— Я обдолбан, Джо.
— Знаю, — она зарывается носом в его шею. — Никки, всё будет.
Он смеется.
— Ты веришь в меня больше, чем я сам.
Джо мотает головой.
— Я просто всегда буду с тобой.
Никки поворачивает голову и целует её, глубоко проникая языком в её рот; Джо стонет в поцелуй. Она понятия не имеет, кто они друг другу ещё, кроме друзей, но знает, что никогда его не оставит. Никки Сикс ворвался в её жизнь ураганом, чертов бродяга из Сан-Хосе, безумный мечтатель, и она не хочет думать, как сложилась бы её жизнь без него.
Она помнит, как психовал Сикс в том же году, осенью, когда узнал, что она попробовала сходить на свидание с барменом заведения, в котором она работала. Джо не представляет, откуда он узнал, но Сикс прилетает к ней домой в тот же вечер, и, когда Тед — Боже, а Тед ли его вообще звали? — провожает Джо домой, Никки уже торчит там. Он курит, стряхивая пепел на землю, и, кажется, пьян — не в хлам, но достаточно, чтобы натворить глупостей.
— Никки… — Джо смотрит на Сикса и не видит ничего, кроме серых, как грозовые тучи, глаз и презрительно кривящихся губ. — Что ты здесь делаешь?
— Пришел к своей женщине, — он сплевывает на землю, бросает окурок и подходит к ней. Теда он будто не замечает. — С работы идешь?
— Никки…
— Эй, какого черта? — вмешивается Тед, и это становится его большой ошибкой. Никки поворачивается к нему с таким видом, будто с ним вдруг заговорил таракан, и смеряет взглядом. — Ты кто такой?
Сикс морщится, а затем размахивается и коротко бьет Теда в нос. Тот отшатывается, хватаясь за лицо, между пальцев льется кровь. Джо ахает, но Никки отпихивает её к себе за спину.
— Надеюсь, ты уберешь руки от моей девчонки, — предупреждает он. — Иначе я разобью тебе не нос, а яйца. Любишь яичницу?
Джо злится, так злится, что, когда Тед делает ноги, чертов придурок, она бьет Сикса по плечам, по спине, а он хохочет и, ухватив её за талию, забрасывает себе на плечо, тащит внутрь. Соседи, с которыми Джо делит дом, провожают его фигуру глазами, но не вмешиваются и наблюдают, как Джо колотит его по лопаткам кулачками и вопит, чтобы он опустил её на пол, идиот. К Никки они уже все привыкли.
Сикс швыряет её на кровать и придавливает своим весом, перехватывает её запястья. Ведёт носом по шее, целует её губы почти до крови, и Джо наконец прекращает сопротивляться, цепляется пальцами за его волосы. Никки смеется в поцелуй, запуская ладонь под её майку.
— Тебе не нужен этот придурок, — он кусает Джо за мочку уха, — зачем он тебе?
— Я не твоя девчонка, Никки, — Джо знает, что её слова расходятся с делом, когда она тащит с его плеч куртку, когда тянется к ширинке на его джинсах и вжикает молнией. — Я твой друг… черт, — она ахает; Никки языком проводит по её ключице. — Никки!
— Только я, Джо, — шепчет Сикс, утыкается лбом в её шею. — Только я.
1981
Девчонка Винса Нила, — Джо уже забыла её имя, хотя она представилась, — сидит на диванчике, как королева, будто она купила и чертов дом, и всю группу сразу. Томми и Никки переглядываются, глядя на пиздливую блондинку, но у них тут первая совместная репетиция с Винсом, и спугнуть подходящего вокалиста они не хотят. Джо забрасывает в рот чипсину и хрустит ей, пока Нил разбирается в тексте, но забывает о еде, когда Мик берет первые аккорды, Томми вступает барабанной партией. Подключается Никки, а голос Винса пробирает до самых костей.
— Стоп, стоп, стоп! Эта музыка для тебя слишком тяжелая, зая-я-я, — возмущается калифорнийская штучка, размахивая руками, и Джо фыркает: что бы эта шлюха понимала в музыке?
— Ну, спасибо, — хмыкает Винс, и не очень-то понятно, согласен он с ней или нет. С ним вообще пока не очень-то понятно, кроме того, что он подходит группе по типажу и всей его манере вести себя, как лос-анджелесский принц.
