Как ни странно, воспоминания эти не вызывают у Леви ни грусти, ни печали. Он, скорее, поражён тому, как приятно иногда воскресить в памяти те беззаботные минуты.
На двенадцатый день, наконец, проясняется небо. Леви и художница допоздна сидят на веранде, периодически перебрасываясь незначительными фразами. Верена всё ещё восседает на перилах, крепко держась за них руками.
— Путешествовать одному, по-моему, безрассудно, — бормочет Леви, сверля взглядом её затылок.
— Спорить не стану. Но где ещё нашёлся бы такой идиот? — она хихикает, на этот раз, не слишком весело. — Все мои близкие умерли. Кто-то из друзей, вступивших в армию, был съеден титанами. К тому же, когда ты совсем один бредёшь, куда глаза глядят, ты несёшь ответственность лишь за себя. Я бы не смогла защищать чью-то жизнь помимо своей… Слишком велик риск.
Выдерживая паузу, Леви недолго молчит, затем понимает, что обязан сказать нечто утешительное, иначе это будет некрасиво с его стороны.
— Тогда ты не идиотка.
— А? — она оборачивается, и лёгкий порыв ветра треплет ей волосы.
— Да, это глупо — подвергать себя опасности, но тебе не плевать на жизни других людей. В разведке такое ценилось превыше всего.
— Правда? Я рада это слышать!
Когда она улыбается, то морщит нос и поджимает плечи. Леви это кажется довольно милым.
— Э-э-эх, как же я завидовала Флоку, когда он ушёл на службу! Злилась и завидовала! — Верена задумчиво глядит в ночное небо. — А ведь был шанс пойти вместе с ним…
— Почему не пошла?
Она в смущении чешет затылок.
— На самом деле… ну-у-у… я боялась…
— Титанов? Тц, а кто не боялся? Разница лишь в том, как скоро ты справишься с этим страхом и преодолеешь его. Попади ты в мой отряд, смогла бы быст…
Верена качает головой.
— Нет, нет! Я не о титанах говорю. Я, если честно, жутко боялась… высоты.
Леви приподнимает в удивлении бровь. Не то, чтобы он слишком впечатлён, просто занятно, как такие наивные люди, как она, до сих пор существуют. Чудная такая.
— У меня ещё сохранился старый привод, — сообщает он зачем-то, сам не понимая причину.
— Ох, правда?! — Верена чуть не падает с перил, но успевает ухватиться и пересесть лицом к Леви. — Как круто! А покажите?
— Хочешь посмотреть?
— Ну разумеется!
— Зачем?
Она глядит куда-то в сторону и почему-то пытается прикрыть ладонью лицо.
— Н-не знаю… Просто так.
Не то, чтобы он горел желанием, и не то, чтобы он действительно этого хотел, но возможно, лишь мысль о том, чтобы снова взять в руки привод, ощутить под пальцами его вес и форму, даже просто взглянуть на него, заставляет Леви ответить искренне:
— Я не против.
Они улыбаются друг другу, но вскоре Верена снова отводит глаза. Она нервно перебирает в пальцах краешек рубашки, порываясь что-то сказать, а когда говорит, голос у неё непривычно мрачный:
— Завтра, наверное, Габи и остальные приедут вас навестить. Кажется, мне пора уехать с ними.
Ответа нет. Леви смотрит перед собой, на точку на горизонте, где вдали мерцают огни города.
— Я так благодарна, что вы приютили меня. Я думала, что, доставив то письмо, мой путь окончится, но вы помогли почувствовать нечт…
— Помнишь, о чём мы говорили вчера? — спрашивает Леви, не глядя на неё.
Верена молча кивает.
— Найди своё место, а потом делай, что хочешь. Мир велик. И я завидую тебе, ведь ты видела его таким, каким я не видел. Больше нет титанов, а значит, нет границ.
— Вы хороший человек, господин Леви. Надеюсь, что и вы своё отыщете. Ведь здесь… — она улыбается и кивает в сторону открытых дверей дома. — Здесь для вас слишком мало места.
Он бросает на неё хмурый взгляд и бормочет:
— Много ты знаешь!
— Просто мне кажется, что здесь вам чего-то не хватает.
Ох, он мог бы перечислить сотню из того, чего ему действительно не хватает! Мог бы перечислять даже до бесконечности! Но он не признается. Она и так прочитала его, как открытую книгу, и этого достаточно. Если завтра приедут Брауны, пусть забирают её в город. Он ничуть не расстроится.
