«— Прекрати себя пугать, — посоветовала я. — Лучше быстрее домывай и сваливай отсюда».
Я поправила съехавшую косынку и бодрее замахала шваброй. На середине коридора я уже напевала — дело спорилось. Сначала тихо, мурлыча под нос, постепенно смелея и извлекая звуки по нарастающей. Далее и вовсе принялась шалить: вместо микрофона, подносила ко рту черенок швабры, наклоняла его и пританцовывала. «We Are The Champions», выводила я на плохом английском. Если бы под халатом у меня были джинсы, а не сарафан, непременно плюхнулась бы на колени в попытке проехаться на них по коридору. Содранная на коленях кожа останавливала от подобных подвигов. Хотя душа требовала. Я еще раз склонила «микрофон», с особым трепетом выводя припев, чуть присела и услышала аплодисменты. Громкие, демонстративные.
— Браво! Браво! — неслось в спину.
К моему лицу подступила краска. Эти аплодисменты совершенно не шли ветеринару, мужчина мне казался более деликатным. Я невольно подтянула голову к плечам и робко повернулась. Теперь всё становилось на свои места — хлопал не ветеринар. В конце коридора стоял тип из Ровера и гаденько ухмылялся. Впрочем, улыбка тут же сползла с его лица. Выражение неподдельной радости и ликования сменила озабоченность.
— Ты? — выкатил он глаза, как тогда, на трассе. — Поверить не могу! Ты умеешь драить полы? Пусть и своеобразно…
— Слушай, чего ты ко мне прицепился? — невежливо перебила я, ибо достал. — Может тебе бампер купить?
— Я — что? Прицепился? — уточнил он и пошел навстречу. Мужчина неспешно наступал, я пятилась назад, вцепившись руками в швабру. В случае чего буду защищаться. — Косынку нацепила, халат… не побрезговала. К чему весь этот маскарад? Сдается мне, твой муженек раскусил тебя и дал хорошего пинка под зад. И тут ты вспомнила про меня. Верно?
Надо же! Кажется, я разобралась в его ахинее. Удивительно, что не сообразила раньше! Он подошел совсем близко, моя спина в этот момент уперлась в подоконник. Я стянула с головы косынку, взмахнула ей перед ним и предупредила:
— Стой где стоишь! Ни шагу ближе. — На всякий случай ещё постучала шваброй по полу, демонстрируя «боевую готовность». Он покосился на палку в моих руках и замер. И правильно сделал, между прочим. Я поправила одной рукой волосы и пустилась в объяснения: — Ты будешь смеяться, но я — это не я. Вернее, я это — я… господи, совсем запутал! В общем, ты меня, кажется, принимаешь не за того человека. Ведь, наверняка, решил, что я Жанка, верно?
— Ну, — растерянно подтвердил он.
— А я не Жанна! Я — Женя, сестра её, близнецы мы, понимаешь?
Он запрокинул голову и засмеялся. Весело, заразительно, с азартом. Хочешь не хочешь, а засмеешься тоже. «Смешинка в рот попала», вспомнила я детское выражение, пытаясь представить нас со стороны. Долго мы не могли остановиться, наконец, напасть отступила. Он покачал головой и воскликнул:
— Господи, ну и идиотом я, должно быть, смотрелся!
— Ой, я тоже хороша, могла бы и раньше сообразить!
— Женя, говоришь? — глянул он на меня с прищуром. Я кивнула, а он протянул руку: — Дмитрий. Будем знакомы, Женя.
Глава 7
Не подозревая подвоха, я вложила в протянутую руку свою ладонь. Он крепко сжал её, одновременно второй рукой вдернув у меня швабру. Та с гулким звуком шмякнулась на пол, послужив для меня чем-то вроде сигнала. Я попыталась освободить ладонь — не тут-то было: Дмитрий сильнее зажал её и притянул меня к себе. Я охнула от неожиданности, немного смутившись, потому как, моя грудь уперлась ему в живот, выше талии. Свободной рукой он взял меня за подбородок и чуть приподнял его. Желание треснуть ему по руке подавила ещё в зародыше и с любопытством уставилась на него, ожидая, что последует за всем этим представлением. Но больше замерла от поразившего открытия — касаться его тела приятно. И пахло от него летом. Ветром и полем.
