Кусочки сердца все еще болят, страстно желая вернуться к жизни под ночным летним небом, усеянным, как это ни печально, романтическими звездами. Прошло два года, а я все еще не полностью исцелилась с того момента, когда поняла, что все о Ксавьере Фоксе было иллюзией.
Я говорила себе простить его. Убеждала себя, что игнорировать его — это лучший способ, который у меня был, чтобы завершить эту главу навсегда.
Странно, что жизнь снова столкнула меня с ним, словно последние несколько лет попыток двигаться дальше были потрачены зря.
— Нам будет весело. — Ладони Ксавьера скользят вниз по моим рукам, пробегаясь по их длине, пока мой взгляд находит его. Его голубые глаза мерцают под вывеской над нами. Должно быть, другой клуб. — Если в какой-то момент тебе не будет весело, я отвезу тебя домой, соберу вещи и уйду прежде, чем ты проснешься утром.
— Это обещание? — Не то, чтобы его обещания много значат, но я не собираюсь прыгать над его предложением подобно какому-то легкомысленному щенку.
— Обещание.
Я издаю стон.
— Отлично. Пошли.
Мысль о том, что, возможно, смогу насладиться этой ночью с ним, такая же надуманная, как и остальные.
Ему повезло, что мне больше нечем заняться сегодня вечером.
ГЛАВА 4
КСАВЬЕР ФОКС
— Потанцуй со мной!
Четыре часа. Три мартини. Две стопки текилы.
Старая Мэгс вернулась, улыбающаяся, смеющаяся, танцующая и кружащаяся.
Кому нужна крестная фея, когда алкоголь играет свою роль?
— Давай же! — Ее полные губы растягиваются в широкой улыбке, которая занимает большую часть красивого лица. Стеклянные глаза говорят мне, что Мэгс давно пьяна, но я уже знал это. Она была пьяна уже пару часов назад.
— Нам пора, — говорю, делая глоток воды. Я не пил ни капли крепкого всю ночь. Кто-то должен позаботиться о ней, и я не против, потому что очевидно, она нуждалась в этом больше меня. — Бары закрываются через час.
И она будет чувствовать себя дерьмово утром, если не притормозит.
Ее тело дрожит, и Мэгс лыбится на меня другой широкой улыбкой. Я люблю эту девушку. И не имею в виду так, как говорят люди, когда они обсуждают бейсбол или бутылку самодельного пива, или шафера на их свадьбе.
Я люблю Магнолию Грэнтэм.
Несколько лет назад мы готовы были захватить мир. Мэгс была моей лучшей подругой. Моим номером один. Она говорила в лицо обо всем моем дерьме, и я высказывал ей все прямо. Пятничный вечер был наш. Китайский ресторанчик еды навынос в ее районе знал нас по имени, а все, кто был с нами знаком, предполагали, что мы были какой-то женатой энергичной парочкой. Наша неразделимость увеличилась из ограниченного местечка, превращаясь в разгорающуюся зависимость друг к другу, которая никогда по-настоящему не исчезала.
Работать последние два года без Магнолии было эмоционально равноценно потери конечности.
Мэгс берет меня за руку и переплетает наши пальцы, выводя меня на переполненный центр танцпола, где какой-то псевдо-знаменитый ди-джей крутит вручную ремиксы самых популярных хитов. Она поднимает мою руку над собой, прокручивается, а затем берет вторую, укладывая на свои бедра, пока качает ими в такт.
Руки Магнолии подняты над головой, а ее лицо двигается из стороны в сторону, пока длинные темные волны падают на плечи. Она вспотевший, веселящийся сгусток энергии, который не показывает никаких признаков замедления.
Южная королева красоты танцует в такт, но это все, как замедленная съемка для меня. Я наслаждаюсь танцем, словно все исчезнет, как только проснусь завтра, потому что реальность нынче не так радостна. Двигаюсь под ритм, сжимая ее бедра, и притягиваю к себе дюйм за дюймом. Приятно, что она не ненавидит меня, даже если это лишь по пьяни.
Песня заканчивается, и Магнолия медленно убирает липкие пряди волос с лица. Она мне всегда нравилась с растрепанными волосами. Взъерошенная. Беззаботная. Но мне также нравился ее образ в конференц-зале. Она чертова акула, когда дело касается заключения сделок.
