Туше.
– Раз мы друзья, я требую развода!
– Развод – это по другой части.
– А я требую дружеского развода. Чур тапки с пушистыми поросятами мои!
– У меня таких нет.
– У меня тоже, – упираю руки в бока. – Вот как раз и купишь. Вероятно, это будет твой первый в жизни подарок кому-либо. Так что можно без ленточки, упаковки и открытки.
Смеётся. Воронцов смеётся.
– Окей. С тапками давай разберёмся потом. Давай сперва по делу.
– Ну давай. Так что интересного ты там надыбал про свою избранницу?
Перестал смеяться. Теперь его лицо накрыла… брезгливость.
– Что бабы ведомые дуры. Насмотрятся всякой мути, начитаются любовных романчиков и начинают идеализировать. Зарубите уже себе на носу – идеальных парней не существует. Идеальных девушек, кстати, тоже. Вы требуете от нас невозможного, хотя сами едва ли лучше.
Во загнул.
– Как полезно порой что-то почитать, да? – хихикаю я. – Сразу серая жидкость в голове активизируется.
– Ха-ха. Оборжаться прям.
– Ну васчета, да. Или ты что, реально хочешь подискутировать на тему Адама и его проблемного ребра?
– Не буду я дискутировать. Но от списка запросов твоей сеструхи знатно приохренел. Нашлась, блин, принцесса Монако.
– А кто у нас принцесса Монако?
– Да в душе не е*у.
Коротко и лаконично.
– Я-я-ясно, – протяжно тяну. – И что в списке-то?
– Мистер Грей, б***ь. Ни больше, ни меньше ей подавай. Только без красной комнаты. Но можно и с ней, если остальные пункты соблюдены.
– Что за пункты?
– Фильм посмотри.
– Смотрела. Правда меня хватило только на первую часть. Потом желание всечь Анастейше за тупость и блеянье пересилило охоту видеть её голые сиськи.
– Б***ь, она ещё их и поимённо знает, – Глеб смачно хлопает себя по лицу. Замирает на пару секунд, после чего вопросительно подглядывает через растопыренные пальцы. – А чё, прям сиськи-сиськи показывали?
Теперь моя очередь фейспалмить. Кто о чём, называется.
– Слушай, – до меня тут доходит, что нос я уже не зажимаю. И даже ароматов не чувствую. Бедные рецепторы. – Мне очень весело в мужском сортире, но давай к сути проблемы. От меня что надо?
– Я ж сказал, нужен женский взгляд со стороны. Накинь в общих чертах план действий. Что вы, бабы, обычно любите?
– Я скажу, что мы НЕ любим. Перво-наперво, мы, бабы, не любим, когда нас называют бабами. Бабы продаются в магазине для взрослых. Резиновые такие, ты наверняка с ними знаком.
– Не угадала. Предпочитаю живых. Хотя и живые порой те ещё брёвна.
С видом терпеливой мамочки, у которой чадо упорно лезет в лужу в новеньких белых ботиночках, потираю занывшие виски. Как там делается? Указательный палец соединяется с большим и «О-о-о-о-м»…
– Чисто в целях расширить кругозор, – интересуюсь я. – Ты когда-нибудь расценивал девушек не только как объект для секса?
– Само собой. Лет до четырнадцати.
– А потом?
– А потом потерял девственность и жизнь заиграла красками.
Мда. С этим клиентом мне всё понятно. Ведите другого.
– Ладно, испорченный современными нравами Ромео, – вздыхаю я грустно. – Могу для начала наметить фронт работы. Первое, что ты… – не договариваю, потому что меня без предупреждения затаскивают в одну из закрытых кабинок. Уже подумываю над тем, чтобы хорошенько цапнуть его за культяпу, оставив в компанию к первому второй слепок от зубов, но теперь и сама слышу приближающиеся шаги. Скрип. Кто-то зашёл. И не один. Гогочущая компашка. Трындец. Если они меня тут застанут с Воронцовым, потом не отмоешься от позора…
Затаиваюсь мышкой и даже не возмущаюсь, что меня вжали в стенку. Хотя не могу не заметить, места в кабинке более чем предостаточно для двоих, но да бог с ней, с лирикой. Вместо этого какое-то время разглядываю пульсирующую венку на мужской шее, от которой взгляд непроизвольно поднимается выше, нашаривая его губы.
Красивые, пухлые. Чистенькие. Я люблю свои грызть, поэтому они вечно у меня потресканные, а у Глеба идеально гладкие. Розовенькие. Как попка младенца. Что же такого особенного находят в его поцелуях девки, что потом тупеют со сверхзвуковой скоростью? В голове проскакивает шальная мыслишка: может проверить? Ну а чё, типа один раз не водолаз.
Идея держится наносекунды. Пугаюсь самого факта того, что такая дичь родилась в моём сознании и тут же её оттуда выгоняю. Чур меня, чур, чур, чур. Тьфу-тьфу-тьфу. Прости хоспади за думы дурные. Я бы ещё перекрестилась, но неудобно. Меня так прижали, что и нос не почесать.
– Давай, – шевелятся эти самые губы и до меня доходит, что я по-прежнему продолжаю на них пялиться. Но что хуже, Воронцов это прекрасно видит.
– Что давай? – стыдливо сглатываю. Разговариваем шёпотом, пока у писсуаров продолжают ржать кони, выгуливая своих жеребят.
– Поцелуй.
– Лучше плюну тебе в рот.
Встречаемся взглядом и в горле образуется ком. Его глаза потемнели, даже, кажется, затянули поволокой. Чувствую, как у меня от этого внутри покалывает и скручивает в спазме. Аккурат внизу живота… Твою мать. Только этого не хватало.
– А потом поцелуешь?
– Вот прицепился! Не хочу я тебя целовать!
– Хочешь.
Хватит на меня так смотреть!
– Свои больные фантазии оставь при себе. Я лучше знаю, чего хочу.
– Да? А чего сердечко тогда так забилось?
– Будем обсуждать моё сердечко или то, что у кого-то только что встал?
А я это та-а-ак хорошо чувствую…
– Ну, разумеется, встал, – даже бровью не повёл. Непрошибаемый пофигизм. Зато у меня зашкаливающая неловкость. – Это чистая физиология. Ты ж не уродка, чтоб не было никакой реакции.
– Не уродка – это такой синоним «красивая»?
– Если тебе от этого приятней…
Мне никак не приятней. Я просто хочу, чтобы между нами снова соблюдалась дистанция. Метра в три. Нет, лучше в четыре. В идеале все шесть. Тупизна происходящего просто поражает. За стенкой по нужде справляются, а мы тут у не особо стерильного унитаза тискаемся…
Да когда вы там закончите! Сколько можно облегчаться? Вы что, весь кофе из автомата выдули? Памперсы надевайте! Ещё и ржут. Что они там обсуждают? Из-за предательской пульсации в ушах толком не могу разобрать их трёп.
Зато превосходно чувствую, как один за другим сдают боевые посты хрупкие девичьи нервишки, ощущая постороннее горячее дыхание, рисующее след на моей щеке. Крыша тихонько отправляется в дальнее плаванье. Чух-чух паровозик, чух-чух.
Зажмуриваюсь, считая до десяти, но сбиваюсь на «три на резиночке». Начинаю отсчёт заново. Щас же, блин, не выдержу и сделаю сыкунам сюрприз, выскочив из кабинки, как стриптизёрша из тортика. А-а-а! Спасите меня, люди добрые…
Глеб
Вот её плющит. Челюсть стиснута, ноздри раздуваются, кулаки сжаты. Вся обдёргалась. Переминается с ноги на ногу, словно самой по-маленькому надо. Но, сдаётся, это такая реакция не на мочевой пузырь, а на меня. Правда непонятно: от перевозбуждения или отвращения?
Я так точно возбудился. Пускай сколько угодно считает меня озабоченным, но когда об тебя нервно трётся довольно миловидная девушка, сложно концентрироваться на чём-то другом. А тут ещё и комбо: смущённое личико, пылающие щёчки, тяжело вздымающаяся грудь.
Мальвина одевается неброско: футболки и джинсы, чаще вообще спортивки, но привлечь внимание умеет не хуже расфуфыренных кукол. Лишнее подтверждение, что не всегда есть смысл из кожи вон лезть, чтобы запомниться. Некоторым для этого и делать ничего не приходится.
Покровская во всяком случае ничего не делает, а меня так и подмывает сейчас поцеловать её. И по приколу, и потому что… да потому что хочется. Почему нет? Вероятно, мне после влепят пощёчину, но слишком уж соблазнительно она кусает губы. Нельзя ж так! Я, может, тоже хочу их покусать…
Б***ь. Невезуха. Затянул и проморгал вспышку. Её спасает шорох по ту сторону, скрип петель и стихшие голоса. Праша вылетает из кабинки, как чумная. Не могу сдержать смех, слишком уж забавно наблюдать за ней. Ай да я, ай да молодец. Вот что я называю: «вывести из зоны комфорта». Один – один. Будем считать, что это месть за прятки под кроватью.
– Что такое? Завелась? – каверзно интересуюсь я.
– Я тебе кто, машинка с шестерёнками, чтобы заводиться? – шикают на меня, забираясь с ногами на подоконник и открывая форточку, чтобы впустить в нужник свежий воздух.
– Куда полезла, чучундра? Сейчас навернёшься, – хочу благородно придержать её, но в ответ слышу шипение. То шикает, то шипит. Ей гадюки, часом, не родственницы, не?
– А ну лапы подобрал! Пять шагов от меня! ДЕСЯТЬ! – едва не полетев ласточкой вниз гневно взвизгивает она, спрыгивая обратно на пол. Ещё и пятится, будто я возьму и как наброшусь.
– Ух ты, как тебя зацепило-то, – вовремя уворачиваюсь и кусок мыла пролетает аккурат над моей головой, врезаясь в стену. – Перелёт, – тут же спасаюсь от пинка. А у неё хорошая растяжка! Почти достала. – А теперь недолёт. Попробуем ещё раз?
– Да пошёл ты, – вытягивая из пластикового бокса сухие салфетки, рассерженно вытирает мыльные руки Мальвина. – Вернее пошла я, пока ты меня тут не изнасиловал.
Так. Это уже досадно.
– Совсем монстра из меня не делай! Никакого принуждения. Всё исключительно по взаимному согласию. Кого хочешь спроси!
– Ой, завались.
Никто ни у кого ничего спрашивать явно не собирается. Зато собирается реально свалить. Ловлю Покровскую у выхода.
– Стой, ты ж так и не договорила. Что там я должен делать? Ну, с Леркой.
– Точно не мять её в туалете.
– Да не очень-то и хочется, честно говоря. Она мне вообще никогда не нравилась. В данном случае это вынужденная мера.
Ох, как на меня посмотрели. Ох, как посмотрели. Насквозь прожгли синими вспышками. Глаза у неё, конечно, реально охрененные. Можно конкретно залипнуть.
– Бедненький. Силой заставляют на плохую тётю залезть, – язвит Праша, корча моську.
– Не залезть, а охмурить, – напоминаю я.
Секс – это вишенка на торте и, по сути, личная блажь. Типа очивки. Никто ведь не проверит. Поставленная задача звучала предельно чётко – влюбить в себя и бросить. Бросить ярко, громогласно и прилюдно. Жестоко? Да, возможно. Но и Титова особо не заморачивалась с резкими словечками, отшивая меня на днях. Так что теперь это дело принципа.
– Что ж, – Мальвина потеряла терпение. По ней видно. У неё вообще все эмоции на лице написаны, она их совершенно не умеет прятать. – Могу дать только один совет: покупай руководство для чайника. Называется: как красиво ухаживать за девушкой, чтоб она померла от любви.
– Ухаживать?
– Ухаживать, милый, ухаживать. Понимаю, слово в твоём лексиконе новое, непонятное, но придётся его изучить. Цветы, комплименты, свидания, томные взгляды, зазубривание сопливых стихов… всё, как завещали наши предки.
Морщусь, словно разом заныли все зубы.
– Стихи? Издеваешься?
– Нисколько, – сочувствующе хлопает меня по груди. Какая у неё горячая ладошка. Чувствую это даже через футболку. – Запасайся терпением. Девушки, нормальные девушки, а не твои одноразовые глупышки, любят ушами. И любят поступки. Удачи.
Катаюсь по городу, наверное, больше часа. Новенькая Honda VTR 250, взамен безвременно почившему Харлею, лихо мчится по дорогам, изящно обгоняя никуда не спешащие автомобили. Для водителей я очередной самоубийца, но скорость помогает отвлечься и выкинуть из головы малоприятный разговор с отцом.
Он велел, именно велел, отец давно уже не просит, появиться в его офисе, чтобы в очередной раз отчитать меня и напомнить о важности репутации нашей фамилии. Репутации. Ха. Это говорит мне человек, у которого, когда я зашёл, на столе преспокойно сидела с раздвинутыми ногами секретарша. Даже не моргнула при посторонних. Шлюха. Какая уже по счёту я давно сбился. Он их меняет каждый месяц.
Короткий разговор в очередной раз не принёс ничего кроме раздражения. «Помни наше соглашение», «у тебя есть обязанности», «ты обещал подчиняться». Обещал. И миллионы раз пожалел об этом, но в очередную из шумных гулянок (уровень шума определялся количеством полицейских машин и размером штрафа) папаша поставил условие: либо я перестаю портить его предвыборной кампании рейтинг, либо он лишит меня денег. Всех. Всего наследства.
Выбор я сделал, заранее зная, что он неправильный, однако, как бы это иронично не звучало, другого всё равно не было. Я хрен с ним, как-нибудь переживу без его спонсорства, хоть прежде, конечно, и не приходилось, но тогда перестали бы поступать и ежемесячные платежи за… Короче, одним ультиматумом дело них** не ограничилось.
Начались требования и бесконечные претензии. А в какой-то момент мне вообще подсунули Дарину, прочухав, что мы с ней периодически «подбадриваем друг дружку в постели». Тема бесчестия стала отличным рычагом давления. Можно подумать я один «бесчестил» эту кралю. Но куда там, кого это волнует?
«Отличная партия для тебя и стопроцентная поддержка её семьи на голосовании для меня. Откажешься и знаешь, что будет…». Знаю. Договорённость превратилась в чистейшей воды шантаж, с которого теперь, как с иглы, хрен соскочишь. Б***ь. Б***ь, б***ь, б***ь.
Торможу возле кофейни, стаскивая с головы шлем. Лицо приятно холодит тёплым весенним ветром. На улице стемнело, город оживает в предвкушении пятничной движухи, но мне податься некуда. В квартиру, которую мне презентовали на совершеннолетие, но в любой момент могли отобрать, ехать не хочу, там тухло. Позвонить друзьям? Нет их. Завалиться в бар и нажраться? Уже какая-никакая идея, но это на крайний случай.
Оставался ещё, конечно, вариант разгрузиться, перепихнувшись с кем-нибудь, но на это нужен настрой. Пускай по мнению Мальвины ширинка на моих штанах никогда не застегивается, но секс, к сожалению, не всегда помогает отвлечься. Кстати, о Мальвине…
Зубами стаскиваю с руки перчатку без пальцев и достаю из кармана кожаной куртки айфон.
«Ну как там твой секс-марафон?», быстро набираю и отправляю ей.
Ответ приходит быстро.
М: «Никак. Накрылся пластмассовым тазиком в цветочек».
Г: «Что так?»
М: «Кавалер забухал с друзьями».
Г: «Он еба****й?»
Сообщение отправляется раньше, чем понимаю, что конкретно я написал. Ну потому что… Да не знаю почему. Просто если бы выбирал я, бухло оказалось бы в проигрыше.
М: «Не могу знать», приходит не сразу.
С минуту размышляю, прежде чем электронная клавиатура снова оживает.
Г: «Чем занимаешься?»
М: «Тем, что положено делать брошенкам: уповаю на свою ущербность, страдаю и посыпаю голову пеплом»
Начинаю набирать ответ, но так и не дописываю его. Телефон ставится на блокировку и отправляется обратно в карман. Что ж, сама судьба велела. А вот и планы на ночь, очень кстати. Нахлобучиваю шлем обратно и рывком снимаю мотоцикл с подножки. Зверь с рёвом срывается с места, прочерчивая на асфальте чёрную полосу, оглушая прохожих и пугая высунувших нос на улицу кошек.
Требуется около четверти часа, чтобы доехать до нужного дома, обитого бледно-жёлтым сайдингом. Живут они, конечно, не заморачиваясь. Забор хиленький, сетчатый, калитка нараспашку, входная дверь стеклянная. Совсем не боятся? Хотя чего в их райончике боятся? Тут лишних не бывает. Только соседи.
В окнах обоих этажей горит свет. Чувствуя себя вором-домушником, пробираюсь мимо ещё не распустившихся кустов с розами к нужному. У Покровской тоже свет горит и мне хорошо видно, как она танцует с мокрыми волосами в одном нижнем белье.
Фактически в нижнем белье, но не совсем. Это скорее что-то из спортивного: короткий топ и шортики в облипку. Сверху накинута распахнутая клетчатая рубашка, но накинута для вида. Всё равно ничего не прикрывает. И не надо.
Фигурка что надо, этого не отнять. Убеждаюсь в этом окончательно. Всё на месте, есть за что потрогать. Однако не могу не заметить, что и двигается она прилично. Сказал бы, профессионально. Далеко от пьяных плясок, какие устраивают девицы в клубах. Нет, тут прям доведённые до автоматизма движения. Не разбираюсь в стилях, но похоже на хопчик (прим. авт.: танцевальное направление Хип-хоп).