— На что это ты намекаешь? — смеется Антон.
— Я предлагаю тебе с чашечкой сладкого чая посидеть на террасе под пледом и посмотреть на лживые лампочки. Не знаю, — невинно улыбаюсь ему я, — о чем ты подумал, но, кажется, это заразно.
— Генерировать убедительные причины для того, чтобы задержать меня и задержаться самой?
Хохотнув, я пожимаю плечами:
— Так вот, как это называется! — И, оказавшись на земле, отступаю назад, приглашая его проследовать за мной в калитку: — Но да, дурной пример заразителен. Хотя я имела в виду несколько другое…
Похоже, кое-кто тоже дал волю своим изощренным фантазиям. Интересно, насколько они неприличны?
Но Антон, хоть и мигом соскакивает с мотоцикла, не успевает принять мое приглашение, он даже не успевает ответить мне, хотя совершенно точно собирался что-то сказать.
— О! Тони! — В тени кирпичного забора, сбоку от гаража рисуются три силуэта. — Как ты кстати! Сегодня у Тима днюха, и мы разминаемся перед субботой. Генеральная репетиция, — напыщенно смеется один из дружков Артура и переводит взгляд на меня. — Или… Тони! Ты сменил место дислокации?
И я замираю в ожидании потока унижений, которые должны вылиться на мою голову. Несмотря на уверенность в том, что Антон и в этот раз спасет меня, все же готова сама держать оборону. Пусть только попробуют что-нибудь вякнуть в мою сторону!
Но этого не случается.
— Ты типа с ней? — недоуменно спрашивает сам сосед и щурится, силясь рассмотреть выражение моего лица в темноте.
Но в его голосе нет ни единого намека на насмешку, он всего лишь искренне удивлен. Хотя, может, мне это только кажется? И я по старой памяти реагирую на его выпады слишком бурно:
— А тебя это заботит? — зло ухмыляюсь я, где-то в глубине души понимая, что сама иду на рожон. И это даже не привычка, а защитная реакция, отработанный рефлекс на многолетние выходки из-за забора.
Кажется, моя воинственная поза заставляет всех поднапрячься. Артур переспрашивает, слегка подкорректировав вопрос:
— Вы типа вместе?
Тогда Антон подходит ко мне и, почти невесомо обняв за талию, аккуратно притягивает к себе:
— Ну почему же «типа»? Я ведь тебе уже говорил, у нас с ней любовь.
— Хах, рили*? — вроде бы даже добродушно смеется сосед. И добавляет: — Тогда, может, вы вместе заглянете? Чем больше народу, тем жарче веселье!
— Если только на пару минут, чтобы поздравить Тима, — отвечает Антон и вопросительно смотрит на меня.
— Что? — фыркаю я. — Нет!
Так я и разбежалась, идти по такому «важному» приглашению на их идиотское празднование!
— Да ладно, Джон, — лыбится третий. — Расслабься, мы всё забыли.
— Не называй меня так, — цежу сквозь зубы я.
— Хорошо, хорошо, Женьк. Так нормально?
— Нормально.
— Ну, вот и прекрасно! Добро пожаловать!
— Короче, — Артур закидывает свою граблю Антону за шею и похлопывает ей ему по плечу, — мы пошли, но мы вас ждем. — Ухмыляется довольно и уходит, уводя за собой скабрезную парочку. Будто делает нам одолжение, оставив наедине.
По пути они несколько раз оборачиваются, и я не могу понять, притворство ли это, их перемирие, или придуркам реально надоело меня донимать.
— Джонни, — Антон разворачивается ко мне лицом и мягко целует, отчего я наконец-то забываюсь и расслабляюсь. Его объятия, поцелуи, прикосновения — это нечто! Но они всегда так резко прерываются. — Если ты не хочешь, мы туда не пойдем, — шепчет мне он. — Но Тима я должен поздравить. Согласись, получится некрасиво, когда он узнает о том, что я был здесь и не зашел. Но я могу сам, — ведет бровью он, — метнуться туда-обратно…
— Еще чего! — хмыкаю я, представляя, чем все это может закончиться. Нет, нет, нет! Все эти гадкие выходки, полуголые девки, бутылки, стаканчики… Я окажусь полной дурой, если добровольно отпущу Антона в этот притон. К тому же, я до исступления хочу продолжения и поэтому, потеряв окончательно голову, прыгаю к нему на руки, обвив его поясницу ногами.
На что он обольстительно улыбается:
— М-м-м… Джонни, ты решила пойти ва-банк?
— Я решила доказать, что у тебя там не может быть никаких интересов.
— Это так. Поэтому мы на секундочку заскочим туда вдвоем, а потом…
Наши тела плотно сплетаются. Мне мало воздуха, мало тепла, мало его самого. В это мгновение я испытываю нечто вроде мучительного голода, когда скручивает живот и появляется навязчивая идея во что бы то ни стало насытиться. И это так трудно, сдерживать себя.
— Ну ладно, пошли, — через силу сдаюсь ему я. — Отделаемся от них поскорее. А уж пото-ом…
Антон смеется и еще крепче прижимает меня к себе:
— Моя маленькая, горячая девочка, — изводит меня придыханием. Целует и отпускает.
Похоже, я, в самом деле, сошла с ума!
Мы проходим вдоль кирпичного соседского забора, сворачиваем к воротам и, минуя подъездную площадку, устремляемся во двор. Звуки привычной ревущей музыки становятся еще менее отчетливыми, потому что их заглушают подзаправленные голоса. Небольшая кучка пресмыкающихся особей пасется возле бассейна и еще несколько отдельных личностей блуждают по территории, каждый сам на своей волне.
— Ну, и где твой приятель? — я нервозно пожимаю руку Антона. Мне здесь до скрипа зубов не нравится.
— Должно быть, он там.
И хочется, чтобы поскорее на горизонте нарисовался именинник. Но вместо него возле нас, как из-под земли вырастает толстяк.
— Хо-хо, — трясется он жиром, — какие люди! Я не обознался? — И тянет свои потные руки с намерением с нами обоими пообниматься.
А меня воротит от его фривольного поведения.
— Отвали, Диман! — смеется Антон. — Где Тим?
— Ты подогнал для него подарочек? — хрюкает тот.
И я поджимаю губу от злости, потому что словила мерзкий намек.
— Слышь, ты, придурок! — дергаюсь я с желанием заехать в его гнусную физиономию.
Но меня крепко обнимает Антон и старается успокоить ласковым шепотом:
— Тих-тих-тих-тихо, Джонни. Все под контролем. Не обращай внимания.
Но я не могу так запросто закрыть на подколки глаза:
— Скройся, пока я тебе твое рыло не расцарапала! — ограничиваюсь мелкой угрозой.
— А че я такого сделал-то? — противно гогочет кабан. — Тим! — визжит, подзывая к нам виновника торжества и, улучив момент, когда Антон переключает свое внимание на именинника, по-собачьи высовывает язык и, изобразив явно меня, принимается демонстрировать непристойности.
— Недоумок! — пинаю его я и, вырвавшись из самых желанных на свете объятий, спешу поскорее покинуть эту чертову территорию со стадом долбанутых дегенератов.
— Джонни! — кидается за мной Антон.
Но я уже бегу отсюда прочь. И ныряю за ворота.
*Рили, наречие, сокращение от слов «реально», «действительно».
27. Антон
По-моему, Джонни слишком бурно реагирует на их глуповатые выпады. Ну, балуются детки, что взять с идиотов?
Успев только вскользь пожать Тиму руку, я кидаюсь следом за ней:
— Джонни, постой!
На полпути, возле собственного низенького заборчика, она останавливается:
— Если ты желаешь вернуть меня в этот зоопарк, то у тебя ничего не получится! — сообщает, даже не обернувшись.
Но я настигаю ее и, обняв со спины, делаю все, чтобы моя рассерженная девочка захотела взглянуть на меня, а, взглянув, хоть немного оттаяла. Для этого мне приходится использовать все радикальные меры. И когда она наконец-то поддается моим провокациям и отвечает поцелуем на поцелуй, мне уже совсем не хочется думать о мотивах ее поступка.
— Поверь, даже не собираюсь, — оторвавшись от ее до беспамятства чувственных губ, спешу заверить чертовку, что я на ее стороне. А потом, слегка отступив, бережно убираю с лица упавшую на лоб прядку волос и не могу удержаться, чтобы не улыбнуться ее воинственному виду. — Ведь кое-кто обещал мне чай с продолжением.
Джонни хохочет:
— Похотливый самец!
— Я? — делаю лицо, будто искренне удивляюсь. — Не знаю, о каком продолжении ты подумала, но…
Но она меня прерывает. Сочно поцеловав, выскальзывает из объятий и грациозной кошечкой юркает в калитку.
— Вот только не надо придумывать отговорки и переводить все стрелки на меня. Хочешь чаю — пошли!
Кажется, рыжая бестия меня раскусила.
— А как насчет бутеров? — кидаю вдогонку.
— Они же ужасные, — лукаво смеется она. И, свернув по дорожке к дому, вдруг останавливается. — Так ты, в самом деле, голодный?
— Ага, — согласно киваю я, нескромно подразумевая два вида голода. Но тот, что второй, приятно подпитывает наши отношения, в отличие от первого. Хотя, признаться, мне доставляет удовольствие все, что Джонни делает для меня. Да и про сэндвичи я ее просто подкалывал. — Тащи свои ужасно-прекрасные бутеры. С твоих рук я готов лопать все!
— Льстивый наглец, — мягко укоряет она и скрывается за дверьми дома. Но вскоре появляется со знакомым деревянным подносом, на котором высятся стопкой ломтики белого хлеба, нарезка сыра и тонкие дольки свежего помидора.
Все так заманчиво и аппетитно — как раз то, что нужно для чаепития под лживыми лампочками, но чертовка не спешит кормить меня с руки. Она ставит поднос на перила балюстрады и произносит то ли в шутку, а то ли всерьез:
— А давай спалим их к чертовой матери?
— Кого? Их? — снисходительно смеюсь я и, притягивая ее к себе, киваю в сторону забора.
С террасы, которую мы облюбовали, хорошо просматривается соседская беседка, освещенная фасадным фонарем. Звуки ревущей музыки и долбящие басы разносятся по всей округе нервной «колыбельной».
— Да, твоих дебильных дружков! — Она упирается затылком мне в подбородок, кладет свои руки поверх моих и делается такой уютной. — Подожжем!
Я обнимаю ее еще крепче и зарываюсь носом в волосах. Их запах, одуряюще-сладкий, сводит меня с ума. Я желаю добраться до мочки ее уха, а потом, исследуя каждый миллиметр кожи поцелуями, спуститься чуть ниже, но боюсь вовремя не остановиться — за нашими спинами, внутри дома, наверняка бдят ее благочестивые родители. Мне приходится бороться со своими желаниями, а это, признаться, не так-то просто. Особенно, когда уже проделал полпути.
Но она изгибается, с жаром целует меня, и за вкус этих дразнящих губ я готов простить ей все. Даже то, что она уже успела выскользнуть из моих объятий.
— Как, по-твоему, — озорно хмыкает она и указывает на канистру, стоящую у входа в пристройку, — они оценят фаер-шоу, которое я им устрою?
— Ты решила спалить полпоселка? — смеюсь я, уловив в ее глазах дьявольский огонек. На что она лишь соблазнительно улыбается и одним только взглядом предлагает принять правила ее игры, безбашенной и сумасбродной, рожденной в этой прекрасной головке с красивым личиком.
Не мешкая ни секунды, одним прыжком я перемахиваю через балюстраду, оказываюсь по ту сторону террасы и подаю ей руку, чтобы она проделала такой же трюк. Я согласен на все, что бы она ни придумала.
Она ловко взбирается на перила и ненадолго задерживается на них, намеренно изводя меня открывшимся обзором, и только когда убеждается, что произвела должное впечатление, одергивает юбку и прыгает вниз.
Чертовка! Кто бы видел, что она со мной вытворяет! Кто бы знал ее такой!
Но нет, лучше я унесу наш секрет в могилу, чем позволю ей вести себя так же с кем-то еще.
— Я заявлюсь прямо туда и у всех на виду оболью бензином одну из их поганых тачек, — сообщает она, намереваясь поднять канистру. — Клянусь тебе, я это сделаю!
Я спешу помочь, но она машет головой и отделывается от меня коротким, но пылким поцелуем. Ее руки оказываются у меня под футболкой и оставляют на коже ожоги, не меньше. Все происходит так быстро, что я не успеваю опомниться.
— А ты беспощадная женщина, Джонни!
— Я успокоюсь только тогда, когда расквитаюсь с ними!
— Так, хорошо, — смеюсь я, в тайне восхищаясь ее характером, — а какая миссия возложена на меня?
И пока она развинчивает крышку, а потом, убедившись в содержимом канистры, завинчивает ее обратно, я не свожу с нее глаз.
— Ты мог бы наводить панику…
Коротко хохотнув, я принимаю наигранный вид:
— Наводить панику? Всего-то?
— Ну да, — бросает она и торопливо проходит в темную часть двора, к забору. — Просто подыграй мне, вот и все.
Но даже отсюда я вижу, как она соблазнительно улыбается. Ее улыбка как бы говорит мне, что эта ночь обещает быть жарче, чем все предыдущие.
— Будет сделано, Джонни! — повинуюсь я, дважды стучу по сердцу и, раскрыв кулак, отсылаю ей свое признание, которое она с жадностью ловит и незамедлительно отправляет свое в ответ. После чего ее стройная фигурка окончательно скрывается в темноте двора.
— О! Тони! — замечает меня Артурчик, когда я вновь появляюсь на их сабантуе. Он проныра тот еще, от него так просто не скроешься. Но я и не собирался. — Я не понял, куда это вы свинтили? Джон снова что-то отмочила, потом сама обиделась и убежала? — хрюкает он, и у меня от его противной интонации переменяется настроение. Но раз я пообещал Джонни подыграть, то придется на время придержать свои эмоции.
Я нервно хмыкаю, маскируя недовольство кривой улыбкой:
— Зима близко, — вспоминая их примитивные шуточки, награждаю предупреждением.
Но Артур расценивает мои слова, как одобрение собственных хохм, а потому гогочет хуже последнего укурыша:
— Вот и ладно. Дракарис с ней! А у нас, по ту сторону стены, жар-р-ра! — орет и чокается горлышком бутылки с Гариком, который, потеряв себя в пространстве, кружит как назойливый шмель возле нас.
И я уже сомневаюсь, что этим телам возможно хоть как-нибудь отомстить. Но фаер-шоу, уверен, им запомнится!
Я прохожу к излюбленному месту у бассейна и усаживаюсь в шезлонге в слабоосвещенном углу двора, выбрав такое расположение, чтобы появление Джонни я заметил одним из первых. Краем глаза наблюдаю за неприличными выходками Димана, который с непробиваемой рожей окучивает троицу девиц, изрядно поднабравшихся. Их истерическое хихиканье забивает не только музыку, но и выкрики справа от меня, где у мангала поливается пивом мясо. А впрочем, все ровно так, как и бывает здесь по выходным, за исключением одного крохотного обстоятельства — грядет чье-то возмездие.
Я улыбаюсь, вообразив, как моя неугомонная изобретательница впечатлит всех заготовленной поздравительной программой, и втайне даже побаиваюсь за исход. Нет, она, совсем безбашенная — поджечь машину! Кто еще до такого додумается и, что самое главное, на такое отважится! Но я безумно счастлив оттого, что встретил ее.
Хохотнув про себя, я отвожу взгляд в сторону, но тут же возвращаюсь на исходную позицию, потому что в воротах замечаю темный силуэт с белым неясным пятном — канистрой. Мне хочется вскочить и помочь этой стройной, изящной куколке, ведь в ее хрупких руках тяжелая ноша, но портить выверенный план чертовки было бы плохим решением. Поэтому мне остается наблюдать за ее грациозным перемещением в темноте до той поры, пока Джонни не заключит в объятия свет фасадного фонаря и пока ее ковбойский прикид — м-м-м… узкие укороченные джинсы и рубашка в клетку, завязанная в узел на животе — не станет достоянием для всех здесь присутствующих. И я снова улыбаюсь, понимая, что юбку, которой рыжая бестия дразнилась несколько минут назад, кое-кто приберег исключительно для меня.
Но не время думать об этом — пора бы распрощаться с музыкой…
Я как ни в чем ни бывало быстренько прохожу к беседке и организую сабвуферу отдых, а чтобы мои действия не расценивались подозрительными, сообщаю во всеуслышание, что хочу толкнуть речь в честь именинника.
Компания довольно улюлюкает и стягивается в кучку к мангалу, а Джонни, пользуясь случаем, сразу же заявляет о себе.
— Салют, придурки! — громким выпадом заставляет каждого обернуться. И я вижу, как в рассеянном свете блестят ее озорные глаза.