Дурная слава - Мария Евсеева


Дурная слава

Мария Евсеева

1. Антон

— А давай спалим их к чертовой матери?

— Кого? Их? — снисходительно смеюсь я и, притягивая ее к себе, киваю в сторону забора. С террасы, которую мы давно облюбовали, хорошо просматривается соседская беседка, освещенная фасадным фонарем. Звуки ревущей музыки и долбящие басы разносятся по всей округе нервной «колыбельной».

— Да, твоих дебильных дружков! — Она упирается затылком мне в подбородок, кладет свои руки поверх моих и делается такой уютной. — Подожжем!

Я обнимаю ее еще крепче и зарываюсь носом в волосах. Их запах, одуряюще-сладкий, сводит меня с ума. Я желаю добраться до мочки ее уха, а потом, исследуя каждый миллиметр кожи поцелуями, спуститься чуть ниже, но боюсь вовремя не остановиться — за нашими спинами, внутри дома, наверняка бдят ее благочестивые родители. Мне приходится бороться со своими желаниями, а это, признаться, не так-то просто. Особенно, когда уже проделал полпути.

Но она изгибается, с жаром целует меня, и за вкус этих дразнящих губ я готов простить ей все. Даже то, что она уже успела выскользнуть из моих объятий.

— Как, по-твоему, — озорно хмыкает она и указывает на канистру, стоящую у входа в пристройку, — они оценят фаер-шоу, которое я им устрою?

— Ты решила спалить полпоселка? — смеюсь я, уловив в ее глазах дьявольский огонек. На что она лишь соблазнительно улыбается и одним только взглядом предлагает принять правила ее игры, безбашенной и сумасбродной, рожденной в этой прекрасной головке с красивым личиком.

Не мешкая ни секунды, одним прыжком я перемахиваю через балюстраду, оказываюсь по ту сторону террасы и подаю ей руку, чтобы она проделала такой же трюк. Я согласен на все, что бы она ни придумала.

Она ловко взбирается на перила и ненадолго задерживается на них, намеренно изводя меня открывшимся обзором, и только когда убеждается, что произвела должное впечатление, одергивает юбку и прыгает вниз.

Чертовка! Кто бы видел, что она со мной вытворяет! Кто бы знал ее такой!

Но нет, лучше я унесу наш секрет в могилу, чем позволю ей вести себя так же с кем-то еще.

— Я заявлюсь прямо туда и у всех на виду оболью бензином одну из их поганых тачек, — сообщает она, намереваясь поднять канистру. — Клянусь тебе, я это сделаю!

Я спешу помочь, но она машет головой и отделывается от меня коротким, но пылким поцелуем. Ее руки оказываются у меня под футболкой и оставляют на коже ожоги, не меньше. Все происходит так быстро, что я не успеваю опомниться.

— А ты беспощадная женщина, Джонни!

— Я успокоюсь только тогда, когда окончательно расквитаюсь с ними!

— Так, хорошо, — смеюсь я, в тайне восхищаясь ее характером, — а какая миссия возложена на меня?

И пока она развинчивает крышку, а потом, убедившись в содержимом канистры, завинчивает ее обратно, я не свожу с нее глаз.

— Ты мог бы наводить панику…

Коротко хохотнув, я принимаю наигранный вид:

— Наводить панику? Всего-то?

— Ну да, — бросает она и торопливо проходит в темную часть двора, к забору. — Просто подыграй мне, вот и все.

Но даже отсюда я вижу, как она соблазнительно улыбается. Ее улыбка как бы говорит мне, что мы не прощаемся. Эта ночь обещает быть жарче, чем все предыдущие.

— Будет сделано, Джонни! — повинуюсь я, дважды стучу по сердцу и, раскрыв кулак, отсылаю ей свое признание, которое она с жадностью ловит и незамедлительно отправляет свое в ответ. После чего ее стройная фигурка окончательно скрывается в темноте двора.

2. Женя

До пяти часов вечера у каждого из нас свои заботы, свои обязанности. Мы даже почти не пересекаемся. И только за ужином снова приходится сталкиваться лбами. Особенно, если к нам в гости заглядывает тетя Люба, которая не может пройти мимо и не сунуть свой нос в чужие дела.

