— Выручи, Асисяй, — прошу слезно.
— Да не вопрос, — хмыкает Славка Лунин. Мой однополчанин. — Диктуй адрес, Ган.
Хмурый немногословный Асисяй появляется через полчаса.
— Я говорил с Беком. Его хата стоит пустая. Можете там прибомбиться. Он все равно живет с семьей в Никифоровке, — бросает отрывисто.
— Да ну? — с легким недоверием уточняю я. Поселиться в квартире генерала Кирсанова! Такого даже в дурном сне не могло привидеться.
— Соглашайся, — улыбается во все тридцать два зуба Славка. — Там все под охраной. Есть глушилки для телефонов. Прочие прибамбасы.
— А Бек? — все еще не верю в щедроты начальства.
— Да он давно ищет жертву. Кто-бы пожил в его квартире. Поливал бы цветы, следил за системой отопления. И проверял, не прорвало ли краны. И тут ты нарисовался, Гаранин! — Славка ржет в голос и, заметив наши растерянные лица, кашляет. Громко и натужно.
— Может, тебе какая помощь нужна? — спрашивает, усаживаясь за руль огромного и грязного внедорожника.
— Не откажусь, — усмехаюсь с заднего сиденья. Обнимаю Тайку и снова шепчу ей на ушко.
— Все будет хорошо, любимая.
В семейное гнездышко Кирсанова на Тверском бульваре я попадаю впервые. И даже представить себе не могу своего бывшего командира в обычной гражданской жизни. Жена? Дети? Дом — полная чаша? У человека, привыкшего спать на земле и пить из лужи?
«Да ты сам такой же, — напоминает мне внутренний голос. — На кой тебе жена, Сева? Ты же никогда не остепенишься!»
Входя в квартиру, притягиваю Тайку к себе.
«Ну, уж нет! — шепчу про себя яростно. — Я за Тайку порву. Всех и каждого. Никому ее у меня не отнять!»
— Вот, — пройдя через коридорчик, Слава открывает высокую деревянную дверь. Вторая, такая же, маячит за моей спиной.
— Квартира разделена на две половины. Одна — сестер, другая — самого Бека. Эта его, — машет Асисяй, пытаясь одной рукой охватить все пространство.
Пристально оглядываю просторный зал, обставленный старомодной итальянской мебелью. Перевожу взгляд на плазму, висящую на стене. Вижу дальше арку, ведущую, по всей видимости, в приватную зону.
— Вот две гостевых спальни. Располагайтесь, в которой понравится. Внизу сауна и спортзал. Устраивайтесь. А я поеду, — заявляет Славка, направляясь к двери.
Закрыв за ним мудреные замки и засовы, медленно бреду по комнатам. Изучаю. Спальня, детская с кроватями-кораблями, ванная комната с двухместной ванной. Пушистые полотенца на полке.
«Рад за тебя, Бек. Видать, получилось у тебя вписаться в нормальную жизнь. Семья. Дети. Может, и у меня выйдет?» — бьется в башке нервная мыслишка.
— Странная квартира, — поджимает губы Таисия.
— Почему? — выдыхаю, притягивая Тайку к себе. Нежно целую в висок, потом в щечку. Прокладываю дорожку поцелуев по нежной шейке.
— Какое-то тут все дубовое. Кондовое…
— Тут российский генерал живет, Тайка, а не потомок Карла Великого. Люстр с соловьями и цветочками нет. Ну, хоть ватерклозет не на улице.
Тайка заливисто смеется. И кивнув на сверкающий огнями Тверской бульвар, хохочет как дурочка. И я, представив себе домик неизвестного архитектора и Кирсанова, бегущего туда в трениках и майке-алкоголичке, тоже фыркаю от смеха.
— Можем принять ванну и заказать что-нибудь пожрать, — предлагаю я, хотя больше всего мне сейчас хочется утащить Тайку в спальню. Стянуть с нее пропахшие дымом и дорогой тряпки, окунуть в теплую воду и зацеловать до умопомрачения.
— Ты считаешь, что тут безопасно? — недоверчиво спрашивает меня Таисия.
— Конечно, — киваю вполне серьезно. — Главное, никому не сообщать о нашем скромном жилище. Пусть все думают, что мы живем в квартире твоей сестры.
— Почему? — вскидывается Таисия и одаривает меня возмущенным взглядом.
— По качану, Тай, — начинаю сердиться я. — Неужели ты не понимаешь? Враг где-то рядом! Почему тебя хотят грохнуть? Можешь объяснить?
— Я ничего не знаю, — плачет она.
