Глава 31
Мама хорошо умеет скрывать свои чувства. Она научилась прятать лишние эмоции за маской невозмутимости и покорности. Отец не выносит эмоциональных всплесков, никогда не повышает голос, им в любых ситуациях руководит один лишь разум. Ничто не должно отвлекать его от дел. Поэтому маме пришлось научиться, подстроиться. Меня воспитывали в точно таком же ключе — сдерживаться, прятать истинные эмоции, вести себя достойно.
В детстве самые жесткие выволочки я получал от отца, и сказаны они были тихим размеренным голосом. Но таким тоном, от которого шел мороз по коже и я понимал, что предпочел бы крик.
Сейчас я наблюдаю, как мама, смиренно выбравшая наше имение, а не отель, пытается наладить контакт с внучками. Несколько минут — и она уже гладит их по головам, а они тянут ее куда-то, показывать какие-то рисунки, что-то щебечут, как маленькие птички.
На душе становится тепло от этой картины, два улыбающихся личика дочерей — лучшее подтверждение тому, что я принял правильное решение.
Оксана стояла в сторонке и едва кивнула в знак приветствия моей матери, когда я их друг другу представил. Мама также была холодна, но, к счастью, враждебности не демонстрировала. Девочки послужили отличным отвлекающим маневром. Я прямо-таки почувствовал, как маму отпустило напряжение, когда она покидала гостиную, даже внешне она будто бы расслабилась, даже стала искренне улыбаться.
Перевожу взгляд на Вересову и наконец позволяю себе рассмотреть ее, впитать в себя милые черты этой девушки, сотрясшей мою жизнь до основания. Ее не должно было быть здесь, она в этом доме лишь благодаря собственному невероятному упорству. У нее железный стержень внутри. И это помимо воли вызывает уважение.
Серый спортивный костюм обрисовывает ее стройное гибкое тело, сложенные на груди руки приподнимают грудь. Ножка в кроссовке отстукивает дробный ритм. Вересова недовольна. Нет, даже зла. Подхожу максимально близко, но она не отступает. Чертовка.
— Я звонила тысячу раз! — тычет пальцем мне в грудь и фиксирует его там.
Не больно, детка, совсем, напротив, я рад, что ты меня трогаешь.
— Так сложно было взять трубку? Предупредить, что ты задерживаешься? Ты когда-нибудь объяснял двум пятилетним малышкам, что конная прогулка не состоится? — прищуривается и снова тычет пальцем. — Тебе кажется, это так просто? Лиза бегала смотреть на дорогу сотню раз! А Зарина! Думаешь, твоя скромная тихая дочь не умеет манипулировать? О, у детей это в крови. Встала столбом и сказала, что с места не сдвинется, пока папа не приедет и не покатает на лошадке! — Набирает в рот воздуха и продолжает взахлеб рассказывать: — Мне пришлось вылезти из кожи вон, чтобы уговорить девочек вернуться в дом. Звоним тебе, а ты трубку не берешь! Потом приехала бригада врачей брать анализ ДНК. Девочки испугались. Ты мог бы предупредить, Арслан.
— Но ты же справилась, Оксана, — парирую, наблюдая с удовольствием за игрой эмоций на красивом лице. Прядка волос попала на губы Оксаны, прилипла, и она резким движением хочет ее убрать, но я опережаю. Протягиваю руку, ловлю упрямую прядь и заправляю за ухо, задевая нежную мочку. Глажу ее по кругу, спускаю пальцы к шее, ловя подушечками пальцев биение пульса. Ритмичное, сильное. Оксана волнуется, ее горячее дыхание и чувственный аромат сбивают меня с толку. Смысл слов ускользает. Остается лишь ощущение, что она близко, в пределах досягаемости, а рядом никого. Потребность в ней охватывает меня подобно цунами. Она замечает мое состояние и с резким судорожным выдохом отходит на расстояние, смотрит настороженно, даже испуганно.
Это что еще за реакция?
Она вызывает злость и досаду. Оксана выторговала себе место рядом со мной своим сладким горячим телом и теперь будет дразнить, ловя меня на живца? Я внезапно хочу, чтобы она шла ко мне добровольно, но понимаю, что мы чужие друг другу, несмотря на все связующие нас обстоятельства.
В моей жизни был брак по договоренности и простые необременительные связи. Оксана Вересова — это что-то новое, уникальное. Диковинный ларец, к которому так сложно подобрать ключ. Убираю руки в карманы от греха подальше и смотрю на нее исподлобья.
— Ты прекрасно знаешь, где я был. Работал, общался с женой и родственниками, заезжал в магазин и потом в аэропорт за матерью. Торчал в пробках и не мог ответить.
Замечаю, как в ее ярких зеленых глазах вспыхивает злость на слове «жена». Неужели ревнует?
— Позвонить — это одна минута! Ты мог бы, просто не посчитал нужным! А если бы с девочками что-то случилось? Как бы ты узнал? — аж задыхается от волнения, и я начинаю проникаться ее беспокойством, понимать его, в то же время тон Оксаны отдается неприязнью в душе. Еще не жена, а уже устраивает сцены. Надо поставить ее на место. Мне не нужна вторая Диляра.
— Если бы ты включила голову, поняла бы, что я позаботился обо всем. Телефон есть не только у тебя. Хаким и Гульназ позвонили бы мне в случае ЧП. Я ответил на твой звонок, когда получилось. Привыкай, что я могу быть занят настолько, что не уделю тебе времени.
— Привыкай? В каком смысле?
— В том смысле, что я хочу на тебе жениться. Это лучшее решение на данный момент. Я взвесил все варианты и считаю, что так будет правильно.
— Арслан, что ты такое говоришь? — Оксана прижимает руку к груди, тараща на меня глаза. — Ты же хотел нас тут прятать…
— Передумал.
— Ты же говорил, что я тебя неправильно поняла и жениться ты не хочешь!
— А теперь хочу.
Молчит какое-то время, хмуря красивые изогнутые брови. А потом вскидывает подбородок, выпаливая гордо:
— А теперь не хочу я! Получим анализы ДНК и оформим совместную опеку.
Глава 32
Всё, что нужно было сделать Арслану Бакаеву в данной ситуации, это попросить прощения. Разве я многого прошу? Сказать, мол, извини, Оксана, я понял, что нужно всегда быть на связи, что ответ действительно занимает всего лишь минуту, я должен был ответить и впредь в любой момент, как ответственный родитель, буду доступен для тебя.
Двадцать первый век на дворе!
Вместо этого упрямый баран уперся рогом и воспитывает меня! Покорности учит. Жениться, видите ли, он решил! Теперь я не согласна, не хочу снова замуж, не хочу зависимости от мужчины, любого мужчины. К тому же я не забыла то невыносимое унижение, что испытала в прошлый раз, когда неправильно поняла вопрос Бакаева и решила согласиться стать его второй женой. Согласилась так глупо и порывисто на роль, которую он мне и не предлагал.
Переменил решение? Его проблемы. Меня не устраивает. Хотя, если честно признаться, мне нравится жить в этом большом уютном доме с восточным колоритом. Нравятся бескрайние просторы, зеленые холмы, пасущиеся лошади, тишина и отдаленность от цивилизации, возможность выйти на улицу, когда хочется.
Долгое время я жила в маленькой двухкомнатной квартире отчима как в тюрьме, ухаживала за больной мамой, растила дочку, забывала о себе. Не жаловалась, но и жизнью не наслаждалась. К тому же ни на день не отпускал страх, что меня обнаружит отец Лизы. Я страдала по моей второй девочке, не смея никому излить свою боль, не желая никого грузить своими горестями.
И только сейчас начала потихоньку выбираться наружу из тесной раковины, в которую была заточена. Оказалось, у меня столько желаний, контрастные эмоции переполняют меня, вырываются наружу. Никуда они не исчезли, всего лишь временно законсервировались. И раз уж Бакаев не собирается прятать меня за решетку и пустил в свой дом, то я могу заявить о своих правах. Кто-то назовет это беспринципной наглостью или даже глупостью, ведь только недавно я жалкой собакой скулила за забором и выпрашивала милостыню. Я же называю это твердой позицией.
— Ты перегибаешь палку, Оксана, — размеренно цедит Арслан, кривя свои красиво вылепленные губы. Даже в такой неподходящий момент, во время ссоры, вспоминаю их терпкий вкус и хочу прикоснуться. Но запрещаю себе пустить свои мысли в запретном направлении. Тряхнув головой, настаиваю на своем:
— Нет, Арслан, я не хочу больше действовать по твоей указке. Сама хочу принимать решения.
— Ты поступаешь неразумно. Подумай о детях, так или иначе ты останешься в этом доме, будешь жить с ними. Я не собираюсь отпускать Зарину к тебе в гости или разлучать девочек. Предлагаешь мне сюда приезжать на выходные? Как ты видишь эту самую совместную опеку? Пояснишь?
Напрягаюсь от его издевательского тона, описанная картина мне и самой не очень нравится. Я понимаю, что меня беспокоит. Чисто по-женски не хочу, чтобы на меня так бескомпромиссно заявляли права. Без ухаживаний, уговоров, предложения руки и сердца. Просто брак по расчету, такой удобный, деловой, официальный. Бесчувственный.
— Ты хочешь, чтобы я осталась в этом доме? Точно? А то буквально на днях ты собирался отправить нас с Лизой восвояси! — кидаю упрек, прищурившись.
— Оксана… — Арслан прикрывает глаза, поднимая руку и устало потирая переносицу. Мне становится неловко, чувствую себя занозой, которая попала ему под кожу и мешает жить. Выдыхаю, стараясь успокоиться и мыслить разумно. Мне так важно, что он скажет, каким тоном, как посмотрит и что попросит. Я хочу, чтобы он попросил меня остаться, а не заставил, объясняя всё лишь разумностью этого шага.
— Послушай, я не спрашивал тебя о планах на жизнь, потому что ты всем своим поведением показывала, что хочешь заботиться о девочках. Теперь спрашиваю. У тебя какие-то другие планы? Хочешь выйти на работу? Развлекаться? Общаться с друзьями?
— Нет, Арслан, нет, — спешу убедить его, чуть подаваясь вперед. Комкаю в руках манжеты, вытягиваю их и прячу пальцы. — Я сознательно поставила свою жизнь на паузу, дети так быстро растут, что оглянуться не успеешь, как будут вести самостоятельную жизнь. Тем более им скоро в школу, у меня есть только пара лет, когда они могут быть в моем полном распоряжении. Ведь Зарина не ходит в детский сад. Я могу сама заниматься с девочками.
— Хорошо. Я буду только рад. — Арслан делает паузу и отходит к резному круглому столику на одной ножке, опираясь на него и складывая руки на груди. Смотрит вниз, словно изучает пол, потом поднимает голову. — Признаюсь, сначала я планировал прятать вас с детьми в имении, но потом… — снова делает паузу, сжимая челюсти. — Передумал. Возможно, мои решения кажутся тебе скоропалительными, но я на самом деле перебрал в голове разные варианты. Теперь я хочу открытости, не хочу скрывать своих дочерей. И в том числе поэтому совместная опека меня не устраивает. У девочек должна быть семья. Отец и мать. Я не каждой предлагаю войти в свою семью, Оксана. Цени это и прими разумное решение.
Сперва он говорит такие правильные вещи, которые находят отклик у меня в душе, начинаю уже было идти на поводу, и тут Арслан в свойственной ему манере якобы облагодетельствует меня великой честью войти в семью Бакаевых! Задохнувшись от возмущения, хочу уже начать очередной виток выяснений, как чувствую вибрацию в кармане. Чертов телефон не вовремя отвлекает меня от перепалки.
— Ответь, — командует Арслан, будто я не в состоянии самостоятельно принять решение, взять или не взять трубку. Или это он мне так разрешает отвлечься от разговора? А что, мог бы и не позволить?! Распахнув глаза, удивленно смотрю на него, а сама отвечаю на звонок. Снова меня ищет полиция, следователь настаивает на явке в его отдел.
— Вы понимаете, что задерживаете расследование? Препятствуете моей работе. Вообще-то, мне нужно месячные отчеты подавать. Так, конечно, не положено, но я могу вам отправить факс фотографии с камеры видеонаблюдения для опознания. Назовете номер факса?
Чувствуя неловкость оттого, что следователь отчитал меня, как маленькую безответственную девочку, прикрываю микрофон ладонью и спрашиваю Бакаева, есть у него в кабинете факс. Практически уверена, что есть. Он утвердительно кивает, и мне кажется, что наряду с настороженностью благодарен звонящему за то, что прервал нашу беседу.