Ну, возможно, совсем немного… В конце концов, она научилась лучше готовить, и уже не спорит с ним по всяким мелочам… Нет, всё же пусть уезжает. И он точно не станет ждать её возвращения.
И в воцарившейся тишине, спустя какое-то время, снова звучит его низкий голос, лишённый, однако, всяческих эмоций:
— Вид на город сегодня особенно красивый.
— Да… он хорош.
Верена не смотрит на горизонт и огни вдали. Они ей больше не интересны. Леви замечает, что она до сих пор глазеет на него и почему-то улыбается. У неё, что, совести совсем нет? Как тогда, прошлым днём, когда он задремал в кресле, а затем, проснувшись, обнаружил её сидящую напротив и активно вырисовывающую что-то в блокноте. Она до хрипа в голосе клялась, что не рисовала его без разрешения, притом краснея, как рак.
Какая всё-таки… странная.
— Прекрати, — бормочет он и отворачивается. — Раздражает.
— Ла-а-адно.
— Что «ладно»?
— Ни-че-го…
Её улыбка становится ещё шире и страннее, и Леви со вздохом качает головой. С каких пор он стал таким бессильным перед гражданскими и ленивым в спорах? Ему уже просто не хочется её одёргивать. Или он привык…
Леви гонит её в дом, делая вид, что озабочен усилившимся ветром, и «не хватало им ещё заболеть». А Верена с какой-то чудаковатой радостью хватается за кресло и везёт его обратно, в дом.
Через два дня, наконец, приезжают Фалько и Оньянкопон.
После уже привычного вежливого чаепития Леви стоит на крыльце дома, опираясь на трость, и наблюдает, как Верена помогает Фалько загрузить ненужное барахло с чердака. Оньянкопон как раз выходит из дома, ставит последнюю тяжёлую коробку возле лестницы и, разминая руки, тихо произносит:
— Каникулы прошли спокойно, я полагаю.
Леви на него даже не смотрит. Ему не нравится этот внезапный хитро-весёлый тон.
— Понятия не имею, о чём ты.
— Всё ты понимаешь, — мужчина хлопает его ладонью по спине. — Ты уже взрослый мальчик!
Леви даже не дёргается от его неслабого тычка.
— Прости-прости! Я забыл, что ты ненавидишь фамильярности!
— Я ничего не сказал.
— А я по твоему взгляду вижу, — Оньянкопон улыбается, упирая руки в бока, и глядит на Фалько и Верену. — Я вдруг решил, что могу позволить себе лишнего. Как госпожа Зоэ когда-то. Хотел пошутить.
После некоторой паузы Леви вздыхает и говорит:
— Всё хорошо. Она тебя уважала, даже очень.
— Да, я помню. Это было взаимно. И всё-таки… разве вам тут было так уж плохо?
Оньянкопон пытается разглядеть на его измученном лице хоть какие-то подсказки, но бывший капитан ничего не говорит. Он лишь смотрит на то, как художница поправляет задравшийся воротник рубашки Фалько, затем они укладывают ещё одну сумку на багажное место автомобиля. О чём этот Леви вообще сейчас думает? Когда в городе выяснилось, что художница самостоятельно отправилась к дому на холме, по какой-то неизвестной причине, Габи Браун твёрдо заявила, чтобы они не лезли в «их с господином Леви дела». Благо, всё окончилось довольно хорошо.
Оньянкопон вздыхает.
— Я видел в доме портрет Ханджи. Весьма недурно. Даже очень.
Леви молчит.
— Может быть, ей лучше остаться ещё на время? — пытается предположить Оньянкопон, и тот, наконец, встречается с ним взглядом.
— Что за бред ты несёшь? Не надо делать мне одолжений.
— Я имел ввиду другое…
— Плевать, что ты имел там ввиду. Она доставила то дурацкое письмо, и на этом её работа закончилась.
— Эх, капитан Леви… — Оньянкопон почти с агрессивным упорством поднимает коробку с пола.
Тот бросает в его сторону тяжёлый взгляд:
— Чего ещё?
— Думаешь, я не понимаю, как это трудно — заводить новые знакомства? Ты жил в мире, полном титанов, где вас бесконечно пожирали, и ты терял близких людей быстрее, чем встречал новых. Поэтому ты старался избегать таких отношений. Спорим, ты никого к себе не подпускал?