— Ну-ну, — вытираю слезки. — Здесь мы в безопасности, любимая. Нам нужно время, чтобы разобраться и вычислить врага. Вполне возможно, я наберусь наглости и обращусь к бате…
— Так твой папа отказал нам, — всхлипывает Таисия. Маленькая еще, но все понимает.
— Папа — это Космонавт, а батя — Бек — генерал Кирсанов.
— У тебя два отца? — удивляется она.
Задумываюсь лишь на секунду. Вот как объяснить русской наполовину девушке, выросшей во Франции, отличие между отцом и батей? Как втолковать, почему это разные люди. Когда один отец — по родству. Вовремя распорядился спермой чувак. А другой — по жизни. Один зачал, а другой не дал сдохнуть.
— У тебя две матери, Тайка, — смеюсь, подхватывая на руки заплаканную девчонку. — А у меня два отца! Мы с тобой богатые люди!
— Вот только скитаемся по углам, — вздыхает она, обвивая мою шею руками.
— Найду я этих гадов, — рыкаю, укладывая любимую на первый попавшийся диван. Нависаю сверху, накрывая ее губы своими. Нетерпеливо задираю тонкий свитерок и привычным движением расстегиваю застежку лифона. Веду языком по тонкой бархатной коже и, вобрав губами сосок, чувствую себя самым счастливым человеком в мире.
Тайка выгибается подо мной. Шепчет какие-то глупости, легонько царапает спину.
Отстраняюсь лишь на минуту. С яростью неандертальца стаскиваю с любимой джинсы и трусики.
— Кто придумал эту дурацкую моду? Капкан какой-то! — глухо рычу, пытаясь стянуть с ног ужасные джинсики-скинни.
Тайка крутится, стараясь мне помочь. Но в результате мы запутываемся в штанах и мешаем друг другу.
— Давай сама. Я уже не могу, — признаюсь хриплым голосом. И жадным взглядом смотрю на высокую грудь, не смея опустить глаза на манящие губки, покрытые золотистым пушком.
«Сорвало тебе, Гаранин, крышечку! Ох, сорвало», — звучит в ушах голос бывшего полкана, на чьем диване мы решили заняться любовью.
«Я люблю ее, — признаюсь, вторгаясь в теплое лоно. — Я люблю», — повторяю с каждым выпадом, растворяясь в Тайке. Навсегда вбирая в себя ее запах и страсть. Отдавая взамен истерзанное в клочья сердце и уставшую мятежную душу.
10
Таисия
В Москву я всегда попадаю проездом. С отцом или с мамой. Иногда со Светкой. Но вот, чтобы жить тут подолгу, такого не было никогда. Мне нравится бродить в обнимку с Севой по Бульварному кольцу. Иногда забредать на Патрики или спускаться вниз к Москве-реке. Проходить мимо Кремля и с улыбкой думать, как это величественное строение воспринимали иностранцы в Средние века.
Наша жизнь становится размеренной и совершенно спокойной. Сева пытается найти злоумышленников. И даже консультируется с кем-то из бывших коллег и Интерпола. Но все без толку. Замерзнув, мы обычно заходим в какой-нибудь ресторанчик погреться. И там, пока ждем свой заказ, созваниваемся с близкими. Ни в коем случае не желая выдавать наше временное прибежище. День сменяется другим, но ничего не происходит. Обязательное ношение масок и капюшон превращают нас в невидимок. Пара песчинок в людском море. Мы живем как на необитаемом острове. Общаемся только друг с другом и сторонимся других людей. Занимаемся любовью и просто валяемся в широком джакузи, стоящем прямо около окна.
Только иногда мне кажется, что все скоро закончится. Не будет никакой свадьбы. Да и сам Всеволод Юрьевич Гаранин отчалит к другому берегу. Одним словом, я жду подставы. Боюсь того дня, когда рванет, и наступит мой личный армагеддон. Но точно знаю, что он не за горами.
— Ты почему загрустила, Таечка? — спрашивает меня Сева, как только мы входим в небольшой уютный ресторан. — Какие мысли бродят в моей любимой рыжей головке? — спрашивает он, дергая меня за прядку волос.
— Она у тебя не рыжая, — фыркаю я.
— Пошлячка, — весело бросает он и тянется с поцелуем. Но даже не успевает накрыть мои губы своими, как откуда-то сбоку слышится знакомый писклявый голос.
— Сева? Таис?
Подпрыгиваю на месте. Нервно выглядываю из-за широкой спины Севы. И замираю в изумлении.
