Пока Роуз умывалась и ела, Селима достала из сундуков новую одежду, скрутила длинный шарф в замысловатый тюрбан и скрепила его складки несколькими золотыми булавками.
— Я похожа на фазана, — оглядела себя Роуз, но, не смея капризничать, послушно пошла следом за Салимой.
Череда путаных переходов вывела их в сад. Пение птиц, благоухание цветов не смогли погасить тревогу, в которой пребывала принцесса. Тенистые деревья стояли плотной стеной, и Роуз не сразу рассмотрела, где находится Лолибон. Она пошла на звук женского голоса и застыла в изумлении. На широкой скамье сидел Петр, а на его коленях в приступе смеха трясла ножками, с которых упали остроносые туфли, королева. Ее золотой палантин сполз с головы и лежал на плечах. Черные волосы, заплетенные в косу, украшал узкий царственный венец.
— А! А вот и наша малышка! — поднимаясь, весело произнесла она. — Присоединяйся! Доставь Петру удовольствие.
Роуз сжала похолодевшие пальцы в кулак. Первая растерянность прошла, и принцесса старалась спрятать бушующие чувства под маской равнодушия. Сосредоточив взгляд на каменьях венца, грани которых вспыхивали искрами под солнечными лучами, она подошла ближе и присела в приветственном поклоне.
— Ваше Величество.
Боковым зрением Роуз видела размытый образ Петра: тот сидел не шелохнувшись.
— Ну, же. Не стесняйся. Я осмотрела ваше гнездышко — вы спали в одной кровати. Отчего же вдруг такая робость?
— Мы не были любовниками, Ваше Величество. Только брат и сестра, как в детстве.
— Тем более. Разве ты не соскучилась по брату? — Лолибон больно схватила Роуз за предплечье и силой усадила на колени Петра. Он застонал.
Роуз замерла.
Его горячее дыхание шевелило прядь волос, выбившуюся из-под ее тюрбана. Что-то тяжелой каплей упало на открытый участок шеи. Роуз оглянулась на Петра и увидела тонкую струйку крови, вытекающую из прокушенной губы.
— Ему плохо! — не удержав возглас, Роуз соскочила с колен. Петр вдруг наклонился вперед и уперся потным лбом ей в руку. Только сейчас принцесса заметила, что он прикован к скамейке.
Забыв о наставлениях Фаруха, она присела у ног Петра, обхватила ладонями его лицо и заглянула в глаза. В них отражалась тоска.
— Что с тобой, Петушок?
— Уберите ее, — сквозь зубы проговорил граф.
Роуз отшатнулась и, не удержав равновесия, села на траву. Она не ожидала проявления такой жгучей ненависти.
— Может, лучше ее убить? — Лолибон наслаждалась. — Твои мучения сразу прекратятся.
— Нет. Сейчас смерть принцессы не принесет выгоды Тонг-Зитту, — превозмогая боль, произнес Петр.
Роуз не могла отвести взгляд от искусанных губ и видела, как от напряжения мелко трясется его щека.
— Говори, — хищная улыбка слетела с губ королевы.
— Я должен был выкрасть Роуз, пока она не вышла за дверь своей комнаты.
— Но у нас были совсем другие намерения… — начала Лолибон.
— Похищением Роуз я спас тебе жизнь, Лоли, — звякнула цепь, когда Петр с усилием выпрямился. — Вы не смогли бы свалить вину на Руффа. Вы ошибались.
— Почему? Все знают о вспыльчивости жениха. В Бреуже ценится чистота. А невеста развлекалась до свадьбы. Тому есть свидетели. Правда, милая?
— Я… — Роуз вовремя осеклась. Ни к чему оправдываться, что ее могли видеть только с Руффом.
Ее лицо загорелось, когда она встретилась с внимательным взглядом Петра.
— Нет. Ты не достаточно подготовилась, Лоли, — он поднял глаза на королеву. — Ты не смогла бы застать жениха с невестой наедине во время брачной ночи. По законам Бреужа консуммация происходит на глазах у королевской семьи и избранных дворян: они должны убедиться в непорочности невесты. Никто не расходится до самого утра, пока над дворцом не поднимут простыню с кровавым пятном.
Роуз чувствовала, как у нее пылают уши. Она быстро отогнала от себя мысль, зачем Руфф пытался соблазнить ее до свадьбы. Сейчас ее занимали другие вопросы.