Его глаза скользили по моему лицу, исследовали каждую частицу, всматривались в радужку, казалось, он планирует заглянуть в самую глубину моих зрачков. Да он испытывает моё терпение! — осенило меня. Я смотрела в его карие, с крапинками глаза и практически не дышала. Терпеливо, выжидающе. Дергаться и вырываться не видела смысла, ведь именно этого он от меня и ждёт. Опасности я не чувствовала, а по мне так куда лучше сохранять невозмутимость, «держать мину при плохой игре».
— Пожалуй, и вправду не врёшь, — наконец отпустил он меня. — Сестра, говоришь?
Я выдохнула, но расслабляться не спешила — ученая теперь. Щелкнула языком и подтвердила:
— Именно.
Помещик повел себя крайне возмутительно. А то, что это точно он, ежу понятно: имя совпадает, да и кто бы стал, так по-хозяйски обращаться с девушкой в чужих владениях? Я ещё не успела ничего предпринять, например, шагнуть вправо, а потом отойти на безопасное расстояние, как он снова приблизился. Теперь его рука ловко скользнула на мой затылок, он притянул меня и — вот где неожиданность! — поцеловал. Тут уже моя выдержка дала трещину: я уперлась ему в грудь обеими руками и оттолкнула его.
— Совсем что ли!? — возмутилась я, толи спрашивая, толи утверждая. Отступила к двери, за которой скрывались тряпки с ведрами, распахнула её и добавила: — Идиот.
Вышло обиженно, по-детски. Это досадовало и злило одновременно. Я скрылась в недрах хозяйственной комнаты, распахнула шкаф и стянула с себя халат: сам пусть свой пол домывает! Повесила его на место и разозлилась ещё больше — теперь уже на себя. Ну и кому хуже, если я, побросав ведра и тряпки, уйду? Уж всяко — разно не ему. Он встал в дверях, сунул руки в карманы брюк и прислонился плечом к косяку.
— Мои извинения, леди. Теперь окончательно убедился: не Жанна, — развел он руки и сделал разочарованную гримасу. — Потому как, сестрица ваша на поцелуй бы ответила и ещё непременно на шею кинулась — вольности шептать.
— Так прямо и кинулась бы? — обиделась я за сестру. — Не слишком много вы на себя берете, Дмитрий?
— Не слишком. Вашу сестрицу я, пардон, вдоль и поперек изучил.
А вот тут обидно. Обидно и неприятно. Возмутительные намёки! Вот так бы и двинула по самодовольной морде! Я подавила кипевшее внутри меня возмущение — не будем забывать зачем я здесь — снова накинула халат и сделала шаг к двери. Мужчина перекрыл мне выход, подперев рукой противоположный от него дверной проём. Он что со мной, в кошки-мышки решил поиграть? Я замерла и подняла на него глаза:
— Может, вы позволите мне доделать мою работу? Кажется, мы уже выяснили, что я не Жанна, вольности шептать не буду, и общего у нас только разбитый мной бампер вашего авто. Могу ещё раз предложить оплатить покупку нового, хотя тут вы сами не правы. Остановились посреди дороги, подставились, так сказать. И я не исключаю, что проделали это специально, раз уж имеете какие-то претензии к моей сестре.
Его глаза только что из орбит не вылезли. Я сложила на груди руки и вздернула подбородок: «можешь таращить зенки сколько угодно».
— Воу-воу, полегче, леди, — обнажил он зубы. — К вашей сестре у меня никаких претензий, одни пожелания. Одно пожелание, — поправился он и отчеканил: — Никогда не встречаться. А затормозил я, потому как, под колеса мне выскочил заяц, но вам должно быть это не аргумент. Судя по напору и родственным связям, проехались бы по зверьку не раздумывая.
— Зайчик значит? Ну да ну да, их же в наших краях тьма-тьмущая. Расплодились, что комары, спасу нет! И всё норовят по асфальту, — возмутилась я и тоже растянула губы в улыбке: — Так я пойду? Мне работать нужно.
Он чуть отступил и кивнул мне, валяй, мол. Провожаемая пристальным взглядом, я покинула комнату, подхватила швабру и вернулась к тому месту, где оставила ведро. Он немного понаблюдал за мной, затем подошел и высказался:
— Что-то я не припомню, чтобы принимал тебя на работу.
— А вы каждую поломойку лично нанимаете?
— Такую бы точно не пропустил.