Блондинку хочется заткнуть, но Джо лишь вытягивает ноги, ловит взгляд Никки. Сикс недоволен, однако вокалист им нужен, и если ради этого придется терпеть его девчонку на дорогущей алой машине, то…
Марс и Томми предлагают сыграть песню в другой тональности — не то чтобы хотели подстраиваться под бабу, но сами слышали, что первоначальный вариант высоковат для Нила.
— Если ты занизишь вот здесь… — Никки указывает Винсу на от руки набросанный текст, — то вполне может получиться. И заткни свою телку, — фыркает он, явно не удержавшись, и его серые глаза вспыхивают знакомым Джо весельем.
Она хихикает в кулак. Никки подмигивает ей.
— Да пошел ты! — взрывается блондинка. — Он не может указывать мне, что делать, я сама себе хозяйка! — последние слова тонут в гитарных риффах Марса, заглушаются барабанами Томми. Никки встряхивает головой и вступает на своем басу, и, черт, когда Винс начинает петь, в комнате что-то меняется.
Джо чувствует эту магию, искрами взрывающуюся в воздухе, её бросает то в жар, то в холод, и мурашки бегут по спине. Даже эта богатенькая идиотка затыкается, пораженно глядя на то, как перед её глазами рождается легенда.
— Охренеть… — произносит она, и тут Джо с ней даже согласна.
Охренеть.
После того, как Винс, теперь ставший вокалистом группы, сваливает, Томми и Мик идут за пивом, чтобы отметить какую-никакую, а определенность, и Джо остается с Никки. Он отключает бас, убирает его в кофр — это всё ещё тот бас, который он в шестнадцать лет украл в магазине. Джо утыкается лбом ему между лопаток.
— Вы станете легендой… — она смыкает руки у него на животе.
— Очень надеюсь, — по его тону слышно, что он улыбается. Развернувшись, Никки подхватывает Джо, заставляя ногами обхватить его за талию, падает вместе с ней на диван. — Верь в меня, Джо, верь мне, верь в нас, — бормочет он, его дыхание пахнет виски, к которому он прикладывался на протяжении репетиции, а его губы сухие и теплые, прижимаются к её шее. — Просто верь…
Джо путается пальцами в его волосах, её размазывает от удушающей нежности, от любви, которая за эти два года с каждым днём только растет, и она прячет в шкатулку своих воспоминаний запах Никки, обнимающего её, его прикосновения, его слова, потому что таких минут у неё было не так много.
Они друзья, все знают об этом, но ещё Никки — её единственная любовь, как бы Джо ни пыталась завести отношения с другими парнями. Одного Сикс спустил с лестницы недели три назад, наподдав ещё следом так, что бедный Крис летел по ступенькам чуть ли не головой вниз. И это все тоже знают.
— Фу! — объявляет Томми, распахнув дверь ногой, руки-то у него пивом заняты. — Найдите себе койку!
1983
И Mötley Crüe прорываются. Разносят музыкальную сцену Лос-Анджелеса гребаным смерчем, громят к чертям всю Калифорнию и всю страну, а Никки заодно умудряется разбить и сердце Джо. Телки вешаются на него пачками, а он и не возражает, совсем. Ему нравится трахать их в гримерке или в отеле, нюхать кокаин с их задниц или с животов, а Джо продолжает работать, потому что ничего другого ей не остается. Никки она не видит месяцами, пока он таскается по стране и по миру — тур по Штатам, тур по Японии, тур хрен-пойми-где. Он — птица высокого полёта; Джо закусывает губы, наблюдая их клипы по MTV, Джо мечтает вернуться в полуподвальную комнатку и просто любить его. И она всё ещё любит, хотя знает, что Никки теперь алкоголь и наркотики дороже жизни.
Но, каким-то магическим образом, он всегда прознает, если она делает попытку жить дальше, и находит её. Однажды Джо просто идет на свидание в кино — парень-то хороший, даже не музыкант, просто иногда заглядывает в их бар пропустить по стаканчику, — а потом они заходят поужинать в кафе.
Никки объявляется через полчаса.
— Джо, — он падает рядом, обхватывает её за плечи. — Я тебя забираю.
Билл щурится, глядя на живую рок-звезду, образовавшуюся на орбите.
— Ты же тот накрашенный парень из телека? — хмыкает он. — Про Дьявола поёте.
Глаза у Сикса загораются очень недобрым огнем. Верхняя губа его дергается, пальцы сжимаются на плече у Джо, а она даже не находит сил, чтобы вывернуться, и мысленно прощается с только зарождающимися отношениями с Биллом. Она хорошо знает, чем закончится вечер.