— Вас схватили бы, как только открылся портал, — в голосе Петра слышалась усталость. — Все помнят и ненавидят жрецов.
Последние слова он произнес, опять глядя на Роуз.
— М-м-м, оказывается ты нас спас? — нараспев произнесла Лолибон. — Отчего же тогда, любимый, ты не предупредил меня? И почему прятал бреужскую невесту?
Слово «любимый» больно резануло слух Роуз. Она поморщилась, но не отвела глаз от Петра.
«Господи, что он сейчас ответит? Неужели все, сказанное им, правда, и он не спасал меня от убийц, пусть даже таким отвратительным способом, а заботился о королеве и Анвере?»
— Лоли, ты умная женщина. Мне пришлось думать и действовать быстро. Я боялся упустить момент. И потом, не я ли сообщил тебе, что свадьба в Эрии сорвалась? Но ты не поверила, пока сама не убедилась.
— Но почему укрывал ее от меня? — Лоли гневно посмотрела на Роуз, и та сжалась под ее колючим взглядом.
— Не от тебя, Лоли. Я не раз докладывал, что во дворце есть предатель. Как ты думаешь, сколько времени понадобится Союзу пяти, чтобы стянуть войска к девятому лабиринту? Месяц? Отсчет пошел, Лоли.
Королева стиснула зубы. Куда делась ее саркастическая усмешка? Роуз готова была поклясться, что в глазах Лолибон мелькнул страх.
— У нас неприступная оборона и…
— Лоли, не при ней, — Петр указал глазами на Роуз. — Прикажи ее увести. И предупреди, чтобы с принцессой хорошо обращались. Не дай бог, волос с ее головы упадет. Эдуард Эрийский сотрет Тонг-Зитт с лица земли.
Лицо Лолибон скривилось. Она подняла руку, чтобы позвать стражников, но отвлеклась на спешащего к ней Анвера.
В этот момент Петр наклонился к сидящей на траве Роуз и шепнул:
— Малявка, найди в четвертом лабиринте солнце.
Роуз смотрела на него во все глаза.
— И закрой рот.
Роуз закрыла рот.
— Кто-нибудь уберет ее от меня? — громко и раздраженно произнес Петр.
Возле них, словно вырос из-под земли, появился стражник.
— Верните его в подземелье.
Роуз видела, как засветилось удовольствием лицо Анвера.
Когда Петра уводили, граф даже не взглянул на Роуз, хотя она ждала от него еще какого-нибудь знака. Она не знала, как относиться к его словам. Шутил ли он над ней? «Найди в четвертом лабиринте солнце».
Какое солнце? Понятно, не то, что светит и в первом, и в четвертом лабиринте. У четвертого есть свое солнце? Или его изображение? Например, на ковре. Что за ребус он загадал?
Принцессу отвлек голос королевы.
— Наш разговор еще не окончен. Следуйте за мной.
Углубляясь в сад, они вышли к озерцу с плавающими на зеркальной поверхности водяными цветами. В открытой беседке стоял низкий стол с вазами, наполненными фруктами и сладостями. Королева удобно расположилась среди подушек, скрестив на восточный манер ноги. Анвер услужливо подложил ей под локоть еще одну, а сам устроился за спиной Лолибон.
Роуз поняла, почему в замке женщины носят шальвары — им привычнее сидеть на полу и они могут не беспокоиться о задравшемся платье. Она сомневалась, что сидеть, как королева, удобно, поэтому устроилась на краю ковра и спустила ноги вниз. Салима тут же сунула ей под спину подушку в виде валика и застыла, ожидая приказаний.
— Роуз, ты хочешь замуж?
Принцессу уже не смущало, что королева обращается к ней то на «ты», то на «вы», ее озадачил вопрос.
— За кого?
— Я еще не решила. Но свадьбе быть.
Лолибон лениво оторвала ягоду от грозди винограда и раздавила ее зубами. Сок брызнул в разные стороны, и она, досадуя, вытерла кончики пальцев о поданую Салимой салфетку, недовольно зыркнув в сторону своих слуг. Их лица побледнели.
— Сначала я рассердилась на Петра, но теперь понимаю, что он правильно поступил, выкрав тебя. Если твоя смерть после свадьбы могла рассорить Бреуж с Эрией, то твоя жизнь позволит отхватить лакомый кусок в виде Северной Лории. Я разрушу Союз пяти, находясь внутри него.