Его собеседник хмурится, но продолжает молчать. Оньянкопон глядит на него с каким-то пугающим сочувствием, затем разворачивается и спускается с крыльца, бросая напоследок:
— Титанов больше нет, приятель! Начинай жить!..
Через несколько минут Леви провожает всех троих: они прощаются возле машины, и Фалько обещает, что в следующий раз Габи обязательно его навестит, на что Леви отвечает одним сдержанным «жду-не дождусь»; Оньянкопон машет ему с водительского места, а Леви кивает;
Стоявшая до этого в сторонке девушка, наконец, делает шаг.
— Город покажется крошечным после этого, — говорит Верена, теребя поля шляпки в руках, и вздыхает. — Ну, что ж… Спасибо за всё. Может быть, увидимся.
Художница тянется для рукопожатия. Леви без колебаний прикасается к ней и искоса смотрит, как обрубки двух его пальцев осторожно сжимают её руку. Затем он пытается заглянуть ей в лицо, но она всё равно отводит глаза.
— Взаимно, — бормочет он напоследок. — Удачи.
И вот, через пару минут, автомобиль срывается с места, поднимая в воздух дорожную пыль. Глядя им вслед, Леви испытывает острое ощущение наваждения, словно такое с ним уже происходило. Словно он в очередной раз пожалеет о сделанном выборе.
Леви возвращается в пустой дом и садится за стол у окна. Он просто не понимает, что теперь делать. Стоит пугающая гробовая тишина.
А если бы он даже попросил, чтобы она осталась? Что ей тут делать? Глазеть по вечерам на небо, пить с ним чай и болтать о временах, когда разведкорпус ещё чего-то стоил?
Леви ерошит рукой волосы, склоняясь над столом.
— Да какое я вообще имею право о таком думать?
Не сразу доходит, что вопрос этот звучит вслух. Леви хмыкает себе под нос. Наверняка, ей и в городе будет нескучно. С Браунами, например. И она снова уронит что-нибудь с полки, или ударится коленом об угол тумбы, или прищемит палец… Как три дня назад, когда она ушибла плечо, и ему пришлось доставать для неё из подвала лёд. Она была так благодарна, будто он ей жизнь спас.
Леви смотрит в окно, подперев подбородок рукой, и думает о мелочах, которые раньше никогда не лезли в голову. Наверное, таков он — мир без титанов.
Комментарий к 5. Стекло и железо
**6.** Давно я так не любовался небом — в «Выборе без сожалений» звучит та же фраза, когда Фарлан, Изабель и Леви, вступив в разведкорпус, смотрят на ночное небо.
========== 6. Каждый из нас. Часть 1 ==========
И неважно, что или кто станет причиной, но нас всегда будут разделять жизнь и смерть…
Ханджи Зоэ
Два грохочущих автомобиля неспешно приближаются к дому на холме по неровному подъездному пути. Позади них поднимаются клубы дыма и пыли, ведь из-за жары, что стоит последние несколько дней, полностью высохли все дороги. Наконец, машины останавливаются чуть поодаль, возле тропы, которая ведёт к дому, и все десять пассажиров, не без радости, едва не вываливаются наружу.
— Ох, лучше бы я сел к Оньянкопону! Три часа этой адской пытки — врагу не пожелаешь! — жалуется громко Конни, разминая затёкшие ноги. — Эй, Райнер! Ты клялся, что хорошо водишь. Что-то не заметно было.
— Заткнись уже и хватит ныть, — горе-водитель суёт ему в руки небольшой ящик с продуктами. — Лучше помогай выгружаться.
— Просто в следующий раз я поменяюсь с кем-нибудь местами. Э-э-э… Армин! Завтра ты поедешь в машине с Райнером! Я больше не выдержу сидеть рядом с этим…
Поравнявшийся с ним Жан треплет приятеля по макушке и строго бормочет:
— Ладно, хорош уже. Мы приехали, чтобы весело провести время и повидать капитана перед возвращением домой, а не устраивать сцены. Никто никого не заставлял… Верена! Не сбегаешь в дом, проверить обстановку?
Художница, уже отдышавшаяся после жаркой поездки, кивает и идёт к крыльцу. Конни тем временем морщит нос и крутит головой, но всё же без возражений принимается выгружать необходимое для посиделок барахло из автомобиля.
