Пролог
…Не жди добра от ведьмы. Беги, как только увидишь, не слушай, как только услышишь. Не вступай с ней ни в связь, ни в сговор. Бойся ее. Однако остерегайся сделать ведьме что-нибудь непотребное, оскорбительное. Она запомнит и будет мстить. И не спасется от той мести ничто — ни сам ты, ни род твой, ни дети твои. Везде последуют несчастья и смерть. Ибо сила ведьмы — разрушительная.
(Древняя присказка)…
Мальчишки снова дрались. Глотали пыль на обочине, сцепившись, как дикие коты. Жители небольшой бедной деревушки настолько привыкли к этим дракам, что даже не пытались вмешаться. Укоризненно качали головами и проходили мимо, изредка косясь в сторону забияк.
— Ты мелкий вонючий таракан! — кричал тот, что постарше, смуглый, со смоляными волосами, в добротных, но теперь уже грязных, льняных штанах и безрукавке на голое тело.
— А ты — ворона, как есть ворона! Хватаешь то, что плохо лежит. Сказано же — моя рыбина! — верещал тот, что поменьше. У него были светлые выгоревшие волосы, которые уже слиплись от крови, текущей из раны на голове.
Смуглый держал в руке камень. Его лицо, с длинным заостренным носом было до того испачкано землей, что он и впрямь походил на вороненка, тощего и взъерошенного.
Рыбу они удили вместе. To есть, порознь, конечно. Но мелкая плотва и подлещик отменно клевали лишь в одной тихой заводи илистой речушки. Место делили. Косились друг на друга, втихую соревнуясь, кто больше поймает.
У одного начало клевать, второй с досады, что рыба не только сорвалась, но еще и червя обглодала, закинул удочку подальше. И обе лески сцепились. Из-за этого и рыбу вместе тянули. Крупная попалась. Даже не подлещик — целый лещ. За него и подрались.
— Моя она, — не унимался беловолосый. — Клевала у меня, значит моя!
— А кто тянул? Вытащил бы ты ее один, как же! — смуглый и не думал бросать камень, отстаивая свою правду. — Не подходи, вот как дам!
Беловолосый уже и слезы размазывал по лицу, отступал. В этой деревне никто не решался связываться с его противником. Смуглый был и высокий для своих одиннадцати, и сильный. И жестокий. Поговаривают, кошку как-то забил, тоже камнем. Она цыплят соседских передушила, не усмотрели. Цыплята — ценные в хозяйстве птицы. А то, что кошка была лучшей крысоловкой в хозяйстве, и грызунов этих у них отродясь не водилось, так что ему с того?
Смуглый видел, что беловолосый уже сдался. Ощущение легкой победы пьянило, захотелось крикнуть напоследок что-нибудь обидное, колкое. Он выбросил ненужный уже камень, подгреб себе рыбину и каркнул-выплюнул:
— А твоя сестра — ведьма.
Беловолосый побледнел. Он всего на год младше длинного задиры, а вон как… Ни сдачи дать, ни достойно ответить. Ведьма. Серьезное оскорбление.
Если твою сестру прилюдно обозвали ведьмой — это вызов. И не важно, что свидетелей не было. Важно, что он сам слышал. И от этого — мурашки по коже.
Беловолосый не удержался. Позорно развернулся и побежал. Дорожная пыль расплывалась перед глазами, и не видел он ни того, как смуглый выскочка довольно ухмыльнулся, ни того, как некоторое время спустя какой-то седой мужчина отвесил ему подзатыльник, вывернул руку и потащил к стоящему на особицу единственному новому дому в деревне.
А сразу за деревней начинался лес. Страшный, черный и выгоревший.
О том, почему лес сгорел, ходило много легенд. В одной из них говорилось про кузнеца, который жил здесь когда-то, на месте пожарища. Кузнец построил дом и привел в него молодую жену. Недолго прожили они в мире и согласии — жена кузнецу изменила. Как узнал он об этом — убил жену вместе с любовником. Закопал в саду и в тот же вечер запил с горя, забыв потушить на ночь горн в кузнице. Раскаленные угли вывалились на пол и дом загорелся. Вместе с ним сгорел и кузнец, а пламя переметнулось на деревья, стоящие рядом, а затем и на лес.