Какую «такую» выяснять не стала, хотя подмывало, только не хватало нарваться на очередную колкость. Сомневаюсь, что тут меня ждал комплимент, а если всё-таки да, то наверняка сомнительный. Не удержусь и обязательно брякну что-нибудь в ответ, а там и с работы вылететь недолго. Разумеется, не мне — матери. «Иду на мировую», решила я.
— Мама приболела, заменить пришла, — пояснила я по-человечески, не удержалась и добавила: — Надеюсь, моя квалификация не вызывает сомнений?
— Так, Людмила Васильевна ваша мать? — проигнорировал он мой вопрос. Я, продолжая водить шваброй по полу, пожала плечами, дескать, что тут непонятного, а он предсказуемо заметил: — Не перестаю удивляться тесноте мира. Не буду вам мешать, Евгения Александровна.
Я удивилась на секунду, вовремя сообразив: если ему достаточно близко знакома Жанка, то и моё отчество для него не секрет. И что же она ему такого сделала, что он, судя по-всему, крепко зол на сестрицу? Дмитрий скрылся в своем кабинете, а я спокойно домыла коридор и переключилась на уборную.
Единственное окно туалета выходило на парковку. "Ровер" в данный момент находился там и мог похвастать целёхоньким бампером. Заменил значит, оперативно, ничего не скажешь, в отличии от меня. Я даже Дюше в гараж посмотреть свою ещё не загоняла.
Пока я убиралась в кабинках, тачка Помещика исчезла с парковки. Я разочарованно уставилась в окно, сожалея, что проглядела момент, когда он отчалил. А потом разозлилась на себя: тебе-то какая разница? Уехал и бог с ним, закроет офис Анатолий Степанович.
Ветеринар оказался на месте. Стоило мне постучать и внедриться к нему в кабинет, как он спрятал что-то в застенках узкого шкафчика. Блеснувшая догадка вскоре подтвердилась: характерный запашок повеял, когда мужчина вызвался меня проводить. Водка, коньяк? Всё же, коньяк, пришла я к выводу и простилась с ним. Открыла свою машину и позвала:
— Анатолий Степанович, это ваша машина?
Я кивнула в сторону «Рено», а ветеринар смутился. Вероятно, понял куда я клоню.
— Я её тут иногда оставляю. Люблю прогуляться вечерком.
— Может вас подвезти?
— Нет-нет, — замахал он двумя руками. — Ни в коем случае. Спасибо, но я лучше пройдусь, мне недалеко.
— Всего доброго! — повторно попрощалась я и отчалила.
На следующий день я читала родственникам лекцию на злободневную тему: «Пьянство, один из горьких пороков». Время для этих целей выбрала ближе к обеденному, дождавшись, когда они полностью придут в себя, дабы вникать морали. Дело происходило в гостиной, мама с Мишаней сидели на диване с понурыми лицами и даже не пытались оправдываться. Распекала я своих родственников на чём свет стоит и вставить слово им не представлялось возможным.
Ближе к финалу пламенной речи, когда я уже планировала закругляться, взяв с них очередную клятву, послышался шум в прихожей. Дверь у нас запиралась только на ночь, а не постучать и войти могло прийти в голову только баб Тасе. От неё запираться и вовсе не стоило, она нам почти родня, целую вечность соседствуем. Я на мгновение замолчала и уже собралась продолжить, уверившись в визите соседки, да так и замерла с открытым ртом. Потому как в комнате, не разувшись, материализовались двое мужчин, и в одном из них я узнала Жанкиного мужа.
Глава 8
На снимках в интернете Вдовин Игорь Леванович смотрелся куда эффектнее. В жизни дела обстояли немного хуже. На фото аккуратно разделенные пробором волосы, сегодня вихрились в разные стороны, галстук излишне ослаблен, того и гляди развяжется. Расстёгнутые верхние пуговицы рубашки топорщили воротник, костюм вроде и сидел по фигуре, но выглядел при этом замятым, хотя, возможно, это от долгого путешествия в автомобиле. И лишь идеально вычищенные туфли соответствовали имиджу импозантного мужчины. Я уставилась на их носы и заинтересовалась — подошва так же идеальна? Топчутся тут по ковру.
— Ну, здравствуй, дорогая, — оскалился он, сразу обратившись ко мне.
«Дорогая» произнес едко, вложив в обращение всю душу. И сразу как-то чувствовалось, что душа эта вымотана, прямо до безобразия. Мама с Мишаней и до визита сидевшие смирно, сейчас и вовсе затаились — не дышат. Ждут.
