– Кир, сзади!
Это отмирает Бык и с диким ревом кидается на моего мужа.
Кирилл буквально впечатывает его в какой-то старый механизм, ударив ногой с разворота. Вскоре следом за ним отправляется и Рыба.
Кирилл движется красиво, легко, будто танцует. Я заворожено любуюсь им.
Вазир сначала пытается защищаться, и, первое время, – небезуспешно. Но быстро сдувается – смелый и сильный он только с беззащитными женщинами вроде меня или с жирдяями-неудачниками, как Сергей.
Кирилл вырубает Вазира парой приемов. И вот такой крутой Зверь уже на полу. Кирилл заламывает ему руки и давит коленом в спину, а другой рукой – душит за шею.
– Мразь! Ты у меня землю жрать будешь!
Вазир, нужно отдать ему должное, шипит сквозь зубы и ругается на своем.
Кирилл вскакивает и начинает лупить его ногами. Зло, сосредоточенно, и, судя по тому, как тот всё же взывает от некоторых ударов, попадая куда надо. Кир бьёт молча, стиснув зубы. Лишь иногда роняет:
– За каждую её слезинку, ублюдок! - удар-удар-удар. – За каждый волосок с её головы!
И я испытываю злую радость, наблюдая, как такой крутой ещё недавно бандит, сейчас корчится на полу, делая жалкие попытки прикрыться от методичных ударов Кира.
Так тебе, гад, получай!
Когда Вазир начинает плевать кровью, встав на четвереньки, Медведь сгребает Кирилла и пытается оттащить:
– Ты же его убьёшь! Это уже превышение! Ты и так десяток протоколов на хрен послал!
– Плевать! Пусть хоть под трибунал! – отзывается Кир и бьёт Вазира ногой в живот.
Не знаю, чем заканчивается их диалог, потому что в зал вбегают медики и полиция.
Женщина средних лет обнимает меня за плечи:
– Пойдем, девочка. Дальше они разберутся.
И уводит меня из зала. Я лишь успеваю заметить, как двое медбратьев кидается к Сергею, и ещё бригада – направляется к бандитам: их надо подлатать, чтобы смогли предстать перед судом.
...я осознаю себя окончательно уже сидящей в открытой машине скорой помощи. На плечи мне набросили мягкий плед. Меня колотит так, что зубы выстукивают дробь по краю чашки с успокоительным чаем.
Вокруг мельтешат люди: ОМОН, полиция, врачи и даже пресса. Ещё бы – операция века: банду Зверя разгромили!
Парочка журналистов даже суётся ко мне, но медик, что выводила меня из зала, Анастасия Петровна, становится за меня грудью (а грудь у неё – обширная!), и резко осаждает любопытствующих:
– Совсем совесть потеряли! У человека стресс! Идите отсюда, дайте прийти в себя!
Вижу, как девушка-репортёр сникает, даёт знак оператору убрать камеру.
Но уже скоро они переключаются на куда более интересные события…
Куда-то уводят рыдающего Сергея. Быка и Рыбу, скрученных и избитых, заталкивают в автозак. Вазира проносят мимо
на носилках – Кирилл всё-таки здорово его отделал, но судя по проклятиям, которые он изрыгает, бандит всё-таки жив.
Сам Кирилл подходит сбоку и светло улыбается мне. В его взгляд снова возвращается жизнь. Обнимает, а я склоняю голову ему на плечо. Всё ещё не верится, что всё кончено. Что я – рядом с любимым, и теперь всё будет хорошо.
– Я забираю жену, Анастасия Петровна, – говорит он женщине-медику.
– Нет, Кирилл Владимирович, я вам этого не позволю. Дарина Степановна нуждается в госпитализации и медицинском осмотре.
Мотаю головой:
– Благодарю, но я чувствую себя нормально. Можно мне поехать домой? А завтра утром – прям сразу – к вам на прием?
Делаю жалостливые глаза.
Доктор вздыхает:
– Под вашу ответственность, Кирилл Владимирович! – строго говорит она.
Кирилл кивает, берет меня на руки и уносит в машину – тяжёлую, бронированную, хищную – что стоит неподалеку.
За руль прыгает Лис, и спрашивает Кирилла, который устраивает меня на заднем сиденье:
– Вас куда?
Кирилл прикрывает глаза, прячет лицо у меня в волосах и устало произносит:
– Домой.
И я понимаю, что в последнее дни не слышала слова лучше.