Согласно другой легенде, как-то раз на краю опушки ребятня играла в разбойников. Лес и так негустой — березы да осины. А мальчишки еще и молодые побеги дергали, стругали из них мечи и копья. Не понравилось подобное самоуправство Лесному духу. Обманом и хитростью завел он мальчишек в самую чащу, да там и оставил. Долго искали их всей деревней, но не нашли. Устав от поисков, кто-то в сердцах то ли зажженный факел бросил, то ли фонарь масляный обронил. Лес вспыхнул. И потушить не получилось. Весь выгорел. Вместе с мальчишками и спасателями.
А еще говорили, что виновата во всем ведьма. Стоило ей только поселиться в деревне…
Как бы то ни было, а лес с тех пор считают проклятым, заколдованным. И все потому, что новые деревья на месте пожарища так и не выросли. На редких участках кое-где пробивалась травка, лишайники, несколько кустиков папоротника. Земля, покрытая запекшейся коркой пепла, не родила больше ничего. А вокруг торчали черные обугленные пеньки и полусгоревшие стволы. Разные по высоте, они тянулись кривыми страшными лапами в небо, не падая ни от дождя, ни от ветра.
Селение, ранее носившее красивое название Иллар, означавшее на древнем языке «колокольчик», сейчас иначе как Черные пеньки и не обзывали. Возле выжженного леса рассыпалось с десяток ветхих домов, в которых обретались местные жители: старики и старушки, доживавшие свой век со времен пожарища — они-то и передавали легенды, а может, сами их и сочиняли; работящее население — мужчины и женщины, занимавшиеся, в основном, огородничеством и скотоводством; дети, которых можно было пересчитать по пальцам одной руки. Молодые пары сторонились проклятой деревни, предпочитая селиться где-нибудь в другом месте.
Поэтому новый дом, построенный здесь два лета тому назад, добротный и богатый, огороженный высоким забором с красивыми резными воротами, смотрелся величественно и одиноко.
Глава 1. Зверь, попавший в ловушку
Сегодня нужно было наколоть дров. Именно эту работу Роанна всегда откладывала на потом, хотя понимала, что без дров не растопишь печь. А значит, не испечешь хлеб, не приготовишь суп, кашу или картошку.
Колоть дрова для нее было физически тяжело. Весной ей исполнилось восемнадцать, а на вид — подросток подростком. Щуплая, бледная, с толстой льняной косой и россыпью еле заметных веснушек на лице.
Брат, конечно, всегда вызывался помочь. Но у него, такого же щуплого, как Роанна, и всего десяти лет от роду, не получалось как следует размахнуться, удерживая двумя руками тяжелый топор, и точно ударить по чурке.
Роанна жалела брата, частенько подсовывая ему работу полегче.
У нее самой от постоянной колки руки еще совсем недавно покрылись жесткими мозолями, запястья болели, ломило поясницу.
Хорошо еще дед Кенн, сосед, напилил и сложил во дворе Роанниного дома огромную поленницу березовых чурок, на целое лето хватило. Не бесплатно, разумеется. У Роанны были деньги, припрятанные совсем уж на черный день. Сейчас монеты неотвратимо таяли, а цены на дрова в этой деревне, благодаря выгоревшему лесу, оказались непомерно высокими.
Роанна положила чурку на колоду, размахнулась, ударила — спина привычно кольнула в пояснице. С проклятого топора-колуна так и норовил слететь обух, и Роанна с ужасом думала, что будет, если однажды он все-таки сорвется. Дед Кенн посоветовал замачивать топор в воде, чтобы дерево разбухало, и обух не выскальзывал из топорища. Но, наверное, именно этому топору такое средство уже не помогало.
Она успела расколоть три чурки — каждую на четыре полена, когда скрипнула покосившаяся калитка.
— Льен? Вода Пречистая! — Роанна с трудом разогнулась, отбросила топор с застрявшим в обухе деревом. — Да что же это такое! Опять?
Мальчишка аккуратно затворил за собой калитку, набросил щеколду и повернулся к Роанне. Глаз у него слегка заплыл — будет фингал, губа разбита, волосы на голове слиплись, рубашка в бурых разводах.
Отряхнув от щепок простую юбку из некрашеной ткани, Роанна подошла к Льену, взяла за плечи, заглянула в глаза.
— Ну? Что на этот раз?
— Я… поскользнулся. Упал на камень и одежду вымазал.
Будто Роанну так легко обмануть. Врет братец, и она чувствует, что врет.
