Я всматриваюсь сквозь хаотично двигающуюся толпу, пытаюсь поймать направление, обозначенное подругой, и в какой-то момент наконец-то понимаю, о ком она. В тот же миг мое сердце с разбега врезается в грудную клетку.
Вот черт!
— Это тот прилипала! — сообщаю я Юльке и хочу спрятаться за ней.
Но не успеваю.
— Ну что, натанцевалась? — спрашивает он, в два счета сократив расстояние между нами до минимума. — Поехали! — и протягивает мне руку, на которую я смотрю более чем озадаченно.
Упертый баран! И что он о себе возомнил?
Я вспыхиваю:
— С чего ты решил, что я с тобой куда-то поеду?
— Нет? — с показным равнодушием хмыкает он и, не дав возможности осознать происходящее или опомниться, одним простым движением приподнимает меня и заваливает себе на плечо.
Я дергаюсь, ищу поддержку в глазах Юльки, но она — та еще заступница в подобных ситуациях. Наоборот, кажется, ей нравится то, что со мной происходит.
А меня бесит! Бесит! Бесит!
— Ты! Питекантроп! — рычу я и колочу его по широкой, словно скала, спине. — Отпусти меня! Я никуда не поеду! Ты! Животное! Оставь меня в покое! Поставь меня на ноги, придурок! — Но он не реагирует. — Убери свои руки! Ладно, я прошу у тебя прощения… Слышишь? Я извиняюсь! За мороженое, бутылку… за что там еще надо? Только отпусти меня, слышишь? Отпусти! — Но и это бесполезно. — Ты! Мужлан! Обезьяноподобное создание! Придурок! Хам! Грубиян! Ну, пожа-а-алуйста, отпусти…
11. Антон
— Помогите! — показушно надрывается она, когда я проношу ее мимо охраны. — Он псих! Он маньяк! Вызовите полицию!
Но те, на кого она так надеется, прощаются со мной по-приятельски.
И пока рыжая бестия продолжает рассерженно колотить меня своими неугомонными кулачками, я миную двери и готовлюсь максимально аккуратно, чтобы не навернуться, спуститься по порожкам.
— Ты опустишь меня или нет?!
— Нет, — я перехватываю ее поудобнее, чтобы она не брыкалась так активно, и не могу не думать о том месте, на котором теперь лежит моя рука. — И прекрати дергаться.
Она взвизгивает:
— Убери свои лапы!
— Тих-тих-тих-тихо! Если мы долбанемся о ступеньки головами, вряд ли это будет выглядеть романтично.
— Гребаный романтик! — смешно злится она и бьется как рыбка о лед, отчего ее попка соблазнительно напрягается под моей ладонью. — Что ты от меня хочешь?
— Хочу отвезти тебя домой.
— А тебя об этом кто-то просил?!
— Меня не надо об этом просить. Я буду каждый раз отвозить тебя сам. Ты же не хочешь сказать, что снова намерена добираться до Озерков на такси?
— Какое тебе дело?!
Ты моя.
С дорогой поклажей наперевес я дохожу до мотоцикла и ставлю ее на ноги.
— Садись. Вот тот шлем для тебя.
— Да пошел ты! — фыркает она и стремится сбежать от меня.
Но я загораживаю ей путь, и Ковбою вновь приходится сражаться со мной.
— Ты не понял? Отвали! — тараном пробивается она, но, понимая, что все подобные попытки ничтожны, упирается мне в грудь ладонями и принимается пинаться. — Твердолобый баран! Упрямый осел! Пропусти меня! Я с тобой никуда не поеду!
Я быстро обхватываю ее за талию и сажаю на мотоцикл. Она настойчиво отбивается. А потом взвизгивает и, поджав губу, тянется к своей ноге.
— Ч-черт! Каблук… — ударяет со злостью по глушаку. — Проклятый кусок железа!
Я смеюсь:
— А он-то здесь при чем?
— Ты прав, ни при чем! Это ты! Ты! Ты! Ты! — она скидывает босоножки, зажимает пряжки тонкими пальчиками и принимается лупить меня обувью, куда придется. — Животное!
Я прикрываюсь рукой, чтобы не получить сломанным каблуком по лицу.
Но она не делает этого. Она решительно огибает меня, достает из сумочки телефон и собирается сделать звонок, вероятно, в такси.
— Куда ты собралась? — хохотнув, спрашиваю я. — Я же сказал: я отвезу тебя сам.