— Женьк, ну неужели тебе хочется этой хиромантией заниматься? Смотрю на тебя, смотрю… — она заводит очередную песенку, полагая, что знает о моих желаниях ВСЁ.

Вообще-то я ем, и если она, действительно, столь проницательна и заботлива, то должна догадаться, что одно из моих желаний в данный момент — не отвечать ей.

— Ромка вон! И тот поехал на собеседование! А ты?

А я ем.

— Ты хоть документы отвези, — не унимается она. — Еще ж не поздно.

Я делаю невинное лицо и пожимаю плечами.

— Нет, ну такая голова пропадает! — старается она. Но не оттого, что ее заботит моя голова, а потому что я выбиваюсь из ее идейной иерархии. А еще и чтобы задеть больную струну мамы.

Мама пока терпит. Мама занимается ферментацией сыра, и говорить ей что-либо под руку — дурная затея.

А я и не говорю. Я ем.

— К чему у тебя душа-то лежит?

Ну вот. Добралась и до души. Развернула свою артиллерию.

В поисках поддержки я бросаю короткий взгляд на папу, потому что с недавнего времени папа на моей стороне. А еще и потому что любимая поговорка папы: «Не учись на умного — бедным будешь». Ведь сейчас тетя Люба заведется про инженерный, финансовый, экономический, юридический, до кучи приплетет строительный и… какие еще есть университеты, институты, академии в городе?

— В медицинский хотя бы подалась, на ветеринарный…

Вот, да — медицинский! Как же я могла о нем забыть?

— … если тебе нравится все вот это!

— А что «во всем вот этом» плохого? — не выдерживает папа.

— Да ничего ж плохого, — смягчаясь, идет на попятную тетя Люба. Но после шага назад переходит в активное наступление: — Но время-то тикает. Целый год профукает. А там уж пора и замуж, жизнь свою строить. А она…

— Спасибо, — мысленно хохотнув, улыбаюсь я и выхожу из-за стола. Отправляю тарелку и приборы в посудомойку, режу хлеб, намазываю его толстым слоем масла, трогаю чайник, чтобы убедиться, что он еще не остыл, и наливаю себе чай.

За заботу спасибо, тетечка Любочка! Всегда мечтала прямо со школьной скамьи замуж!

Кажется, она всерьез думает, что борется за благое дело:

— Там хоть с нормальными людьми познакомишься! — заключает она. — А тут? Кого ты видишь, кроме этих ваших коз!

Мама оборачивается, оставляя без присмотра кастрюлю с сывороткой:

— Как будто ее кто на привязи держит! — фыркает она куда-то в сторону.

— Никто меня не держит, — поддакиваю я. — Я просто пока еще не определилась.

— Тю! Не определилась она! — в своей коронной манере тюкает тетя Люба. Когда она упирает руки в бока и показательно закатывает глаза, становится похожа на «бабу на самоваре». — О чем ты думаешь? Тебе уже восемнадцать! — Говорит это так, будто все тридцать пять. — Потом определяться будешь! Ты сначала поступи, отучись…

— Куда?

— Да хоть куда-нибудь! — со знанием дела заявляет она. — Иди туда, где твой отец учился. Или мать. Или туда, куда проще.

— А куда проще, теть Люб?

— Хых, — хмыкает она. — Ну надо ж быть такой тютей! Это я у тебя спрашиваю: куда? Ромка вон, еле на четверки вытянул, а лыжи настропалил…

Да просто у вашего Ромки единственный путь к свободе — универ.

— Ладно, отстань ты от нее! — вмешивается мама.

— Я-то отстану. Мне-то что? — всерьез обижается тетя Люба, не ожидая такого подвоха с маминой стороны. — Это ей потом локотки кусать…

— Может, и не придется, — отрывается от супа папа. — С фермерством сейчас новые перспективы открываются. Скажи мне пару лет назад, что я с основной работы уйду…

— Сравнил! То ты, а то — девчонка молодая! — проявляет участие сердобольная соседка. И принимается учить уму-разуму папу.

А я допиваю свой чай, споласкиваю под краном кружку и практически незаметно выскальзываю из столовой. На вечернюю дойку мама загоняет коз сама, а потому с половины шестого начинается мое личное свободное время. И сегодня у меня на него особенные планы: нужно успеть помыть голову, сделать что-то с волосами, еще бы и маникюр обновить.