— А где же твоя удочка?
— У-удочка? — протянул Льен. — Потерял…
— Снова с Варгом подрался?
— С ним, — зло подтвердит Льен, — я его ненавижу!
Наверное, удочку в пылу ссоры на речке обронил и, конечно, не подумал за ней вернуться. Роанна подавила судорожный вздох.
— Ненавистью ничего не решишь, мой маленький глупый братишка, — Роанна раскрыла объятия, и брат послушно прильнул к ней, отзываясь на ласку.
Так, обнявшись, они дошли до старого ветхого дома, сели на ступеньки маленького крылечка.
— Рон… — Льен замялся, не решаясь задать вопрос, но потом, видимо, надумал, тряхнул белобрысой головой: — Варг тебя сегодня ведьмой обозвал. А ты не ведьма, я точно знаю. Ну, по крайне мере, пока… А еще я слышал, другие в деревне тоже шепчутся.
Он выдохнул, отстранился, опасливо посмотрел в серые настороженные глаза. Не оттолкнет? Не обидится?
— Внимания не обращай, — спокойным тоном ответила Роанна. — Варг задирается просто. А другие… Какое тебе дело до других?
А ведь она и сама знала, что слухи пошли. Как быстро… Люди будто чуют что-то, стоит ей только пожить с ними бок о бок некоторое время.
Роанна задумчиво прикрыла глаза. Вспомнила, как в начале прошлого лета они с Льеном переехали в Черные пеньки. Купили дом. Маленький и заброшенный. Охотничий домик, как его все здесь называли. С собственным яблочным садом. И деньги были. Небольшое, но наследство от отца с матерью Роанны, которых уже давно нет в живых.
— Не любят они тебя, — Льен почему-то заговорил шепотом, — да и меня тоже. Почему, Рон?
— Это сложно. Извини, я, наверно, не сумею объяснить. Может позже, когда вырастешь. — Роанна взъерошила волосы брата, и тот поморщился — рана дала о себе знать.
— А это еще что? — наклонив голову поближе, она пристально вгляделась в слипшиеся белые вихры.
— Не волнуйся, просто царапина…
И так всегда. До самого последнего момента ничего не скажет, все из него вытягивать приходится.
— Ну-ка не вырывайся, смирно сиди! — приказала Роанна, привстала и принялась придирчиво осматривать голову брата, ощупывая осторожно и бережно. — Царапина, говоришь? — Да этот Варг тебе чуть голову не проломил, дурень! Чем он тебя так?
— Камнем, — сипло протянул Льен таким голосом, что Роанне показалось — еще чуть-чуть и расплачется.
— Вот ведь гадкий, мерзкий мальчишка! — Она схватила брата за запястье и потащила в дом. — А рану придется зашить, горе…
На закате сгустились сумерки. В воздухе, сыром и влажном, ощутимо витал горький запах полыни. Лето подходило к концу, и травы тяжело пригибались к земле под тяжестью тумана. И если днем солнце еще припекало, то вечером неотвратимо чувствовалось холодное дыхание осени.
Роанна надела платье из толстой ткани с примесью шерсти, накинула легкий плащик. Прихватила масляный светильник, небольшую лопатку и кожаную потертую сумку для сбора трав. Выйдя на улицу, осторожно прикрыла за собой дверью, постояла на крыльце и тихонько выругалась про себя.
Тащиться в сумерках к лесу из уютного теплого дома не хотелось. Но она опасалась, как бы противный Варг грязным камнем не занес в рану Льена инфекцию. Засуха побери этого Варга! А у нее, как назло, нет главного компонента для изготовления противовоспалительного отвара — корня лопуха. Роанна корила себя за то, что не удосужилась проверить запасы ранее. Льену необходимо принять отвар сегодня, а значит придется добыть этот корень во что бы то ни стало. Тем более, что лопуха в округе достаточно.
Темнело теперь быстро. Роанна шагала через всю деревню к черному выгоревшему лесу. На фоне заката особенно выделялась одна корабельная сосна — без веток, высокая, обугленная, возвышающаяся над всеми пеньками и обломками деревьев. Маяк, как прозвали ее местные жители. Дальше этой сосны, испытывая суеверный ужас, не забредал никто. И по непонятной прихоти лопух, сорняковое, в общем-то, растение, предпочитал ютиться именно на краю проклятого леса, а не где-нибудь поблизости, возле соседского забора.