Именно поэтому мы были идеальной парой. Именно поэтому мы были так близки к завоеванию мировой недвижимости на Манхэттене, прежде чем распались по неизвестным причинам.
— Пошли. — Песня заканчивается, и я веду ее за руку в сторону от танцпола, когда начинается следующая.
Она надувает губы, а я не считаю нужным сообщать ей, что тоже не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, хотя уверен, что наши причины отличаются.
Я вывожу ее на улицу к блестящему красному «Шевроле Корвет» припаркованному недалеко, между платиновым «порше» и белоснежным «ауди» — оба с Нью-Йоркскими номерами. Мигающие знаки вывески и теплое свечение уличных фонарей окрашивают Мэгс в яркие оттенки золотого и янтарного.
Я бы поцеловал ее прямо сейчас — наказывающе — так, чтобы это передало годы всепоглощающего сожаления из моих уст в ее без слов. Мне нужно чувствовать ее великолепную улыбку на своих губах, прижимать к себе, ощущая, как тело наполняется частичками, которые изгибаются и сгибаются.
Мы подходим к пассажирской двери, и я наклоняюсь к ручке, не в силах отвести взгляд от Магнолии и от того, как она светится прямо сейчас, словно каждая ее часть полна жизни. Я словно смотрю в портал с прямой видимостью на прошлое.
Живая история.
Это та девушка, в которую я влюбился.
Девушка, с которой хочу быть.
Девушка, которая принадлежит мне.
— Что? — Улыбка исчезает. — Почему ты на меня так смотришь? — Я не отвечаю. — Ксавьер. — Ее брови хмурятся. — Что?
Мой ответ не приходит в форме слов. Это и не нужно.
Я впиваюсь в ее губы, руками обхватывая лицо и пальцами запутываясь в мягких волнах. Наши рты танцуют в тандеме, слегка касаясь, сталкиваясь и почти не задыхаясь. Мой язык проскальзывает мимо губ Магнолии, находя ее. Тело Мэгс напрягается, затем расслабляется. Она не сопротивляется поцелую, по крайней мере не физически. Я могу только представить разворачивающуюся войну ее головы и сердца прямо сейчас, но это волнует меня меньше всего.
Желал эти губы уже много лет. Скучал по этой улыбке каждый день. Эта девушка, единственная, которая заставляет все остальное уйти на задний план, моя.
Я нуждаюсь в ней.
И может не признавать этого, но она нуждается во мне.
Миллион женщин проживают в городе, но ни одна из них не знает меня так, как эта. Ни одна из них не подбадривала меня, когда скончался мой брат. Ни одна из них не ухаживала за мной до выздоровления после месяца в больнице с тяжелым случаем панкреатита. Ни одна из них не мирилась с моим дерьмом или знала, как поставить меня на место, как это делала Мэгс. Наша индустрия наполнена обществом карьеристов и треплом. Магнолия же настоящая.
Она приходит в себя. Я чувствую, как моя душа искрится, когда заявляю права на ее медовые губы.
— Блядь, — стону я ей в рот, пальцами впиваясь в кожу ее головы. — Где же ты была, Магнолия Грэнтэм? Почему так долго пропадала?
Ее рот застывает. Ладони упираются мне в грудь. Вот так просто я теряю ее снова и снова.
Мы не опускаемся обратно на землю в каком-то смутном, странном оцепенении. Мы были жестоко выброшены из горящей стратосферы, которая временно удерживала нас.
— Нам пора ехать. — Она забирается на пассажирское сидение «шевроле».
ГЛАВА 5
МАГНОЛИЯ ГРЭНТЕМ
Что, черт побери, со мной не так?
Нажимаю на кнопку окна, когда Ксавьер везет нас обратно домой. Мне нужен свежий воздух и ясная голова, потому что сейчас я подшофе, и мои мысли говорят одно, пока тело делает другое.
Сейчас погружаюсь обратно в его ловушку, и это последнее место, где мне стоит быть. Я зашла слишком далеко, чтобы оказаться именно там, где начинала.
Ксавьер не говорит ни слова. Он не включает радио. Мы едем в тишине вместе со своими мыслями.