Никки уже обдолбан, это видно.
— Про Дьявола тебе священники поют, — он говорит негромко, но зло, и даже музыка, играющая в кафе, его тон не скрывает. — Пошел вон.
— Джо, — Билл поворачивается к ней. — Ты знакома с этим клоуном?
Никки подлетает, как чертова русская ракета, о которых твердят в новостях. Хватает Билла за рубашку. Тот оказывается не лыком шит, бьет Сикса в переносицу лбом, но Никки, несмотря на наркотики, гуляющие в крови, успевает уклониться, и лоб Билла прилетает ему под глаз.
Джо вскакивает.
Сикс свирепеет, коленом ударяет Билла по яйцам, а тот, оседая, тянет Никки за собой. Они катаются по полу; Джо подбегает к ним, но разнять Никки с кем-то, с кем он решил подраться, нет никаких шансов. Как дворовый приблудный кот, он вцепляется раз и навсегда, и треплет, пока противник не начинает молить о пощаде.
Их разнимает охрана кафешки. У Билла кровоточит нос, у Никки под глазом стремительно наливается синяк.
— Долбаный кретин, — шипит Сикс, как рассерженный кот. — Мне завтра на фотосессию!
Джо понимает, что ей бы кинуться к Биллу, он ведь вроде как её парень — наверное, — но она обхватывает Никки, тянет его назад, лицом утыкается в его плечо, выше ведь не дотягивается, и обнимает, обнимает, чувствуя, как её жизнь снова летит к собачьим чертям.
Она никогда не избавится от Никки Сикса.
1985
Раззла больше нет. Раззл умер, погиб, а Винс в клинике, и, возможно, отправится в тюрьму, а Сиксу плевать. Под утро он вваливается к Джо в квартиру, и с него слетает лоск короля мира, с которым он таскается по Лос-Анджелесу в компании Hanoi Rocks, они занюхивают кокаин и открывают для себя героин, а Джо больно, больно, больно. Больно, когда Никки утыкается головой в её колени и просто спит, развалившись на полу. Больно видеть его пустые глаза, больно знать, что он больше не может играть и сочинять. Он разбивает свою бас-гитару об пол, когда в редкую минуту трезвости понимает, что написал он полное дерьмо. Джо сжимает его в объятиях так крепко, как только может, а потом Никки снова её оставляет.
В день, когда Винс возвращается из клиники, Джо сидит в студии, забравшись с ногами на диван, и едва удерживает себя, чтобы сходу не обнять Нила: он выглядит разбитым, растоптанным и очень несчастным. Но Никки смотрит на него так, будто в дверях студии появилась его бывшая жена; Томми отводит взгляд, а Марс просто молчит, и это так тяжело, так чертовски тяжело, что Джо не выдерживает и уходит курить. Она давится горьким дымом, стоя на балконе, а на плечах у неё, будто у Атланта, лежит весь мир.
Никки обнимает её сзади, кладет на плечо подбородок.
— Лучше бы он не возвращался.
Джо не согласна — и не только потому, что Винс её друг. Она тушит сигарету в пепельнице и поворачивает голову, чтобы встретиться взглядом с Сиксом. Для разнообразия, сегодня он не обдолбан, однако точно пьян. Как и последние годы. У него теперь достаточно денег, чтобы погрязать в этом дерьме глубже и глубже, а Джо плачет ночами, не зная, как вытащить его из этой дряни. Ей бы уйти от него, но Джо — его друг, Джо всегда была с ним и всегда будет, как и обещала когда-то. Это, к черту, было так давно…
От «Home Sweet Home» у неё сжимается сердце. Несмотря на пьянки и наркоту, Никки смог написать что-то… особенное, и мягкая мелодия, начинающаяся с клавишных, возвращает Джо в дни, когда Сикс ночевал в её полуподвальчике и рассказывал о своих мечтах; когда они занимались — любовью, сексом? — и он щекотал её, заставляя бить голыми пятками по постели, а потом снова тянул к себе и целовал. Они и тогда не встречались, но всё равно их, наверное, считали парой, или друзьями с привилегиями, какая разница? Им было хорошо вместе, даже если на двоих у них был один сендвич и одна бутылка дешевого алкоголя.