Дело в том, что мы с Юлькой по стандартной пятничной схеме собрались в город, в ночной клуб: туда уедем на последней маршрутке, а обратно вернемся на такси — все, как обычно. Хах! И если тетя Люба думает, что кроме коз я никого не вижу, то… И да, родители в курсе. Они действительно не держат меня на привязи, хотя, конечно, перед поездкой я получаю с полтонны наставлений. Но это нормально. Я так считаю. А коз… Наших коз я просто обожаю!

На маршрутку я иду не по улице, как это принято у нормальный людей, а выхожу к остановке через «огороды», как «заправский ходок». Так говорит моя мама.

— Дед Ваня через огороды к бабе Маше ходил, чтобы соседям лишний раз на глаза не попадаться. А ты чего?

— Так ближе, — совершенно искренне отвечаю я. Ведь ближе! И не поспоришь.

А еще и потому, что большую часть пути я иду по своему участку. Не через огород, а через огромное поле, пастбище. Прямая тропинка уводит меня далеко-далеко.

У нас, и правда, своя небольшая ферма: мы поставляем в несколько магазинчиков города свежее козье молоко и сыр, помимо этого у нас имеется довольно внушительная клиентская база, которая ждет доставку молочных продуктов по личному графику, а некоторые люди приезжают к нам сами.

Мне нравится тот вид, который открывается за изгородью: впереди темный величественный лес, а слева — бесконечные луга, простирающиеся до самого горизонта. Но стоит только обернуться: каменные джунгли из небольших кирпичных домиков в скандинавском стиле, один из которых наш, и массивных коттеджей, — что тоже по-своему красиво.

Но Юлька живет не здесь, в соседнем селе, и нас разделяют целых пять километров, что, в принципе, преодолимо. Но мы пересекаемся с ней лишь по пятницам и субботам в маршрутке. А потом рука об руку отрываемся на танцполе.

— Интересно, — пытаясь скрыть свое нетерпение, спрашивает она, как только я плюхаюсь к ней на коленки, потому что маршрутка набита под завязку, впрочем, как обычно, — сегодня на фейсконтроле будет тот же красавчик, что и на прошлой неделе? Помнишь, как он нам улыбался? — хихикает она. — Нет, я с ним все-таки познакомлюсь.

Я складываю пальцы крестиком:

— Аминь!

Признаться, я не считаю того бородача красавчиком, да и вообще плевать хотела на то, кто и кому улыбался. Моя цель — поддавшись ритму, слиться воедино с музыкой и раствориться в толпе.

Что, собственно, я и делаю, когда оказываюсь в ночном клубе.

Вот прямо сейчас…

Несколько движений, и я уже не замечаю мелькающих лиц. Я отдаю себя всю без остатка музыке. Трек за треком, час за часом. Я чувствую себя свободной и раскованной. Это моя стихия, мой безбрежный океан, в который я погружаюсь с головой. И даже когда Юлька орет мне что-то на ухо, я все еще где-то там, в его объятиях.

Не прекращая покачиваться, я сначала пытаюсь отмахнуться:

— Я ничего не слышу!!!

Но подруга настроена решительно: она не оставляет надежды донести до меня «важную» информацию, а когда окончательно понимает, что это бесполезно, хватает меня за руку и тянет к бару.

— Давай познакомимся вон с теми парнями? Только не оборачивайся! Погоди! Не смотри назад! — тараторит она. Хотя я даже не собиралась этого делать. — Мы незаметненько окажемся рядом с ними и будем танцевать! Все получится само собой, нам не придется что-либо говорить, делая первый шаг!

— Давай! — кричу я ей в ответ. Потому что мне фиолетово, в каком конкретном месте танцпола я продолжу своё погружение.

Следуя строго за Юлькой, которая тараном пробивается сквозь толпу к намеченной цели, я маневрирую среди локтей и плеч — будто плыву на волнах музыки, поддавшись течению ритма. Мое тело неподвластно разуму, на танцполе оно существует автономно от головы, и я ни капли об этом не сожалею.

Остановившись в центре зала, напротив Юльки, я прикрываю глаза и выпадаю из бренного мира в свою параллельную реальность.