Я зЗнаю только то, что когда-то любила его. Возможно, часть меня все еще так думает. Но он сделал мне больно самым ужасным способом и в худшее время. Я приехала сюда не подготовленной к тому, чтобы думать о том, каково снова целовать его, но это случилось. Он поцеловал. И теперь я должна переварить ситуацию и разобраться с ней.
Через десять минут Ксавьер въезжает на частную дорогу. Бьющиеся волны, ярко освещенные лунным светом, создают напрасный романтический вид.
Неплохая попытка, матушка Природа.
Он паркуется в гараже, а я выхожу и направляюсь внутрь. Снимаю каблуки, как только захожу внутрь и еле слышно иду по паркету к подножию лестницы.
Дверь закрывается.
Я чувствую его за спиной — в виде тяжести, которая тихо в ночи не растворится. Сердце стучит в груди, а ясность просачивается в уголки разума с каждой секундой, когда пьяный гул утихает.
Я медленно оборачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо — мужчине, который сломал меня. А затем задаю ему вопрос:
— Почему я не была достаточно хороша для тебя?
— Магнолия. — Голос низкий, а взгляд интенсивно греет меня. — О чем ты?
Я не должна была спрашивать. Не здесь. Не так. Не почти в два часа ночи. И уж точно не после многолетней отчужденности и ночи пьянства.
Наша история богата, охватывает годы и идет корнями далеко вглубь. По крайней мере, мы в долгу перед самими собой, чтобы придать этому разговору лучшее время и немного уважения.
— Забудь, что я сказала. — Делаю первый шаг.
— Ты была довольно хороша для меня.
Я останавливаюсь. Сердце почти разбивается снова и снова. Он говорит мне то, что хочу слышать — как делал всегда. Это его сильная сторона. То, чем я никогда не могла овладеть.
Сплевываю правду, не остатки алкоголя. Он покрывает все толстым слоем меда и улыбкой с ямочками на щеках.
— Просто... прекрати. — Хватаюсь за перила и делаю еще три шага. — Не делай этого.
— Ты довольно хороша для меня.
Я прислушиваюсь к его шагам. Они так и не приблизились. Он не следует за мной. Ксавьер не собирается устраивать шоу или широкий жест. И может быть это к лучшему, потому что я не знаю, как буду реагировать.
— Я устала. — Усталость окутывает меня. Делаю еще один шаг, затем еще два. Отворачиваясь от него, поднимаю кончики пальцев к губам, которые все еще покалывают от поцелуя. — Спокойной ночи, Ксавьер.
— Тебе было весело со мной сегодня? — спрашивает он, как только я добираюсь до вершины лестницы.
Я перемещаюсь по узкому проходу к своей комнате, наблюдая за Ксавьером. Отсюда он выглядит таким безобидным, таким милым. Он не похож на парня, который когда-то разорвал мое сердце в клочья горсткой слов.
Слово «да» почти вырывается из губ, но я оставлю его на утро, когда буду в трезвом уме. Может быть, утром мне захочется поговорить еще немного. Кто знает? Возможно, даже получу некоторые ответы.
А пока не хочу, чтобы он думал, что мы снова друзья. Новая дружба с Ксавьером — это врата в опасные места.
Это все, что я считаю правдой.
ГЛАВА 6
КСАВЬЕР ФОКС
Пот стекает по моему лицу, течет за ушами и в глаза. Я бегу, легкие расширяются, когда порыв теплого морского ветерка дует в лицо.
Замедляюсь, приближаясь к травянистой тропе к пляжному домику. Опираясь руками на бедра, перевожу дух и мысленно глажу себя по голове за то, что не пил прошлой ночью. Пробежка с похмелья — это не весело.
Я поднимаюсь по лестнице в дом, в котором слишком тихо, когда оказываюсь внутри. Магнолия еще спит, что уже хорошо. Ей нужно поспать, после всего того веселья, которое у нее было прошлой ночью.
После быстрого приема душа и переодевания, направляюсь в сторону кухни и соображаю завтрак, подходящий для короля.
Магнолия спит, несмотря на весь шум и позвякивание.
Мне очень хочется проверить ее, но сопротивляюсь, делая выбор в пользу тарелки с едой для нее, которую накрываю прозрачной пленкой. Заверенный знак примирения.