И резким движением забираю у бестии телефон.
От неожиданности она оборачивается и несколько секунд смотрит мне прямо в глаза. После чего взрывается:
— Да как ты смеешь?! — И прыгает на меня, стараясь отнять то, что по праву принадлежит ей.
Но я успеваю спрятать его в карман. В передний карман своих джинсов.
— Верни телефон! Верни, я тебе говорю! — взвывает она, и я все-таки получаю по голове ее увесистыми босоножками.
— Ты с ума сошла? — отскакиваю я. — Ездишь ночью! Одна! С извращугами-таксистами! Да ты хоть знаешь, кто там работает? — не выдерживаю и вываливаю на нее всю свою искреннюю заботу. — Как тебя вообще родители отпускают?
— Да пошел ты! — в сто тысячный раз посылает меня она и, резко сменив направление, прямо босиком настропаляется в сторону Озерков.
Я смотрю ей вслед, на ее нежные пяточки, стройные ножки с тонкими голыми щиколотками, а потом задерживаюсь взглядом чуть выше. Внутри меня разом что-то переворачивается. Я не хочу ее отпускать. Не хочу, и все!
Я твой.
Я завожу мотоцикл, с лязгом срываюсь с места, нагоняю рыжую бестию на повороте и несколько сотен метров ползу с черепашьей скоростью рядом с ней.
Но она делает вид, что не замечает меня. В то время как я не свожу с нее глаз.
Н-ну, Ковбой!
— Хватит выпендриваться, — не выдерживаю я. — Садись!
На что она демонстративно отворачивается.
Маленькая стервочка!
— Так, хорошо, — я торможу на обочине, позади нее, глушу двигатель, вытаскиваю ключ из замка, соскакиваю с мотоцикла и ставлю его на подножку. — Тогда я пойду с тобой! — догоняю ее, и еще метров двести мы идем рука об руку по опустевшей дороге.
Наверно, я нагло разглядываю ее, потому что, в конце концов, она вдруг толкает меня и останавливается.
— Прекрати! Что ты делаешь?!
Я улыбаюсь:
— Иду с тобой.
— Зачем?!
— Я намерен проводить тебя. Мне не нравится, что такая куколка, как ты, возвращается домой одна! Ночью! И если ты не желаешь ехать со мной, я буду сопровождать тебя пешком.
— Упрямый баран! — хмыкает она. Но на этот раз ее обзывательство звучит без явной злобы.
— Вообще-то, меня зовут Антон.
— Ох, простите-извините, упрямый баран, Антон! — смешно корчится она и, вскользь посмотрев на меня, снова устремляется вперед.
Я кидаю ей вслед:
— Может, проявишь вежливость и тоже представишься? — Догоняю, толкаю в ответ на ее же манеру: — Или тебе нравится, когда я называю тебя Ковбоем? А, Ковбой?
Она, едва ли скрыв улыбку, возмущается:
— Чего ты ко мне прицепился?!
— Когда-нибудь ты заработаешь неприятности на свою обольстительную задницу. А я не хочу, чтобы это случилось.
— По-моему, я их уже заработала! — хмыкает она. — Из-за тебя я оказалась на улице, сломала каблук, лишилась телефона и теперь иду босиком по этому кошмарному асфальту! А ты говоришь мне о каких-то мифических неприятностях! К твоему сведению, я не собиралась ехать в такси одна! Вообще-то, в клубе я была с подругой, мы должны были вместе…
— Да? — смеясь, перебиваю ее я. — И где же твоя подруга? Почему она не выскочила за тобой? Ты и в прошлый раз возвращалась в Озерки одна. Напомню: и в позапрошлый!
— Будь проклят тот день, когда я села на твой мотоцикл!
— Благодари судьбу, что именно я подвернулся тебе под руку!
Она фыркает, хочет сострить что-то в ответ, но неловко оступается и почти падает.
— Вот черт!
Я подхватываю ее под локоть:
— Ну и долго ты будешь выпендриваться?
Она встряхивает волосами:
— Я не выпендриваюсь! — Пристально смотрит на меня, впервые изучая вот так, вдоль и поперек, и в конечном итоге соглашается: — Ладно, поехали.