Дома, едва Кирилл заносит меня в прихожую и сажает на тумбочку, я тут же бросаюсь ему на шею и жадно приникаю к губам. А он делает то, что я люблю больше всего, – перехватывает мои запястья и инициативу. И мы целуемся – жадно, голодно, сумасшедше.
Он останавливается первый, тяжело дыша, упирается лбом в мой лоб и бормочет:
– Любимая, не сейчас. Нам обоим нужно привести себя в порядок.
Киваю – он прав, мне действительно хочется смыть с себя всю грязь, чтобы быть чистой, нежной, сладко пахнущей его девочкой.
Кирилл снова поднимает меня на руки и несёт в спальню. Правда, опускает на пороге.
– У меня вся одежда и ботинки в грязи. Приму душ внизу и вернусь.
Целует в глаза и уходит.
А я бросаюсь в ванну. О да – здесь мои любимые гели, шампуни, бальзамы. А главное – мочалка, которой я остервенело тру себя.
Мне хочется смыть всю мерзость последних дней, ощущение чужих похотливых рук на моём теле. Жалко, что нельзя залезть в голову и вымыть воспоминания. Я бы тоже отдраила их до блеска. Но боюсь, всё, что мне осталось – затолкать эту грязь подальше и извлекать на свет, как можно реже.
Я всхлипываю, мне надо выплакаться здесь и сейчас. С Кириллом я хочу только наслаждаться.
Тёплая вода, ароматные гели, осознание того, что я, наконец-то, дома и в безопасности, всё-таки успокаивают меня. Из ванной выхожу, едва ли не напевая. Вымытая, душистая, в своём любимом шелковом халатике я забираюсь в постель и, кажется, отключаюсь...
...просыпаюсь от нежных поцелуев и горячих прикосновений.
Кирилл обнимает меня со спины, целует шею, плечи, спускается всё ниже...
Я прикрываю глаза от удовольствия, от неги, от счастья. Мне так хорошо, что в голове нет ни одной мысли.
Кирилл довольно резко срывает с меня халат, поворачивает к себе лицом и начинает целовать – сначала очень нежно синяк и ранку, потом всё жарче – спускаясь на шею, ключицы...И наконец – прикусывая сосок.
Я всхлипываю, запрокидываю голову, закрываю глаза.
– Моя, только моя, – ревниво шепчет он и добавляет: – Любимая, нежная, сладкая.
– Твоя... Только твоя... – выдыхаю ему в губы, цепляясь за плечи, обвивая ногами бедра, выгибаясь…
Чувствую, как он возбуждён, как твёрд и горяч.
Я хочу его так, что дыхание сбивается.
Я люблю его так, что мир за пределами нашей постели перестаёт существовать.
Есть только я и он…
Мужчина и женщина, созданные друг для друга…
Но ... Мне нужно изжить последний страх, убедиться, что я по-прежнему нужна и желанна.
Зажмуриваюсь и говорю:
– Он трогал меня.
Кирилл замирает, потом берёт за подбородок и заставляет смотреть в глаза.
Когда я тону в его грозовом взгляде, муж произносит хриплым шёпотом:
– Я переломал ему за это пальцы. А ты, – рычит он мне на ухо, – не смей думать о других мужчинах!
И делает всё, чтобы я могла думать только о нем, выстанывать его имя и разлетаться вместе с ним на атомы, чтобы собраться в одно целое «мы».
Сегодня Кирилл не обуздан, немного груб и очень жаден. Мне нравится, когда он вот так слегка отпускает свою тьму, теряет контроль...
И ритм, который он задаёт сегодня, – жесткий, рваный, сумасшедший. На грани боли.
Именно такой, как нужно. Чтобы чувствовать себя его женщиной, его частичкой, его миром…
Принадлежу ему, отдаюсь, растворяюсь…
А он берёт, властвует, клеймит…
Свирепо, бесцеремонно, по-хозяйски.
Заставляя заходиться в крике или захлёбываться стонами…
Мой Кирилл… Мой господин…[1]
Мой драгоценный собственник.
Мой единственный…
Мой...
– Люблю тебя, – выдыхаю на пике.
Он ловит это слово губами, запечатывает собственническим поцелуем, чтобы оно не смело улетать, не смело покидать мои уста.
Поэтому сегодня я до утра буду шептать его своему мужчине.
Сегодня я засну на плече у любимого мужа – счастливая, удовлетворенная, познавшая, как же прекрасно не только позволять любить себя, но и любить самой...
__________________________________
[1] Имя «Кирилл» в перевод с древнегреческого означает «господин», «владыка».
Глава 7
После близости, я лежу на широкой груди мужа и черчу пальцем узоры на гладкой коже.
– Кир… – начинаю я. Мне давно хочется спросить, прояснить, а сейчас – особенно.
– Да… – отзывается он тоном сытого кота. Его ладонь тоже рисует знаки на моей спине.
Мы словно вычерчиваем друг на друге символы принадлежности, признания и клятвы.
– Ты два года сох по мне… – эти слова идут с трудом, потому что мне кажется, я несу какую-то нелепицу.
И Кирилл лишь подтверждает худшие предположения, иронично хмыкая и перебивая:
– Сох?..
– Ну… я не знаю… как сказать точнее… – смущаюсь и пускаю глаза.
Он усмехается – совсем не зло – и целует в волосы:
– Ты определила точно. Жажда тебя была такой сильной, что не знаю, как не высох весь…
– Но почему же ты за два года никак не проявил себя? Господи, да в твоём исполнении мне бы хватило и одного полноценного свидания! Я бы влюбилась по уши!
Он прижимает меня к себе и прячет лицо в волосах. Начинает немного смущённо, в голосе звучит затаённая вина:
– Когда увидел тебя первый раз – в полосе света, в нереальном воздушном платье и ореоле золотых волос, решил, что ты – видение. Но потом расспросил у Марины (двоюродной сестры, вспомнила я, странно, что я её ни разу не видела за эти два года?), и она сказала, что ты – реальна. Из параллели. Потом я навёл справки, узнал, кто твои родители… Но ты тогда была ещё совсем юной, всего семнадцать лет. Я был не вправе вовлекать тебя в какие-либо отношения. Потом ты поступила в колледж, и я хотел, чтобы ты доучилась… Потом – дела, важные миссии… И как-то было совсем не до свиданий, романтики… В общем, постоянно находились причины…
Веду рукой по шелковистым волосам, ерошу их, растрёпываю, принимаю его версию безропотно.
– А потом… После того, как поженились… Чтобы было, если бы я так и не полюбила тебя?
– А ты… – он чуть задыхается, приподнимается на локте, внимательно заглядывает в лицо… – полюбила?..
Мне становится даже обидно – он же сам запечатывал это слово у меня на губах!
Я отворачиваюсь, чувствую, как дрожат губы, а глаза щиплет. Вырываюсь, но меня держат крепко, ещё крепче, чем раньше.
– Думала, отпущу, после таких признаний… – и поцелуи – горячие, нежные, благодарные, по щекам, шее, плечам…
Он, наконец, принимает это знание, свыкается с ним, понимает, что теперь только так.
Расслабляюсь, перестаю дуться, уже сама трусь щекой о его ладонь.
Но бурчу ещё недовольно:
– Тебе придётся с этим жить.
И чувствую, как он улыбается.
Но я сегодня беспощадна, поэтому поворачиваюсь к нему лицом, целую в эту улыбку и продолжаю допрос:
– Так что бы ты сделал, если бы я так и не полюбила?
– Отпустил бы тебя, – просто и прямо отвечает Кирилл, пряча за ресницами печаль.
– Отпустил… – повторяю я, не в силах поверить.
– Да, видеть, как рядом с тобой страдает любимая женщина, невыносимо, – шепчет он, обнимая меня с отчаянной нежностью.
– Но ты ведь говорил, что в нашей семье развод не предусмотрен, – чуть ехидно пеняю я, – и только смерть разлучит нас…
Произношу последнее и холодею. Он бы искал смерти! А при его работе – не исключено, что нашел бы.
Кирилл плотоядно улыбается, нависает надо мной и шепчет на ухо:
– За то теперь ты от меня не избавишься.
И раздвигает мне ноги…
…утром я просыпаюсь от нежных поцелуев и запаха кофе. Несколько секунд оглядываюсь, боясь увидеть комнату в логове бандитов и понять, что прошлая ночь мне приснилась.
Но вместо ужасных бандитских рож вижу красивое лицо любимого. Кирилл смотрит на меня с тревогой, притягивает к себе, целует в уголок рта – туда, где ещё немного побаливает разбитая губа.
– Моей принцессе приснился страшный сон, – не спрашивает – констатирует.
И я охотно соглашаюсь:
– Да, но она уже забыла о нём. Ей куда больше интересен презент, который приготовил принц.
Он ставит передо мной маленький столик, на котором исходит паром ароматный кофе и манят ароматные круасаны.
– Кофе сварил сам, – чуть хвастается Кирилл, явно напрашиваясь на поцелуй.
Целую мужа, смакую кофе.
– Божественно. Но как ты прорвался на кухню Григория Шавовича?
Кирилл улыбается:
– Я умею убеждать.
Тут он прав.
– Ты понежься ещё, – говорит он, после того, как я возвращаю на поднос чашечку, – но помни, что тебе сегодня ещё на обследование к Анастасии Петровне.
– Да, – отзываюсь я, – обязательно буду. Она меня ведь под твою ответственность отпустила.
– Именно, – Кирилл бросает взгляд на часы, – мне нужно спешить, любимая. Сегодня слушания по моему делу.
Я округляю глаза, но потом вспоминаю крик Медведя: «Ты и так десяток протоколов похерил». И понимаю: ради меня такой правильный Кирилл нарушил устав своего подразделения! Я выросла в семье военного, и знаю, что это значит. И мне становится страшно, обнимаю его крепко-крепко и говорю:
– Всё будет хорошо. Я верю.
Он отстраняет меня, ласково целует и, одаривая сияющим взглядом, говорит:
– Конечно, будет, если ты веришь, – и добавляет: – Попрошу Лиса заехать за тобой. И да, у меня есть подарок для тебя.
Протягивает мне коробочку. В ней – новенький айфон.
Улыбаюсь:
– Уже повставлял в него своих следилок?
– Всенепременнейше, – ухмыляется Кирилл. – Самые последние разработки. Некоторые – даже тестовые.
Обнимаю его:
– Вот и хорошо. Теперь я от тебя точно никуда не скроюсь.
– Попробуй только, – чуть отстраняя меня, недобро щурится Кирилл.
Мотаю головой:
– И пробовать не хочу.
Сейчас мне страшно подумать, чтобы было со мной, не вставь он в мой телефон ту программку-«следилку» и не успей я отправить сигнал SOS.
Кирилл целует меня в волосы:
– Мне, конечно, нравится, когда ты – послушная девочка. Но перебарщивать с покорностью не стоит, – он наклоняется к уху, чарует бархатным голосом, – твои коготки на моей спине мне нравятся тоже.
Кирилл целует мне руку и мягко кусает каждый палец.
Отпускает меня и уходит собираться.
Я же сажусь на пуф у туалетного столика, чтобы привести в порядок свои волосы. Двое суток стресса им явно не пошли на пользу – нужно возвращать блеск и шелковистость.
Я успеваю ровно до того момента, как шаги Кирилла раздаются на лестнице.
Открываю дверь, выбегаю на площадку в одном лёгоньком пеньюаре и… замираю, теряя дар речи.
Потому что впервые вижу Кирилла в форме. Я выросла в семье военного. Мужчина в форме для меня – эталон красоты, мужественности, сексуальности.
Кириллу форма невозможно идёт. Чёрный цвет подчёркивает стройность фигуры, погоны – разлёт плеч…
И…
– Ты…ты… – шепчу я, хватаясь за перила. Чувствую, как ноги подкашиваются. Наверное, я бы упала, но Кирилл, как всегда, успевает вовремя – подхватывает, прижимает к себе, смотрит обеспокоенно.
– Что с тобой, Дарушка? – спрашивает взволнованно.
– Ничего, – улыбаюсь и смотрю на него, надеюсь, с такими же звёздами, как мама смотрит на отца, – просто я вот прямо сейчас влюбилась в тебя ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда сильнее.
Он лишь коварно и хищно усмехается, наклоняется к моему уху и шепчет:
– Ну, скажи, скажи, что я подарил тебе новую эротическую фантазию…
Обнимаю его за шею и тоже шепчу на ухо:
– Если ты о той, где ты, одетый по форме, жестко берёшь меня прямо на лестнице, то да…
Глаза Кирилла вспыхивают.
– Рад, что наши фантазии совпадают.
Потом целует меня в губы, но легко, быстро, порывисто прижимает к себе и стремительно уходит…
А я опускаюсь на ступеньку и, глотая слёзы, молю все силы, какие только знаю, чтобы любимого не наказывали чересчур сурово и чтобы он обязательно вернулся ко мне…
– Я буду ждать тебя. Всегда-всегда. А значит, с тобой ничего не случится.