Здрасте, пожалуйста! Моль бледная. Одна штука.
Вернее, не одна, а с каким-то таким же бледным и чахлым кавалером.
— Добрый день, Кристин, — учтиво здоровается Сева. — Какими судьбами?
— Мы путешествуем с Адамом по миру, — заявляет противная девица. И мне хочется прямо сейчас посреди пафосного ресторана вцепиться ей в белесую паклю, которую она так старательно укладывает в подобие прически. Грейс Келли, блин!
— А мы гуляем по Москве, — улыбается Сева, притягивая меня к себе.
— У вас отношения? — спрашивает Крыстына.
— Да вот, — Сева чешет башку, словно в замешательстве. — Решили пожениться.
— Тебя не привлекут за растление малолетних? — ехидно хихикает она.
— А вас не привлекут к ответственности за жестокое обращение с животными? — заявляю я неприязненно.
— Ты имеешь в виду бедного Савву? — светски улыбается она.
— А вы еще кого-то выкинули на помойку? — вскидываюсь я, вспоминая, как Сева привез мне бедного котика, выброшенного этой лахудрой.
Кристин меняется в лице, но очень быстро берет себя в руки.
— Ах, Таис, — восклицает слащаво. — Ты еще такая маленькая… Тебе не скучно с ней, Сева?
— Меня все устраивает, — рыкает Гаранин, тотчас же меняясь в лице. — Тебя ждет твой спутник…
— Я думала, мы сможем развлечься все вместе, — пожимает плечами Кристин и, махнув ручкой, больше напоминающей куриную лапу, спешит к своему замшелому кавалеру.
— Что на тебя нашло? — спрашивает мой жених. — Неужели трудно хоть немного сдержаться и сохранить вежливость? Светлана с ней дружит… И об этой истории с твоим кошаком ты ничего не знаешь.
— Он оказался на улице, и этого достаточно. А Лана всегда помогает убогим, — негодующе фыркаю я. — Просто смотреть противно, как эта курица крутит своим линялым хвостом. И не потерплю твоих гулек, так и знай.
— И как же я, по-твоему, гулял? — вскидывается Сева. — Просто вежливо разговаривал со знакомой Ланы и твоего отца.
— Ты еще скажи, что между вами ничего не было, — шиплю, косясь на официанта.
— Когда? Сейчас? В фойе ресторана? — начинает злиться Гаранин.
— Нет, в Париже. Ты же жил с ней в ее доме. Я знаю.
— Откуда? — удивляется не на шутку.
— Я следила за вами. Ты ночевал в ее доме, — выдаю свой секрет и ни капли не жалею об этом.
— Ночевал, — соглашается Сева, хотя мог бы и соврать. — Но мы спали в разных комнатах.
— Ну, это ты говоришь, — недовольно морщу нос.
— Тая, — предостерегает меня Гаранин. — Мы договорились доверять друг другу.
— Да, ты прав, — понуро киваю головой. — Твоя лахудра тоже. Я веду себя как ребенок. И еще ужасно злюсь. Чуть ей не выдергала ее приклеенные волосики… Терпеть не могу Кристин.
— Ты просто ревнуешь, — усмехается самодовольно Гаранин, враз превратившись в глупого напыщенного павлина.
— Нет, нисколечко, — упрямо мотаю башкой. — Сержусь на тебя. Стоял как гусь гордый и любезничал с этой побрякушкой.
— Тая, — сурово предупреждает Гаранин.
— Я девятнадцать лет уже Тая, — хмыкаю недовольно.
— Перестань, — просит он мрачно. — Кристин ко мне не имеет никакого отношения. Научись доверять мне.
— Я пытаюсь, — стараюсь не разреветься. — Но вот как вижу около тебя какую-нибудь стерлядь, аж сердце выпрыгивает.
— Я тоже тебя люблю, — усмехается Гаранин. — И тоже сердце выпрыгивает…
— Когда это? — не подумав, заглатываю наживку.
— Когда стонешь подо мной и просишь «Сева… Еще… Давай, Сева!».
— Ты просто невозможный, — вздыхаю недовольно. И тут же чувствую, как мое запястье обхватывают крепкие пальцы Севы.
— А ты самая желанная, — шепчет он мне на ухо. И тянется с поцелуем.
— Люди кругом, Сева, — шепчу яростно.
— Никто не смотрит, Тай, — фыркает он и отстраняется, услышав громкое покашливание.
Официант ставит на стол какие-то тарелки. Салаты. Соки. Отбивную с гарниром для Севы и грибной супчик для меня. Жуем, не разговаривая. Но как только Гаранин заканчивает с отбивными, чувствую, как его лапища скользит по моим коленям.