Через несколько композиций, как и прогнозировала подруга, к нам присоединяются двое. Я не сразу замечаю их присутствие — в какой-то момент мне просто становится тесно. Нет, они не нарушают личное пространство, не пристают и не пытаются пристроиться сзади, как это делают всякие особи с одной единственной извилиной — да и та находится не в голове, а ниже пояса! — я просто ощущаю чьи-то синхронные колебания по правую руку от себя.

Поначалу я даже не обращаю на них внимания, но потом мне становится любопытно: кто же так хорошо двигается? За все это время меня никто ни разу не задел, что, по моему мнению, высший пилотаж!

Я бросаю оценивающий взгляд на парней и делаю вывод, что оба вполне себе ничего: высокие, симпатичные, прилично одетые, и у них отменное чувство ритма. Мне хватает пары секунд, чтобы понять, на кого из них позарилась Юлька — конечно же, на светленького! И если это знакомство ограничится приятным времяпровождением на танцполе и только, то я готова взять на себя смуглого и позажигать с ним.

Он отвечает на мою улыбку, и вот уже каждый последующий трек мы завершаем бурными овациями. Наши молчаливые переглядушки перерастают в громкие выкрики в духе:

— Ты классно двигаешься!

— Спасибо за танец!

— Спорим, ты выдохнешься первой!

Кричать приходится в самое ухо. Каждый раз его лицо оказывается так близко…

Но никаких границ дозволенности мы не переходим. Черт! Мы даже не знаем имен друг друга! Мы просто танцуем. Наши тела сливаются в одно, несмотря на дистанцию. Я продолжаю ощущать себя свободной и в то же время помню про невидимую связь с партнером. Это так потрясающе! Я никогда не чувствовала себя такой раскрепощенной, как сейчас! Вот только Юлька… куда она успела запропаститься?

Прежняя мелодия энергичными рывками погружает нас в новую, еще более ритмичную и зажигательную, заставляя выкинуть все лишние мысли прочь. Я решаю, что подруга не маленькая, к тому же, не в первый раз практикует подобное, и с легкостью избавляюсь от необоснованных переживаний, способных сковать движения. В конце концов, у нее есть своя голова на плечах!

Наш танец становится по-настоящему жарким. Но по-прежнему точек соприкосновения нет, и быть не может! Это нечто вроде азарта — во что бы то ни стало не допустить сближения, — и мой партнер оказывается со мной на одной волне. И это та-а-акой кайф! Но вдруг на меня налетает кто-то сзади, дергает за волосы, и я не успеваю опомниться, как оказываюсь в неудобном для себя положении. Мне больно, я не вижу, кто это делает, но решаю не церемониться: кто бы то ни был — он не заслуживает ничего, кроме ответного действия. И я, закусив губу, изворачиваюсь, а когда вижу перед собой розовые патлы, хватаюсь за них с диким остервенением.

Только и слышу вой, крики: «Аня! Аня!», а потом мы вместе с этой Аней вроде бы падаем. У меня перед глазами все перемешивается: пол, стены, потолок, чужие лица. В рот лезут то ли свои, то ли чужие волосы. Нас пытаются разнять, растащить в разные стороны, что не сразу получается, и, в конце концов, я оказываюсь на улице. И входа в клуб для меня больше нет. И телефона нет — он в сумке у Юльки.

Я делаю попытку прорваться назад, но тот бородатый «красавчик» из фейсконтроля скалит зубы. Урод!

И мне хочется домой.

Нестерпимо хочется.

Как можно скорее!

Домой!

3. Антон

Я разглядел ее еще с балкона и сразу отметил, что этой девчонке нет равных ни здесь, ни на каком-либо другом танцполе. Двигалась она так, как будто пришла сюда только за этим — она вся без остатка отдавалась ритму, пульсирующему в ней самой, и казалось, что больше ее ничто не интересовало. Сколько чувственности было в каждом ее движении! Рыжая бестия! Ее красная клетчатая рубашка, завязанная на узел чуть выше пупка, и маленькая округлая попка, обтянутая джинсами, не давали мне покоя. Я уже собирался развеять ее миф о том, что она пришла сюда только ради танцев, как возле нее нарисовался какой-то прилизыш в пиджачке с короткими рукавами.

Дальше