— Почему вы ненавидите Союз? Насколько я знаю, не устраивай вы набеги на соседние государства, у Союза не было бы причины заинтересоваться Тонг-Зиттом.
— Нельзя давать застаиваться армии. Она воюет с тобой или против тебя, но воюет. Насколько за последние двадцать лет расширились границы моего королевства? На одно кольцо нового девятого лабиринта? С твоей помощью я увеличу свое состояние на одну горную страну.
— Ваше Величество, вы не боитесь сломать шею? Один из Бахриманов попробовал, и где он сейчас?
Хлесткий удар по щеке заставил Роуз замолчать. Над ней стоял Анвер. Его глаза полыхали гневом. Королева громко рассмеялась, как тогда, когда сидела на коленях у Петра. Разве что не дрыгала ножками.
— Анвер, ты мой защитник! — воскликнула она. — Хочешь, я сделаю тебе подарок? Северная Лория станет твоей, и ты сможешь учить уму-разуму молодую жену.
Кровь отлила от его лица, и Бахриман затравленно обернулся на Лолибон.
— Ну, ну. Я пошутила. Хотя очень неплохой вариант. Ты беспрекословно подчиняешься мне и сможешь держать в узде бойкую кобылку.
— Не рано ли вы отдаете Северную Лорию замуж? — Роуз держалась рукой за горящую от удара щеку. — Моя прабабушка жива и здорова…
Принцесса замолчала, встретив ироничный взгляд королевы.
— Беатрис Шестая не вынесла исчезновения наследницы. Уже сорок дней, как Северная Лория скорбит по умершей королеве. Петр лихо решил и эту проблему.
Королева внимательно наблюдала за Роуз и наслаждалась сменой чувств, которые так легко читались на ее лице.
— А может тебя отдать за Петра? За того, кто ускорил смерть Беатрис Шестой и ненавидит твоих родителей? Но, боюсь, молодая жена очень быстро отправится следом за старой королевой. Так всегда случается, если свяжешь свою жизнь с Бахриманом. Он вечно рвется обрести свободу.
— Вы не боитесь Анвера? Он тоже Бахриман.
— Поверь, я справлюсь.
Роуз поверила. С Анвером королева справится. Но она не стала задавать вопрос, как Лолибон справится с Петром, боясь вызвать у той приступ гнева.
Зря королева тешилась тем, что выставила Петра убийцей и вызвала к нему ненависть Роуз. Его последние слова, пусть и звучали загадочно, но вселили надежду. На пути к свободе нужно лишь отыскать солнце.
Роуз не находила себе места, пока ждала Фаруха. После встречи с Лолибон она долго плакала, вспоминая прабабушку, родителей и прежнюю беспечную жизнь. Какие еще несчастья постигли ее родных? Наверняка, Фарух что-то знает, а она, увлеченная рассказами жреца, совершенно забыла расспросить о том, что происходит в Эрии.
Вскоре сон сморил Роуз, и она не заметила, как Салима сняла с нее туфли и укрыла, а потом долго вглядывалась в лицо принцессы, казавшейся ей обиженным ребенком, на ресницах которого дрожали слезы.
Фарух появился, когда луна заглянула в окно. Он вновь вышел из серебристого сияния, увидев Роуз, поклонился ей и сел на вчерашнее место.
— Скажите, Фарух, что сейчас происходит у меня дома?
Старик вздохнул:
— Я сожалею, Ваше Высочество, но мне не ведомо.
— Разве вы не можете пройти дорогой Бахриманов и посмотреть? Или послушать, не открывая вторую дверь. Помните, вы рассказывали о такой способности?
Старик молчал.
— Мы заключили договор: вы помогаете мне, я помогаю вам. И я ожидаю, что вы будете со мной откровенны, — настаивала Роуз. — Может быть, вы щадите мои чувства? Прошу вас, не скрывайте от меня ничего. Я уже знаю, что Беатрис Шестая умерла.
— Я скорблю вместе с вами.
Старик помялся:
— Я не знаю, сколько Бахриманов осталось на свете, и вправе ли открывать наши тайны…
— Если вы хотите покровительства Союза пяти, вам придется рассказать все начистоту. Я обещаю, что не использую полученные от вас знания во вред вам, как и вы должны поклясться, что не станете применять магию против моего народа.
— Теперь я понимаю, почему вам прочили трон Северной Лории. Вы истинная правительница.
