Воздух вокруг сплетения наших тел раскаляется и, кажется, витают электрические искры. Я смотрю в эти мягкие карие глаза и таю, превращаясь в рассыпчатый песок в руках этого высококлассного скульптора.
Господи, как я хочу почувствовать его губы, его руки, его тело! Я готова быть мягкой и податливой, как кошка.
Мужчина слегка наклоняется, трогая нашивку на груди с аббревиатурой ресторана, и я прикрываю глаза, отчаянно надеясь на первый поцелуй. Мои веки подрагивают от нервного напряжения, а из груди вырывается томный вздох.
— Знаешь, я совершенно точно помню эту блузку. И мне знакомо это переплетение витиеватых букв «РВ», заключённых в треугольник.
Отрешённая фраза, совершенно лишённая романтики, быстро отрезвляет меня, как будто на меня вылили ушат ледяной воды, и я поспешно открываю глаза, удивлённо приподнимая свои брови:
— Что, прости?
— Это не обычная блузка, тут есть аббревиатура, смотри. Что означают эти буквы? Они мне определённо знакомы, но я никак не могу нащупать… Как будто, я видел их уже где-то, на листе бумаги, например.
Мужчина замолкает, смотря на меня с надеждой, что я сумею сейчас помочь ему всё вспомнить, а у меня внутри всё обрывается. Кожевников даже не собирался меня целовать, его заинтересовала фирменная блузка официантки. А «РВ» — это аббревиатура ресторана, означающая «Ресторан Валенсия», только и всего. А его фраза про лист бумаги — это его контракт с рестораном.
А я-то, идиотка, уже губу раскатала!
— Не знаю.
Сглатываю слюну, опуская глаза в пол, чуть отстранившись. Мне хочется провалиться сквозь все этажи и оказаться на улице, вдохнуть морозный февральский воздух и протрезветь, наконец! Ну, какого чёрта, я всё это затеяла?
Дура! Просто наивная дура!
— Иди сюда, я хочу почувствовать тебя.
Неожиданно произнесённая фраза заставляет меня поднять глаза на Кожевникова, и я тут же оказываюсь в его объятиях. Он аккуратно заглядывает мне в глаза, приподнимая своей правой рукой мой подбородок:
— У нас ведь любовь, да? Я хочу вспомнить.
Волосы мгновенно прилипают к моему лицу, а сердце учащённо заухало где-то внизу живота, поднимая жар до самого мозга. Антон Михайлович аккуратно запускает свою пятерню в волосы на затылке, и я перестаю дышать, напряжённо глядя в его карие бархатные глаза цвета коньяка.
— И я хочу.
Где-то издалека звучит фраза, и я не узнаю своего голоса — он глухой и какой-то хриплый. Предвкушая первый поцелуй с бизнесменом, я прикрываю глаза и мгновенно оказываюсь в плену его жарких, нежных губ.
Его мягкий, аккуратный язык тут же проникает в мой полуоткрытый рот, и начинает жадно исследовать всё вокруг, унося меня куда-то далеко от этой больничной палаты.
Жёсткая, пробившаяся чёрная щетина, чуть царапает мою нежную кожу, возбуждая при этом, и из глубины моего тела вырывается протяжный стон. Волна жара концентрируется между ног, и я уже перестаю что-либо соображать, всецело отдавшись своим ощущениям.
Глава 13
— Антон Михайлович!
Громкий голос тут же прерывает этот долгожданный поцелуй, и я открываю глаза, часто моргая.
Пытаюсь восстановить дыхание, отрываясь от влажных чувственных губ бизнесмена, и бросаю на Торопова испепеляющий взгляд. Этот наглый полицейский испортил такой важный, такой дорогой моему сердцу, момент! Момент, о котором я мечтала как минимум полгода!
— Что вы хотели?
Кожевников отрывается от меня, отходя на шаг дальше, и прокашливается, прочищая горло.
Я кидаю беглый взгляд на часы — почти три. Мне уже надо уезжать на работу, я не могу здесь дольше задерживаться. Тем более полицейский явно не собирается отступать.
— Хотел с вами поговорить, вдруг вам удастся ещё что-то вспомнить.
— Ну, давайте попробуем.
Антон поворачивается ко мне, и, извиняясь, поджимает губы. Я чмокаю его в щёчку, кидая на полицейского грозный взгляд:
— Ничего, дорогой, мне уже пора. Всего хорошего.
Хватаю очки с подоконника, куда их предусмотрительно отложил красавчик, и трясущимися от возбуждения руками, напяливаю их на свой нос.
— Пока.
Прохожу мимо капитана, слегка задев его плечом. Но этот высоченный мужчина даже не посторонился, и виду не подал, что я его задела! Он — как каменная глыба, огромная, стальная и несокрушимая, остался стоять истуканом посреди больничной палаты.
Качаю головой, злясь на Торопова за его навязчивость.
Ну что ж, капитан, посмотрим, удастся ли тебе всё-таки вытрясти из Антона хоть какую-то информацию. Потому что, если преступников не найдут, Диана Леонидовна приложит все свои усилия, чтобы тебя разжаловали в лейтенанты.
До ресторана я добралась неожиданно быстро. В вагоне метро почти не было людей, и я, устроившись поудобнее на сидении, прикрываю глаза. Пока у меня есть время, я, во что бы то ни стало должна подумать, как мне помочь следствию.
Не вижу, чтобы Торопов особо торопился раскрутить это дело, а для меня — помочь найти преступников — дело чести. Ведь я всё же лелею надежду, что любовь можно заслужить, как звание.
Камеры! Ну, конечно!
А я-то думала, что меня царапнуло при этом слове? Когда я помогала молодой мамочке тащить коляску с испорченной камерой, я зацепилась за это слово, но не смогла понять, к чему оно!
Можно посоветовать Григорию Егоровичу, посмотреть камеры, висящие на углах домов — наверняка, бандиты, удирающие с ценностями Кожевникова, попали на них.
Еле дождавшись своей остановки, я выхожу из подземки, и нервно оглядываюсь.
Позвонить полицейскому сейчас, или попозже?
Но, взглянув на часы, я понимаю, что уже опаздываю, и бегом припускаю к ресторану, решив связаться с Тороповым позднее.
Тем более, неуёмный полицейский, скорее всего, сейчас занят опросом бизнесмена и вряд ли будет разговаривать со мной.
Киваю Сергею, стоящему на входе и приветливо машу ему рукой — я, Галя и он — отличное трио. Мы хорошо ладим и всегда готовы придти на выручку.
— Ты сегодня прямо сияешь.
Мужчина склоняется передо мной в обворожительной улыбке, и мне очень приятен этот неожиданный, искренний комплимент. И, пожалуй, охранник прав — я действительно сияю. И всему виной — волшебный, чудесный поцелуй с Антоном Михайловичем, который вознёс меня на вершину блаженства, и который потом так безжалостно растоптал Григорий Егорович, ворвавшись некстати в палату бизнесмена.
— Спасибо. Галина уже пришла?
— Ага, она переодевается в подсобке. Давайте шустрее, бизнес-ланчи начинаются через десять минут.
— Не волнуйся, мы быстро.
Посылаю Сергею дружественный воздушный поцелуй и бегом направляюсь в подсобку, которая служит нам не только местом для переодевания, но и — тайным укромным местом, где мы делимся друг с другом различными секретами.
— Женька, привет, ну как там твой красавчик себя чувствует?
Галка крутится перед большим зеркалом в деревянной тяжёлой раме, висящим на полуоблупившейся стене в подсобке ресторана, тщательно приглаживая свои топорщащиеся каштановые волосы.
Я расплываюсь в мечтательной улыбке, вспоминая бархатные, цвета коньяка глаза Антона Михайловича, и нежно провожу рукой по своей щеке, как делал он, каких-то несколько минут назад.
— Знаешь, он меня поцеловал сегодня.
— Да ладно? И как?
Напарница отрывается от созерцания себя и вперивается в меня своим проницательным взглядом, ожидая дальнейшего повествования. Я невозмутимо поджимаю губы, убирая за ухо выбившуюся прядь густых непослушных волос.
— Что как?
— Ну, понравилось тебе?
Галка нетерпеливо переминается с ноги на ногу, и, по всей видимости, уже мечтает вытрясти из меня пикантную информацию силой — моё спокойствие ужасно её раздражает. Вообще-то я не любитель сплетничать или рассказывать некие интимные подробности, но от Гали ничего не утаишь.
— Мне-то да, это было просто волшебно, удивительно! У него очень нежные чувственные губы! А вот ему…
Перевожу взгляд на зеркало, замечая обеспокоенный вопросительный взгляд подруги, и грустно вздыхаю, одёргивая подол юбки. Я до сих пор мучаюсь совестью, осознавая то, каким обманным путём я пошла для достижения своей цели — поимки бизнесмена в свои любовные сети.
— Что? Ему не понравилось? Он что-то сказал?
— Да ну, нет, конечно. Он же хорошо воспитан. Да и поцелуй нас прервали, к сожалению.
Я выдыхаю, и устремляю свой взгляд в пол, терзаясь муками совести, изо всех сил пытаясь выдавить из себя счастливую беззаботную улыбку. Но, у меня это плохо выходит. В конце концов, я не актриса — и играть определённую роль мне слабо.
— Не знаю, Галь. Это всё так странно.
— Что именно? Странная — это ты. Мужик сам плывёт к тебе в руки, целует, обнимает. Так и до интима недалеко! Бери и пользуйся! Нет, она опять грустит.
Галина с раздражением хлопает себя по объёмному бедру пятидесятого размера, обтянутому чёрными тонкими брючками, и недовольно качает головой.
— Да пойми, я нечестно поступаю по отношению к нему. Он-то думает, что я и вправду — его невеста! С которой он давно вместе, на которой решил жениться, и которой сделал предложение.
— И?
— А я… официантка!
— Ну и что? Что ж ты, не человек, что ли? Ты его спасла, переживала за него, вполне имеешь право на маленькую ложь. Это же ложь во благо! Ради любви! Как в сериалах!
Качаю головой.
Ради любви? Какой любви?
Антон Михайлович-то меня не любит! Я бросаю ненавистный взгляд на нашивку, расположенную на груди белоснежной блузки. Кожевников вспомнил даже аббревиатуру ресторана, но не меня!
— Не знаю. Мне кажется, я зря тебя послушала, а ты просто сериалов бразильских насмотрелась! Это там герой-миллионер влюбляется в простушку, преданно ухаживающую за ним. В жизни это не работает. Любовь нельзя вот так просто забрать у кого-то. Представь, он любил эту Юлию, собирался сделал ей предложение, и тут — бац, я появилась.
— Ты слишком много думаешь. Пусть всё идёт, как идёт. Блондинка его бросила, а ты рядом оказалась. Ничего плохого я тут не вижу. Ты же не обворовала его, наоборот. Успокойся и остынь.
— Юля его не бросила.
Напарница качает головой и хватает меня за руку, заглядывая в глаза. Я вижу, как подруга искренне переживает за меня и во что бы то ни стало, хочет, чтобы я была счастлива. Но, у нас с ней слишком разные характеры и разные точки зрения на одни и те же ситуации.
Галя достаёт косметичку и начинает наносить вечерний, кричащий макияж. Всё понятно, подруга — снова в поисках спутника жизни. И, конечно, она грезит его найти среди наших обеспеченных посетителей.
Галя всегда любила роскошную жизнь, завистливо глядя на женщин в дорогих нарядах, оценивая их драгоценности и спутников. И мне она желает самого лучшего — Кожевникова.
— Как же? Да она прямо тут, на глазах у нас и многочисленных посетителей, объявила Антону, что между ними всё кончено. Как это ещё понимать?
— Но она любит его! Ну, вспылила, с кем не бывает. Но она очень переживает, что он ей не звонит и никак не объявляется.
Галка заканчивает красить свои пухлые губки ярко-красной вызывающей помадой, и, сунув косметичку в свою сумку, раздражённо цокает:
— Ты будешь полной дурой, если отдашь этой мегере своего красавчика. Да она его со свету сживёт!
— Он её любит, я уверена. Просто не помнит.
— Как полюбил, так и разлюбит. У него амнезия, ты для него — невеста и любимая женщина. Влюбится в тебя без памяти — в прямом и переносном смысле этого слова!
— Ладно, посмотрим. В шесть часов будет выпуск новостей, я не должна его пропустить. Давай работать.
Выдыхаю, и, повязав на талии белоснежный накрахмаленный фартук, выхожу в зал. Сегодня в ресторане многолюдно — вечер пятницы, многие пары выбрались поужинать в хорошей атмосфере, а наш ресторан считается одним из лучших.
Распределив с Галкой столики, мы начинаем торопливо обслуживать посетителей, навесив на лица самые приветливые улыбки. Но думаю я совсем не о клиентах, мои мысли всецело заняты Кожевниковым. Кто прав — я или Галя? Может ли любовь появиться вот так, из ниоткуда?
Ох, кажется, я не узнаю ответа на свой вопрос, пока перед Антоном не предстанет Юлия, во всей своей красе.