Ей безрассудно кажется, что песня эта — о ней, и тяжесть, сжимающая грудь, ненадолго отпускает, сменяясь нежностью. Хочется броситься Сиксу на шею, но группа не поймет. Зато они все понимают, что Никки написал что-то настоящее, что-то шедевральное, и это на пару минут их всех объединяет. Они будто становятся теми бродягами без гроша в кармане, ищущими свой дом, и это ощущение витает в воздухе, Джо может ощущать его всей кожей.
На миг Никки встречается с ней взглядом и ухмыляется, подмигивает, как раньше.
— Моя Джо, — двигаются его губы почти беззвучно.
После сессии — они умудряются записать два дубля для песни, но остаются дико ими недовольны, и Винс уходит, шарахнув об косяк дверью, — Никки садится у ног Джо, как и раньше, и откидывается затылком ей на колени.
— К черту бы это всё, — бормочет он, — я хочу вернуться в те годы, когда мы все были гребаными бродягами без гроша, и штаны Нилу покупала его тёлка…
И Раззл был жив. И всего этого не было. Он не говорит об этом, но и так ясно.
Джо ерошит его волосы. Губы Никки трогает слабая улыбка.
— Я по утрам одеваться сам не могу, — признается он. — В штаны ногами не попадаю. И завтра я снова буду объебан.
Джо это знает. Она наклоняется и утыкается носом в его макушку.
— Я знаю, — отвечает она. — И я буду рядом с тобой.
Джо отпивает виски снова и думает: она и была. Все эти годы была рядом с ним, даже когда после нескольких передозировок он попал в рехаб. Да они все там были, вся группа, кроме Мика — этот вылечился от своих зависимостей самостоятельно; он и бухал-то куда больше, чем принимал наркоту. Джо приходит к Сиксу каждый раз, когда у неё свободный день, и он жалуется, что его ломает, корежит и тошнит, что всё тело выкручивает, как в мясорубке, и он бросается на стены, царапает двери, собственные руки, кричит и воет, но врачи непреклонны. Джо обнимает его и шепчет, что всё будет хорошо, хотя её сердце обливается за него кровью. Она в него верит, как всегда верила.
А потом Никки выбирается из клиники и встречает её.
Брэнди мать её Брандт.
Ей двадцать один, она уже становилась моделью месяца в Плейбое, и у Никки при встрече с ней капитально крыша едет. Джо больно, очень больно, и она вяло удивляется, что у неё в копне черных волос ещё не появились седые пряди. Никки добивается Брэнди, которая вовсе не уверена ни в себе, ни в нём, таскает её на репетиции, а Томми, Винс и Мик отмалчиваются, хотя знают, что Джо это как лезвием по живому. В конце концов, она прекращает приходить к ним, и вряд ли кто-то её винит.
Кроме Никки.
Он зол, обижен и периодически ищет с ней встречи, но Джо с мясом пытается вырвать его из сердца. Подушка не просыхает от слёз, она чувствует себя пятнадцатилетней школьницей, расставшейся со своей первой любовью, и, кто знает, может быть, такая она в свои двадцать с приличным «хвостиком» и есть. Может быть, она просто не выросла. Может быть, она принимать и строить настоящие отношения не умеет, и дорога ей только в Ад, через который они с Никки десять лет проходили. Может быть, она просто не заслуживает… его? Любви? Отношений? Счастья?
А потом — приглашение, и хочется то ли вены себе вскрыть, то ли Сикса вскрыть сразу, как русалочка в детской сказке. Чтоб раз и навсегда. И, естественно, она не собиралась идти, Никки хоть обосраться мог. Они были друзьями, но ещё и любовниками, и Джо любила его и любит, и она не хочет, Господи, она не хочет смотреть, как он женится на другой.
Джо пьет, и постепенно воспоминания подергиваются дымкой, путаются в голове. Её мутит так, что ей кажется, она готова выблевать собственный желудок прямо на пол. Голова кружится, вместе с ней кружится и комната, как на аттракционе, а в груди спирает дыхание.
Бутылка виски катится по полу, ударяется в стену. Шатаясь, Джо поднимается, чтобы добраться до ванной.
Её накрывает блэкаутом. Джо падает, падает, падает в бездну и с готовностью ныряет во тьму, потому что она несёт с собой освобождение.
…Писк. Мерзкий, отвратительный писк.
Джо открывает глаза.
Она лежит на кровати, но не дома, и белый потолок слишком высок для её небольшой съемной студии. Пошевелить руками трудно. Скосив глаза, Джо замечает капельницу, воткнутую в её правую руку.