Фарух немного помолчал. Роуз не стала его подталкивать: старик собирался открыть тайны, о которых, наверняка, не написано в книгах.
— Каждый Бахриман рождается магом, — начал он. — Но магия просыпается не сразу, многим навыкам приходится учиться. Но в первую очередь ребенку внушают, что женщина — зло, высасывающее магию. Мы тщательно скрываем от окружающего мира, что не всесильны, что запас магии не безграничен. Каждый из нас награжден небесами своим резервом, и расходовать его нужно с умом. Иначе можно остаться вовсе без магии и скатиться на самую низшую ступень пирамиды Сулейха. О, если бы мы могли обходиться без женщин! Но мир, увы, не знает иного способа продления рода, а без детей вымирает всякий народ, в том числе маги. Поэтому Бахриманы придумали, как заводить сыновей и сохранять магический запас. Пусть наш способ кажется вам странным, но если им пользуются веками, он воспринимается как единственно верный. Мы, во всяком случае, старались, чтобы время, отведенное нашей избраннице, было самым счастливым в ее жизни. Каждый жрец превращался в любящего мужа, оберегал и лелеял свою женщину, а она приносила ему в подарок здорового и сильного ребенка. Но как только она выполняла свое предназначение, ее умерщвляли.
— Зачем? Даже если вам нужен был лишь сын, могли бы забрать его, зачем убивать мать? Пусть бы жила. Страдала без дитя, но жила!
— Вы не понимаете, Ваше Высочество. Представьте, перед вами бочка с вином, — жрец взглянул на возбужденное лицо Роуз и поправился: — Нет, не с вином. С молоком. И вы со своим мужем каждый день черпаете из бочки по стакану. В конце концов, молоко заканчивается. Но если бы вы не пили его, вашему мужу молока хватило бы надолго. Так и с нашей магией. Женщина, родив ребенка, начинает тянуть ее у Бахримана, а если родилась дочь, то запас истощается вдвое быстрее. Несколько лет, и жрец превращается в простого смертного. Только сыновья не высасывают магию, они уже обладают ей.
— Вы все боялись быть простыми людьми, поэтому убивали женщин и дочерей? Магия так много значит для вас?
— Я объяснил на простом примере. Но прибавьте сюда сильнейшую привязанность к беременной женщине, когда кожей чувствуешь каждый ее вдох, движение души, боль. Появившаяся на свет дочь воспринимается, как трагедия, потому что привязанность удваивается. Единственный способ перестать чувствовать, как из тебя вытекает магия — избавиться от источника беспокойства.
— Вы безумцы. Зачем магия, если вы боитесь чувствовать, любить?
— Если бы не умерла моя Асилия, сейчас я бы был обыкновенным стариком и влачил жалкое существование где-нибудь в девятом лабиринте, а не служил придворным магом у Лолибон Великой.
— Асилия? Мне знакомо это имя. О, Боже! Фарух и Асилия! У вашей жены был старший брат?
— Лантер из Андаута, выживший после пожара на мое корабле и попавший к пиратам…
— Я читала о вас книгу! Вы дважды провели Асилию дорогой Бахриманов!
— Нет, не дважды. Я не могу назвать точное число. Мы скрывались от преследования до тех пор, пока не погиб ее брат. О нас написали книгу? Не знал.
— Вы стали рабом Асилии, поэтому убили ее?
— Нет, я не убивал. Просто не смог бы. Я ее любил.
Старик замолчал, опустил голову. Роуз даже показалось, что заснул, но он вздохнул и заговорил вновь.
— Жрец может двумя путями лишиться магии. Быстрый путь — провести женщину дорогой Бахриманов несколько раз. Число переходов до полного опустошения у всех разное. Кто-то наделен огромным запасом — это Верховный жрец и его потомки. Кто-то меньшим — он находится на более низких ступенях иерархии Бахриманов. Человек, лишившийся магии, никто, низшее сословие. Я был готов стать никем. Я привязался к Асилии настолько, что не смог бы поднять на нее руку. Это второй — длинный путь опустошения: жить с любимой женщиной, с каждым ее вздохом, движением души, болью. Я не хотел иного. Я любил. Но за мной присматривали. Верховный жрец никогда не выпустил бы из рук наследство жены Бахримана, и всегда находился тот, кто делал за тебя черную работу. Мне повезло, Асилия умерла сама, и на мне нет ее крови.
Фарух встал и подошел к окну. Луна безразлично смотрела ему в лицо.