Завтракаю в одиночестве во главе длинного стола, заставленного такими стульями, которые вы держите только для семьи и друзей. У Эддисон и Уайлдера должно быть много их. Я встретил Уайлдера несколько лет назад, когда только начинал продавать недвижимость, а он только начинал свою собственную инвестиционную фирму. Я подсказал ему о некоторых квартирах «SoHo», и мы сблизились. Он никогда в итоге не нанимал меня в качестве агента — у него уже был человек, — но мы поддерживали связь и стали друзьями.
Забавно, что первое место, куда отправилась Магнолия, когда решила не иметь со мной ничего общего, было агентство «Ван Клиф». Она чертовски хорошо знала, что мы с Уайлдером были друзьями, а Эддисон давно хочет сблизить нас.
Свист воды по трубам, которому предшествует легкая походка наверху, говорит мне, что Магнолия проснулась. Я заканчиваю завтракать, споласкиваю посуду и убираю ее.
— Что это? — спрашивает она через минуту, появляясь на другом конце кухонного островка. Она указывает на накрытую тарелку.
— Твой завтрак. — Я направляюсь к холодильнику и хватаю пакет апельсинового сока. — У тебя выдалась вчера веселая ночка. Тебе нужно поесть.
Уверен, Мэгс проклинает меня внутри за то, что указываю ей, что делать, но есть что-то странно приятное в том, чтобы заботится о женщине, которая отказывается от того, чтобы с ней нянчились. Обычно это приносит незначительные плоды, как дразнящая улыбка, с которой она борется, сверкает в ее глазах, когда не хочет, чтобы я знал, что в тайне ей это нравится.
Только в этот раз она смотрит мимо меня с сжатыми губами. Она выглядит усталой, потирая виски, и прищуривается, пока ее глаза привыкают к заполненной светом кухне. Я прислоняюсь к стойке, скрестив руки, когда она присаживается и подвигается.
— Спасибо тебе за это. — Мэгс разворачивает пластик и поднимает вилку, ковыряясь в яичнице, и переворачивает кусочек бекона.
По-прежнему придирчива, как и прежде.
— Соль и перец в яйце, — говорю я. — Бекон из индейки. Тост с зернами и натуральным маслом. Ничего особенного.
Она кусает тост, а я приношу ей небольшую чашечку яблочного сока. Разговор прекращается. Никакого звука, кроме стука столового серебра о фарфор.
— Как самочувствие? — спрашиваю я через несколько минут, поскольку не могу вынести минуту этой неловкой напряженности между нами.
— Отлично.
Я на это не куплюсь.
Мэгс делает женственный глоток сока, смотря в окно на беспокойные волны, разбивающиеся о пляж. Забавно, какими спокойными они были этим утром. Сейчас они кажутся взволнованными.
— Ты многое помнишь о прошлой ночи? — спрашиваю я.
— Ничего. — Она ставит стакан на стол с неизменным глухим стуком, возвращая внимание к тарелке.
Я с удовольствием расскажу ей.
— Мы поцеловались.
— Этого не произошло. — Ее слова монотонны, и она даже бровью не повела.
— Откуда ты знаешь, если ничего не помнишь?
Я присаживаюсь рядом с ней, мысленно желая, чтобы она расслабилась, черт возьми.
— Я бы не стала этого делать.
— Я поцеловал тебя прошлой ночью. — Перехожу к делу. — И ты ответила на поцелуй. Не уверен, что ты знаешь пьяную Магнолию, так хорошо, как думаешь.
— Ты поцеловал меня? — морщится она, роняя вилку с поспешным звоном в тарелку. Ее глаза избегают моих, и она качает головой. — Зачем ты это сделал, Ксавьер?
— У меня не было выбора.
— Ты мудак. — Мэгс отодвигает наполовину законченный завтрак от себя и поднимается.
— Куда ты? — Она не отвечает. — Я не жалею о том, что поцеловал тебя, — кричу ей вдогонку. — Прошу заметить.
Она топает вверх по лестнице, бормоча что-то, что не могу разобрать. Я направляюсь к лестнице, ухмыляясь, поскольку Мэгс продолжает подниматься.