Направляемся в кабинет, по дороге я кратко обрисовываю ситуацию, Арслан хмурится и открывает передо мной дверь, пропускает в кабинет и показывает факсимильный аппарат, стоящий на высокой тумбе из благородной древесины. Кабинет маленький и уютный, здесь главенствует массивный стол, по бокам стоит несколько высоких полок, есть вся нужная оргтехника, на полу круглый толстый ковер, в углу располагается большой глобус. На стенах висят пасторальные картины. Неожиданный штрих. Я ожидала увидеть скорее морды животных.
— Я оставлю тебя, пойду пока умоюсь с дороги и переоденусь.
Киваю, закусив губу. Снова мучаю несчастные манжеты. Накинулась на усталого человека, даже не дала прийти в себя. Как будто никогда не наблюдала семейных отношений и не знаю, что мужчину в первую очередь нужно накормить, нужно дать ему немного отдохнуть.
Зачем Арслану такая жена? Наверное, он сейчас подумает, пораскинет мозгами, да и возьмет свое предложение обратно. Но хочу ли я этого? Пожалуй, я полна несбыточных грез. Дети рядом — вот на этом пока нужно сосредоточиться, утрясти все формальности, развестись с Геной, а уже потом что-то решать. Нет, ну всё же что стоило Арслану извиниться? Я смогла донести до этого несгибаемого человека свою позицию? Если нет, я не собираюсь сдаваться.
Слышу щелчок и наблюдаю, как из прорези медленно выползает белый лист с каким-то темным силуэтом на нем, потом еще один и еще. Рассматриваю и не понимаю. Ничего в самом деле не понимаю. На что надеялся следователь? Кого я тут должна узнать? Совершенно нечеткий портрет, невозможно ничего рассмотреть. Никого не узнаю в этом мужчине, садящемся в автомобиль, который сбил маму. Серая угнанная иномарка была обнаружена в лесополосе с признаками повреждения спереди. Водитель угнал машину, сбил маму и скрылся в неизвестном направлении. В ту пору еще долго допрашивали хозяина машины, и, если бы у него не оказалось алиби на момент аварии, посадили бы за решетку.
Всматриваюсь и всматриваюсь в силуэт, силюсь опознать, но объемная куртка и кепка, надвинутая на уши, не дают мне этого сделать.
Набираю номер следственного отдела.
— Я не знаю этого человека, правда. Очень бы хотела помочь, но…
— Точно? Вы уверены? — допытывается дотошный следователь, которого я явно разочаровала. Будто бы я сама не хочу найти убийцу матери!
— Вы еще посмотрите внимательнее, при другом освещении, через некоторое время. Перезвоните мне.
Прощаюсь и кладу трубку, задумчиво стуча рулоном из листов по ладони.
Дверь в кабинет открывается с тихим скрипом.
Глава 33
Мать Арслана уверенно заходит в кабинет, стуча каблуками по паркету и заставляя меня своим появлением замереть на месте. Дверь бесшумно захлопывается. Повисает короткая неловкая пауза, когда каждый не знает, с чего начать. Тишина практически ощутима, она звенит между нами.
Ситуация слишком сложная, чтобы мы с легкостью могли найти общий язык. Мои руки заняты рулоном бумаги, поэтому я вцепляюсь в него, сжимая с силой, вертя туда-сюда. Предательский шум бумаги выдает с головой мое волнение, поэтому я перестаю крутить рулон в руках. Стараюсь не переминаться на месте, хотя мне очень хочется, нервничаю так сильно, что едва дышу. Не приходилось еще оказываться в подобных ситуациях. Рассматриваем друг друга, оценивая как соперница соперницу. Выдерживаем длительный зрительный контакт, каждая надеясь победить.
Мать Арслана сдается первой, она плотно сжимает губы, слегка прищуривается, буравя меня карими глазами на ухоженном лице. Выглядит она очень достойно, стильно, не дашь больше сорока пяти лет, хотя ей явно больше. На ней строгое приталенное платье чуть ниже колен, глубокого фиолетового цвета, небольшие круглые черные украшения, темные волосы до плеч лежат плавными волнами. В ее чертах совершенно не вижу сходства с Арсланом. Видимо, он похож на отца.
— Гульназ усадила девочек ужинать, мы с ними очень хорошо пообщались, — сообщает довольно-таки спокойным голосом, направляясь в мою сторону. Голос приятный, мелодичный, но в нем явственно чувствуется сталь. Либо я себе это фантазирую, трясясь от накала эмоций в кабинете, вдруг ставшем слишком тесным для нас обоих. — Мы можем поговорить, Оксана?