Жан Кирштейн недолго высматривает подходящее для их застолья место и, в конце концов, останавливает взор на невысоком деревце справа от дома. Вечером отсюда вид получится потрясающий. Кто вообще мог подумать, что именно они с Райнером запланируют эту поездку? Они действительно никого не заставляли, но остальные всё же вызвались. Понятное дело, почему Энни или эта парочка, Габи и Фалько, согласились. Было бы невежливо не позвать их, ведь Брауны позаботились о Леви, предоставили ему такой дом и всё необходимое, укрыли подальше от любопытных глаз журналистов и военных марлийцев. За прошедшие пару лет Жан не слишком тесно общался с ними, но из писем капитана стало ясно, что ребята эти неплохие. Конни упирался до последнего. Сейчас он даже не смотрит в сторону Габи, делая вид, что её просто не существует. Он пересилил себя, потому что очень хотел увидеть капитана.
Что же до Энни… Жан не удивляется, что она находит с Армином общий язык. Вряд ли она поехала с ними, чтобы поностальгировать о былых временах, скорее, ей хотелось составить компанию Арлерту.
А вот Пик Фингер — занятная особа. Она одна из тех людей, которых Жану так и не удаётся раскусить. В последнее время они довольно тесно общались (точнее, пришлось, из соображений дел, касающихся напряжённой ситуации с эльдийцами), так что он даже привык к её странным пристальным взглядам, ленивым движениям и шуточкам, понятным по большей части только ей самой. Зачем ей встречаться с Леви, Жан так и не понимает. Возможно, ей просто хочется влиться в их компанию, ведь скоро им предстоит вместе вернуться на остров.
Есть ещё эта художница, но на её счёт он не беспокоится. Если она выдержала знакомство с капитаном Леви, значит, всё нормально. К тому же выяснилось, что они оба родились в Подземном городе на Парадизе. Видимо, им было, что обсудить. Она стала куда разговорчивее, чем при первой встрече, и вообще довольно милая, если присмотреться.
Жан стоит в тени кроны дерева, ожидая, когда вернётся Верена и доложит обстановку в доме, и наблюдает за Райнером, который в это время болтает с Пик. Как же с этим парнем тяжело! Он старается скрыть это, но так и не оправился от событий двухгодичной давности. Был слух, что он даже к докторам ходил, чтобы те подправили его состояние. Новость о том, что Хистория стала королевой и вышла замуж за какого-то фермера, Райнер воспринял, как личное оскорбление, однако уже через пару дней вёл себя, как ни в чём не бывало. У него действительно не всё в порядке с головой. Именно из-за его поведения Жан опасается больше всего. Но лучше уж держать Райнера при себе. К тому же, он родственник Габи. Она позвала бы его в любом случае.
Возвращается Верена и сообщает, что Леви дремлет в библиотеке, на втором этаже, а задняя дверь в кухню открыта. Оттуда они могут взять пару столов и стулья и вынести их наружу. Около получаса уходит на приготовления, и всё это время Жан тщательно наблюдает за каждым, чтобы ни один не сорвался и устроил перепалку. Потому что каждому тут есть, о чём поболтать. Но всё идёт довольно неплохо. Самое трудное ещё предстоит — ведь Леви не знает, что они здесь, и наверняка будет недоволен вторжению.
Армин то и дело присматривается к дому. Один раз он обходит его кругом, а после в восхищении замечает:
— Поразительное место! Здесь так красиво!
— Тоже мне… Дома тоже есть красивые места, — бормочет Конни тихо, расставляя вокруг стола стулья. — Хоть у нас в деревне…
— Ночью отсюда, наверное, видно все звёзды и огни города! Откуда у вас этот дом? — спрашивает Армин у Габи.
— Достался от родни. Сначала мы хотели его продать, но вовремя передумали. Думаю, это хорошее место, и господин Леви отдыхает здесь с радостью. — С хитрой улыбкой девочка вдруг подталкивает локтём художницу. — Уж вы-то знаете, какие отсюда виды открываются, да? Может, расскажете поподробнее?
— Ребята, давайте потише, пожалуйста! Ну прошу вас! — бормочет Верена то и дело, пока они накрывают на стол. — Если вы тут что-нибудь разобьёте, нам всем придётся несладко.
Она, будто встревоженная мамаша, бегает вокруг, зорко следя, чтобы никто не задел ни один бокальчик или даже поцарапал поверхность стола. Когда Энни едва не роняет бутылку с вином на землю, лицо Верены багровеет, словно она вот-вот завопит или схватит со стола нож.