— Сева, — шиплю змеей. — Прекрати сейчас же.
— Пойдем домой, Таечка, — бубнит он, небрежно глядя на счет. — Что-то я проголодался…
— Так закажи еще что-нибудь… Пусть тебе еще один стейк пожарят…
— Доедай, малыш, и в штаб армии. Я тебе по дороге расскажу, каким бывает голод.
— Но я хочу еще кофе и десерт, — упрямо заявляю я, хотя минуту назад ни о чем таком не помышляла. — Здесь очень вкусные эклеры. Помнишь, мы в прошлый раз брали?
— Заказывай, — великодушно разрешает Гаранин и больше напоминает ведущего в телешоу.
Крутите барабан!
Взмахом руки подзывает официанта, но пока тот не спеша идет к нашему столику, на столе вибрирует Севкин сотовый.
— Девушке эклеры и кофе, — отрывисто бросает Гаранин сонному мальчику и со вздохом отвечает абоненту. — Да, папа!
Я слышу, как из айфона рвется на волю негодующий бас Космонавта.
— Больше ничего, — косится официант на мрачнеющего Севу.
— Спасибо, мы вас позовем, — отпускаю не в меру любопытного парня и внимательно смотрю на Севу.
Тот что-то тихо вещает в трубку, еле сдерживаясь.
— Завтра приеду. Сейчас не могу, — заявляет он, выслушав вопли отца. Снова слушает и мрачнеет еще больше.
— Ладно, погоди. Сейчас по телефону все решим, — бросает примирительно и, глянув на меня, бормочет негромко. — Я выйду ненадолго. Никуда не уходи.
Задумчиво ем суп, смотрю в окно и напряженно думаю о нас с Севой. Встреча с Кристин оставила неприятный осадок. И как-то всколыхнула прежнюю обиду и злость. Глупо надеяться, что человек поменялся. Остепенился и стал моногамным. Наверное, ничего у нас с ним не выйдет. Какой-то он странный. Вечный мальчик. Да, с ним легко и прикольно. Но все эти бабы, стекающиеся косяками. И доступ к телу не ограничен. Смогу ли я так жить? И нужно ли вешать на себя такое ярмо в девятнадцать? Что толку от моей любви, если Сева не думает меняться? Маргарита Пастухова, Кристин Готье… Это только то, что на виду… Можно ли перевоспитывать взрослого человека?
Вопросов уйма, а вот ответов не найти. Здесь я оторвана от семьи. Не могу посоветоваться ни с мамой, ни со Светкой. И отца где-то носит по Антарктидам…
В сумочке звякает сотовый. Выуживаю его из бокового кармашка и с удивлением смотрю на знакомый контакт. Мишка! Сколько мы не общались? Месяц или два? Я даже успела соскучиться.
— Прив-е-ет! — тяну в трубку. — Как дел-а-а?
Мишка что-то болтает весело. Фоном слышится шум машин, иногда заглушающих родной голос. И мне хочется закричать.
Как же я соскучилась по тебе!
Нет, это не любовь. Ни капельки! Вернее, братская любовь и привычка. Мы все детство провели вместе. Играли, дрались. Выслушивали строгие мамины нотации и затевали новые проказы.
— Ты сейчас где? — спрашиваю своего любимого братца, хотя кровного родства у нас нет совершенно. Да и важно ли оно, если мы всю жизнь рядом?
— Иду по улице, — лениво замечает он. — Вот дорогу перехожу.
В этом он весь. Как всегда, дает точную информацию, из которой вряд ли что уяснишь.
Судя по шуму большого города, Мишель сейчас в Париже. Воображение живо рисует Елисейские поля, где у моего деда, а Мишкиного отчима, находится дом. Мы всегда там останавливаемся, когда приезжаем в столицу.
Я живо представляю набережную и мост Александра Третьего, вижу за ним золотой купол Дома Инвалидов. Мечтательно потягиваю кофе. Но в один момент перестаю есть и пить, боясь поперхнуться. Застываю, изумленно пялясь на белую арку, из которой в зал заходит Мишель де Анвиль. В темно-синем костюме, сшитом на заказ, и в белоснежной рубашке с золотыми запонками. Галстук в тон костюму, с мелкими светлыми крапинками, и портфельчик от Луи Виттона лишь добавляют солидности.
— Ты! Здесь! — рывком вскочив с места, бросаюсь на шею. — Почему не сказал, что в Москве? Как ты меня нашел?!