Передвигаюсь т столика к столику, обворожительно улыбаясь и записывая заказы, отчаянно надеясь, что моё внутреннее состояние не помешает работе, и я не перепутаю блюда, которые должна подать. Внутренне я терзаюсь муками совести по отношению к Антону и Юлии, ведь блондинка явно дала мне понять, что отпускать Кожевникова из своих цепких лап она не собирается. Так вправе ли я мешать их счастью?
Глава 14
Подхожу к столику, за который только что села молодая пара, немного младше меня — парнишка лет двадцати трёх и девушка лет девятнадцати. Выглядят они не как завсегдатаи подобных заведений, и одеты весьма просто, если не сказать — бедно, совершенно не походя на золотую молодёжь.
Оставляю на их столике две белоснежные кожаные папки меню, и тихо удаляюсь, испытав при этом какую-то необъяснимую тревогу, поднимающуюся из глубины. Подхожу к охраннику, стоящему возле входа в ресторан:
— Серёж, посмотри за этими, у стены. Как бы, не сбежали потом, не заплатив. И сфотографируй аккуратно, на всякий случай.
— Что, камеру в зале так и не починили? Не хорошо это, вдруг кто что украдёт, а мне потом отвечай.
— Поэтому и прошу принять меры. Это не наши посетители, я никогда их ранее не видела. Вообще не понимаю, что они тут забыли.
Высоченный амбал спокойно кивает головой, стрельнув внимательным взглядом в странных посетителей, и я спешу к их столику, пытаясь хорошо запомнить лица молодых людей — мало ли, реально решат сбежать.
На Сергея я не слишком полагаюсь — при высоком росте и массивном телосложении, он крайне медлителен и нетороплив. Эдакая каменная глыба у входа в заведение. Так что я должна и сама подстраховаться, чтобы не выплачивать потом со своего кармана.
— Что для вас?
Я растягиваю на лице приятную улыбку, сверля глазами парня с девушкой.
Одеты они очень небрежно, как настоящие дети улиц — грязная заношенная одежда, местами рваная и небрежно зашитая. Под длинными ногтями девчонки без каких-либо признаков маникюра — целый килограмм земли, а у парня, по всей видимости, не хватает передних зубов. Специфический контингент для данного заведения.
— Неси нам бутылку самого дорого шампанского и пирожные ваши фирменные, мы отмечать будем!
Кланяюсь, исподлобья смотря на странную парочку, и делаю знак рукой Сергею, понятный нам обоим. Вижу, как он достаёт телефон из кармана и направляет его на молодых людей. Очень надеюсь, что запись всё же не понадобится, но, мало ли.
Возвращаюсь на кухню, передав заказы остальных посетителей повару, и начинаю собирать заказ для странной парочки молодых людей, неожиданно заглянувших в наше пафосное заведение.
Выставляю на поднос пирожные, поставляемые кондитерской Кожевникова, испытывая при этом какую-то приятную тяжесть внизу живота и волнение. Надо же, я даже раньше не знала, что именно кондитерская Антона поставляет нам сладкое, а сейчас, от осознания этого мне становится тепло и хорошо на душе, как будто, он незримо рядом.
Влюбилась? Да, определённо.
Кидаю взгляд на наручные часы — без четверти шесть. Можно переключить телевизор на главный канал, чтобы не пропустить важный для меня выпуск новостей. Щёлкаю пультом, и направляюсь к столику у стены. Сейчас отнесу заказ молодым людям, и смогу спокойно посмотреть новостной блок.
Парень недовольно хмурится, когда я аккуратно выставляю на стол кондитерские изыски, и противно оттопыривает губу, обнажая пустые дёсны. О, Боже, я не ошиблась — у него действительно не хватает несколько зубов. Как же он собирается рассчитываться за спиртное и пирожные?
Волнение сменяется тревогой, и я сжимаю кулачки, впиваясь при этом ногтями в нежную кожу ладоней.
— Что-нибудь ещё?
Я выжидательно смотрю на парня, дрожа при этом всем телом. Очень странные ощущения — молодой человек вызывает у меня животный страх, шевелящийся где-то внизу живота.
Парень поднимает на меня свои узкие серые глаза и хмурит переносицу, оскаливаясь при этом. Я замечаю, как на его лбу, не смотря на юный возраст, залегли несколько глубоких морщин от постоянно сдвинутых бровей. Страх поднимается из глубины тела, подбираясь к горлу, и сковывает целиком мою грудную клетку, сдавив её, как железным обручем.