Не сводя с нее глаз, я снимаю с себя куртку и протягиваю чертовке. Мне хочется самому прикрыть ее оголенные плечики, прикоснуться к нежной коже, согреть дыханием, переместится к губам… Но я довольствуюсь тем, что она мне просто улыбается: берет куртку и ныряет в рукава. Без каких-либо фокусов! И я не могу налюбоваться на нее, дикую рыжую кошечку, которая наконец-то спрятала свои коготки.
Я уже готов нацепить на ее очаровательную головку шлем, но она так долго возится с молнией, что для начала я кидаюсь ей на помощь. И сразу же получаю по рукам.
— Не наглей! — рыкает она, на секунду отрывается от бегунка, пронзает обжигающим взглядом и, хохотнув едва слышно, торжественно справляется с поставленной задачей, лишив меня повода к ней прикоснуться.
— Что? — смеюсь я. — Прости, но я уже трогал тебя за места куда более выдающиеся.
— Тебе приснилось! — хмыкает она. Отнимает у меня шлем, который я прижимаю локтем к боку, и надевает его сама. — Уйми уже свои примитивные фантазии!
Я ухмыляюсь.
Детка, да что ты знаешь о моих фантазиях!
И медленно схожу с ума от ее чумового прикида. В шлеме она такая сексуальная! Как представлю, что руки этой куколки через мгновение вновь сцепятся кольцом у меня на животе, как под ними разгорится пожар, как все мысли разом покинут мою голову… Боюсь, с таким раскладом до Озерков мы можем не добраться.
— Чего телишься? Поехали! — командует она.
Я вставляю ключ в зажигание и веду бровью:
— А обуваться ты не собираешься? Или твои прелестные ножки окажутся прямо на мне?
На что она незамедлительно фыркает:
— Озабоченное животное! — Бросает на асфальт босоножки, наклоняется и принимается наспех обуваться. Сломанный каблук то и дело подрывает ее и без того неустойчивое положение, и Ковбою приходится грациозно балансировать.
А я, пользуясь случаем, жадно пожираю ее глазами.
— Хватит на меня пялиться! — распрямившись, возмущается она.
— Ладно, не буду, — быстро соглашаюсь я.
А сам продолжаю нагло разглядывать ее изящную фигурку, наполовину скрытую курткой неподходящего размера. Но у меня хорошая память и отличное пространственное мышление: в моем воображении рыжая бестия уже без нее.
— Ну что-о? — всерьез психует она, не сумев прочитать мои мысли. — Если я выгляжу, как последняя идиотка — это не смешно! Это твоя куртка! Твой шлем! По твоей милости я лишилась обуви!
Ты моя.
Я улыбаюсь:
— Все нормально, ты прекрасна. — И коротко хохотнув, киваю ей: — Прыгай уже!
Помедлив, она усаживается сзади, и спустя мгновение я всей спиной ощущаю ее тепло. Мне сложно не обращать на это внимания, не оборачиваться, забыть о тесном слиянии наших тел, но я стараюсь держать себя в руках. Дорога. Я должен думать о том, как доставить чертовку в целости и сохранности. Но она, намеренно или нет, на каждом повороте прижимается ко мне так крепко, что хочется выбрать самый длинный и извилистый путь и петлять по нему до рассвета и обратно.
Но мы несемся по прямой опустевшей трассе. Сто сорок снаружи, сто сорок внутри. И уже вдали Озерки, встречают нас вереницей задремавших огней. Мы пересекаем поселок, уходя на крайнюю к лесу улицу, и через минуту оказываемся возле знакомого кирпичного дома в скандинавском стиле, с симпатичным низеньким заборчиком впереди и глухим, высоким, по сторонам.
Я торможу прямо перед калиткой, стараясь как можно меньше напылить. Она ловко спрыгивает с мотоцикла, но забывшись об «аварии», припадает на левую ногу.
— Черт! — фыркает в своей коронной манере, прощается со шлемом и замахивается в меня. — Убила бы!
Я вешаю его на руль:
— А лучше б поцеловала.
— Ну ты и наглец! — со смешком фыркает она, а потом небрежным движением руки избавляется от босоножек. — Отдай телефон для начала!
— А потом?
— А потом посмотрим.
— Хорошо, — я лезу в карман, достаю то, о чем она так волнуется, и протягиваю ей.
Наши взгляды встречаются. Она одергивает руку, будто обжигается, и на цыпочках проскальзывает в калитку.
Маленькая рыжая бестия, сумевшая подсадить меня на крючок!
— Эй, Ковбой! — Я окликаю ее и стучу пальцем по щеке: — А ты ничего не забыла?
