щите рядом.
«Преданность и мужество — ключи от величия».
Астори сама не замечает, что кивает. Да. Да. Верно.
Преданность и мужество… Преданность и мужество…
И всё-таки Тадеуш не звонит.
***
Тадеуш нервничает и поправляет галстук, жестом заказывая стакан воды. У него пересохло в горле. Два с половиной часа у барьера: вопрос-ответ, вопрос-ответ — пикирование — вопрос-ответ, монолог, короткая схватка, монолог — пикирование… Язык опух и почти не слушается. А ведь впереди ещё второй тур…
Надо подготовиться.
У него взмокла рубашка под официальным пиджаком, воротник натирает шею, но ничего не поделаешь — о том, чтобы переодеться, остаётся только мечтать. После окончания дебатов сразу — в Серебряный дворец, к королеве. Какой бы ни была новость, он сообщит её в лицо.
Тадеуш жадно пьёт, не отрываясь. Горло побаливает. Только бы голос не сел, это будет совсем скверно. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и делает знак официанту принести ещё: он никогда не пьёт на работе ничего крепче сока, но сейчас ему нужна лишь вода — залить мучительную жажду.
В баре на первом этаже Дворца Советов тихо, успокаивается ноющее гудение в голове, становится легче дышать. Невдалеке бродят парами или группами советники. Кто-то отдыхает в креслах и на диванах — читает газеты. У барной стойки Тадеуш один.
Не то чтобы ему сейчас было нужно общество, хотя он вообще компанейский человек, любит вечеринки и многолюдные приёмы, любит миллионные толпы, любит говорить, веселиться, работать, да просто находиться рядом с людьми. И людей самих — тоже любит. Иначе не пошёл бы в политику. Но именно сейчас ему необходимо одиночество.
Небольшой перерыв — собраться с мыслями, а то голова взорвётся.
Советники очевидно не в восторге от предложенной им идеи, и это ещё мягко сказано. На его стороне однозначно — только пятьдесят восемь из ста тридцати шести, вся его партия «зелёных» — меньше половины. Голосования пока не проводили, оно будет в конце второго тура, если обсуждение не затянется ещё и на третий. И всё равно… стоит рассчитывать на худшее. Всегда стоит рассчитывать на худшее.
Тадеуш вцепляется в кудрявые тёмные волосы и лохматит их с каким-то странным остервенением. Думай, думай, думай… Ну же, Тед, тебя всегда считали способным парнем, так напряги мозги… Свою первую речь он уже произнёс, остаётся вторая, но хватит ли её? Он не знает. В Совете присутствуют Уолриш и его команда — большая часть «жёлтых».
Опасные противники. Есть, конечно, ещё «дубоголовые», «зейкен» и прочие мелкие партии, прибивающиеся то к одному, то к другому крупному объединению, но это не так страшно.
Тадеуш дёргает себя за уши и опустошает третий стакан воды. Перерыв заканчивается через пятнадцать минут. Времени совсем мало.
Кто-то хлопает его по плечу и садится рядом. Тадеуш оборачивается: Касс, старый приятель, вместе учились в Академии. Тадеуш улыбается, крепко пожимает ему руку. Касс усаживается рядом.
— Эй, как ты? Слышал твою речь: отжёг, как всегда. «Жёлтые» поразевали пасти, ну да к чёрту их! Ты их уделаешь во втором туре, я уверен.
— Будем надеяться, — отвечает Тадеуш, подтягивая ослабившийся галстук. — Ты знаешь, у Массима острый язык. Да и Дього режет, как бритва. С ними тяжело тягаться.
— Справишься, — уверенно говорит Касс и заказывает им обоим тёмный торик. — И всё равно до сих не понимаю… чего ты влез в это дело? Считай, безнадёга… нет, я знаю, ты самого чёрта уломаешь на что угодно, но, Тед…
— Я просто должен это сделать. — Тадеуш смотрит в пустой стакан и не поднимает головы. — Должен. Мне пора, Касс: надо готовиться. Пожелай мне удачи.
В зал Тадеуш идёт, как на казнь. Галстук жмёт; в руках — папка, слова вертятся на языке, готовые в любой момент разразиться потоком красноречия. Он готов. Наверно.
Но королева ждёт хороших новостей, и он не может её подвести.
***
Астори кажется, что она готова сгрызть собственную ручку от волнения. Уже три пополудни, дебаты должны были кончиться час назад! И где носит Тадеуша? Она стучит носком туфли о ножку низкого удобного кресла и смотрит в окно. На душе муторно. Он ведь обещал приехать… но когда же, когда? Она не вынесет больше ни минуты в неизвестности!
Астори встаёт и меряет комнату шагами. Тикают часы, раздаётся мягкий звук впечатывания каблуков в ковёр — и только. До оторопи тихо. Астори кусает губы: не в её натуре сидеть сложа руки и ждать непонятно чего. Её разрывает беспокойство. А вдруг — нет?..