— Неа, — помотала я головой. — Не дорогая вовсе. Вот ни минуты.
Я сделала шаг в сторону прихожей, планируя сразу расставить все точки над «и», он схватил меня за плечо и резко дернул на себя. Громила, что пришел с ним, подозреваю охранник, тут же перекрыл выход своим безразмерным телом. Вдовин занервничал, затряс меня, словно куклу, и вообще выглядел несколько… взволнованным. Он открыл рот, и я поняла: не взволнован — негодует, просто чертовски зол.
— Мне срать, что ты там о себе вообразила… — зашипел он в моё лицо. А раз уж считается, что вообразила не я, а Жанка, то брать во внимания его слова я не стала, а попыталась высвободиться. Получилось только схватиться свободной рукой за его рукав. Я потянула ткань вниз и обреченно вздохнула, перебивая его:
— Может, хватит уже, достали. Не Жанна я, неужели не видно! Дайте, хоть паспорт из комнаты принесу.
Мужчина ослабил хватку и сделал знак своему товарищу, тот развернулся и пошлепал в коридор.
— В сумке! — крикнула я вдогонку. — А сумка на стуле.
Моя сумка в руках громилы смотрелась просто крошечной. Я порадовалась, что он не стал в ней рыться, а просто протянул её Вдовину. Последний отцепился от меня окончательно, повел челюстью и раздул ноздри. Громила правильно истолковал недовольство хозяина и сунул моё добро мне в руки. Я расстегнула молнию у нужного отделения, извлекла на свет божий паспорт и развернула его перед Вдовиным. Игорь Леванович прочел внимательно и хмыкнул:
— То-то я диву даюсь, чего это моя благоверная без своей обычной маски на роже. И костюм светской шлюхи где-то потеряла.
Он остался доволен своим высказыванием, масляно прищурился и засмеялся. Редко, прерывисто, будто дарует нам своё веселье. Громила решил поддержать хозяина и басовито заржал, но Вдовин одарил его таким взглядом, что парень тотчас же прикрыл свою «варежку». Выходит, смеяться над своей бестолковой женушкой, а это равно над ним самим, дозволено лишь «Юпитеру».
— Ну, здравствуйте, родственнички! — воскликнул он, когда надоело веселиться. Выбрал ближайшее к нему кресло, занял его, сложив ногу на ногу, и обратился к маме: — Вы, так полагаю, теща? Моя сельская мамочка. Тщательно же вас моя стерва скрывала. А ты посмотри-ка, живы все и здоровы! Батя, чего нахмурился?
Последнюю фразу он адресовал Михаил Андреичу. И «батя», и «мамочка» прозвучали издевательски. Даже брезгливо, сказала бы я. Мама подобралась, выпрямила спину и с достоинством представилась:
— Людмила Васильевна я. Смею вас расстроить, молодой человек, Михаил Андреевич никакого отношения к рождению Жанны не имеет.
Уверена год рождения «молодого человека» если и не совпадает с маминым, то очень близко к тому. И назвала она гостя так, исключительно в отместку. Хорошо хоть никакой дурацкой цитаты не вспомнила, а может не нашла подходящей случаю. Она взяла своего друга за руку, Мишаня прижался к ней плотнее и подтвердил её слова частыми кивками. Мама поджала губы и заметила, что гостю тоже не мешало бы представиться.
— А ты не перепутала, мать? — грубо поинтересовался он и погрозил пальцем: — Указывать мне не нужно.
— Ну, вот что! — не выдержала я. — Мы вас в свой дом не приглашали и в родственники к вам не набивались! А если вы сюда уже вошли, так будьте любезны не хамить.
— Правильно, деточка, не приглашали. А я явился, — развел он руки. — Разрешения не спросил, плохой дядька. А стану ещё хуже. Прям совсем-совсем, — картинно засюсюкал мне он. Указал на своего компаньона и продолжил кривляться: — А Гришу и вовсе расстраивать не стоит, не советую. Он, когда расстроенный, не ведает, что творит, ей богу.
— Вы нас пытаетесь запугать? — уселась я на диван, по другую сторону от мамы.
Теперь на него пытливо уставились три пары глаз. Вопрос мой Вдовин проигнорировал, осмотрелся по сторонам, вытащил из кармана платок и промокнул им лоб. Повернулся к своему товарищу и пожаловался: