— Зажми! — успеваю выкрикнуть я, прежде чем срываюсь с места и через долю секунды скрываюсь за поворотом.
Знакомые проселочные дороги принимают меня как своего.
А я все думаю, думаю, но не о них. Не знаю, на что я рассчитываю, вновь отправляясь на ее поиски, но мне просто необходимо еще раз пронестись по всем закоулкам Озерков, чтобы успокоиться хотя бы на время. А потом снова и снова использовать все свои шансы.
Разгорячившись еще больше после повторного неудачного заезда, я влетаю в Артурчиков двор, торможу в двух сантиметрах от стены дома, рывком избавляюсь от шлема и куртки и, увидев знакомые лица, нерешительно толпящиеся возле бассейна, разбегаюсь и, на скаку освобождаясь от прочей одежды, с командой «По-бе-ре-гись!» прыгаю с трамплина в бассейн.
— А-а-а! А-а-а! А-а-а!!! — вынырнув, рву горло я, не в силах выкрикнуть что-то более или менее связное. С языка слетает всякая нецензурщина, и я не могу сдержать себя, чтобы не проорать и ее. Я проклинаю себя за безрассудный поступок. — Твою мать, Шарик! А-а-а!!! Вода, как в проруби!
6. Женя
Едва я закрываю за собой калитку, как слышу злющий рев мотоцикла, показавшегося на повороте нашей улицы. Несмотря на то, что я уже дома, в безопасности, сердце оглушительно бабахает в груди, и от его недюжинных толчков я испытываю нарастающее волнение. Не хватало только, чтобы этот тип вынюхал, где я живу!
Мне приходится отскочить вправо и прошмыгнуть за гараж.
Привалившись спиной к его теплой каменной поверхности, я втягиваю добрую порцию воздуха через нос и, зажмурившись, пытаюсь прийти в себя. Еще секунда, и он бы заметил меня! Вот упертый баран! И наделило же мироздание этого прилипалу таким непрошибаемым характером!
Я открываю глаза и в то же мгновение ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.
Да-а-а, это было весело!
Дождавшись, когда гул мотоцикла, поднявшего пыль на улице, растворится где-то вдали, я отлипаю от стены. С головы слетает наполовину высохший виноградный листок, и я смеюсь вслух, вспоминая какими «огородами» мне пришлось смываться от неминуемого возмездия. Видела бы меня мама! Ох, нет. Лучше ей об этом не знать.
Продолжая хихикать себе под нос, я сворачиваю на дорожку, ведущую к террасе, и устраиваюсь на деревянных порожках. Я притягиваю колени к груди, обхватываю их руками и еще некоторое время вспоминаю детали «прогулки». Черт! А я ведь даже не знаю, как этот тип выглядит.
Нет. В смысле… я оценила его потертые джинсы классического кроя, кожаную куртку с воротником-стойкой, из-под которой выглядывала белоснежная футболка, стильные черные кроссовки, но… мне с трудом удастся узнать его лицо, если, не дай бог, я столкнусь с ним где-нибудь нос к носу. И все из-за его блестящего новенького шлема, который неестественно сплющил щеки, лоб и даже сдвинул к переносице брови, оставив на обозрение лишь глаза, темные и суровые.
Ох, нет! Лучше бы мне с ними больше не встречаться.
Я поднимаюсь и сбегаю с порожков вниз, выныривая из своих суетливых мыслей. Не чувствуя ног, я лечу в конец участка к козам, чтобы узнать, как у них там дела, и приласкать мою дорогую Майку. Совсем скоро мама поведет животных в загон на вечернюю дойку, а пока мы с папой можем вдоволь насидеться плечо к плечу под кроной старой яблони и налюбоваться озорством бедовых козлят. У папы по обыкновению в траве припасена бутылка кефира и что-нибудь съестное, типа молочного коржика или бутерброда с сыром, и я, не сумев обуздать то, что трепещет у меня внутри, целую его в небритую щеку вместо благодарности за такой своевременный перекус. Я люблю жевать что-нибудь на природе: будь то яйцо с кусочками сала или пустой мякиш ржаного хлеба, и от этого простого действа чувствую себя по-настоящему счастливой!
Возвращаясь к дому, я только сейчас замечаю, что у соседей снова в разгаре их очередная дебильная вечеринка, и какой-то питекантроп орет на всю округу адским матом. И, похоже, давно! Я не вижу, что происходит за забором, с террасы просматривается только полуосвещенная пустая беседка, расположенная на возвышенной стороне соседского двора, но, судя по всему, этого обезьяночеловека закинули в бассейн остудиться, а в бассейне — я закатываю глаза и мысленно изображаю его блаженный ор — вода, как в проруби!
Эй, придурок! Желаю, чтобы ты отморозил себе все причиндалы того самого места и как можно скорее выбыл из гонки за статус доминирующего самца!
— Весело проводят время, — обогнув меня, папа беззаботно кивает в сторону коттеджа с балконом, который всю мою жизнь вызывал одно сплошное раздражение. Я даже не заикаюсь о его обитателях! И ни с того ни с сего спрашивает: — Может быть, ты бы тоже хотела повеселиться?
— Спасибо, пап. Но нет.
И про себя тихонько хихикаю: «Вообще-то я сегодня уже и так отлично повеселилась!»
Папа похлопывает меня по плечу, с теплотой подмигивает и скрывается за входной дверью. Мне кажется, или он, в самом деле, переживает за меня, что я провожу день за днем как-то не так? Не так, как мои сверстники, типа недоумка за забором или вечно влюбленной в своих многочисленных парней Юльки. Но зря он тревожится — все нормально. Мне тоже будет, что вспомнить в старости.
Сейчас на улицу должна выйти мама. Уже смеркается, пора загонять коз. Я стою и жду ее, наблюдая, как на потемневшем небе одна за другой вспыхивают яркие звезды. И если бы не звуки из блат-хаты, двери которой еженедельно распахивает сосед, довольствующийся полной свободой, пока его родители находятся в заграничной командировке, я бы решила, что этот вечер один из тех самых вечеров, когда жизнь ощущается полной и прекрасной.
Но мама не спешит показываться на террасе. Средь звуков долбящей музыки и воплей ископаемых я слышу жалобное блеяние уставших за день коз. Я заглядываю в прихожую и как можно громче сообщаю, стараясь переорать то, что творится на улице:
— Мам! Я заведу коз сама! — И решительным шагом отправляюсь на пастбище.
Провожать к стойлу животных не так-то трудно. Особенно, если в стаде нет вредин и приверед. Я иду за козами следом и время от времени похлопываю в ладоши или разговариваю с ними, чтобы те не разбредались, куда не нужно. Хотя эти послушники и сами знают дорогу домой. Вот только одна любознательная мордаха упрямо держится по левую сторону, норовя заглянуть за изгородь. Ее совсем не пугают визг и бранные возгласы, наоборот, кажется, будто она только этим и интересуется.
Я смеюсь, но заприметив отбившегося от стада козленка, переключаю на того внимание: зову его, присаживаюсь на корточки, ловлю в свои объятия, глажу по головке с только-только проклюнувшимися рожками, подгоняю к стаду. А когда возвращаюсь обратно, вижу, что любопытная морда все-таки сделала то, чего страстно желала, и теперь застряла между штакетником, зацепившись за перекладину рогами.
— Ну, Анфиска! — досадливо хмыкаю я. — Там и без тебя полно девок легкого поведения! Это их козлы! Куда ты намылилась?
Анфиска жалобно мекает.
— Ага! — отвечаю ей я, в попытках вызволить козу из плена соседского забора. — И что прикажешь мне делать?
И хотя забор наш — папа собственноручно его делал, — ее пленная голова, как ни крути, оказалась по ту его сторону.
— Вляпалась! Попалась на удочку самцов-осеминителей! — шутливо фыркаю я, не оставляя надежды в одиночку избавить ее от коварной участи. А когда она противится, еще и брыкается, стараясь оттолкнуть меня копытами, я только прихожу в негодование: — Вот только, пожалуйста, не впадай в блаженное отупение! Те козлы уж точно этого не достойны! Твой вонючий бородатый жених гораздо умнее всех их вместе взятых!
Я делаю несколько шагов в сторону и, убедившись, что если козу не трогать, она не нанесет себе увечий, со всех ног пускаюсь за мамой.
Неделя пролетает так быстро, что я не успеваю опомниться: трель будильника в шесть часов, утренний выгон коз, легкий завтрак прямо на террасе, пастбище, обед, мелкие дела в загоне и во дворе, снова пастбище, ужин, личное время, которое я трачу на всякие приятности типа просмотра сериалов, обновления маникюра, экспериментов с различными видами теста, пенной ванны и залипания на кровати в наушниках, а потом… снова звук неугомонного будильника. Хорошо, что хоть среди недели за соседским забором становится относительно тихо, а в выходные вечером, когда вечеринка набирает оборот, — меня нет. И да, это одна из главных причин поездок в ночной клуб. Вторая, не менее важная, — моя любовь к танцевальной музыке.
— Я сказала, что сегодня ночую у тебя, — огорошивает меня Юлька прямо в маршрутке.
— Что-о? — я почти соскакиваю с ее колен, едва успев на них приземлиться, и вглядываюсь в лицо подруги, не шутит ли она. Я не желаю участвовать в подобных авантюрах! Но Юлька смотрит на меня умоляюще, и ее глаза сияют как-то по-особенному.
Мне кажется, или ее отношения с Олегом несколько затянулись?
— А на самом деле? Может, расскажешь, где ты собралась провести эту ночь? — решаю уточнить напрямую. Мало ли.
— Ну как где? — искренне удивляется она, и по счастливому взгляду подруги я понимаю, что ее розовые мечты стремительно полетели вперед. Она уже не со мной. Ее губы плывут, растягиваясь в умильной улыбке, а на лбу проступает то самое «блаженное отупение».
— Ладно, поняла, — сдаюсь я, не желая выслушивать подробности. И плотнее прижимаюсь к Юльке, чтобы огромная сумка дачницы-тетки, которая нависла надо мной, не заехала мне по голове.
— А ты? — спрашивает она, дыша мне в затылок.
— А что я?
— Не нашла никого?
— Я и не искала, — со смехом хмыкаю.
— Знаешь, в прошлый раз я заметила, что один симпатичный брюнет не сводил с тебя глаз…
— Ага! А потом его находчивая подружка помотала меня за волосы, — напоминаю я ей. А то, может, Юлька позабыла нашу ночную переписку, в которой я во всех подробностях рассказала ей о завершении того вечера.
— Нет, я про другого. Он стоял недалеко от нас и безотрывно смотрел на тебя…
— Плевать! — отрезаю я.
Наверняка и у того найдется какая-нибудь преданная фанатичка, готовая из-за козла ввязаться в любые неприятности.
— Ну как знаешь, — пожимает плечами подруга.
Ей не понять меня. Но я рада, что Юлька не навязывает мне свое мировоззрение. А я не учу ее жизни в ответ. Да и разве кто-либо из нас вправе вразумлять другого?
К тому времени, когда мы подъезжаем к нужной нам остановке, в салоне маршрутки практически никого не остается. Я перепрыгиваю на место возле двери и, вцепившись в поручень, всматриваюсь в лица прогуливающихся по центральной улице парочек. Сколько их: десятки, сотни, а, может, тысячи? И неужели все они смотрят на мир как-то по-другому?
Оказавшись на улице, я продолжаю изучать встречных прохожих, но только укрепляюсь в своей теории.
Если девушка и выглядит счастливо, то ее счастье слишком ослепляющее, оно затмевает ей глаза — ну разве может такая точеная Барби с идеального цвета кожей по собственной воле влюбиться в прыщавого недомерка с оттопыренной губой? Или, наоборот, невзрачная послушница заглядывает в рот своему спутнику и боится произнести и слово, чтобы не дай бог не отправиться на скамейку запасных. Или она уже на ней находится?
В остальных случаях — доминантой в парочке оказывается парень, который явно не церемонится и не считается с мнением девушки. Молодые люди спорят, ругаются, психуют и стремятся ужалить друг друга, как можно больнее. И это на людях! А что тогда они делают наедине?
И вот на это все подписываются добровольно?
Не-е-ет! Я пока еще не сошла с ума, чтобы собственноручно поставить на себе крест.
Я кидаю быстрый взгляд на Юльку, но та снова рушит мои умозаключения.
— Олег! — взвизгивает она, увидев своего благоверного, стоящего недалеко от входа в клуб, и кидается в его раскрытые объятия.
Этот шкаф поднимает Юльку высоко-высоко, чуть ли до небес, и кружит так сильно, что подруге приходится придерживать юбку. Она хохочет, визжит, невнятно просит опустить ее на землю. Олег слышит и мгновенно покоряется. А потом они фривольно целуются, не стесняясь остальных.
Я морщусь. Неужели парни тоже могут впадать в блаженное отупение? Или просто у истинных самцов слишком хитро продуманный план?
— Я внутрь, — дернув за рукав, оповещаю я Юльку и, стараясь не засматриваться на сладострастный поцелуй этой скоропалительной парочки, миную фейсконтроль, ненадолго задерживаюсь в холле возле зеркала и уже через пару минут окунаюсь с головой в энергичный импульс клубной музыки.
Сегодня я не собираюсь реагировать ни на какие телодвижение из вне, я не хочу обращать внимание на то, что происходит вокруг. Моими партнерами в танцах на эту ночь будут ритмичные треки, сменяющие один другого в режиме нон-стоп, и только!
Эй, придурок! Отвали, я не знакомлюсь!
Я безжалостно отшиваю всех, кто посягнул на мою территорию. А когда оказываюсь одна, вновь закрываю глаза и растворяюсь в толпе под биение пульса очередной композиции.
— Жень, мы поехали! — в какой-то момент в мое притупленное сознание врывается голос Юльки. Я смотрю на часы и не понимаю, как возможно, что уже второй час. — Не забудь! Если что, я ночую у тебя! — кричит она мне на ухо и, чмокнув в щеку, машет на прощание. Ее Олег — светленький, коротко стриженый атлет, в футболке с нашивкой Lacoste — тоже мне улыбается, вполне приветливо.
— Удачи! — я отвожу от него взгляд и посылаю Юльке воздушный поцелуй. И хотя мне не понять подобного поведения, я должна ее поддержать. Ведь именно так поступают подруги?
А когда они скрываются за чужими спинами, я решаю, что еще один-два трека, и тоже поеду домой. Поэтому выхожу в холл и набираю номер такси заранее. После чего отдаюсь во власть самых зажигательных, самых умопомрачительных композиций, какими только бывают последние для тебя на сегодня.
С ноткой грусти я выхожу из дверей клуба на порожки и пару мгновений пытаюсь сориентироваться в темноте слабоосвещенной улицы. Я выискиваю глазами, черную «Mitsubishi Lancer», машину такси, но вместо этого… Черт! Черт! Черт! … вижу его, прилипалу на мотоцикле.
Я пытаюсь собраться и не показать вида, что с какой-то стати разволновалась. Может, он вообще меня не заметит? Но приставала настойчиво сигналит, явно мне, потому что никого в округе больше нет, и рассерженно фырчит своим мотоциклом.
Я попала…
7. Антон
Не думал, что так скоро увижу ее здесь. Признаться, вообще не надеялся. Работы сегодня было выше крыши, задержался до поздней ночи, только подъехал, и вот…
Раскрываются двери, и выходит она. Вся такая куколка в черном топе и в белых обтягивающих брюках. Фигурка, конечно, что надо! А за счет этих своих каблуков она еще стройнее кажется! Но меня привлекает другое. Я и тогда, в прошлую нашу встречу в клубе, в первую очередь оценил не внешние формы, а ее внутренний потенциал, бешеную энергетику, которая так и манит, так и тянет, и только потом уже обратил внимание на пухлые губки и аппетитную попку. А сейчас смотрю на эту рыжую бестию и даже на расстоянии чувствую бушующий в ней пожар.
Ну, привет, Ковбой!
Ухмыляюсь и сигналю ей. Пусть знает, что всегда найдется тот, кто захочет встретить ее и проводить.
Я найду тебя, где бы ты ни была.
Но она, заметив меня, лишь на мгновение теряется от такой случайно-неслучайной встречи. А потом, вопреки всем моим ожиданиям, улыбается и, не сводя с меня дразнящих глаз, медленно спускается по порожкам.
И вот за этот ее изводящий меня взгляд, я готов продать душу дьяволу. Чертовка! Она идет ко мне! И наверняка не для того, чтобы поздороваться или вновь прокатиться до Озерков с ветерком.
Каждый ее шаг увеличивает обороты моего сердца, ладонь сжимает ручку газа так крепко, что мотор вот-вот и разорвет. Она всего лишь в метре от меня. Я изучаю ее хорошенькое личико, и рыжая волна волос, упавшая на лоб с правой стороны, делает ее бесстыжий взгляд еще более дерзким.
Что она со мной делает? Я силюсь, чтобы не соскочить с мотоцикла и, сорвав этот долбанный шлем, не поцеловать ее.
Я твой.
Но, как только я оказываюсь полностью обезоруженным, она легко ускользает от меня. Улыбнувшись еще более притягательно, бесцеремонным жестом показывает средний пальчик — миленький тонкий пальчик с ярким маникюром, — шмыгает в машину, припаркованную рядом, на которой тут же загораются «шашечки», и уходит от меня. Чем заводит еще больше!