Она соблазнительно улыбается:
— Нет. — И проверяя мою реакцию, медленно расстегивает куртку, оголяя сначала одно плечо, затем другое. И делает это так эротично! — Не забыла. Я только переобуюсь… Хочешь, пойдем со мной!
Так, стоп. Я не ослышался?
— Ты приглашаешь меня на чай? — хохотнув, спрашиваю я.
— Если хочешь, можно и на чай, — трясет головой она и вешает куртку на калитку.
Я понимаю, что рыжая бестия что-то задумала. Я уверен, что если я войду в ее двор, меня будут ждать неприятности. Но эти неприятности стоят того, чтобы идти за ней хоть на край света!
Я глушу мотор, вынимаю ключ из зажигания. Медлительной, но твердой походкой направляюсь к ней.
— Ты хотя бы представилась, что ли. Неприлично как-то. Я иду в гости на чай, — веду бровью я, намеренно делая упор на этом слове, — но даже не знаю твоего имени.
— Женя, — загадочно улыбается она. И шустро поднявшись на террасу, приказывает: — Стой тут! Родители могут не спать… — вдруг понижает голос. — Я только переобуюсь и выйду.
— Обманешь — смеюсь я, — мне придется познакомиться с твоими родителями. Я охотно это сделаю, и если понадобится, перебужу весь поселок, Джонни!
Она по достоинству оценивает мои намерения. Потому что снова улыбается, улыбается совершенно искренне — я вижу, как блестят ее глаза в свете соседского фонаря.
— Не обману, не переживай. Только не ходи сюда! Стой там, в тени гаража, — еще раз напоминает она и, скрипнув дверью, проскальзывает внутрь.
Не знаю, что замыслила эта чертовка, но пить со мной чай она уж точно не собирается. Пока не собирается.
Я ухмыляюсь, представляя ее жаркие губки, вкус которых мне не терпится узнать, и решаю отойти в сторону.
Я делаю несколько шагов в противоположном от гаража направлении, осматриваюсь и прохожу дальше. И стоит мне только уйти с газона, как струи разбрызгивателей взрываются многочисленными фонтанами.
Ах, вот оно что!
Перемахнув балюстраду, я затаиваюсь в углу, в темноте.
Мелкая пакостница! Не на того ты напала!
И как только коварная стервочка, легкомысленно поддавшаяся любопытству, появляется на террасе, я хватаю ее на руки и тащу в место «икс», чтобы искупаться.
12. Женя
— Отпусти меня! Не надо! — взвизгиваю я, вновь оказавшись на его плече. Но тут же закусываю язык, представив, что могут подумать разбуженные родители, если увидят свою дочь в подобной позе.
Сейчас ладонь этого нахала лежит там, где еще не лежала ничья чужая рука. А этот кобель только за последний час успел облапать меня дважды!
Да что он себе позволяет?!
Но я не могу орать. Поэтому, продолжая извиваться, вполголоса сыплю на него угрозы:
— Тебе не удастся скинуть меня и самому остаться сухим! Я без боя не сдамся!
И не успев даже толком вцепиться в его футболку, затылком и шеей ощущаю тысячи мелких холодных капель…
Ах ты, гад!
Я дергаюсь, наваливаюсь на него всем весом, стараюсь зарядить ногами хоть куда-нибудь, лишь бы посильнее. Если я вымокну, он тоже должен искупаться! Пусть даже мы оба свалимся на газон!
Но этот непробиваемый ловко перехватывает меня под колени и спину, разворачивается на сто восемьдесят градусов, и теперь я оказываюсь в совершенно невыгодном для себя положении — я сама закрываю его от брызг, которые летят мне прямо в лицо.
— Прекрати! Хватит! — громким шепотом рычу я. И тут же скатываюсь до жалобного писка: — Антон, пожалуйста!
Но он только смеется:
— Что значит «пожалуйста»? Ты же именно для этого пригласила меня к себе. Страстно желала со мной искупаться. Разве нет, Джонни? — и поворачивает меня так, чтобы я наверняка вся вымокла.
— Нет, я не хотела… — захлебываюсь я. — Отпусти! Это же была шутка!
— Шутка? А я думал, это твои эротические фантазии.
— Дурак! Озабоченное животное! Отпусти меня!
— Отпустить? — он делает шаг вперед, прямо к разбрызгивателю, и в ту же секунду нас окатывает с головы до ног.