Выбрав первый попавшийся куст, Роанна торопливо выкопала его из земли, лопатой отрезав стебли от корней, отложила в сумку нужное. Благо корни — не травы и время суток для сбора большого значения не имеет.
Отряхнув руки от земли, она с неприязнью посмотрела на дом, одиноко стоявший возле самого края леса. Хороший, добротный дом из цельного бруса. С аккуратным забором, с маленькими флюгерами, с выложенной камнем площадкой перед резными воротами. В этом доме живет Варг.
Тот самый дерзкий, заносчивый, невыносимо упрямый и гадкий мальчишка, постоянно задирающий Льена. Повадками Варг напоминал Роанне оболтусов из детства, которым так нравилось подкараулить ее исподтишка, напугать, а то и ударить при случае.
Когда ей было чуть поменьше, чем сейчас Льену, она часто ходила на огромный луг, недалеко от домах собирать лекарственную ромашку. И все бы хорошо, но противные местные мальчишки повадились прятаться в ближайших кустах бузины и при ее приближении с криками выскакивали навстречу, хохоча и улюлюкая на все лады. Роанна пугалась, роняла цветы, собранные в корзинку, и убегала. А они кричали вслед, что она — цветочная ведьма. Да как они смели! Все мальчишки дураки и забияки. Она обижалась. А став старше поняла, что мальчишки — мальчишки и есть. В своре все они одинаковы. Сбиваются в группы, ищут кого бы задеть побольней да пообиднее, а то и побить всем скопом. По одиночке-то они не больно и смелые.
Роанне собирала травы столько, сколько себя помнила. Ей никто не объяснял назначение каждой, да это было и не нужно. Почему-то она была твердо уверенна, что настойка из укропа облегчает желудочные колики, примочка из соцветий зверобоя помогает при ожогах, порошок из корня валерианы успокаивает, а листья иван-чая хороши в виде напитка, придающего энергию и повышающего жизненные силы.
Поэтому редкие походы с родителями к аптекарю расценивались ею как настоящий праздник. Тем более к знакомому аптекарю отца, такому, который разрешал смотреть, как в его руках целебные травы превращались в многокомпонентные эликсиры молодости, настойки долголетия, порошки и микстуры от всяких болезней. Конечно, бабка тоже делала лекарства и, как говорят, во много раз лучше всяких аптекарей и докторов, но упрямая старуха не допускала Роанну в свою страшную, но такую притягательную комнату.
До тех пор, пока Роанне не исполнилось четырнадцать.
Переступив, наконец, заветный порог, Роанне показалось, будто она попала в диковинный и неизведанный доселе волшебный мир.
По всем четырем стенам этой внушительной комнаты, которую бабка предпочитала называть кабинетом, от потолка до пола громоздились полки с немыслимым количеством скляночек, свертков, пузырьков, банок, графинов и сосудов с различным содержимым. Посреди комнаты высился дубовый щербатый стол, вечно заставленный ступками, весами, гирями, вощеной бумагой, перьевыми ручками, чернилами, сухими травами, мерными ложками. В комнате также обретался единственный шкаф, дверцы которого чаще всего оказывались заперты. Но однажды Роанне удалось заглянуть внутрь — бабка вышла в библиотеку за справочником, забыв запереть шкаф. А может, нарочно оставила его открытыми. Шкаф сверху донизу оказался забит стеклянными сосудами разной формы и размеров.
Внутри них — она до сих пор не могла вспоминать об этом без содрогания — плавали человеческие органы. Конечно, там были еще и органы животных, птиц, редкие виды насекомых, черви и моллюски. Но все это Роанна узнала позже, а тогда от ужаса она лишь хлопала глазами, пытаясь вздохнуть, но воздух вдруг оказался густой, злой и приторно-сладкий. Затем взгляд ее упал на отрезанные пальцы, кисти рук, языки, уши, глаза, так же, как и все остальное, плававших в сосудах с какими-то надписями. В глазах потемнело, во рту образовался противный кислый привкус, Роанна отвернулась, села, успев нащупать стул. После отвращение еще долго боролось в ней с желанием узнать, зачем нужны все эти склянки, и в чем хранятся все эти органы. И она, конечно, спросила. Но много позже, когда потрясение от жуткой картинки сменилось привыканием, смирением и жаждой познать неизведанное.